Его вера в Бога была крепка и нерушима, ибо родилась она не на ровном месте. По молодости большего атеиста и богохульника, чем Иван было не сыскать. Здоровенного роста, всегда первый и лучший, он не надеялся ни на кого, кроме себя. Да, он верил! Верил в собственные силы, искромётный ум, везение… Благодаря своим личным качествам успешно окончил школу, институт, и, отслужив в армии, оформился на работу на Север. Здесь он и вырос: от рядового геологоразведки до начальника крупного месторождения.
Север - это не манна небесная! Он либо закаляет волю, тело, характер, либо, раскручивая центрифугу судьбы вокруг земной оси, выкидывает неудачников куда подальше от этих снегов, вечной мерзлоты, лютого холода и прелестей полярной ночи… Иван на Севере прижился, стал своим. Более того, он освоил навыки и обычаи чукчей и алеутов, их нехитрую речь. Он умел ориентироваться в белом пространстве, запрягать, распрягать и управлять собачьей упряжкой, предсказывать по особым приметам погоду и лечить народными средствами. Те, кто знал его близко, поговаривали, что Иван даже шаманить научился, отгоняя камланием злых духов, изгоняя недуги, призывая на помощь местных богов. Жилистый, сильный, неприхотливый и выносливый, он был идеальным северянином. Живи он во времена Джека Лондона, вполне мог бы стать прототипом его рассказов о золотой лихорадке на Аляске. А успешное продвижение по службе уже к тридцати пяти годам вознесло его в начальственное кресло, до которого иные столько же лет добирались… Так бы и жил, работал, отдыхал и прочее Иван на своих Северах, если бы не случилось нечто, в одночасье перевернувшее его судьбу и внутренний мир…
А было так… Однажды в один из своих редких выходных, Иван, связавшись по рации со знакомым директором оленеводческого совхоза, расположенного километрах в ста от его хозяйства, запряг в нарты лучших ездовых собак: сибирских хаски и аляскинских маламутов и полетел по искрящимся снегам навстречу приключениям – охоте на песца. Поехал, как всегда, один, взяв только самое необходимое. Да и что тут ехать-то: часа четыре. В метеосводку он не заглядывал, небезосновательно считая, что сам, лучше любого метеоприбора, может предсказать погоду. А зря не заглянул: в сводке было штормовое предупреждение: обильные снегопады с ураганным ветром. Не рекомендовалось даже выходить из дома. А, впрочем, зная неуёмный нрав Ивана, можно было предположить, что и предстоящий буран его не остановил бы…
Нарты, управляемые уверенной рукой опытного каюра, неслись по почти неприметной снежной трассе, вздымая алмазную пыль. Жизнь была прекрасной и удивительной! Но вот далеко – далеко, на горизонте Иван разглядел белую, будто дымящуюся полоску, которая с каждой минутой становилась всё ближе. «Через пол-часа…»- отметил для себя Иван.- Успею!» Он наметил остановиться, чтобы соорудить небольшое жилище - иглу, какие строят эскимосы, перед очередным пригорком. Но.. не успел. Не успел возвести даже подветренную стенку из спрессованного, как сахар- рафинад, снега. Буран навалился тёмной стеной, смешав всё вокруг в ревущий клубок энергии. Пока Иван пытался воткнуть поглубже в снег остол, всегда послушный, умевший приструнить непокорного пса вожак, с воем умчал упряжку с нартами в белёсую мглу. Иван остался один среди этого снежного месива: без упряжки, оружия, огня, еды и питья. Немного поразмыслив, Иван решил идти вперёд, надеясь на свои недюжинные силы и способность ориентироваться в пространстве. Но, пройдя с километр, вдруг ощутил, что сил у него не так уж много, понял, что не знает на правильном ли он пути. Никогда, никого, ни о чём не просивший, Иван, поднявшись на очередной бугор, рухнул на колени и, обратил слезящиеся от секущего снега глаза вверх: «Господи!- в отчаяньи вскричал он.- Господи, докажи, что ты есть! Яви чудо свое! Спаси и сохрани, Господи! Будучи спасён, уверую… Не будет в мире крепче веры моей. Свершу любые подвиги во славу твою, Господи, дабы и другие уверовали в тебя!». И откуда слова –то такие брались, богоугодные, церковные какие-то, у него: крупного руководителя, коммуниста и закоренелого атеиста, члена бюро обкома партии?!
