(1780—1857)
Беранже — единственный песенник в этой книге*. Конечно, он активно сочинял идиллии, сатиры, даже поэмы, но уровень их слишком невысок, а прославился Беранже как автор слов для песенок и куплетов, преимущественно политического характера. В книгу рассказ о нём включён потому, что имя Беранже широко известно в мире поэзии, и творчество его хотя бы относительно напоминает поэзию великую. Жизнь же Беранже столь поучительна для современной России, что обойти её было бы просто непредусмотрительно.
* Ли Цинь-чжао и Адельберт Шамиссо всё-таки прежде всего поэты, а любовь к песенному жанру только открывает дополнительные грани их великих талантов.
Поймите меня правильно. Я не намерен обижать песенников, принижать их достоинство и делать париями в литературе. Но нельзя смешивать разные типы искусства! Каждый должен заниматься своим делом. И если поэзия велика и могущественна сама по себе, то искусство создателя песенных слов является лишь составляющей произведения, где доминируют две другие его части — музыка и исполнительское мастерство. Именно по причине второстепенности их творчества песенники и рвутся в поэты, апеллируя к тому, что творения поэтов великолепно ложатся на музыку и даже когда-то в древности исполнялись только в музыкальном сопровождении. Как правило, такое понимание поэзии или представление песенников поэтами есть болезнь детства и по мере взросления человека проходит. Конечно, если человек не застревает в детском возрасте.
Отец будущего песенника, Жан Франсуа Беранже (1751—1809), был человеком легкомысленным и склонным к авантюрам. Как утверждают французские исследователи, предки Беранже некогда носили титул маркизов, но разорились и так давно обеднели, что утратили его. Жан Франсуа мечтал вернуться во дворянство. Будучи сыном модного портного, он унаследовал от папаши кое-какие деньги и, работая счетоводом, смог позволить себе жениться на молоденькой модистке Жанне Шампи. Впрочем, молодой человек покинул супругу менее чем через год и в поисках счастья отправился скитаться по странам и весям.
Жанна была уже на сносях. 19 августа 1780 года она родила мальчика, которому дали имя Пьер Жан. Ребёнка сразу же отдали кормилице, а мать вновь занялась ремеслом модистки. Три года о Пьере Жане никто не вспоминал. Потом его забрал к себе дед по материнской линии Пьер Шампи. Все эти годы Жан Франсуа появился в семье пару раз, причём после одного такого посещения родилась сестра будущего поэта София.
Когда пришло время, дед отвёл Пьера Жана в школу. Но мальчик невзлюбил учение. Он то и дело жаловался на головную боль и оставался дома.
В 1789 году началась Великая французская революция, и малолетний Беранже околачивался возле Бастилии, когда крепость штурмовала возбужденная толпа. Осенью того же года дед решил отправить мальчика от греха подальше — в провинцию, к тётке.
Тётушка Мари Виктуар Тюрбо на всю жизнь стала самым дорогим и любимым человеком для Пьера Жана. Была она женщина добрая, глуповатая, скандальная и буквально обожала политику.
Мари содержала трактир «Королевская шпага» в Перонне. Она сразу пристроила мальчика к делу, и Пьер Жан стал обслуживать посетителей.
Однажды весной 1792 года во время грозы в трактир влетела шаровая молния и ударила мальчика прямо в голову. Он потерял сознание, потом долго болел, с тех пор стал хуже видеть. Но это не помешало Беранже в тринадцать лет наконец-то пойти в школу. Правда, он так и не одолел правила орфографии, зато научился говорить революционные речи. На местных праздниках его всегда вызывали на трибуну, и ничего не смыслящий ни в политике, ни в философии, ни в жизни паренёк, как попугай, выкрикивал в ликующую толпу пышные призывы и лозунги. Тётушка при этом очень гордилась и считала племянника чрезвычайно умным. После речей все пели «Марсельезу».
Когда в ходе революционных репрессий закрылась школа, Пьер Жан устроился работать в местную типографию. Здесь-то парень и научился сочинять куплеты…
И тут отец вызвал сына в Париж.
