Командировки
Как то я подсчитал – за 10 лет командировок я
провел вне дома полных 4 года. По роду своей
работы мне приходилось довольно много ездить.
Мне пришлось побывать почти на всех наших
полигонах от Северодвинска до Капустина Яра
(Капяр) и Крыма. Приходилось ездить и по
предприятиям-изготовителям в качестве
представителя предприятия-разработчика,
участвовать во внедрении наших разработок
на объектах заказчиков.
* * *
Закончилась длительная и напряженная работа по внедрению новой техники на одном из важнейших оборонных объектов. По традиции все участники пусковых работ собрались в небольшой комнате, чтобы отметить это событие.
На дворе июль месяц. За окном жара под тридцать, все окна открыты, но все равно душно. На столе нехитрая закуска, в графине не разведенный спирт.
Неожиданно в комнату заходит полковник, начальник объекта, в сопровождении
нескольких генералов и полковников. Как оказалось, на объект приехала инспекция из Москвы.
В комнате легкая растерянность. А начальник со словами: «Здесь располагаются наши промышленники» проходит к столу, наливает полный стакан спирта и начинает его пить.
Я никогда не думал, что человек может выпить залпом полный стакан чистого спирта, не моргнув глазом. Поставив стакан на стол, полковник спокойно взял графин и, произнеся: «Что-то у вас вода не свежая», вылил его содержимое за окно. «Принесите свежей», добавил он и вместе со всей свитой вышел.
Еще час этот человек водил генералов по своему хозяйству. По жаре, после стакана выпитого натощак спирта. Комиссия ничего не заметила. Правда, наш начальник потом рассказывал, как полковник высказал ему все, что он думает о советской науке, технике и о людях, наливающих спирт в графины для воды.
* * *
Вообще спирт на объектах – это отдельная тема. Спирта всегда было много. По инструкции им должны были протирать все контакты, экраны и индикаторы аппаратуры. После использования спирт актировался и выливался в специально вырытую яму. Обычно это делали солдаты срочной службы в присутствии офицера. Как-то он пришел к нам. «Не понимаю, – заявил офицер, – вчера весь спирт был вылит в яму, а сегодня все бойцы пьяные».
Мы пошли посмотреть, куда солдаты вылили ведро спирта. В песчаной почве была выкопана неглубокая яма. В нее и выливали спирт. Неожиданно один из нас заметил, что из песка торчит какая-то тряпка. Когда мы потянули за нее, все стало ясно. Ребята выкопали яму несколько глубже, чем требовалось, поставили на ее дно ведро, накрыли брезентом и слегка присыпали песком. Теперь оставалось только аккуратно вылить спирт так, чтобы он попал в закопанное ведро. Когда офицер уходил, солдаты доставали ведро и употребляли процеженный через песок и брезент спирт по назначению.
Смекалка русского человека неисчерпаема.
* * *
Перерыв в испытаниях изделия. Сидим на КПП испытательной площадки в Капяре. По
уставу все без исключения должны иметь противогазы. Как же надоедает эта болтающаяся на боку сумка! Играем в карты. Противогазы сброшены в общую кучу. Из окна КПП видно, как к воротам подъезжает машина начальника части. Дежурный офицер берет из кучи сумку с противогазом и выбегает на улицу с докладом.
Полковник медленно идет по площадке. Офицер его сопровождает. Мы держимся в некотором отдалении. Неожиданно полковник командует: «Газы». Дежурный выхватывает из сумки противогаз и надевает его.
Однако, взятый наугад противогаз оказывается на три номера меньше нужного. Резиновая маска растягивается, поэтому бедняге удается натянуть ее на лицо, но разговаривать, а тем более рапортовать в таком положении…
На первый раз офицер отделался замечанием. С тех пор свою сумку с противогазом он всегда откладывал в сторону.
* * *
В мои обязанности входило обеспечение телевизионного наблюдения во время испытаний изделий. Работы проводились на сухопутных и морских полигонах, на кораблях и стендах.
Применение промышленных телевизионных установок (ПТУ) для наблюдения и документирования испытаний в те времена было новинкой. Ранее для решения подобных задач применялись различные виды киносъемки. Это было очень неудобно, так как не гарантировало получение надежных результатов из-за поломки кинокамеры, частых обрывов пленки и т. п.
Кроме того, киносъемка исключала возможность дистанционного наблюдения за происходящими процессами.Методы телевидения позволили не только непосредственно наблюдать за испытаниями, оставаясь в безопасном удалении, но и делать видеомагнитофонные записи, которые можно было просмотреть сразу после работы и ввести необходимые коррективы.
