Агент внешней разведки по кличке Музыкант летел в Токио на секретную встречу, где должен был решаться вопрос нейтрализации Соединённых Штатов Америки как объекта международного права. Несмотря на серьёзность своей миссии, Музыкант не забывал, что на свете кроме США, есть ещё Женщины. И они интересовали Музыканта не меньше, а возможно и больше, чем страна вырастающих денег.
Лайнер мчался на высоте десяти тысяч метров сквозь холодный, разреженный воздух Тихого океана. В бездонной чаше неба мерцали ярким светом звезды. Автопилот вел гигантскую металлическую птицу по воздушному коридору. Дежурный экипаж играл в покер. Все знали, что надежней автопилота пилота нет, и спокойно удваивали ставки. Старший повар, усатый пуэрториканец, заволок в комнату отдыха молоденькую стюардессу и настоятельно спрашивал ее совета, что приготовить пассажирам на завтрак. Стюардесса была согласна на все. Дежурный штурман читал книгу «Как жить вечно» и морщил лоб от непонятных слов. Командир экипажа спал.
Музыкант прокручивал в голове предстоящие проблемы с альтернативными японцами. Но цепочка воображаемых состыковок лениво уползала в глубину сознания, не желая превращаться в цельную конструкцию. Ну, нет так нет. Доверимся инстинкту. Специальный агент зевнул, сладко потянулся, снял пиджак, повесил на крючок, ослабил галстук и воротник, вытащил длинную, тонкую сигарету, включил вытяжку и, щелкнув золотой зажигалкой, прикурил, пустив колечко ароматного дыма. Спохватившись, предложил сигарету соседке лет тридцати, томной брюнетке с книгой, сосредоточенно глядевшейся в нее, как в зеркало. Та оторвалась от книги, посмотрела на него проницательным взглядом серо-зеленых глаз, поблагодарила и неожиданно сказала по-русски: «Капля никотина убивает лошадь!»
Музыкант вопросительно глядел на нее. Ответил на английском:
– Вы интересно разговариваете.
– Это русский язык. Мне запомнилась эта фраза. Она означает, что курить вредно.
– Слышал я про это, да не очень верится.
Музыкант сладко затянулся и пустил дым вверх, в вытяжку. Он не курил тридцать два года. А вот уже неделя, как курил пачку, и надо же – не был разочарован.
– Да, в общем-то, я с вами не слишком несогласна. Разрешите..?
Она взяла сигарету с золотистым фильтром. Специальный агент щелкнул зажигалкой. Брюнетка была славянского типа, явно не японка, и странное ее цитирование русских афоризмов, естественно, должно бы настораживать. Но только не здесь, не сейчас, и не Музыканта, ставшего неожиданно Охотником. Он слишком стал ценить время и такие вот творческие паузы, вроде трансконтинентального перелета. Все сложится само собой. Только не надо подключать к ситуации излишне электризующие потенциалы.
– Летите к бабушке помочь составить икебану ко Дню плодородия? – он невозмутимо затянулся и посмотрел на нее честными глазами. – Мне нравится Япония.
– Вы почти угадали. Конференция по философии буддизма.
– Да что вы говорите! Такая симпатичная женщина – философ? Да еще и буддистка! Как богат внутренний мир людей! – Музыкант вздохнул и покачал головой. – А у нас торговля и только торговля. Подумать страшно!
– Вообще-то приятно слышать, но я всего лишь ассистент по стенографии. На санскрите.
– Все равно! Чтобы стенографировать, надо понимать. Ведь так, не правда ли?
– Возможно, вы и правы, но никто не знает, что он в состоянии понять, а что – нет.
– Интересная мысль, – Контрабасист посмотрел в окно лайнера и увидел себя, любимого, с серьгой в ухе и сдвинутым галстуком, обритого под полный ноль и на фоне шикарной брюнетки, буддистки-стенографистки. Красавец!
– И неужели даже вы не в состоянии понять, что вы в состоянии понять? – лениво-изумленно спросил он. – Вот, например, о вреде курения вы понимаете. Даже на нескольких языках.
– Понимание не меняет отношения. Разве вы не замечали? И какой смысл поэтому знать, что тебе понятно, а что нет. Вам так не кажется?
– Кажется, кажется… Мне нравится ваша профессия. От нее веет магнетизмом вечности.
– Да, санскрит может рассказать о многом. Но немногим.
– Немногим в этом лайнере?
– Ну, можно сказать и так.
– Но вы-то, конечно, в число непонятливых не попадаете.
– Да, боюсь, что попадаю и я. Знание семантики не освобождает от необходимости рождать концепции.