Беранже-младший вернулся в семью. И начались бесконечные ссоры, споры и скандалы. Революция кончилась, якобинцев гильотинировали. Но сын Беранже остался убеждённым республиканцем, а отец Беранже — убеждённым монархистом. Матери же было тошно от обоих. Отцу удалось сделать себе необходимые документы, после чего он стал дворянином — Беранже де Мерси. Первым делом он открыл меняльную контору. Пьер Жан, который отлично считал в уме, стал его сотрудником. Работать юноше приходилось преимущественно с бедняками, обсчитывать и обирать их. Пьер Жан, человек в душе добрый и справедливый, выдерживал это с трудом. Но однажды полиция арестовала отца и закрыла контору — в столице раскрыли очередной монархический заговор и заподозрили Жана Франсуа в участии в нём. Позже его отпустили, а следом меняльная лавка лопнула. На остатки денег отец открыл библиотеку-читальню, и Пьер Жан стал в ней библиотекарем.
9 ноября Наполеон Бонапарт совершил государственный переворот. Беранже-младший был в восторге. Он не сомневался, что революция восторжествовала вновь.
Правда, ему самому было не до политики. Из Перонна приехала его двоюродная сестра Аделаида Парон. Молодые люди переспали, и неожиданно для обоих у них в январе 1802 года родился сын Фюрси Парон. Дитя сразу сплавили кормилице в деревню, а Аделаида стала любовницей Беранже-старшего*. Пьеру Жану как раз пришёл срок идти в армию, и он вынужден был скрываться от воинского призыва.
* Жан Франсуа Беранже умер в 1809 году, оставив все свои деньги любовнице. Но Аделаида Парон отказалась его хоронить на свои средства. Этим занимался лишённый наследства Пьер Жан. После похорон Аделаила подбросила песеннику их общего сына Фюрси, которого, к счастью, взяла на воспитание Жюдит Фрер; мальчика переименовали, дали имя Люсьен — в честь младшего брата Наполеона Бонапарта.
Вскоре Беранже полюбил по-настоящему. Звали её Жюдит Фрер. О ней песенник сочинил известную песенку «Как она красива»… Постепенно у Пьера Жана появились влиятельные друзья в мире литературы. Прежде всего это был писатель и сенатор Антуан Арно*.
* Антуан Венсан Арно (1766—1834) — французский драматург и поэт, член Французской академии.
Беранже всё чаще и чаще обращался к песенному жанру. Он вошёл в песенное содружество «Обитель беззаботных». Постепенно песни Пьера Жана стали расходиться по Франции. В мае 1812 года Беранже впервые решил собрать сочинённые им песни и опубликовать их в одной книге. Осуществить задуманное он смог уже только после падения Наполеона. Сборник «Песни нравственные и другие» вышел в конце 1815 года. А накануне Беранже разодрал и сжёг рукописи всех своих поэтических произведений высокого жанра.
Первым, кто вознамерился воспользоваться талантом Беранже-песенника стал король Людовик XVIII Бурбон. Пьеру Жану предложили штатное место в государственной газете. Убеждённый республиканец, Беранже отказался и в ответ на предложение послал песенку «Маркиз Караба», в которой продемонстрировал суть политики нового короля (и любой власти вообще):
Давить и грабить мужичьё —
Вот право древнее моё;
Так пусть оно из рода в род
К моим потомкам перейдёт.
С тех пор имя маркиза де Караба стало во Франции нарицательным.
Вообще необходимо отдать Беранже должное: у него была замечательная способность в одной небольшой песне вскрыть целый пласт человеческих отношений и при этом столь мощно выделить какую-нибудь особенно яркую, характерную черту человеческого поведения, что герой его очередной песни становился обобщающим, а имя его — нарицательным.
Так случилось и с песенкой «Месье Жюда» (в русском переводе «Господин Искариотов»). Она появилась следом за «Маркизом де Караба» и высмеивала шпионов-любителей и добровольных доносчиков. Припев её стал необычайно популярным, сперва во Франции, а затем разошёлся по всему миру:
Тише, тише, господа!