Для связи видеокамеры с монитором использовались коаксиальные кабели, которые приходилось тянуть иногда на несколько сот метров. С этими кабелями всегда что нибудь происходило. То мыши съедят изоляцию, то при подводных съемках на глубине в 50 метров продавит герметичный сальник и в камеру попадет морская вода.
Как-то во время работы в Капяре у нас прямо перед началом испытаний на охраняемой площадке солдат ухитрился вырезать метров 10 кабеля. Не желая поднимать лишнего шума (мог очень серьезно пострадать дежурный офицер), я сообщил о ЧП только ему. Капитан, схватив первую попавшуюся машину, кинулся в жилой городок и через полчаса привез мне недостающий кабель, который снял с собственной антенны. Мы успели восстановить связь до начала испытаний.
Работа плюс
Я был простым советским инженером и, как все советские инженеры, был вынужден подрабатывать где только можно. Пользуясь университетским дипломом, я мог совмещать основную работу с преподаванием, правда при условии «не более 130 часов в год», т.е. где-то около 300-400 рублей за весь курс (моя месячная зарплата составляла в то время примерно 200 рублей).
Советская власть очень заботилась, как бы мы не зажирели. Интересно, что в Положении о премировании ИТР (инженерно-технических работников) черным по белому было записано: «Премия может начисляться в любом процентном отношении к зарплате, но не более 100 рублей в месяц».
Преподавал я в институте, техникуме, ПТУ (профессионально-техническое училище). Всего у меня накопилось более 16 лет педагогического стажа. Во ВТУЗе* при заводе им. Лихачева я вел курс общей физики. В самом начале работы меня удивило, что значительная часть студентов, правильно решив формальную часть задачи по физике, не могла справиться с ее арифметической частью. Спустя некоторое время я понял, что они просто не умели работать с простыми дробями.
С тех пор я в течение нескольких лет начинал практические занятия по физике с повторения арифметики в рамках средней школы.
* Завод ВТУЗ – нововведение в системе высшего образования
СССР, заключавшееся в том, что для привлечения рабочих на
конвейеры заводов, были организованы Высшие Технические
Учебные Заведения, студенты которых одновременно являлись
и рабочими завода – три дня в неделю они учились в аудиториях,
три дня работали на конвейере. Отличительной особенностью
поступления в такой ВТУЗ, было практическое отсутствие конкурса,
что и приводило к описываемой ситуации
***
В какое-то время по нашему министерству был выпущен приказ, в соответствии с которым все мастера и начальники участков цехов должны были иметь как минимум диплом среднего специального образования, т.е. техникума.
Решение, в общем-то, правильное, если не учитывать, что большинство работающих в цехах нашего предприятия мастеров и начальников участков проработали без диплома лет по 20-30. Они превосходно знали свое дело, и наличие диплома превращалось в пустую формальность.
Чтобы сохранить кадры, руководство нашего предприятия обеспечило массовое поступление таких работников в имеющийся при фирме авиационный техникум на льготных основаниях. Преподавали в этом техникуме в основном инженеры нашего же предприятия. В том числе и я.
Естественно, что мы лояльно относились к таким студентам, практически не загружая их ненужной работой и выставляя знаменитую «международную» тройку без особых вопросов.
Частенько за одной партой сидели отец и сын, который тоже учился в нашем техникуме. При этом отец порой проявлял более высокую прилежность и старание, чем его молодой оболтус.
* * *
Лет пять проработал я внештатным экспертом во ВНИИГПЭ (Всесоюзный научно-иссле-
довательский институт государственной патентной экспертизы).
Меня поразило громадное количество перспективных изобретений, открытий и рацпредложений, лежащих мертвым грузом в архивах этого учреждения. Здесь же познакомился я с жаргонным термином «совьетизация».
Это когда берется зарубежное устройство, чаще всего вычислительная машина, разбирается на блоки, замеряются входные и выходные параметры каждого блока. Далее разрабатывается устройство из отечественных комплектующих с нужными входными и выходными параметрами. Это устройство вставляется вместо родного. Если машина работает, копируется следующий блок и т. д. В конце концов, появляется копия исходного устройства, но на отечественной элементной
базе. Она-то и выдается за новую разработку.
Помимо того, что такие копии были хуже исходных аналогов, они еще наносили несоизмеримый вред отечественной науке, т. к. создавали иллюзию прогресса. Много позже я понял, в чем крылись причины этих явлений *.
