А.И. Никитский
ОЧЕРКИ ИЗ ЖИЗНИ ВЕЛИКОГО НОВГОРОДА (1)
II
Святой великий Иван на Опоках
Интересы торговли и промышленности не только оказывали своё влияние на устройство западных городов, но отражались отчасти и на строе городов русских, главным образом на Великом Новгороде. Здесь, как и на Западе, мы встречаем как купеческие товарищества, так если и не указания на цехи, то, по крайней мере, на ассоциации ремесленников. К числу таких городских корпораций относились в Новгороде сотни и ряды; и если первоначальное отличие их друг от друга и не совсем ясно, тем не менее, под рядами разумелись по преимуществу торговые, купеческие товарищества (2); сотни же, следовательно, обнимали остальное городское население – мелких промышленников и ремесленников; и если в древности говорилось о сотне, как о купеческой ассоциации, то для определения её прибавлялся эпитет «купеческая» (3).
Купеческие товарищества относились частью к предмету и месту торговли (таковы, например, товарищества, ряды вощников, мясников), частью же, вероятно, и к одному месту (например, Великий ряд) (4). Относительно значения, которым пользовались сотни и ряды в общей жизни Великого Новгорода, нужно заметить, что они были простым подражанием родовым учреждениям, подражанием, выдвигавшим на первый план демократическую сторону рода, подобно тому, как та же сторона занимала первое место и в германских цехах; ибо одну из существенных черт подобных товариществ вообще составляет взаимное вспомоществование входящих в них членов.
Взаимное вспомоществование Новгородских сотен и рядов выражалось, прежде всего, быть может, в круговой уплате дикой виры, падавшей на товарищество тогда, когда убийца скрывался, или же когда товарищество добровольно принимало на себя обязанность вспомоществования, хотя бы убийца был и на лицо (5).
Затем вспомоществование выражалось во взаимном ходатайстве членов товарищества перед судом. Подобно тому, как в древней Германии, где «народное собрание было большим судом, а суд малым народным собранием» (6), подсудимый являлся в суд не один, а в сопровождении своих родственников, друзей и соседей (7); подобно тому, как в западной городской жизни тяжущиеся стороны были сопровождаемы на суд своими собратьями; точно также и на Руси первоначально являлись на суд вместе с подсудимым его соседи или товарищи по занятию, по сотни или ряду. С течением времени, вследствие развития судоустройства, это явление сделалось не нормальным и получило бранное имя «наводки»; как на Западе, так и на Руси обнаружилось стремление к уничтожению его.
Во Пскове оно было действительно уничтожено (8), а в Новгороде ограничено двумя пособниками от сотни или ряда, пособниками, которые назывались «ятцами» и платили «заклад», пеню, если во время их пособничества случалась наводка (9): боярин – 50 рублей, житий – 20 и молодший человек – 10 рублей (10).
Далее, общение в этих товариществах простиралось и на подчинение в незначительных, вероятно, делах, суду собственного выборного начальника, который назывался в сотнях сотским, в рядах во Пскове – купецким старостою, в Новгороде сверх того рядовичем (11). До тех пор, пока народный элемент в Новгороде ещё не получил полной организации, сотские пользовались большим значением не только в своей собственной сфере, но даже и в политических делах как Пскова, так и Новгорода (12). Но с учреждением в последнем торгового суда в начале XII столетия, сотские падают в городском элементе; с развитием в XIII веке Новгородского совета, они теряют своё политическое значение; с усилением Московских князей, они лишаются даже и принадлежавшей им в сотнях судебной деятельности (13).
В заключение нужно заметить, что значение сотен и рядов было вместе с тем и тягловым, хотя подробности сотенного тягла и не совсем ясны. Оно обнимало обязанности населения, подведомственного сотням и рядам, участвовать, во-первых, в постройке городских мостов и мощении улиц (14), во-вторых, в выставлении нарядчиков в тех случаях, когда пригоном с волостей производилась постройка городских укреплений (15); в-третьих, в несении, может быть, повозной повинности в пределах города (16); в-четвёртых, если не говорить о постоянном участии купцов и молодших людей в военных предприятиях, деление по сотням, преимущественно купцы, принимало на себя инициативу и снаряжение отрядов в том случае, когда бояре расходились в чем-либо с остальным населением; в таких обстоятельствах штраф, наложенный на бояр, обыкновенно или давался купцам на экипировку себя для похода (17), или же распределялся вообще по сотням, то-есть, на всё городское население в тесном смысле (18).
Но по самому характеру своих занятий Новгородское купечество не могло ограничиваться одними пределами города; Новгородские купцы встречаются и в значительнейших пригородах Новгородских, где они, точно так же, как и в самом городе, образовали корпорации, или по крайней мере, сплачивались в отдельные от пригорожан общества и воздвигали для себя патрональные церкви: известны товарищества Новгородских купцов в Русе при церкви свв. Бориса и Глеба, в Торжке при церкви Спаса Преображения, в Заволочье (19); они даже рассеянно жили по всей Новгородской земле и занимались там разною торговлею. Но это распространение Новгородских купцов по области вызвало новые определения относительно их нового положения.
Установилось правило, по которому Новгородский купец, где бы он ни жил, тянул тягло только чрез ту городскую сотню, в которой он быль записан: принцип местожительства соблюдался в Новгородской жизни строго, как в тягловых, так и судебных делах (20). С одной стороны, на купцов не распространялись ни чрезвычайные налоги, падавшие на ту местность, в которой купцы временно жили (21), ни обыкновенные повинности, как например, повозная, состоявшая в обязанности поставлять подводы для городских чиновников, когда они являлись в какой-либо местности. Исключение составлял только тот случай, когда являлась потребность дать, городу знать о появлении неприятеля. Вообще, в древнерусской жизни появление в пределах страны неприятеля прерывало обыкновенное течение дел: суд для лиц обязанных явиться на войну, останавливался, и на многих налагались тягости, которых они в мирное время не несли; так и в данном случае, купцы должны были поставлять в военное время подводы (22).
С другой же стороны, сообразно с этим принципом, проезжий княжеский суд не распространялся в волости на пребывавших там купцов, с тем разве только исключением, когда они сами добровольно подчинялись этому суду (23); затем купцы не были обязаны платить дикую виру вместе с населением того места, в котором они обитали (24).
Если принять во внимание этот принцип местожительства, то станет понятным и деление пригородных купцов на Новгородских и местных, как это мы видим на Заволочье, где различались купцы Новгородские и Заволочские: Новгородскими купцами были те, которые несли повинности в самом городе, в сотнях, Заволочскими же – те, которые приписаны были к Заволочью.