– Вот как! А зачем их рождать?
– Чтобы понять.
– Что?
– То, что непонятно.
– М-да… – красавец с серьгой задумчиво сбил пепел в пепельницу. – Интересно вы мыслите.
– Вы тоже летите к бабушке на икебану?
– Знаете, а вот вы совсем не угадали. Выставка мясомолочной промышленности, сепараторы там разные, убойные ножи…
– Убойные ножи? Страшные у вас выставки.
– Вся жизнь – страсть. Нож тут не при чем. Всегда он почему-то крайним оказывается. Мысль – первична. Нож вторичен.
– О, да вы тоже философ!
– Да, немного, наверное. Философия переработки жизни в смерть. Тяжелая мясомолочная промышленность.
– Как интересно! Это и есть главный вопрос нашей конференции!
– Вот видите, как мы близки. По духу. Но по материи – вряд ли. Не думаю, что каноны классического буддизма настолько меркантильны, как моя профессия. Убить и съесть. Как вы считаете – звучит?
– Еще как!
– И я так думаю.
– Но по вашему виду не скажешь, что вы жестокий человек.
– А я добрый.
– И это не мешает вам в работе?
– Как вам сказать, – Музыкант потушил сигарету и, повернувшись к брюнетке, стал смотреть на нее задумчивым взглядом. – Может быть, и мешает. Но я, наверное, не в состоянии этого понять.
Авиалайнер слегка накренило. Автопилот делал разворот по своему воздушному коридору. Летчики продолжали играть в карты. Второй пилот рискнул, вскрылся и сорвал банк. «Ха-ха-ха!» – захлопал в ладоши. – «Бруклин всегда впереди!» – «Постой-постой!» – засомневался третий пилот. – «А где пиковая дама?» – Он сгреб колоду и стал ее пересчитывать.
Штурман оторвался от книги и уставился на курсовой указатель. Он обдумывал только что прочтенное – «Но нельзя забывать, что вечная жизнь есть вечная смерть. Ибо обе категории сливаются в одну».
Повар пуэрториканец продолжал обсуждение со стюардессой утреннего меню почти в полном молчании. Иногда короткие реплики подавала стюардесса. Обсуждение подходило к концу.
Командир экипажа спал.
Автопилот выровнял самолет, и тот несся дальше к далекой притаившейся Японии.
– А вы не хотите прийти на нашу конференцию? – спросила собеседница.
– Вы думаете, что стоит?
– Мне кажется, я вижу, кем вы были в прошлой жизни. И думаю, что стоит.
– Вы видите, кем я был в прошлой жизни? Поразительные вещи говорите. Может быть, вы вглядитесь и увидите, кем я был в этой? А то я иногда начинаю сомневаться, не сон ли она?..
– Нет, эта жизнь ваша. Я не гадалка. Законченную карму легко прочесть. Она впечатана и неизменна. А вот в действующую лезть опасно. Непредсказуемы последствия. Наложение одной на другую. То есть вашей на мою. Или наоборот. В общем, это сложный вопрос. Мудрый буддист – одинокий буддист.
– Сложности я не люблю. До того момента, пока они не упростятся до минимума. Вы знаете, а почти всегда так и происходит. Странный эффект. Вы знакомы с ним? – заинтриговался Контрабасист.
– Ну, конечно. Самих по себе сложностей не существует. Все только внутри вас.
– Во мне?
– Да.
– И что же они там, извините, делают?
– Ну, как сказать. Усложняют вам жизнь. И упрощаются. Энергия-то уходит.
– Любопытное объяснение непонятного. А вот вы, например, сейчас тоже во мне? Как часть определенной сложносоставляющей?
Брюнетка слегка порозовела.
– Да, это так. Я сейчас внутри вас, можно сказать и так.
– А где тогда, по-вашему, я?
– Если по-моему, то во мне.
– Я – в тебе? – изумился Музыкант! – Извините…
– Ничего. Да. Хотя это странно звучит на первый взгляд.
– Любопытная все-таки у вас профессия. Я, наверное, воспользуюсь вашим приглашением. А где проходит ваша конференция?
– В Токио. Район Хиракава. В Куин-отеле.
– О, это престижное место встречи. В финансовом смысле.
– Ну, конференция тоже очень престижна, как вы выражаетесь. Поэтому и место встречи соответствующее.
– А наша выставка в районе Ееги-Хатиман. Не желаете посетить, мадемуазель? Или, извините, мадам?