Их две: жесткое планирование и корыстолюбивая беспринципность министерских чиновников.
Плановая экономика делала план священным, на все другое – разработка, внедрение новаций, неизбежный производственный риск и т. д. и т. п. не оставалось ни времени, ни ресурсов.
Для чиновника же священной была возможность заграничных командировок. Как бы за новейшими разработками. Им не нужны были отечественные разработки – зачем бы они тогда ездили.
* Я не экономист и не политик, поэтому приношу свои извинения,
если мои предположения ошибочны.
* * *
Популярны были «шабашки» – выезд на работу в Сибирь или Приморье, где за месяц тяжелой физической работы можно было заработать от одной до двух тысяч рублей. А можно было и ничего не заработать.
Один раз мне пришлось столкнуться с классикой шабашки – двое ребят за две недели заработали 2000 рублей на двоих.
Ребятам несказанно повезло – прилетев к месту работы, они нарвались на начальника местного аэродромчика, которому срочно было нужно огородить взлетное поле деревянным забором. Весь материал был заготовлен, надо было только вкопать столбы и набить штакетник. Ребята управились за две недели, расписались в получении 3000 рублей, забрали свои договоренные 2000 и улетели домой.
* * *
Целых три месяца проработал мой товарищ вместе с женой на Камчатке во время путины. Им удалось заработать огромные по тем временам деньги – несколько тысяч рублей. Деньги были сложены в обычную хозяйственную сумку.
Уже в самолете, когда были закрыты двери и отходил трап, Генка (так звали моего товарища) увидел, что сумки с деньгами нет. Жена оставила ее на скамейке, где они сидели, ожидая посадки.
Генка добился задержки рейса, подачи трапа. Сумка стояла на том самом месте, где они ее оставили.
* * *
Моя первая шабашка была в Красноярском крае в деревне Богучаны. Деревня расположена на самом берегу Ангары. Летом связь с остальным миром осуществлялась только самолетами малой авиации или по воде.
Согласно договоренности, мы должны были строить склад из лиственничных брусьев. Заказчиком и работодателем при этом выступал местный ОРС – отдел рабочего снабжения. Нас было 10 человек. Мы были здоровыми молодыми людьми. Каждый что-то умел делать руками, но никто никогда ничего не строил.
По совету местных мы пригласили в нашу бригаду местного бича * Славу в качестве консультанта. Худой, ростом под два метра, с искалеченной ногой, Славка отсидел в зоне 10 лет и сейчас жил на поселении. Оставалось ему еще года два. Он никогда не рассказывал, за что сидел, но был далеко не заурядным человеком.
Достаточно сказать, что при первом знакомстве он, будучи в стадии глубокого опьянения, сумел с первого раза запомнить наши имена, всех десяти человек, и ни разу не ошибся при последующем общении.
* БИЧ – бывший интеллигентный человек, советский аналог
современному бомжу. Человек без документов и без прошлого,
спившийся и деградировавший до последней стадии. В то время
бичи могли существовать только в условиях Сибири и Дальнего
востока, где закон – тайга, а медведь – воевода.
***
На другой день мы встретились часов в 8 утра. Слава уже принял свои утренние поллитра, но был собран и сосредоточен. Обучение состояло в следующем: Славка показывал необходимую операцию, потом передавал топор по очереди каждому из нас и просил повторить показанное.
Посмотрев, как кто работает, Слава расставил нас по местам, дал общие указания и ушел. Каждый из нас впоследствии мог выполнить любую из необходимых операций, но лучше всего они получались у тех, кому их поручал Слава.
На стройплощадку он приходил только когда начинался новый этап в строительстве. Показывал необходимые приемы, ставил задачу, смотрел, как мы брались за работу и уходил. Он ни разу не ошибся в правильности расстановки людей. Это были не организаторские способности, это был организаторский талант.
Получив через месяц деньги за выполненную работу, мы с легким сердцем отдали Славке его долю, рассчитанную наравне со всеми, хотя он провел на стройке считанные дни.
* * *
Кроме строительства, мы, согласно договору с ОРСом, должны были участвовать в разгрузочных работах, когда приходили баржи с товаром. Нас это вполне устраивало, т. к. давало значительный дополнительный приработок.
Глубоко ошибается тот, кто считает, что работа грузчика только в «бери больше, неси дальше». Как и любая работа, она требует определенной квалификации. Работали мы вместе со штатной бригадой грузчиков. Не думаю, что мы смогли бы что-то заработать, если бы не подсказки и наставления профессионалов. Достаточно сказать, что в первый же день разгрузки даже самые крепкие из нас сломались уже через три часа работы, а грузили-то мы всего 50- килограммовые мешки с сахаром.