В таком или приблизительно таком положении находилось купечество, когда, с началом XII столетия, Великий Новгород подвёргся коренному перевороту в своём быте. Развитие Новгородской свободы, выразившееся в приобретении права избрания как князей, так и посадников, равно как и в перенесении княжеского местопребывания из самого города на Городище, не могло не отразиться и на организации купечества, которое в таком торговом городе, каков был Великий Новгород, естественно, было одним из влиятельнейших элементов. И подобно тому, как центром княжеской деятельности стало Городище, а деятельности посадника – владычный двор; так точно центром деятельности торговой сделалась Торговая сторона, именно церковь «святаго великаго Ивана на Опоках или на Петрятине дворище».
Постройка храма святого великого Ивана впервые была начата в 1127 году Новгородским князем Всеволодом-Гавриилом, а окончена в 1130 г. (25); церковь была снабжена ценными по тому времени храмовыми принадлежностями и причислена к разряду соборов (26). На поддержание храма шли в его казну обыкновенные церковные доходы с буевища, то-есть, с кладбища, за право погребения на нём (27), но в дальнейших средствах своих святой великий Иван представляет уже значительные особенности.
Обыкновенным в древности средством содержания церквей и их причта служили пожертвованные в храм земли; на содержание же святого великого Ивана и его духовенства была определена руга, то-есть, известный денежный оклад (28). Этот оклад образовался из «весу вощанаго», пошлины за провес воску, которая в Новгороде вполне шла в храм Предтечи, а в Торжке делилась пополам со Спасскою Торжковской церковью.
Из получаемой этим путем суммы часть шла на содержание причта: священники получали по 8 гривен, диакон 4 гривны, дьяк равно как и сторожа по 3 гривны; остальная же часть, за вычетом 25 гривен на ежегодный храмовой праздник, 25 гривен на ежегодный взнос князю и нескольких гривен на дары, бывшие во время праздника, была назначена на поддержание самого храма (29), о чём должны были заботиться особые, избранные из купечества старосты, равно как и купцы, доводя до сведения владыки или князя (30).
Такая щедрая обстановка храма, какой не представляет ни одна другая Новгородская церковь этого времени, за исключением разве только Софийского собора, находившаяся в несколько подобном положении, свидетельствует не об одном только благочестии Новгородцев, но вместе с тем и о том, что храм св. великого Ивана получал, кроме религиозного, и другое, мирское назначение. Подобно тому, как храмы и дворы их служили в древности местом хранения частных имуществ, так точно к ним примыкали и разные правительственные учреждения.
Так, при церкви св. великого Ивана была основана Новгородская купеческая гильдия, и с тех пор, как она была учреждена, уже не каждое лицо, занимавшееся торговлею, промыслом, стало причисляться к разряду настоящих, или на старом языки, пошлых купцов, а только то, которое сделало единовременный взнос в гильдию в 50 гривен серебра, половина коих шла в храмовую казну и доставляла последней новый источник доходов (31). Человек, внёсший в гильдию 50 гривен, делался пошлым купцом не только лично, но и потомственно (32).
Таким образом, в состав гильдии входили два разряда купцов пошлых: один из них состоял из лиц, внёсших вклад самолично, другой же – из лиц, принадлежавших к гильдии по происхождению, и весьма вероятно, что этот-то последний разряд и назывался купетскими детьми, kinder der koplude (33). Весьма вероятно также, что пошлые купцы вообще в летописях, не отличающихся особенною определенностью языка, называются вящщими, старейшими, добрыми (34).
С достигнутого нами пункта мы можем составить себе некоторое представление о значении сословий в Великом Новгороде, а, следовательно, mutatis mutandis, и на Руси вообще.
Господствующая в науки теория согласно утверждает, что древняя Русь не знала сословий; что в княжескую эпоху всё население Руси представляло однообразную массу, разные слои которой отличались один от другого достоинством, а не правами; что тогда не было различий по занятиям, ибо от князя и до последнего свободного всякий мог быть воином, иметь поземельную собственность, заниматься торговлей и промыслами; что различная удача в жизни создала целую лестницу относительных различий одного и того же разряда людей, лестницу, ступени которой не были замкнуты, так как по мере улучшения фактической обстановки, человек сам собою поднимался на следующую ступень; что различия слоёв, как фактические, не были наследственны, но, в силу естественной близости детей к отцам, достоинство родителей распространялось и на детей, что и объясняет нам происхождение детей боярских (35).
Относительно первого аргумента против существования сословий в древней Руси нужно заметить, что последняя действительно не знала сословной замкнутости: в то время мы встречаем бояр в числе купецких старость (36), житьих людей в разряде землевладельцев (37), детей священников в отделе бояр, купцов и черных людей (38); что каждый человек, по мере улучшения фактической обстановки, действительно, поднимался на следующую ступень, однако не сам собою: для поступления, например, в разряд пошлых купцов требовалось соблюдение известных условий, внесения 50 гривен серебра.
Но оставляя в стороне излишние подробности, мы должны коротко и ясно заметить, что отсутствие замкнутости свидетельствует не о том, что сословий в древности не было, а о том, что между сословиями не было резких, не переходимых границ. Сословие только тогда перестаёт быть сословием, когда оно не имеет никаких прав, преимуществ, и так как преимущество по существу своему наследственно, то-есть, ipso jure переходит на потомков, то когда сословие вместе с тем чуждо и наследственности.
Но мы уже раньше показали, что купечество в Великом Новгороде было наследственным сословием; что внесение 50 гривен в Новгородскую гильдию делало каждое лицо пошлым купцом не только лично, но и потомственно; что звание купецких детей не прио6реталось первыми от родителей, вследствие их естественной близости с последними, а было чисто юридическим отношением.
Но наследственность была бы пустою и бессодержательною, если бы она не связывалась с известными правами и преимуществами. В последних также не было недостатка в Великом Новгороде.
В качестве житьих людей, купцы уже обладали там одним важным правом, которое выделило их из «однообразной» массы граждан и создавало из них особенное целое. В древности вообще значение частного свидетельства мерилось не характером самого свидетельств и не нравственными качествами свидетеля, а его социальным положением, прочностью его имущественных отношений. Поэтому право посредничества на суде в Новгороде, как и в Любеке, принадлежало не каждому гражданину, а только избранным, в Новгороде боярам и житьним людям, следовательно, и купцам (39); то же должно сказать и о видоизменении этого суда, введенном впоследствии.
Затем купцы, как члены Новгородской гильдии, получали новые преимущества, к числу которых относились, главным образом, право старощения, право быть избираемыми в купецкие старосты (40), к разъяснению значения которых мы и перейдём.
С основанием в Великом Новгороде купеческой гильдии при св. великом Иване, явилась возможность сосредоточить там всю торговую администрацию. С этой целью и была учреждена при церкви особая комиссия, которая числом членов напоминает существовавшую до недавнего времени шестигласную думу: она состояла от купцов и тысяцкого от чёрных людей, двух старост от купцов и тысяцкого от чёрных людей (41); последний, как можно предполагать, был главным лицом этой думы или председателем, и таким образом, играл в жизни Великого Новгорода в своём роде роль городского головы: за такое предложение говорит, по крайней мере, то, что каждое лицо, при поступлении своём в гильдию, должно было давать тысяцкому кусок Ипского сукна (42).