Господин Искариотов —
Патриот из патриотов,
Приближается сюда.
Эти и многие другие песни, касавшиеся острых политических проблем, вошли в двухтомник песен, вышедший в 1821 году. Беранже занял у друзей 15 тыс. франков и все расходы оплатил сам. Издание распродалось в небывало короткие сроки, так что, когда опомнившиеся власти запретили книгу, конфисковывать было нечего.
Против автора сборника возбудили уголовное дело. В здание суда сразу же прославившийся Пьер Жан пробивался через огромную толпу зевак. При этом ему пришлось с горькой иронией приговаривать:
— Господа, без меня всё равно не начнут!.
Беранже обвинили в нанесении оскорбления общественной и религиозной морали и приговорили к трёхмесячному заключению в тюрьме и штрафу в размере 500 франков.
Тюрьма не образумила Пьера Жана. При новом короле Карле X Беранже издал очередной сборник своих произведений «Неизданные песни», в который вошла песенка «Красный человечек» со знаменитым припевом:
Молитесь, чтоб Творец
Для Карла спас венец!
В этот раз Беранже присудили к девяти месяцам тюрьмы и 10 тыс. франков штрафа. Но он уже был кумиром Франции. Его политические песни пела вся страна. Его приветствовали. Ему поклонялись. Расщедрившийся Стендаль даже заявил во всеуслышание, что считает Беранже крупнейшим поэтом эпохи. Конечно, романист погорячился, но для политиков страны стало престижно посещать в тюрьме опального песенника.
В июле 1830 года во Франции произошла очередная революция. Король Карл X был свергнут и бежал. Восторгам Беранже не было предела. Вновь драка, вновь бунт, вновь торжествуют идеалы либерализма и его муза!.. И очередное разочарование. На престол взошёл король-банкир Луи Филипп Орлеанский.
Разочарование песенника в новой власти пришло скоро и оказалось столь глубоким, что Беранже предпочёл совсем уехать из Парижа. Его потянуло на природу, подальше от шумных и подлых политиков, которые всё равно неизбежно предавали бедноту и продавались толстосумам. Там, в Пасси, Пьер Жан впервые увидел, до какой степени нищеты довели все эти революции несчастное крестьянство. Впервые песенник задумался о том, что не город и его бессмысленная лженародная толпа несут в себе коренные устои общества, что вытягивает на себе страну безропотный труженик крестьянин, которому в результате чьей-то там борьбы за «справедливость», «равенство» и «всеобщее счастье» достаются лишь горе, беды и страдания.
А в стране назревала очередная революция. 28 февраля 1848 года Луи Фидипп был свергнут и бежал.
Вечный обличитель и кумир пьяных компаний, непременно распевавших в застолье его забавные песенки, Беранже примчался в Париж, чтобы своим авторитетом помочь очередным кровососам понадёжнее укрепиться на загривке несчастного народа. В этот раз толпа выбрала песенника депутатом Национального собрания. Что мог сделать там дряхлый, ничего не соображавший в новом мире старик и провинциал? Но ведь он сочинял застольные, зачастую пошленькие, а значит, приятные черни песенки! Следовательно, в законодатели его, в Национальное собрание! Пусть вершит судьбами страны!
Должно быть, это оказалось самое позорное для Беранже время. К счастью, продлилось оно недолго. 2 декабря 1851 года в стране произошёл новый переворот. Национальное собрание разогнали. Республиканцы и либералы зайцами разбежались по заграницам — прохлаждаться на наворованные ими за время пребывания у власти денежки. А 2 декабря 1852 года новым императором Франции провозгласили Наполеона III.
Нищему честному глупцу Беранже некуда и не на что было бежать. Он только плакал и печалился. Ему оставалось только одно — умереть…
Пьер Жан Беранже умер 16 июля 1857 года в Париже. Похоронили его на кладбище Пер-Лашез.
Самые знаменитые, лучшие переводы песен Беранже на русский язык сделаны замечательным поэтом и переводчиком Василием Степановичем Курочкиным (1831—1875).