– Да нет, мадемуазель. Спасибо большое. Убойные ножи – это, конечно, экзотика, но все же несколько своеобразная. Я, наверное, не подготовлена для такого рода зрелищ. Извините, конечно.
– Да что там. Не хотите – не надо. Но ножи – это же не вся выставка. Ну, пара ножиков стоит в углу, а остальное-то, может, и стоит поглядеть. Например, паровая обработка шкуры… Хотя нет, я наверное, не то говорю. Вы правы, это не будет интересно для вас.
Музыкант помолчал, уставившись в иллюминатор самолета и видя там лишь самого себя. Брюнетка тронула его за плечо:
– Мы так долго общаемся. Бэтти. Бэтти Тейлор, – представившись, она улыбнулась и протянула ему руку. Музыкант взял ее руку в свою и, тоже широко улыбнувшись, наклонил голову:
– Коля.
– Коля? Это мне напоминает Россию.
– А я русский.
– Вы – русский?! – изумленно проговорила Бэтти, перейдя на родной язык Музыканта.
– Вы, похоже, тоже немного знакомы с этой страной, – отметил на русском языке агент.
— Вы правы, правы… – Бэтти изумленно глядела на русского философа убойных ножей, на ее глазах сменившего ментальную ипостась с непринужденностью фотомодели.
– Моя мама – русская, – продолжила Бэтти. – Она из небольшого городка Ростов.
– Да, Ростов не такой уж и маленький городок. Мама поскромничала.
– А откуда вы?
– Я из Чернобыля. Слышали?
– Из Чернобыля? И вы были там во время взрыва?
– Нет, мне повезло. Я в это время там уже не жил. Но те места знаю хорошо.
– Мне рассказывали, там погибло много людей.
– Да, это так.
– И правда, что там сейчас совсем пустой город, среди лесов?
– В общем-то, да.
– Как странно и интересно!
– Ну, наверное, не настолько, насколько вы думаете.
– Мне говорили, там мыши вырастают до размеров собаки.
– Это неправда.
– И я не поверила.
Бэтти вытащила пачку сигарет и предложила Музыканту. Тот взял. Она прикурила от его золотой зажигалки и, глядя на него, проговорила, прищурившись от дыма:
– Я бы никогда не подумала, что вы – русский мясник. Я правильно выразилась?
Агент кивнул.
– У вас совсем не та внешность.
– Вы считаете, что в эту профессию идут в соответствии со внешними данными?
– Да нет, я не это имела в виду. Я вижу вас. И это совсем другая карма.
– Мне жаль, что я не попал в карму или как там ее. Но мне моя работа, в общем, по душе.
– Нет, это не так.
– Ну, вам, конечно, видней. Со стороны.
– Да, тут вы правы. Коля, так вы придете на конференцию?
– Наверное, да.
– Возьмите визитную карточку организатора. По ней вы сможете пройти в конференц-зал. Там, с другой стороны, записан мой гостиничный телефон.
Музыкант взял карточку.
– Спасибо, Бэтти. Но я вам не могу дать своего телефона. Еще точно не решено, где я остановлюсь.
– Зачем? Я надеюсь, вы позвоните.
– Да, конечно.
Снова подошла стюардесса француженка с подносом. Лицо ее пылало свежестью. Бэтти вопросительно посмотрела на Музыканта. Тот ответил:
– Шампанское. А вы?
– Да, конечно.
Агент взял два бокала и передал один Бэтти. Буддистка-стенографистка выпила сразу треть и с любопытством смотрела на Музыканта, очевидно, представляя его настоящую карму. Контрабасист легко принялся за второй бокал, помня о любви к жизни. Золотистые пузырьки мягко ушли в голову.
– Бэтти, расскажите мне о прошлой жизни.
– Это не на уровне слов.
– Ну, передайте это без слов.
– Я уже передала.
– Да? А я ничего не заметил.
— Вы вспомните. Это не так быстро. И вспоминать будете всегда. Теперь она всегда с вами. И, согласитесь: носить ее на цепочке, – образно, конечно, – свою прошлую жизнь, – не так уж неожиданно, одиноко и страшно. Можно даже сказать, что вас теперь двое. А вы вдумайтесь в смысл, почему люди друг друга называют на вы? Откуда этот церемониал? Я вам открыла страшную тайну. Но вы про это забудете.
Агент отхлебнул шампанское и с искренним любопытством уставился на буддийскую ведунью:
– Мне нравится ваш подход к диалогу.
– А нет никакого подхода. – Бэтти смотрела ему в глаза. – Вы не должны быть тем, кто вы есть.
– Ну, спасибо.
