Это была заурядная археологическая экспедиция. Для студентов она считалась практикой, а для работников института – рутинной командировкой с элементами отпуска: жизнь в палатках на природе всё-таки гармонизировала сознание и насыщала внутреннюю энергетику окружающей красотой и непередаваемым глубинным смыслом…
Повинуясь своим профессиональным задачам, археологи раскапывали древние курганы, многие из которых были уже давным-давно разграблены. Черепки и наконечники стрел фотографировались, упаковывались и подписывались, хотя и не вызывали ни у кого никакого интереса…
И вдруг ученые наткнулись на уникальное захоронение. В могильнике находился мужчина знатного рода. Судя по искусно вычеканенным на доспехах узорам и картинкам, какой-то почитаемый военноначальник.
Теперь каждый день раскопок радовал археологов новыми находками. Кроме разной посуды и утвари были найдены достойные называться произведениями искусства сабли и кинжалы, остатки щитов и копий... В ритуальной могиле нашли также останки коней с элементами боевой сбруи. К разряду необычных и уникальных данную находку относил совсем другой факт: в захоронении кроме лошадей, как выяснилось, находились еще и останки верблюда. Верблюды же в этих краях никогда не водились, и вообще были не характерны для кочевых племен данной местности.
Найденные кости верблюда были сложены на брезент в специально отведенной палатке, тщательно пронумерованы, и руководитель экспедиции, Лев Павлович Айзеншпиц, мысленно уже парил на лаврах своего археологического успеха. Доклады и презентации, награды и премии, новая учёная степень, почёт и уважение коллег, статьи в популярных изданиях, словно бы, стали уже свершившимися фактами в его воображении. И тут, к Айзеншпицу подошёл мальчик – девятилетний сын младшего научного сотрудника Татьяны Поповой – Юрка:
- Дядя Лёва, отдайте мне верблюда!
- Что-о-о??? – Лев Павлович даже не понял вопроса.
- Отдайте мне верблюда, его кости, зачем они вам?
- Видишь ли, мой юный друг, археология – достаточно пространная наука, и я не могу тебе в двух словах объяснить все нюансы и тонкости археологических изысканий, их ты навряд ли поймешь… Но у меня к тебе тоже есть вопрос: а зачем же кости верблюда понадобились тебе?
- Вы не думайте, что я ничего не понимаю в археологии, ведь у меня мама тоже археолог. И я уже почти месяц нахожусь с вами в экспедиции. Вот только я до сих пор не могу понять, зачем выкапывать и выставлять в музеях столько мертвых костей – людей и животных? А я бы мог сделать этого верблюда живым…
- Юра, извини, но я не понимаю, о чём ты говоришь. Я разрешил тебе присутствовать в экспедиции не для того, чтобы ты мешал нам работать. Иди к маме, и пусть она тебе объяснит, почему я ни в коем случае не смогу тебе ни подарить, ни даже продать, кости найденного верблюда…
Юра взглянул в глаза «дяди Лёвы» своим прозрачным детским пронзительным и неподкупным взглядом, и у Льва Павловича на мгновение возникло внутреннее ощущение холодной чистоты и беспредельности Космоса. Он немного смутился, но быстро перенастроился на запланированные дела и зашагал к палатке с «верблюдом»…
Утром Льва Павловича разбудил его заместитель по экспедиции и сообщил, что пропали кости найденного верблюда, и есть еще одно странное событие – по территории лагеря бродит живой верблюд – одногорбый высокий красавец.
- Юрка! – выпалил Айзеншпиц.
И стремительно, напрочь забыв о своём шестидесятипятилетнем возрасте, выскочил из спальника, через секунду откинул полог палатки, но ослепленный восходящим Солнцем одумался, сделал два шага назад, медленно оделся и уже тогда пошёл разбираться в произошедшем.
- Мальчик, – нервно допрашивал он только что разбуженного и еще не пришедшего в себя Юрку, – где верблюд?
- Вот! – Победно отвечал Юра, показывая на живого верблюда.
- Где кости верблюда? – Несколько раз уточнял археолог, и Юрка снова и снова показывал на непонятно откуда взявшегося дромадера и говорил своё «вот!»
- Мальчик, нас не интересует живой верблюд – нас интересуют только кости! Куда ты спрятал кости верблюда?
- Но ведь живой верблюд в тысячу раз лучше, – непонимающим тоном заявлял Юра.
- Я не знаю, где ты взял этого верблюда, но верни нам кости, или у твоей мамы будут большие неприятности в институте…
По лицу Юры побежали слёзы. Сначала он лишь смотрел сквозь слёзы на окружающих, но потом разревелся по-детски, неуёмно и отчаянно, как если бы в его жизни случилась самая большая беда. Он не знал, куда спрятать свои глаза, и когда его, словно защищая, обняла мама, то зарыдал ей в живот еще обиженней – от унижения неверием в него взрослых, от противоречия между собственными идеалами и системой ценностей взрослых, от ощущения собственной ненужности и бесполезности, от непонимания того, как смерть побеждает Жизнь…
- Какая глупость вся ваша наука, - всхлипывал Юрий, утирая нос тыльной стороной ладони. – Мамочка, ну, скажи им, что живой верблюд лучше, чем истлевшие кости…
- Юра, кости всё-таки придётся вернуть. Скажи, куда ты их спрятал, и мы сами их заберём.