Переводы Василия Курочкина
ЗНАТНЫЙ ПРИЯТЕЛЬ
Я в люди вышел... Да чего
Я всей душой к жене привязан!
Я дружбой графа ей обязан,
Легко ли! Графа самого!
Делами царства управляя,
Он к нам заходит, как к родным.
Какое счастье! Честь какая!
Ведь я червяк в сравненье с ним!
В сравненье с ним,
С лицом таким —
С его сиятельством самим!
Прошедшей, например, зимою
Назначен у министра бал;
Граф приезжает за женою, —
Как муж, и я туда попал.
Там, руку мне при всех сжимая.
Назвал приятелем своим!..
Какое счастье! Честь какая!
Ведь я червяк в сравненье с ним!
В сравненье с ним,
С лицом таким —
С его сиятельством самим!
Жена случайно захворает —
Ведь он, голубчик, сам не свой:
Со мною в преферанс играет,
А ночью ходит за больной.
Приехал, весь в звездах сияя,
Поздравить с ангелом моим...
Какое счастье! Честь какая!
Ведь я червяк в сравненье с ним!
В сравненье с ним,
С лицом таким —
С его сиятельством самим!
А что за тонкость обращенья!
Приедет вечером, сидит...
— Что вы всё дома... без движенья?
Вам нужен воздух... — говорит.
— Погода, граф, весьма дурная...
— Да мы карету вам дадим! —
Предупредительность какая!
Ведь я червяк в сравненье с ним!
В сравненье с ним,
С лицом таким —
С его сиятельством самим!
Зазвал к себе в свой дом боярский:
Шампанское лилось рекой...
Жена уснула в спальне дамской...
Я в лучшей комнате мужской.
На мягком ложе засыпая,
Под одеялом парчевым,
Я думал, нежась: честь какая!
Ведь я червяк в сравненье с ним!
В сравненье с ним,
С лицом таким —
С его сиятельством самим!
Крестить назвался непременно,
Когда Господь мне сына дал, —
И улыбался умиленно,
Когда младенца восприял.
Теперь умру я, уповая,
Что крестник взыскан будет им...
А счастье-то, а честь какая!
Ведь я червяк в сравненье с ним!
В сравненье с ним,
С лицом таким —
С его сиятельством самим!
А как он мил, когда он в духе!
Ведь я за рюмкою вина
Хватил однажды: — Ходят слухи...
Что будто, граф... моя жена...
Граф, — говорю, — приобретая...
Трудясь... я должен быть слепым...
Да ослепит и честь такая!
Ведь я червяк в сравненье с ним!
В сравненье с ним,
С лицом таким —
С его сиятельством самим!
БАБУШКА
Старушка под хмельком призналась,
Качая дряхлой головой:
— Как молодежь-то увивалась
В былые дни за мной!
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!
— Как, бабушка, ты позволяла?
— Э, детки! Красоте своей
В пятнадцать лет я цену знала —
И не спала ночей...
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!
— Ты, бабушка, сама влюблялась?
— На что же Бог мне сердце дал?
Я скоро милого дождалась,
И он недолго ждал...
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!
— Ты нежно, бабушка, любила?
— Уж как нежна была я с ним,
Но чаще время проводила —
Ещё нежней — с другим...
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!
— С другим, родная, не краснея?
— Из них был каждый не дурак,
Но я, я их была умнее:
Вступив в законный брак.
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!
— А страшно мужа было встретить?
— Уж больно был в меня влюблён;
Ведь мог бы многое заметить —
Да не заметил он.
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!
— А мужу вы не изменяли?
— Ну, как подчас не быть греху!
Но я и батюшке едва ли
Откроюсь на духу.
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!
— Вы мужа наконец лишились?
— Да, хоть не нов уже был храм,
Кумиру жертвы приносились
Ещё усердней там.
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!
— Нам жить ли так, как вы прожили?
— Э, детки! женский наш удел!..
Уж если бабушки шалили —
Так вам и Бог велел.
Уж пожить умела я!