– Нет, это в нормальном смысле. Вы не мясник и не торговец мясопродуктами. Вы, образно говоря, музыкант и стрелок.
Контрабасист ошеломленно уставился на нее.
– Это в этой карме. О прошлой вам уже все известно.
Агент осторожно проговорил, не отрывая глаз от ее взгляда:
– Вообще-то я по гороскопу Стрелец.
– Вот видите, хотя связи здесь нет никакой.
– Да и пострелять в свое время любил. На охоте. В диких дебрях среднего Нечерноземья.
Бэтти засмеялась, сверкнув белизной зубов.
– Ну, зачем вы так серьезно? Это все непрямой смысл. Стрелок – это не обязательно стрелять.
– Да? Но я все равно любил стрелять. Даже просто по пустым бутылкам. Откровенно говоря, убивать мне никогда не хотелось. Сбить – да. Но не убить. Хотя в жизни все бывало.
– Ну, и я вам об этом же. Музыкант – это объединение самых разных уровней под один знаменатель. Ну, под одно знамя, если хотите. А Стрелок – это поиск этих уровней. Вам понятно?
– Ну… да. Почти. Предлагаю тост. За Бэтти Тейлор – магнетическую предсказательницу кармы, – он протянул к ней руку с бокалом.
– Нет, за вас. Музыканта и Стрелка! – она прикоснулась своим бокалом к его и допила шампанское.
– Но и за вас тоже! – агент выпил вино.
Француженка-стюардесса прошелестела своей короткой юбкой с разрезом, и бокалы уплыли на серебряном подносе в глубину авиалайнера.
Автопилот сделал легкий маневр, авиалайнер немного изменил высоту и опять застыл в полете. Полусонные летчики играли в короткий покер. Банк пока никто не сорвал. Пиковая дама нашлась.
В кабину забрел охранник из группы антитеррора с автоматом за пазухой, в черном костюме и с галстуком алого цвета. Постоял, посмотрел. Задал идиотский вопрос:
– Ну что, все нормально?
Штурман широко раскрытыми глазами читал свою книгу.
Пуэрториканец, сонный и вялый, отдал помощнику помятый листочек с меню на завтрак, на котором нашкрябал три блюда и три напитка. «И этого хватит», – сказал, помолчал и добавил: «Нет, допиши кофе. И быстренько комплектуйте. В салоне 775 пассажиров».
Командир экипажа спал.
«Банк!» – закричал во все горло пилот из Бруклина. – «Если фарт, то это навечно! Ха-ха-ха!!!» Остальные мрачно смотрели на свои карты и на его. Запищал мелодичный сигнал автопилота. Нежный женский голос ласково сообщил: «Пожар во втором двигателе. Остановлена турбина. Повреждение в топливопроводе на участке ВС. Не работает механизм гидравлики вертикальных рулей. Повторяю…». Все окаменели, и две секунды стояла побелевшая, гробовая тишина.
– Что-о?!! – закричал проснувшийся командир. – Что за карты!!! – он рукой сгреб и швырнул в проход голых баб с пиками и бубнами на шее.
Автопилот ласково повторил последние новости. И в конце добавил: «Учебная тревога. Работает программа тренинга экипажа авиалайнеров в составе федеральной системы отработки подавления террористических акций на борту. Курс 00296. Продолжаю управление».
Все глаза уставились на приборы. Все было нормально.
– Фхрр…, – прохрипел командир. Прочистил сдавленное горло и заорал на всю кабину:
– Б…дь!!! (русский эквивалент американского эмоционального выражения). Немедленно отключить этого придурка! Все по местам. Никаких автопилотов с новыми программами. Вот он, наш автопилот – он указал на кучку испуганных, еще не пришедших в себя летчиков. – Я убью этого программиста! У меня могло стать сердце. Не работает механизм гидравлики вертикальных рулей? Да он хоть знает, дебил, что это такое? Он хоть знает, крыса компьютерная, чем он пугает людей? Да пусть горит все! Все двигатели! Но пока рули высоты в порядке, старый Джек посадит эту посудину на мель, да что там на мель – на Елисейские поля, на лужайку возле Капитолия! И пусть тушат! Но вставить программу тренинга в бортовой компьютер и не предупредить командира?.. Они чему-то хотят меня научить? Они меня уже научили! Я вот этими руками задушу старшего инженера Электронно-компьютерных систем и скажу, что антитеррористический эффект достигнут.
Он вытащил громадную сигару, сунул в рот, пробурчал: «Все по местам, до Токио на ручном», и вышел в курительную комнату, хлопнув дверью.
фрагмент романа "славянский стилет"