Местным грузчикам было выгодно работать с нами, т. к. мы не зависели от произвола начальства ОРСа и могли требовать повышенной ставки на разгрузочные работы. Соответственно повышались и ставки штатных работников.
Ребята щедро делились с нами нехитрыми приемами: как взять мешок, как его положить на плечи, как нести.
В результате уже к третьей погрузке мы могли работать практически всю смену, а к концу срока работали наравне с профессионалами.
Если в начале я с трудом мог поднять мешок весом в 50 кг, то в конце вполне был способен нести груз до 150 кг. Спасибо вам, грузчики богучанского ОРСа 1974 года.
* * *
ОРС обеспечивал запасы продовольствия и товаров в деревне на весь год. Основным, если не единственным, средством доставки товаров в летнее время были баржи. Простой баржи стоил очень дорого, поэтому начальство ОРСа старалось провести разгрузку в максимально короткие сроки.
Кроме нас на разгрузке работали местные бичи. Этим практически ничего не платили, таскать мешки и ящики они соглашались за бутылку водки в день. Но за ними был необходим усиленный контроль – они тащили все, что попадало под руку. Я наблюдал, как бич воровал водку.
С баржи на берег перекинуты сходни длиной метра четыре. На берегу стоит наблюдатель. Бичи носят ящики и грузят их на стоящую рядом машину. Казалось бы, украсть что-либо невозможно. Но каждый день кладовщик недосчитывается нескольких бутылок, а бичи пьяные и довольные.
Между тем, технология воровства была очень проста. Бич несет ящик на плече противоположном наблюдателю, придерживая его рукой. Той же рукой он ухитряется вытащить из ящика бутылку с водкой и бросает ее в Ангару. Глубина реки у берега не больше метра.Вечером, когда все расходятся, бичи ныряют и достают свой улов. Надо отметить, что основная доля воровства приходится именно на спиртное. Воруют все – вино, спирт, водку. Водка и спирт –основная валюта по всей Сибири. За водку можно достать все, что угодно, за водку спокойно убьют, ограбят.
Мне рассказывали, как в одной из удаленных деревень, заведующий, он же продавец местного магазинчика, в течение всего лета скупал сам у себя водку и набивал бутылками собственный подвал. Зимой же, когда всякая связь с внешним миром прекращалась, он продавал эту водку по цене почти в десять раз дороже.
Именно из-за водки происходили массовые выступления против властей, даже в такой деревне, как Богучаны.
Произошло это, когда власть имущие решили ограничить повальное пьянство, запретив продавать водку в выходные дни.
Пресловутое постановление просуществовало в Богучанах один день.
* * *
Как я уже говорил, мы строили брусовой склад.
Лиственничные брусья привозили с лесопилки, расположенной километрах в пяти от деревни, в тайге. Каждый такой брус весил килограмм 100, грузили мы их вручную. Два человека брали брус из штабеля и несли к грузовику. Основная задача была взять брус за задний конец, т. к. первому надо было смотреть на дорогу, что при несметном количестве гнуса очень не просто – руки заняты, а мошкара лезет в глаза. Несущий же задний конец мог идти с закрытыми глазами.
* * *
Пол в складах делают независимым от стен.
В земле копают небольшие колодцы, глубиной ниже слоя вечной мерзлоты, выкладывают их кирпичом и уже на эти столбики кладут балки под пол.
В Богучанах слой мерзлоты начинался на глубине 30-50 сантиметров и имел толщину
сантиметров 50-70, т.е. копать надо было на глубину порядка метра, из них как минимум 50 см долбить лед.
По закону всех шабашников, мы не стали копать на всю глубину. Колодец доходил до мерзлоты. Кирпич клался прямо на лед – мол, и так сойдет.
Наконец склад готов. Комиссия в составе начальника ОРСа, бухгалтера и кладовщика приняла работу без замечаний. Деньги обещали выдать на другой день, а вечером пришла баржа с солью.
Соль была сгружена в новый склад. Грузчики сложили ящики в один угол. Несколько тон соли.
Утром, перед тем, как пойти в бухгалтерию, мы зашли посмотреть на наш склад. Внешне все выглядело нормально, но когда мы заглянули под пол склада, нам стало страшно. Я никогда не думал, что громадные лиственичные брусья сечением 150х150 мм могут ломаться как спички.