- Мама… Мама… Мама-а-а-а… - рыдал Юра.
- Мальчик, скажи, куда ты спрятал кости?..
И всё закрутилось по новой: и плач ребёнка, и нервные лица взрослых, суетные попытки отдельных энтузиастов самостоятельно отыскать место, где могли бы быть спрятаны ценные кости. Юрка же продолжал плакать, сквозь слёзы бормоча, что ценна только Жизнь... А взрослые были зациклены на вопросе, где спрятаны драгоценные верблюжьи кости.
И только один персонаж в этом действии сохранял невозмутимость и спокойствие: верблюд бродил по лагерю свободно и с достоинством, не пряча своего доброго взгляда.
Девятнадцатилетний практикант Алексей подошёл к Льву Павловичу и так тихо, чтобы его слышал только руководитель, спросил:
- А вдруг это правда?
- Что?
- Ну, что кости действительно стали верблюдом. Вы в это совсем не верите?
- Молодой человек, - сказал Айзеншпиц, – я верю только в науку. А эти кости – ценное доказательство культурных связей местных кочевников с государствами и племенами Аравии. И такая уникальнейшая находка способна совершить настоящий переворот в представлениях о товарном и культурном обмене древнего мира… А что я теперь смогу предъявить научному сообществу, что сдам на радиоуглеродную экспертизу? Фотографии?
- Но ведь можно отдать на экспертизу живого верблюда, и если он действительно ожил, то вдруг его кости имеют возраст нашего захоронения? А такое открытие будет уникальней любых найденных костей…
- Не говорите глупости. Я прожил достаточно долгую жизнь, чтобы убедиться, что чудес на свете не бывает… Я верю, что труд и умственные способности человека – это высшее проявление человеческой личности. И как же глупо я должен выглядеть, отдавая на возрастную экспертизу живого верблюда? Да в этом случае меня самого направят на экспертизу… Психиатрическую!
- Мальчик! – снова подчёркнуто безличностно обратился к Юре Айзеншпиц. – Посмотри мне в глаза и ответь честно, где кости?
Юра вытер слёзы и направил свой взгляд прямо в глаза озадаченного ситуацией археолога, но при этом заглянул ему в глаза так, что Льву Павловичу показалось, что кто-то смотрит прямо в его душу: сердце наполнилось смутным предчувствием, голова закружилась, а взор затуманился. К горлу подступала предательская тошнота.
Лев Павлович извинился и нетвердым шагом пошёл к своей палатке. Там он пригубил воды из походной фляжки, но ноги не держали, и веки наливались тяжестью, так что ему пришлось лечь и закрыть глаза…
…Большой отряд хорошо вооруженных конных кочевников, возглавлял который опытный военноначальник Ак-суна, возвращался из очередного дальнего перехода. Ак-суна с удовлетворением смотрел на великолепие сделанных подношений: ковры, инкрустированная драгоценными камнями серебряная посуда, ларцы с украшениями, искусно выполненные оружие и доспехи…
Самые тяжелые предметы были нагружены на одногорбого верблюда – это был давнишний подарок одного персидского хана в знак дружбы и уважения. Получив его в подарок совсем маленьким беленьким верблюжонком, Ак-суна сроднился с ним и повсюду брал его с собой. Верблюда звали Рамзес – он был достаточно смышлён и отзывался на это имя. В походах же никогда не подводил, был вынослив, силён и в то же время быстр, неприхотливо выполняя роль грузового транспорта…
Задача хорошо подготовленного войска Ак-суны состояла в тщательной охране всего нескольких жрецов и своевременной и чёткой передаче их посланий, указаний, пожеланий различным племенам, городам, ханствам… Это были весьма уважаемые всеми Жрецы Бога Тенгри, в пользу которых люди всегда собирали добровольную дань, делали подношения, дары. Ак-суна со своим отрядом имел также задачу защитить собранную дань от шаек беспринципных разбойников.
...Когда Лев Павлович очнулся, то еще чувствовал на своих плечах тяжесть доспехов и помнил, что это именно к нему воины обращались по имени Ак-суна. Он вышел из палатки и его глаза сияли уверенностью и силой.
- Рамзес, - окликнул он верблюда, и верблюд с громким гортанным звуком бросился к нему.
- Рамзес, - повторял археолог, обнимая верблюда, как старого и верного друга, и непонятные окружающим слёзы счастья и радости текли по его щекам…