Нет ничего странного в том, что тысяцкий являлся председателем городской распорядительной думы. Как известно, Новгород, кроме улиц, делился ещё на сотни (43), которые, вместе взятые, составляли тысячу; только при этом никак не нужно опускать из виду того, что обе единицы, как сотня, как и тысяча, представляют только идеальные величины, подобные римским куриям и трибам: как в сотнях не было непременно ста человек, так и в тысяче не было непременно десяти сотен. Тысяча же естественно есть округ действия тысяцкого, а так как в тысяче, то-есть, в сотнях, были записаны купцы, то и понятно, что начальник сотен был вместе с тем и председателем торговой думы.
Также нет ничего странного и в том, что в городской думе представителем чёрных людей был тысяцкий. Если мы вспомним, что товарищества в Великом Новгороде были двух родов – ряды, которые обнимали собственно купцов, и просто сотни, заключавшие в себе остальное, собственно городское население, и если сопоставим с этим подразделением позднейшее (Московское) деление сотен на гостиные, суконные и т. п., с одной стороны, и на чёрные, с другой (44), то мы легко поймём тогда, в каком смысле тысяцкий был представителем чёрных людей в распорядительной думе, а вместе с тем получим некоторое понятие и о том, как вообще следует смотреть на чёрных людей.
Дальнейшее положение представит и другие соображения в пользу высказанного в настоящее время мнения.
К сожалению, круг деятельности торговой думы малоизвестен, особенно в административном отношении. Известно, что она вообще заведовала всеми торговыми делами. В частности же мы знаем только деятельность её относительно торговли воском. Взвешивание продаваемого воску совершалось в притворе храма, или по позднейшим известиям, под храмом св. великого Ивана (45) и сопровождалось пошлиною, называвшеюся вощаным весом; величина этой пошлины сообразовалась с происхождением купца: Новгородский купец, естественно, платил меньше всех, именно 6 мордок от вощаного берковца; Новоторжский от того же количества – полторы гривны, Смоленский и Полоцкий – по две гривны кун, Низовский же от двух берковцев – полгривны серебра и гривенку перцу (46).
Провес производился двумя Иванскими старостами, вероятно, если не исключительно, то преимущественно купеческими (47), которых как при первоначальном учреждении гильдии, так и в дальнейшем течении истории, было только двое, точно также как двое купеческих старост было и во Пскове (48). Старостам поставлено было в обязанность не злоупотреблять провесом, не дружить своим согражданам на счет иноземных купцов (49).
Впоследствии нам придется ещё не раз встретиться с деятельностью этих купецких старост. В заключение не лишним будет заметить, что такое учреждение существовало не в одном только Новгороде, но и в Торжке, а может быть, и в других Новгородских пригородах. Торжковский торговый институт был как бы только особенным отделением Новгородского, ибо там не весь доход с провеса воска был определён в пользу Торжковской церкви, а только половина; другая же половина шла в казну храма, при котором находилось главное учреждение (50).
Подробности о Торжковском институте почти совсем не известны; мы знаем только то, что он находился при церкви св. Спаса Преображения, которая была перестроена в 1364 году из деревянной в каменную по инициативе Новгородских купцов, живших в Торжке и естественно долженствовавших заботиться о своей патрональной церкви (51).
Нужно, однако, заметить, что не вся торговая администрация находилась во власти тысяцкого и распорядительной думы; часть её перешла в иные руки. Византийское влияние не только изменило духовный кругозор древней Руси, но и могущественно подействовало на её гражданский быт; поэтому нельзя не пожалеть, что византийская история не на столько разработана, чтобы с удобством можно было пользоваться ею при объяснении явлений русской жизни. Но в каком бы положении дело в частности, ни находилось, вообще же, известно, что в Византии уже со времени Юстиниана, и даже ещё раньше, обнаруживается вмешательство епископов в управление городским имуществом и в городскую администрацию (52). Так, между прочим, епископы приобрели право участия при выборе смотрителей за весами, равно как и право самого надзора за сохранением орудий меры, которые положено было содержать в церквах (53).
Под византийским влиянием и русские епископы стали вмешиваться в торговую жизнь и получили в своё ведение отдельную отрасль, обнимавшую наблюдение за орудиями веса и мер и суд по поводу возникавших отсюда дел (54). Епископ ежегодно должен был осматривать разные орудия меры, и если замечал в них какую-либо порчу, то подвергал надсмотрщика наказанию. Пошлины, которые получались от дел, связанных с орудиями меры, распределялись на три части: одна из них шла в казну св. Софии, другая – св. Ивану, третья же – сотским (55), так как в контролирующей деятельности владыки помощниками его были сотские, точно также как они содействовали ему и в поддержании храма св. Софии (56). Но так как вследствие своего влияния на дела, касающиеся орудий меры, владыка мог стремиться к распространению его и на другие отрасли торгового быта, то поэтому и было постановлено, что владыка не должен вмешиваться и присваивать себе те предметы, которые уже переданы в распоряжение Иванской думы (57).
Кроме административного значения, дума при св. великом Иване имела ещё и судебное. Трудно сказать, как производился городской суд до начала XII столетия; по всей вероятности, он находился, как и суд вообще, в руках князя, при котором пользовались, может быть, некоторым значением и сотские: так, по крайней мере, был устроен суд во Пскове, который ещё не успел обособить в самостоятельное целое торгового суда.
Но в XII столетии в Новгороде и торговый суд образовал отдельную отрасль, подобно тому, как такое же, отдельное целое составлял и церковный суд. Суд этот примкнул естественно к торговой организации при храме Иоанна Предтечи и получил название суда тысяцкого; в суды последнего, точно также как и во владычный и монастырский суд, не могли вмешиваться ни князь, ни посадник с боярами (58).
Последнее совершенно понятно. Суд тысяцкого был судом городским, торговым, в котором бояре, вместе с их представителем – посадником, не были заинтересованы непосредственно, а потому и устранялись от участия. Относительно того, какие дела подлежали ведению суда тысяцкого, один писатель, о заслугах которого по Новгородской истории, так мало оценённых, но тем не менее значительных, всегда приятно напомнить, – я разумею Куницына, – говорит, что этот суд не ограничивался какою-либо отдельною отраслью, а напротив, заведовал всякого рода делами, ибо тысяцкий, наравне с посадником, разбирал поземельные тяжбы (59), что поэтому скорее нужно считать суд тысяцкого за forum privilegiatum reale; что, другими словами, суду тысяцкого подлежало всё городское население, состоявшее в сотнях.