Где ты, юность знойная?
Ручка моя белая!
Ножка моя стройная!
КАК ЯБЛОЧКО, РУМЯН
Как яблочко, румян,
Одет весьма беспечно,
Не то чтоб очень пьян —
А весел бесконечно.
Есть деньги — прокутит;
Нет денег — обойдётся,
Да как ещё смеётся!
«Да ну их!..» — говорит,
«Да ну их!..» — говорит,
«Вот, — говорит, — потеха!
Ей-ей, умру...
Ей-ей, умру...
Ей-ей, умру от смеха!»
Шатаясь по ночам
Да тратясь на девчонок,
Он, кажется, к долгам
Привык ещё с пелёнок.
Полиция грозит,
В тюрьму упрятать хочет —
А он-то все хохочет...
«Да ну их!..» — говорит,
«Да ну их!..» — говорит,
«Вот, — говорит, — потеха!
Ей-ей, умру...
Ей-ей, умру...
Ей-ей, умру от смеха!»
Забился на чердак,
Меж небом и землёю;
Свистит себе в кулак
Да ёжится зимою.
Его не огорчит,
Что дождь сквозь крышу льётся:
Измокнет весь, трясётся...
«Да ну их!..» — говорит,
«Да ну их!..» — говорит,
«Вот, — говорит, — потеха!
Ей-ей, умру...
Ей-ей, умру...
Ей-ей, умру от смеха!»
У молодой жены
Богатые наряды;
На них устремлены
Двусмысленные взгляды.
Злословье не щадит,
От сплетен нет отбою...
А он — махнул рукою...
«Да ну их!..» — говорит,
«Да ну их!..» — говорит,
«Вот, — говорит, — потеха!
Ей-ей, умру...
Ей-ей, умру...
Ей-ей умру от смеха!»
Собрался умирать,
Параличом разбитый;
На ветхую кровать
Садится поп маститый
И бедному сулит
Чертей и ад кромешный...
А он-то, многогрешный,
«Да ну их!..» — говорит,
«Да ну их!..» — говорит,
«Вот, — говорит, — потеха!
Ей-ей, умру...
Ей-ей, умру...
Ей-ей, умру от смеха!»
БАРЫШНИ
Что за педант наш учитель словесности!
Слушать противно его!
Всё о труде говорит да об честности...
Я и не вспомню всего!
Театры, балы, маскарады, собрания
Я без него поняла...
Тра-ла-ла, барышни, тра-ла-ла-ла!
Вот они, вот неземные создания!
Барышни — тра-ла-ла-ла!
Шить у меня не хватает терпения —
Времени, маменька, нет:
Мне ещё нужно с учителем пения
Вспомнить вчерашний дуэт...
Музыка с ним — целый мир обаяния —
Страсть в моем сердце зажгла!..
Тра-ла-ла, барышни, тра-ла-ла-ла!
Вот они, вот неземные создания!
Барышни — тра-ла-ла-ла!
Время, maman, ведь не трачу напрасно я:
Села расход записать —
Входит танцмейстер; он па сладострастное
Нынче пришёл показать;
Платье мне длинно... Я, против желания,
Выше чуть-чуть подняла...
Тра-ла-ла, барышни, тра-ла-ла-ла!
Вот они, вот неземные создания!
Барышни — тра-ла-ла-ла!
Нянчись с братишкой! Плаксивый и мерзкий!
Сразу никак не уймёшь.
А в голове Аполлон Бельведерский:
Как его корпус хорош!
Тонкость какая всего очертания!
Глаз бы с него не свела...
Тра-ла-ла, барышни, тра-ла-ла-ла!
Вот они, вот неземные создания!
Барышни — тра-ла-ла-ла!
Что тут, maman! Уж учили бы смолоду,
Замуж давно мне пора;
Басня скандальная ходит по городу —
Тут уж не будет добра!
Мне всё равно; я найду оправдание —
Только бы мужа нашла...
Тра-ла-ла, барышни, тра-ла-ла-ла!
Вот они, вот неземные создания!