Именно это и произошло с балкой пола нашей постройки. Тонны соли надавили на одну из опор, и вечная мерзлота, на которую мы так опрометчиво положили кирпич, начала таять. В результате опора сечением в четверть квадратного метра углубилась за одну ночь на 10-15 сантиметров. Брус не выдержал и треснул.
К счастью, внешне ничего не было заметно. Мы спокойно получили свои деньги и улетели.
На другой год в Богучанах работала другая группа шабашников. Знакомые ребята из нее, возвратившись в Москву, сказали нам, что со складом ничего не произошло. Русское авось да небось и здесь себя оправдало.
* * *
Не могу не рассказать о людях, населявших Богучаны в то время.
Все население деревни делилось на две части. Большинство – коренные жители (Богучаны очень старое село) или кержаки. Живут они в добротных рубленных избах, усадьбы обнесены тесовыми заборами высотой до 2 метров. Интересно, что притолоки у калиток в этих заборах очень низкие, как нам объяснили, это сделано для того, чтобы каждый входящий, не смотря на его ранг и положение, поклонился дому, в который входит.
Работают кержаки (как правило, это только мужчины) в леспромхозах и охотничьих хозяйствах.
Вторая часть населения деревни это бывшие и, в большинстве случаев, будущие уголовники. Здесь контингент очень разный: от бывших немецких полицаев и уголовников до бывших руководителей довольно высокого ранга.
Как-то приехавшая из Европы * женщина узнала в начальнике местного леспромхоза, члене КПСС, бывшего немецкого полицая, который во время войны расстрелял всю ее семью.
Единственное, чего ей удалось добиться, это исключения прохвоста из партии. Начальником леспромхоза он остался.
Жили эти люди в самом разномастном жилье, часто довольно ветхом, без элементарных удобств, а о водопроводе в доме и, тем более, горячей воде, не было даже помыслов. Отопление печное – благо дров вокруг сколько хочешь. Исключение составлял только венерологический диспансер – огромное двухэтажное здание с собственной котельной, баней и водопроводом.
Интересна история его возникновения.
* Европой в Богучанах в то время называли европейскую
часть СССР.
История вендиспансера.
В шестидесятых годах прошлого столетия в СССР прокатилась очередная кампания по борьбе с тунеядством.
К тунеядцам относили любого человека, не имеющего постоянной работы. В первую очередь это были спекулянты и проститутки. Борьба велась своеобразно – людей вывозили из больших городов «за 101-й километр» в маленькие поселки и села и оставляли там под запретом возвращения. Чем будут заниматься эти тысячи людей в местах, где и местному населению не всегда хватало работы, никого не интересовало.
Не миновала эта судьба и Богучаны.
Летом 1964 г. из Красноярска сюда привезли около сотни проституток. Такое количество людей деревня не могла ни разместить, ни обеспечить работой. Благо было тепло, и женщины расположились на песчаном пляже вдоль Ангары. Работы не было, денег не было. Женщины голодали и были готовы оказать профессиональную услугу любому желающему просто за кусок хлеба прямо на пляже.
Во всех Богучанах мужиков было не намного больше, чем приехавших жриц любви.
В результате – эпидемия венерических заболеваний. Властям пришлось открывать диспансер, который к моменту нашего приезда уже приобрел статус районного.
* * *
Бабарыкино. Большая деревня в Томской области. Сюда мы приехали строить свиноводческий комплекс. Сам комплекс представлял собой кирпичное здание метров сто длиной и метров двадцать шириной. Оно было уже построено, нам оставалось только соорудить крышу.
Рядом располагались еще два таких же комплекса. В них откармливалось несколько сотен свиней. Запах этих учреждений ощущался на расстоянии километра.
Но хуже запаха были мухи. Громадные, отливающие стальным блеском, они летали всюду. Бороться с ними было бесполезно. В столовой мухи сплошным ковром покрывали стены, роями летали над плитой и столиками, десятками подали в кастрюли и тарелки с едой. Молодая раздатчица, выловив пальцами муху из фляги со сгущенным молоком, облизала ее и отбросила в сторону.
Бабарыкино. Деревня, где нас, говоря современным языком, здорово «кинули». Мы были готовы к работе, но никак не подвозили материалы для крыши. Напрасно прождав почти две недели, мы вынуждены были уехать. Покрыть крышу самая дорогая часть работы, и местное начальство оставило ее своим.
Помните в начале главы: «А можно было и ничего не заработать".