Но это мнение, возникшее тогда, когда суд тысяцкого считался отличным от торгового суда при храме св. Иоанна Предтечи, теперь уже не выдерживает критики (60).
Всё предшествующее изложение клонилось к тому, чтобы показать, что в Великом Новгороде не было другого суда тысяцкого, отличного от торгового суда; что поэтому суд последнего, скорее всего, был forum privilegiatum reale. Впоследствии мы узнаем и способ производства этого суда.
В этой организации торгового быта, которая была чистою революцией в жизни Великого Новгорода, и если не предшествовала, то во всяком случай шла параллельно с другою революцией, поднявшей в Новгороде народный элемент вообще, в этом устранении бояр и посадника от участия в торговой организации отражается, как нельзя, лучше, торговый характер Великого Новгорода, могущественное значение там купеческого элемента. Но такие события редко остаются без организованного воспоминания о них в потомстве.
Сообразно с древним обычаем, по которому прихожане какой-либо церкви составляли братчину для празднования храмового дня, купцы, хотя и в другом смысле, но всё же прихожане Предтеченской церкви, постановили торжественно праздновать день св. великого Ивана, для чего даже не требовалось, как это обыкновенно бывало при братчинах, вносить вклады на торжество: церковная казна, обеспеченная разными пошлинами и доходами, легко могла принять на себя все связанный с празднеством издержки, на которое и было определено 25 гривен (61). Торжество открывалось днем св. Иоанна Предтечи и продолжалось три дня, в течение которых службу в храме отправляли попеременно важнейшие лица в Новгородском духовенстве: в первый день – Новгородский владыка, во второй – Новгородский (Юрьевский) архимандрит, в третий – игумен Антониевского монастыря (62).
На празднике присутствовало в качестве гостей и земское начальство – в позднейшее время великокняжеский наместник, дворецкий, тиун. Все гости получали, по обычаю того времени, определенные дары и пошлины: владыка гривну серебра да Ипское сукно, архимандрит полгривны, игумен также; наместник получал сукно Ипское и двадцать пудов чистого меду, дворецкий также кусок сукна и десять пудов меду, тиун же кусок Тумасского сукна, а меду пять пудов (63).
Но торговое развитие Великого Новгорода не было закончено к началу XII столетия, когда совершалась организация городского сословия; напротив того, торговля его всё возрастала, особенно, на западе, с Немцами. Требовалось и дела, касающиеся сношений с последними, подчинить определенному порядку. Немцы сами неоднократно указывали, какому учреждению должны быть поручены их взаимные дела с Новгородцами; сами постоянно изъявляли требование, чтобы разбор дел, в которых сталкивались Новгородцы с Немцами, подлежал ведению тысяцкого: суд тысяцкого был судом торговым, поэтому требование Немцев было совершенно естественно (64).
И они действительно успели настоять на своём: в течение XII и XIII столетий утвердилось правило, которым смешанные дела Новгородцев с Немцами передавались в ведение суда тысяцкого (65). По всей вероятности, в продолжение того же периода времени утвердилось и отстранение князя от вмешательства в суд тысяцкого (66).
Как известно, постоянным стремлением Новгородцев было сообщить своей немецкой торговле положение возможно независимое от князей, которые являясь из стран, сравнительно более богатых, могли, при прямых сношениях с Немцами, подрывать своею торговлею Новгородскую. Поэтому-то не только лица, составлявшие свиту князя, не могли сами от себя вести торговлю с Немцами, а должны были сноситься с ними чрез Новгородцев (67), но и самый разбор дел с иностранцами был поставлен в совершенно независимое положение (68).
Суд пред тысяцким у св. великого Ивана как бы составлял первую инстанцию в делах с иностранцами (69). Но очевидно, вмешательство несколько и строй самого суда, по характеру того времени, видоизменит несколько и строй самого суда: в него, кроме русского, должен был естественно войти и немецкий элемент. Главным лицом на суде при разборе немецких дел, точно также как и русских, оставался тысяцкий; помощниками его со стороны Русских были купецкий и купецкие старосты, со стороны же Немцев два ольдерманна (70).
Однако, судьи эти, как тысяцкий с купецкими старостами, так и ольдерманны, являлись на суд не с целью определения факта, а как нужно предполагать, с целью определения условий, на основании которых факт должен быть судом, а затем для определения вознаграждения и пошлин, назначенных в пользу суда. Самый же факт обыкновенно определялся послухами, число которых было различно.
Выше мы имели случай заметить, что подсудимый являлся на суд не один, а в сопровождении своих друзей и соседей, и что с течением времени, когда такое явление сделалось не нормальным, число пособников на суде было всё более и более ограничиваемо. В XII и XIII столетиях истец являлся на суд уже с определённым количеством послухов, которое, по крайней мере, в тех случаях, когда приходилось производить денежные уплаты, простиралось до двенадцати человек. Послухи, которые сопровождали тяжущихся на суд, не имеют почти ничего общего с обыкновенно понимаемыми свидетелями: свидетельство их не разбиралось судьями с целью отыскания истины; напротив, будучи дано под присягой, оно окончательно решало дело. Но так как каждая сторона шла на суд со своими особенными послухами, то необходимо было определить, которая серия послухов пойдет к присяге и произнесёт приговор над делом: определение это предоставлено было простому жребию (71).
Немецкие известия передают процедуру суда пред тысяцким частью, точнее, частью же иначе, вообще же только подтверждают высказанное нами выше. Так, по одному из них, судебное решение (вероятно, в представленной выше форме) наступало только тогда, когда послухи, число которых простиралось до двух с каждой стороны, расходились в показании: согласие же послухов в показании решало, следовательно, дело и без дальнейшего разбора (72). По другому ж известно, требовалось, чтоб обе стороны сослались на одного послуха; в противном случае, то-есть, когда не было такого послуха, жребий определял, какой стороны послух должен идти к присяге и произнести свой приговор: этот приговор и был окончательным решением (73).
Таким образом, по немецким известиям, суд носил вначале посреднический или даже третейский характер, но и по последним, в конце, когда между посредниками возникало несогласие, дело решалось присягою послухов, единственно возможною по тому времени формою суда. В распоряжении суда тысяцкого, точно также как и в распоряжении других учреждений и правительственных лиц, находились приставы, к которым должны были обращаться обе стороны, и которым Немцы старались предоставить право одним только входить в пределы Немецкого двора (74); по обычаю того времени, с производства дел приставы получали пошлины (75), или же, что случалось обыкновенно в делах с Немцами, какие-либо дары.
Не нужно упускать из виду, что купеческая организация при храме св. великого Ивана не только заведовала одним торговым судом Новгородцев с Немцами, но и имела влияние на ход сношений с последними вообще, что было совершенно естественно.