Барышни — тра-ла-ла-ла!
МАРКИЗ ДЕ КАРАБА
Из чужбины дальной
В замок феодальный
Едет — трюх-трюх-трюх —
На кобылке сивой
Наш маркиз спесивый,
Наш отец и друг.
Машет саблей длинной,
Но в крови невинной...
Вот какой храбрец!
Ой, бедовый, право!
Честь тебе и слава —
Ах ты, наш отец!
Слушать, поселяне!
К вам — невеждам, дряни
_Сам держу я речь!
Я — опора, трона;
Царству оборона —
Мой дворянский меч.
Гнев мой возгорится —
И король смирится!
Вот какой храбрец!
Ой, бедовый, право!
Честь тебе и слава —
Ах ты, наш отец!
Говорят, бездельник
Слух пустил, что мельник
Жизнь мне подарил.
Я зажму вам глотки!
Сам Пипин Короткий
Нашим предком был.
Отыщу в законе —
Сяду сам на троне...
Вот какой храбрец!
Ой, бедовый, право!
Честь тебе и слава —
Ах ты, наш отец!
Я, как за стеною,
За своей женою
При дворе силён.
Сын достигнет быстро
Звания министра;
Младший... тот хмелён...
Трусоват... глупенек...
Но жена даст денег.
Вот какой храбрец!
Ой, бедовый, право!
Честь тебе и слава —
Ах ты, наш отец!
Не люблю стесненья!
Подати с именья —
Знать их не хочу!
Облечён дворянством,
Государству чванством
Я свой долг плачу.
Местное начальство
Усмирит нахальство...
Вот какой храбрец!
Ой, бедовый, право!
Честь тебе и слава —
Ах ты, наш отец!
А! Другое дело:
Чернь — топчите смело,
Но делиться — чур!
Нам одним охота
И цветки почёта
Деревенских дур.
Свято и едино
Право господина.
Вот какой храбрец!
Ой, бедовый, право!
Честь тебе и слава —
Ах ты, наш отец!
Кресло в божьем храме
Перед алтарями
Выставляйте мне.
Мне — почёт и слава,
Чтоб дворянства право,
Свято и вполне,
В этом блеске громком
Перешло к потомкам.
Вот какой храбрец!
Ой, бедовый, право!
Честь тебе и слава —
Ах ты, наш отец!
ГОСПОДИН ИСКАРИОТОВ
Господин Искариотов —
Добродушнейший чудак:
Патриот из патриотов,
Добрый малый, весельчак,
Расстилается, как кошка,
Выгибается, как змей...
Отчего ж таких людей
Мы чуждаемся немножко?
И коробит нас, чуть-чуть
Господин Искариотов,
Патриот из патриотов,
Подвернётся где-нибудь.
Чтец усердный всех журналов,
Он способен и готов
Самых рьяных либералов
Напугать потоком слов.
Вскрикнет громко: «Гласность! гласность!
Проводник святых идей!»
Но кто ведает людей,
Шепчет, чувствуя опасность:
«Тише, тише, господа!
Господин Искариотов,
Патриот из патриотов,
Приближается сюда».
Без порывистых ухваток,
Без сжиманья кулаков
О всеобщем зле от взяток
Он не вымолвит двух слов.
Но с подобными речами
Чуть он в комнату ногой —
Разговор друзей прямой
Прекращается словами:
«Тише, тише, господа!
Господин Искариотов,
Патриот из патриотов,
Приближается сюда».
Он поборник просвещенья;
Он бы, кажется, пошёл
Слушать лекции и чтенья
Всех возможных видов школ:
«Хлеб, мол, нужен нам духовный!»
Но заметим мы его —
Тотчас все до одного,
Сговорившиеся ровно:
«Тише, тише, господа!
Господин Искариотов,
Патриот из патриотов,
Приближается сюда».
Чуть с женой у вас неладно,
Чуть с детьми у вас разлад —
Он уж слушает вас жадно,
Замечает каждый взгляд.
Очень милым в нашем быте
Он является лицом,
Но едва вошёл в ваш дом,
Вы невольно говорите:
«Тише, тише, господа!