Сколько прошло времени в таких молитвах, Иван не ведал. Но вдруг, еле разлепив смёрзшиеся ресницы, чтобы посмотреть, куда подевалась эта снеговерть, Иван увидел, что прямо перед ним открылся трёхметровой ширины коридор, по обеим сторонам которого высились, уходя в небеса, будто прозрачные стены, за которыми злобствовал шквал снега и ветра. Где-то далеко-далеко, в конце коридора, мерцал, то и дело пропадая, еле видимый огонёк, словно свечка, горящая на ветру. «Иди и верь!»- провозгласил небесный глас. И Иван побрёл, придя через некоторое время к избушке, в которой предыдущими посетителями оставлен был недельный запас провианта, керосин, спички, спирт. Через трое суток буран стал выдыхаться и Ивана нашли спасатели.
Для всех окружающих решение Ивана уволиться и уехать с Севера было, как гром среди ясного неба. Его вызывали в обком, намереваясь пропесочить по партийной линии, но Иван был непреклонен и его оставили в покое. Замучили и звонки из министерства, все просили, требовали, умоляли его остаться. Пока точку в этой эпопее не поставил сам министр- однокашник Ивана, сказавший ему в трубку: «Ладно, Вань! Надеюсь,- ты знаешь, что делаешь… Будешь в Москве,- заходи.»
Иван поселился в Минске. Стал крупным бизнесменом. Не пропускал ни одной службы в церкви, истово молился, вносил крупные суммы на церковные нужды. Лет в шестьдесят задумал уйти в монастырь. Продал свой бизнес, деньги отнёс в Епархиальное управление, коим и был направлен в один из мужских монастырей на послушание. Игумен Варавва, побеседовав с Иваном, заглянув в его глаза, сказал: « Рано тебе, сын мой, в монастырь. Тебя ждут великие свершения во славу Господа нашего! Иди и верь!"
И Иван пошёл! Во славу Господа нашего построил он в густом лесу с помощью одного только топора трёхэтажный дом с часовней, проложил к нему дорогу. Завёл пасеку, озеро с рыбой. Все заработанные деньги перечислял в детские дома и больницы. Написал несколько книг, поражающих глубиной философии, незыблемостью веры, чистотой любви. Кстати, о любви-то мы здесь ничего ещё не говорили. А ведь и любовь Ивана была под стать его вере: такая же крепкая.
Ещё будучи простым геологом, присмотрел он в одном эвенкском стойбище девушку с раскосыми чёрными глазами, соболиными бровями, косами ниже колен. Она и стала его, навек, женой. Женой, которая была рядом с ним всегда, везде и во всех его делах. Маленькая, неприметная, трудолюбивая и всё могущая. После того, как Иван выжил после страшной, неизлечимой уже, ввиду её запущенности, болезни, и врачи в столичной клинике с удивлением констатировали, что обнаруженного у него рака желудка последней, неоперабельной, стадии, нет и в помине, он вышел в своей вере и судьбе на новый виток. Он стал строить яхты и ходить на них в кругосветку. О мореплавателе Фёдоре Конюхове все, конечно, слышали, а вот о нашем Иване- нет. Хотя совершил он в свои семь десятков лет две кругосветки и держала его наплаву не допотопная яхта, смонтированная из списанных железных кроватей, а его нерушимая вера в то, что его защищает, хранит и спасает от бед сам Всевышний!
Несколько лет тому назад, слушая какую-то зарубежную станцию мой друг Серёга Манухин, лицедей и засракульт, рассказавший мне всю эту историю, узнал о том, что Иван на яхте вышел из одного из прибалтийских портов в третью кругосветку на собственноручно построенной яхте. Потом вестей не стало. Ещё спустя время Сергей узнал, что после зверского шторма на Балтике яхту Ивана прибило к норвежским берегам. Самого Ивана так и не нашли… Ему было семьдесят три года. Это были его подвиги во имя и славу Господню. После этого Серёгиного рассказа вера моя, как мне представляется, чуток укрепилась… Серёга Манухин сидит сейчас после очередного обширного инфаркта и инсульта дома. Он всё такой же оптимист и циник. И в Бога верует, потому и жив.
17.01-2014 г.