В делах с иностранцами замешаны были большей частью купеческие интересы; поэтому при ведении дел с первыми необходимо было обращаться с запросом и к купцам. Самые грамоты нередко писались от имени епископа, посадника, тысяцкого, старых посадников и тысяцких, купецких старост и купцов, или же купцов и купецких детей (76); равно и скреплялись они не только посадником и тысяцким, но и купеческими старостами, число которых, как уже раньше было замечено, в Новгороде было постоянно два (77).
Вместе с тем становится понятным и временное появление посадника на дворе св. Иоанна Предтечи: это случалось тогда, когда дела с иностранцами выходили из области простого суда (78).
Однако Новгородский совет, считавший сношения с иноземцами за своё неотъемлемое право, неблагосклонно смотрел на прямое вмешательство купечества в дела с иноземцами, и по мере возможности, стремился устранить последнее от деятельного участия, скрывая документы не только от купцов, но и от самого веча.
Любопытным объяснением этого соперничества могут служить переговоры, происходившие в 1412 году в совете одного из немецких городов, совете, собранном по случаю возникших в Новороде недоразумений между Немцами и Русскими и заключавшем в себе пребывавших за границею русских купцов. Немцы просили последних, для успешнейшего улажения дела, заверить бояр и начальство в Новгороде о желании их жить с Русскими по старине, прибавляя, что со своей стороны они уже писали об этом к представителям Новгорода и что намерены и ещё писать. На это русские купцы отвечали: «Не много пользы выходит из того, что пишут боярам, а также епископу, посаднику и тысяцкому, так как они держат письма у себя под спудом, а купечеству русскому и народу знать о том ничего не дают». Вследствие этого Немцы составили новое письмо, хотя по содержанию в прежнем роде, но уже не к боярам, а к купеческим старостам и купцам (79).
Организация торгового быта Великого Новгорода, совершившаяся в течете XII и XIII столетий, была так полна и решительна, что вся позднейшая история не представляет почти никаких, сколько-нибудь значительных изменений в ней; в позднейшее время даже мало говорится о торговых учреждениях и суде тысяцкого, а если и говорится, то, как о предмете совершенно известном, между тем как в то же время деятельности посадника посвящается много новых, весьма важных определений.
Это молчание, само по себе совершенно понятное, и было невольною причиною тех неопределённых представлений о суде тысяцкого, которые господствуют в науке до настоящего времени. Единственная перемена, которую с некоторою вероятностью можно отнести к суду тысяцкого, и которая совершилась во второй половине XIV столетия, именно в 1385 году, состояла в более точном определены характера послухов. До сих пор тяжущиеся стороны являлись на суд в сопровождении послухов, сословный характер которых не был определён; теперь же было постановлено, чтобы подсудимые выбирали посредников не иначе, как из сословия бояр и житьих людей (80).
Проглядывающее в этом постановлении смешение общественного права с частным (что, впрочем, составляет отличительную черту всей торговой организации) потребовало с течением времени новой поправки; кажется только, что эта поправка касалась лишь посадничьего суда, на суд же тысяцкого не распространялась.
Она состояла в том, что право избрания поверенных, которые теперь получили название докладчиков, право, принадлежавшее прежде тяжущимся сторонам, было передано городским концам: каждый из них получил право посылать от себя по два докладчика, из которых один был боярином, а другой житьим (81). А так как концов в Новгороде было пять, то число членов суда, вместо прежних восьми, возросло до десяти, к которым ещё присоединялись два пристава, назначенные от тяжущихся сторон (82).
Это изменение, случившееся в 1471 году, поставило Новгородский суд в такое же положение, в каком находился в Германии суд шёффенов, и хотя оно и не распространялось на суд тысяцкого, тем не менее любопытно в том отношении, что показывает, какое зерно скрывалось и в суде тысяцкого.
В заключение, считаем не лишним, представить и некоторую общую характеристику должности тысяцкого, рассмотрению которой в частности была посвящена значительная часть нашего очерка. Очевидно, что должность тысяцкого служила средством для ограничения власти посадника; вопрос заключается только в том: в чью пользу обратится это ограничение?
Власть правительственных лиц может быть ограничиваема многоразличными способами: правительственному лицу может быть придан равноправный товарищ, значение и круг действий которого ничем не отличаются от значения и круга действий первого; или же, если не говорить о других формах ограничения, целая область действия правительственного лица может быть передана в ведение другого деятеля.
В первом случае, в сотовариществе, выигрывает всегда аристократия; сотоварищество, хотя прямо и имеет целью ограничение власти вообще, косвенно же содействует усилению аристократии, так как при сотовариществе одно правительственное лицо всегда может служить в руках знати коррективом другого.
Во втором же случае, в образовании новых отдельных отраслей управления, выигрывает обыкновенно демократия, ибо исторический закон гласить, что разделение власти в компетенции всё обращается в пользу демократии.
Первая форма ограничения власти встречается в Пскове, где с течением времени устанавливается обычай выбирать одновременно двух равноправных посадников; вторая же – в Новгороде, в должности тысяцкого. Псков поэтому остается строго верен своему аристократическому характеру; Великий же Новгород, вследствие сильного развития торговли и городского населения, необходимо должен был делать уступки в пользу демократии. Но отсюда никак не следует заключать, что купечество пользовалось в Великом Новгороде первенствующим положением: Новгород не был, подобно Любеку, просто торговым городом, в котором купечество стояло бы на первом плане и замещало собою все важнейшие должности и совет; напротив того, всё это находилось в руках другого, более влиятельного класса людей. Ещё менее можно утверждать такое положение относительно Пскова, особенно преимущественно пред Новгородом, как это делает т. Беляев в своём сочинении о Пскове. Основываясь на существовании во Пскове двух старост от всего купечества, г. Беляев заключает отсюда о существовании там особенного купеческого веча, выбиравшего старост и имевшего для купечества то значение, что купцы могли на нём предварительно сговариваться, к чему у других сословий не было случая, а затем уж являлись на общее вече для того только, чтобы торжествовать (83).
Вся эта цепь заключений основывается на одном только факте существования во Пскове старост от всего купечества и на предполагаемом отсутствии этого явления в Новгороде, но как выше показано, это предположение не справедливо, а с неверностью основного предположения рушится сама собою и вся цепь заключений г. Беляева.
Таким образом, мы рассмотрели деятельность тысяцкого в сфере купечества, на сколько позволяют сделать то источники; мы старались определить и пределы этой деятельности и значение её. Остается ещё показать ход развития должности тысяцкого от первоначальной её формы и до того времени, когда она вступает в сферу торгового быта, равно как и деятельность её вне этой среды: всё это мы надеемся исполнить когда-либо в будущем.
С.-Петербург, 29-го октября 1869 года.
__________________
Примечания:
(1) Первый очерк напечатан в октябрьской книжке: Журн. Мин. Нар. Просв. 1869 года.