Господин Искариотов,
Патриот из патриотов,
Приближается сюда».
Переводы других авторов
КОРОЛЬ ИВЕТО
Жил да был один король, —
Где, когда — нам неизвестно
(Догадаться сам изволь).
Спал без славы он чудесно,
И носил король-чудак
Не корону, а колпак.
Право так!
Ха, ха, ха! Ну не смешно ль?
Вот так славный был король!
Он обед и завтрак свой
Ел всегда без спасенья;
На осле шажком порой
Объезжал свои владенья;
И при нём достойно нёс
Службу гвардии барбос,
Верный пёс!
Ха, ха, ха! Ну не смешно ль?
Вот так славный был король!
Был грешок один за ним:
Выпивал он преизрядно.
Но служить грешкам таким
Для народа не накладно,
Пошлин он не налагал, —
Лишь по кружке с бочки брал
В свой подвал.
Ха, ха, ха! Ну не смешно ль?
Вот так славный был король!
Как умел он увлекать
Дам изысканного тона!
И «отцом» его мог звать
Весь народ не без резона.
Не пускал он ружей в ход;
Только в цель стрелял народ
Дважды в год.
Ха, ха, ха! Ну не смешно ль?
Вот так славный был король!
Он отличный был сосед:
Расширять не думал царства
И превыше всех побед
Ставил счастье государства.
Слёз народ при нём не знал;
Лишь как умер он — взрыдал
Стар и мал...
Ха, ха, ха! Ну не смешно ль?
Вот так славный был король!
Не забыл народ о нём!
Есть портрет его старинный:
Он висит над кабачком
Вместо вывески рутинной.
В праздник там толпа кутит,
На портрет его глядит
И кричит
(Ха, ха, ха! Ну не смешно ль?):
«Вот так славный был король!»
Перевод И. и А. Тхоржевских
КРАСНЫЙ ЧЕЛОВЕЧЕК
«Народное поверье гласит, что существует красный человечек, появляющийся в Тюильри каждый раз, когда его обитателям грозит несчастье».
Я во дворце, как вы слыхали,
Метельщицей была
И под часами в этой зале
Лет сорок провела.
Иную ночь не спишь
И, притаясь, глядишь,
Как ходит красный человечек:
Глаза горят светлее свечек.
Молитесь, чтоб Творец
Для Карла спас венец!
Представьте в ярко-красном франта,
Он кривонос и хром,
Змея вкруг шеи вместо банта,
Берет с большим пером.
Горбатая спина,
Нога раздвоена.
Охрипший голосок бедняги
Дворцу пророчит передряги.
Молитесь, чтоб Творец
Для Карла спас венец!
Чуть девяносто первый минул,
Он стал нас посещать —
И добрый наш король покинул
Священников и знать.
Для смеху мой чудак
Надел сабо, колпак;
Чуть задремлю я левым глазом,
Он Марсельезу грянет разом.
Молитесь, чтоб Творец
Для Карла спас венец!
И раз мету я, как бывало,
Но вдруг мой кавалер
Как свистнет из трубы: «Пропал он,
Наш добрый Робеспьер!»
Парик напудрил бес,
Как поп с речами лез,
И гимны пел Верховной Воле,
Смеясь, что вышел в новой роли.
Молитесь, чтоб Творец
Для Карла спас венец!
Он сгинул после дней террора,
Но вновь явился вдруг,
И добрый император скоро
Погиб от вражьих рук.
На шляпу наколов
Плюмажи всех врагов,
Мой франтик вторил тем, кто пели
Хвалу Анри и Габриели.
Молитесь, чтоб Творец
Для Карла спас венец!
Теперь, ребята, дайте слово
Не выдавать вовек:
Уж третью ночь приходит снова
Мой красный человек.
Хохочет и свистит,
Духовный стих твердит,
С поклоном оземь бьёт копытом,
А с виду стал иезуитом.
Молитесь, чтоб Творец
Для Карла спас венец!
Перевод В. Левика