(2) Полн. собрание русск. летописей. VI. 293. 1534 г.: До времен Ивана IV «Новгородские люди толико кто пригоже с торговых рядов нарядчики были». Там же. VI. 284. 1510 г.: «И в ту пору Псковичем сердце уныло, а на 4-й день по той грамоте поехали к Новугороду 9 посадников, да и купецкие старосты всех рядов».
(3) Срезневский. Малоизвестный и неизвестный памятник. XXХIV, 39, XIII в.: «А про куны, чим то ми ся было вам платити. в коупецскои съте. оу Фомы и гркн. възмите. а оу Борьк. д гркне...»
(4) Калачёв. Исследования о Русской Правде. С. 80: «Тысяцьскому до вощник от вощник посаднику до великого ряду». П.С.Р.Л. V. 43. 1485 г.: «Псковичи поставиша новый мост черезо Пскову, а даша мастером 60 рублей, а платиша то серебро мясники». Там же. V. 22. 1417 г.: «А поимаша тое серебро на корчитемх».
(5) П.С.Р.Л. III. 30. 1209: «Створиша вече на посадника Дмитра и на братью его: «яко ти повелеша на Новгородь-цех сребро имати, а по волости куны брати, по купцем виру дикую и повозы возити и все зло». Вряд ли можно толковать это место так, что купцы вообще не платили дикой виры; гораздо вероятнее, что они платили виру, но только не в волости, а в городе.
(6) J. Grimm, Vorwort zu Tromas, Der Oberhof zu Francfurt, a. M., p. VII.
(7) Guizot, Hist. de la civilisation en France, 1864. I. 281.
(8) Мурзакевич. Псковская судная грамота, 1-е изд. С. 11: «А за церковью землею и на суд помочью суседи не ходят; итти на суд старостам за церковную землю».
(9) Акты Археогр. Экспедиции, I. 72. № 82. 1471 г.: «А от конца, или от улици, и от ста, и от ряду итти ятцом двема человеком, а иным на пособье не итти к суду ни к росказу; а будет наводка от конца или от улици, или ото ста, или от ряду, ино Великим Князем и Великому Ноугороду на тых дву человекех по Ноугородской грам (то-есть, грамоте заклад)».
(10) А.А.Э. I. 69, № 92. 1471 г.: «А кто наведет наводку на посадника, или на тысетцкаго, или на владычна наместника, или на иных судей, или на докладчиков, или истец на истца у суда или у доклада или у поля, ино взять Великим Князем и Великому Ноугороду на виноватом — на боярине 50 рублев, а на житьем 20 рублев, а на молодшем 10 рублев за наводку, а истцю убытки подоймет».
(11) А.А.Э. I. 69. № 91. 1441 г.: «А сотским и рядовичем без Князей Великих наместника и без посадника не судити нигде». П.С.Р.Л. VI. 201. 1476 г.: «Мнози же от старост купецких и купци, мнози житьи люди стретоша его (Ивана III) вси с вином». Там же. IV. 284. 1510 г.
(12) П.СС.Р.Л. II. 120. 1177 — 78: «Идущю же ему (Мстиславу с Новгородцами) с Чюди, и вниде во Плесков, и изойма сотьскеи про Бориса сыновця своего, зане не хотяхуть сыновца его Бориса». Там же. III. 23. 1195 г.: «И послаша Новгородци к нему Мирошку посадника, и Бориса Жирославици, Микифора соцьскаго, просяче сына...» Там же. III. 34. 1216 г.: « И послаша Лариона сочьскаго к Гюргю: кланяем ти ся, нету ны с тобою обиды, с Ярославом обида». Собрание Госуд. грамот и договоров. I. № 2. 1265 г.: «Поклон от пос. Михаила, и от тыс. Кондрата, и от всех соцьских».
(13) А.А.Э. I. 69. № 91. 1471 г.
(14) Калачёв. Исслед. о Русской Правде. С. 80.
(15) П.С.Р.Л. VI. С. 293. 1534 г.: До времён Ивана IV «Новгородские люди толико кто пригоже с торговых рядов нарядчики были».
(16) П.С.Р.Л. III. С. 30. 1209 г.
(17) П.С.Р.Л. III. С. 7. 1137 г.: «И побегоша друзии к Всеволоду Пльскову, и взяша на разграбление домы их, Къснятин, Нежятин и инех много и еще же ищюще то, кто Всеволоду приятель бояр, т имаша на них не с полуторы тысяце гривен и даша купцем крутитися на войну».
(18) Там же. III. 46. 1230 г.: «А добыток Сменов и Водовиков по стом разделиша». Там же. III. С. 48. 1231 г.: «Ходи Ярослав ратию на Цьрниговескую волость с Новгородци и с всею властью своею, на Михаила», к которому убежал Водовик.
(19) П.С.Р.Л. III. С. 102. 1403 г.: «Поставиша купци Новогородскии, прасолы, в Русе церковь камену св. Борис и Глебе». Там же. IV. С. 144. 1403 г. П.С. Р.Л. III. С. 88. 1364 г.: «Поставиша в Торжку церковь камену в имя св. Спаса Преображения Господа нашего I. X., а замышлением богобоязнивых купцев Новогородскых, а потягнутием всех правоверных христиан». Амвросий. История Российской Иерархии. III. С. 299 — 300: «И буди малость Божия... на посадниках Двинских... и на всех купцех, Новгородских и Заволоческих». П.С.Р.Л. III. С. 64. 1283 г.: «Внидоша Немци... в озеро Ладожьское, и избиша Новгородцев Обонежскых купцев; и идоша Ладожане в Неву и бишася с ними». То же в П.С.Р.Л. III. С. 72. 1317 г.
(20) С.Г.Г. и Д., I. 7. 1305 — 1308 гг.: «Кто купьц, поидет в свое сто, а смерд поидет в свой погост». Там же. I. 28. 1471 г. А.А.Э. I. 487. № 258. 1434 г.
(21) А.А.Э. I. 24. № 32. 1437 – 1462 гг.: «А где будет Ноугородец заехал лодьею, или лавкою торгует, или староста, на том не взяти» (чернаго бора).
(22) С.Г.Г. и Д. I. № 10: «А дворяном твоим по селом у купцев повозов не имати, развее ратной вести». То же в А.А.Э. I. 67. № 91. 1471 г. А.А.Э. I. 44. № 58. 1456 г.: «А суда им у князя у великаго наместников не отъимати, развее ратной вести или город коли имуть делати, без хитрости». Ср. Там же. I. 62. № 87. 1470 — 1471 гг.
(23) С.Г.Г. и Д. 1. № 10. 1307 г.: «А холопа и половника не судити твоим судням без господаря, судити князю в Новгороде, тако пошло; и купцины в силу не судити в волости». «В силу» равнозначительно с насильно, против желания; если же купец соглашался добровольно подвергнуться суду в области, то это было совершенно в его власти.
(24) П.С.Р.Л. III. 30. 1209 г.
(25) П.С.Р.Л. III. 5. 1127 г.: «Заложи церковь камяну св. Иоанна Всеволод Новгороде, на Петрятине дворе, в имя сына своего». Там же. III. 6. 1130 г.: «Концяша церковь св. Иоанна».
(26) Дополнения к Актам Историческим. I. № 3. 1134 — 1135 гг.: «И украсил ю иконами многоценными, и евангелием многоценным, и всеми книгами исполнь устроил есми попы и дьяконы в соборной великой церкви».
(27) Д. к А.И. I. № 3. 1134 — 1135 гг.: «А буевище Петрятино дворище от прежних дверей св. великаго Ивана до погреба, от погреба до кончаньского мосту, а того буевища имати куны старостам Иваньским и старостам Побереским а класти куны в дом св. великаго Ивана»... Даль. Толковый Словарь. I. 122: «Буивище возвышенное, открытое кругом место, пустырь на возвышении погост, место, где стоит церковь (обычно на возвышенности), место внутри ограды церковной, кладбище, могилки, могильник».
(28) П.С.Р.Л. VI. 218. 1478 г.: «Да и о попех Ивановских говорили и о Сенке о князком: чтобы попом ругу отдали задние годы, что им не дали, да и впередь бы давали ругу»...
(29) Д. к А.И. I. 3. № 3. 1134 — 1135 гг.: «И даю св. великому Ивану... на строение церкви и в в векы, вес вощаный, а в Торжку пуд вощаный, половина св. Спасу, а половина св. великому Ивану на Петрятино дворище; а оброка попом, и дьякону, и дьяку, и сторожам из весу вощанаго имати: попом по 8 гривен серебра, а дьякону 4 гривны серебра, а дьяку три гривны серебра, а сторожам три гривны серебра, а имати им той оброк и в векы, на всякой год».
(30) Повесть о начале Печерского монастыря. Псков. 1849. С. 100: «А старостам и торговцам, докладывая владыки, или кто будет нашего роду князей в Новгороде, строить дом св. Иоанна».
(31) Д. к А.И. I. № 3. 1134 — 1135 гг.: «А кто хочет в купечество вложитися Иванское, даст купцем пошлым вкладу пятьдесять гривен серебра, а тысяцкому сукно Ипское, ино купцам положить в св. Иван полтретьятцать гривен серебра; а не вложится кто в купечество, не даст 50 гривен серебра, ино то не пошлый купец».
(32) Д. к А.И. I. № 3. 1134 – 1135 гг.: «А пошлым купцем итти им отчиною и вкладом».
(33) П.С.Р.Л. III. 98 – 99, 1398 г.: «Биша челом пос. Тимофеи Юрьевич, пос. Юрьи Дмитреевич, Василии Борисович, и бояре, и дети боярскиа, и житьи люди, и купетскии дети, и вси их вои»... Bunge. Urkundenbuch. III. 699 – 701. около 1392 (?) г. Там же. IV. 504. 1405 г.
(34) П.С.Р.Л. III. 71. 1315 г.: «Избита... и купец добрых много» у Торжка. Там же. III. 33. 1215 г.: «Новгородьци... послаша по Ярослава по Всеволодици... Гюрги Иванъковиця посадника и Якуна тысяцьскаго и купьц старейших 10 муж».
(35) Сергеевич. Вече и князь. С. 31, 39.
(36) Русско-ливонские акты. С. 263. 1509 г.
(37) А.А.Э. I. 70. № 92. 1471 г.: «А целовать боярину и житьему и купцю, как за свою землю, так и за женню; а позовут боярина и житьего и купца в его земле или в женне, ино ему отвечать, или ответчика послать в свое место и в женне, а ответчику с послухом на учане крест целовать». См. также Записки Русск. Геогр. Общества. VIII. 194. сравнительно с П.С.Р.Л. VI. 12. 1471 г.
(38) П.С.Р.Л. IV. 254. 1477 г.: «Псков послал к великому князю 2 посадника... А с ними два боярина Опимаха Гладкого да Андрея Иванова, сына попова, раздъякона». Там же. IV. 280. 1510 г.: «И перенята Псковичи полоняную свою весть от Филипа от поповича от купчины от Псковитина»... А.А.Э. I. 4. № 8. 1372 г.: «Се приехаша ко мне к В. К. Дм. Ивановичю от всего Новогорода Иван посадник.., а от черных людей Воислав Поповичь, Василей Огафонов».
(39) П.С.Р.Л. IV. 91. 1384 г.: « А посаднику и тысяцкому судити свои суды по целованию, а на суд поимати двема петьчам по два боярина и по два житьям с стороне.
(40) Д. к А.И. I. № 3. 1134 – 1135 гг.: «А весяти старостам Иванским двена купцем пошлым добрым людем, а ио пошлым купцем старощения не держати, ни весу не весити Иванскаго».
(41) Д. к А.И. I. № 3. 1134 – 1135 гг.: « И из князь великий Всеволод поставил семи св. Ивану три старосты от житьих людей, и от черных тысяцкаго, а от купцев два старосты, управливати им всякие дела Иванския, и торговая, и гостинная, и суд торговый...»
(42) Там же. I. № 3. 1134 – 1135 гг.: «А кто хочет в купечесство вложитися Иванское, даст... тысяцкому сукно Ипское...»
(43) Повесть о начале Печерского монастыря. С. 99: «И созвал есми десять соцких...» Ср. Калачёв. Исслед. о I. Пр. 80.
(44) А.А.Э. III. № 242: «А на соборе были класти... и гости, и гостинные и суконныя сотни, и черных сотен торговые всякие люди».
(45) Д. к А.И. I. № 3. 1134 — 1135 гг.: : «А весити им (купцам) в притворе св. Ивана, где дано, ту его и держати». А.А.Э. I. 320 — 324. 1571 г.: «А воск и мед и олово... весить по старине, на крюк, у Ивана святаго, под церковью, на Петрятине дворище».
(46) Д. к А.И. I. 3. № 3. 1134 — 1135 гг.: «А у гостя им имати: у Низовьскаго от дву берковска вощаных полгривне серебра да гривенка перцю, у Полоцкаго и у Смоленьского по две гривны кун от берковска вощанаго, у Новоторжанина полторы гривны от берковска вощанаго, у Новгородца шесть мордок от берковска вощаного».
(47) Д. к А.И. I. № 3. 1134 — 1135 гг.: «А весити старостам Иванским двема купцем пошлым добрым людем...»
(48) Bunge. U.B. III. 270. 1371.
(49) Д. к А.И. I, 3. № 3. 1134 – 1135 г.: А куны им класти св. великого Ивана в дом, что вывесят, по правому слову; а Новгородцю не весити ни на которого гостя» Там же. I, 4: «А Новоторжцу в бологодень не весити ни у которого же гостя».
(50) Д. к А.И. I. № 3. 1134 – 1135 гг.
(51) П.С.Р.Л. III. 88. 1364 г.
(52) Giescler, Lehrbuch der Kirchengeschichte. 1845. B. I, 2. Abtheil. 394.
(53) Неволина. Полное собрание сочинений. VI. С. 256.
(54) Повесть о начале Печерск. монастыря. С. 99 — 100: «Дал есми суд и мерила иже на торгу: св. Богородицы в Киев митрополиту, а в Новгороде св. Софии и епископу, и старосте Иванскому, и всему Новугороду; мерила торговая, скалвы вощаные, пуды медовыя, и гравенку рублевую, и локоть Иванский, и свои оброк купец черницам». Ср. Д. к А.И. I. № 1.
(55) Там же. 102: «И аз всмотрех в Фотия патриарха Цареградскаго грамоты... Аже стоит в грамоте: торговая вся весы, мерила, и скалвы вощаныя, и пуд медовый, и гравенка рублевая, и всякая известь иже на торгу промеж людьми, от Бога тако искони установлено есть: епископу блюсти без пакости, ни умаливати, ни умноживати: а на всякий год взвешивати; а скривится, а кому приказано, и того казнити близко смерти; а живот его на трое: треть живота св. Софии, а другая треть св. Иоанну, а третья треть соцким и Новугороду».
(56) Там же. 104: «А та вся дела приказах св. Соф и и всему Новугороду моим мужем десяти соцким»... Там же. 100: «А дом св. Софии владыкам строити с соцкими».
(57) Д. к А.И. I. № 3. 1134 – 1135 гг.: «А городу, ни владыце, ни боярам, весу не отъимати у св. великаго Ивана, ни продавати моего данья вел. кн. Всеволод...»
(58) Д. к А.И. I. № 3. 1134 – 1135 гг.: «А Мирославу посаднику в то не вступатца, и иным посадникам, в Иваньское ни в что же, ни бояром Новгородцкым». О князе будет сказано ниже.
(59) А.А.Э. I. С. 71. № 92. 1471 г.: «А земное орудье судити два месяца, а больши дву месяц не волочити. А как межник приедет с межи, ино той суд кончати посаднику в другие два месяця тому ж посаднику, а дале не волочить: а кой посадник, межника дав, а поедет прочь из города не кончав того суда, ино В. Князем и Великому Новгороду на том посаднике пятдесят рублев, а истцю убытки подоймет; или тысецкой поедет прочь из города, не кончав суда, или владычен наместник, ино взять Великим, князем и Великому Новугороду пятьдесят рублев, а истцю убытки подойметь». Если рассматривать строго, то из этого места следует одно, что тысяцкий подвергался штрафу, когда оставлял город, не кончив суда.
(60) Уже один беглый вгляд на посадничий суд, где в числе докладчиков встречаются и житьи люди, показывает, что этому суду подлежали не одни бояре, но и всё остальное население.
(61) Д. к А.И. I, 3. 1134 – 1135 гг.: «А праздник Рожество св. великаго Ивана почесть створити и праздновати старостам купецким и купцам; а имати старостам купецким и купцем из весу из вощаного на полтретьядцать гривен серебра, на всякый праздник св. Ивана и в век».
(62) Д. к А.И. I. № 3. 1134 — 1135 гг.: «А пети в праздник владыце, а старостам купецким и купцам дати владыце гривна серебра да сукно Ипьское; а на завтрее пети архимандриту св. Егоргиа, а взять ему полгривне серебра; а на третий день пети игумену св. Богородици из Онътонова монастыря, взять ему полгривнеЬ серебра».
(63) Там же. I. № 3. 1134 — 1135 гг.: «А взяти владыце дару рубль, а князя великого наместником дару по сукну Ипскому, а дати им 20 пуд меду на подсыту чистого пошлины, и дворецкому сукно Ипское, а 10 пуд меду на подсласту чистого пошлины, по старине; а тиуну дару сукно Тумаское, а дати ему 5 пуд меду на подсыту чистого, по старине; архимандриту сукно Ипское, а игумену Онтоновскаго монастыря взяти дару полтину, а пошлины от него идеть»... Этот список устава есть не что иное, как приспособление устава к изменившимся с течением времени обстоятельствам.
(64) Bunge, U.B. I. 521 — 522. 1269 г.
(65) Bunge, U.B. VI. 108 — 109. 1335 г.
(66) Р.Л. Акты. 2. № 1. 1189 г.: «Оже родится тяжа в Немцех Новгородцю любо Немчину Новегороде, то рубежа не творити, но другое лето жаловати: оже не правят, то князю явя и людем, взяти свое у гости, оже тяжа родится в Новгороде. Bunge, U.B. VI. 108. 1335 г.
(67) С.С.Г. и Д. I. № 3. 1270 г.: «А в Немецьском дворе тобе торговати нашею братнею, а двора ти не затворяти, а приставов ти не приставливати».
(68) Костомаров. Северорусские народоправства. II. С. 50: «Очень может быть, что это (устранение князя) произошло от того, что наместник княжий присутствовал на суде для собрания части судных пошлин, следуемой князю; а так как тысяцкий судил черный народ, то чернь, как бедная масса, была освобождена от пошлин». Суд тысяцкого не был судом для черни, а напротив, торговым судом: поэтому уже одному вышеприведенное мнение не выдерживает критики.
(69) Bunge, U.B. IV. 815. 1412 г.
(70) Bunge, U.B. I. С. 521 – 524. 1269; VI. 108 — 109. 1335 г.; IV. 594. 1407.
(71) Р.Л. А. 2. № 1. 1189 — 1199 гг.: «Оже тяжа родится без крови, снидутся послуси, и Русь и Немци, то вергут жеребие: кому ся выимьть, роте шед, свою правду възмуть. Оже емати скот Варягу на Русине, или Русину на Варязе, а ся его заприть, то к мужь послухы: идет роте, възметь свое».
(72) Bunge, U.B. I. 521 – 524. 1269 г.
(73) Там же.
(74) Там же.
(75) Bunge, U.B. IV. 664 – 665. 1409 г.
(76) Bunge, U.B. III. 270. 1371 г.
(77) Bunge, U.B. IV. 667 – 668. 1409 г.
(78) Bunge, U.B. IV. 584. 1407 г.
(79) Bunge, U.B. VI. 373. 1412 г.
(80) П.С.Р.Л. IV. С. 91. 1384 г.
(81) А.А.Э. I. С. 72. № 91. 1471 г. «А докладу быти во владычне комнате; а у докладу быть из конца по боярину да по житьему, да кои люди в суде сидели, да и приставов, а иному никому же у доклада не быть»
(82) А.А.Э. I. С. 62. № 87. 1470 – 1471 гг.: «А тиуну твоему судити в одрине с Новгородцкими приставы».
(83) Рассказы из Русской истории. III. С. 42.