Чужестранец! Кто ты!?

Сергей Буханцев
Это было со мной, или нет?.. Я стою на краю обрыва, внизу ущелье, а сзади, шагах в десяти, стоит мой проводник. Я смотрю туда, где видна пустыня, серо-жёлтый песок, уходящий до самого горизонта как бы шепчет мне: «Прошли века, пройдёт всё, ничего не будет! Ты будешь один перед лицом вечности, как теперь передо мной...»
– Темнеет, – слышу я за спиной голос старика. – Надо торопиться...
Я оборачиваюсь и вижу его лицо, оно невозмутимо, волоски седой бороды слегка шевелятся от ветра, налетающего порывами. Несколько мгновений я смотрю на его сухопарую фигуру, на сапоги, покрытые пылью, и думаю о том, что плоть, из которой всё это соткано, была с самого начала, я спрашиваю себя: какую же она форму имела тогда, во что обряжалась, в какие замысловатые оболочки?.. Да и в одном ли времени со мной протекает его жизнь, и тот ли отсчёт времени у его существования, что и у меня?.. А вдруг, его отсчёт уже кончился и то, что я вижу – принадлежность прошлого?..
– Что ты сказал, старик? – спрашиваю я. – Ты спрашиваешь меня о чём-то?..
Мой ли это голос?.. Я себя не узнаю... Я ли это?!.
– Я не спрашиваю, я говорю, что темнеет и надо торопиться, – отвечает старик.
Что со мной? Почему я здесь?.. Никто мне не скажет, как я попал сюда, а я?.. боже!.. я совсем, совсем не помню!.. что с моей памятью?.. меня как будто перетрясли и всё во мне перемешалось.
– Надеюсь, ты мне скажешь, почему я должен куда-то торопиться? – задаю я вопрос. – Или мне что-то угрожает?..
Старик молча смотрит на меня, глаза его, влажные и живые, заглядывают мне в самую душу, не с целью покорить её и подчинить её своей воле, совсем нет, но иначе, но я не пони-маю этого взгляда. Впрочем, так, как он смотрит, можно смотреть на дело своих рук... но не хочу ли я сказать, что я – дело его рук!?. Да кто он такой, чтобы мне быть делом его рук?!. Создатель мой что ли, кумир мой, которого я ждал бог весть сколько времени!?. Я его и не знаю вовсе, впрочем, где-то я видел его, но не помню – где и когда. Может быть, он помнит нашу прежнюю встречу? Но скажет ли, где и когда нам довелось сталкиваться?.. А что если мы не сталкивались в прошлом, а встреча уготована нам в будущем?!. Но если так, если так... по-стой, что же это такое получается? Теперь – это на самом деле есть, или – только моё пред-чувствие будущего? Вот бы знать!..
Старик молчит и его молчание становится для меня тягостным. Я не выдерживаю, сам заговариваю первым:
– Должно быть, никто мне не скажет, куда и зачем я должен торопиться!.. Но я верю! – указав пальцем на старика, быстро добавляю я. – Я верю, что вы говорите то, что нужно говорить! Я даже догадываюсь, кто вас ко мне послал и зачем... – Я усмехаюсь и смотрю в сторону, на окружающие меня громады из камня. – Это, конечно, не принято говорить в подобных случаях, но я скажу... вот что, ты, старик, ничего не знаешь сам, хотя ты тут для того, чтобы дополнять меня! Дополнять, пойми!.. Не могу же я быть один тут! Это немыслимо – быть тут одному!.. А ты? Ты всего лишь порождение меня самого, в отдельности от меня ты ничто, ты только для меня, рядом со мной, да и, пожалуй, только во мне!.. Я правильно говорю, старик?.. Скажи что-нибудь? Ну что ты молчишь? Скажи хоть слово! Я прав?.. Ну, я ведь прав – и тебе нечего возразить?..
Он молчит и не сводит с меня своих немигающих глаз, хоть бы моргнул или пошевелился, чёртов истукан! И кто его послал сюда на мою голову!?. Умом рехнуться!.. Но я не прост, меня трудно обмануть, а когда он будет врать, я сделаю вид, что верю – и он ничего не заметит, ещё я же его и обману, что самое интересное... Почему?.. А вот ответ: я существую, следовательно, я прав, следовательно, всё подчинено мне...
Наконец старик отвечает, медленно, растягивая слова.
– Ты не спрашивай меня ни о чём, а следуй за мной, я поведу тебя куда следует, и тому, чему быть, тому не миновать...
– Это так, но, может быть, я выше того, чему подлежит быть, – быстро отвечаю я.
– Всё равно ты подчинён высшему закону, – изрекает старик, в губах его прячется усмешка.
– Гм! Хотел бы я знать, кто выдумал этот высший закон! Ты!?.
– Нет, не я...
– Хитрец! – срываюсь я. – Ты должен был согласиться со мной, а ты всё испортил!.. Я хотел посмеяться над тобой!..
Старик мне не возражает, но делает знак рукой, означающий: иди за мной. У меня нету времени раздумывать и, странное дело, я иду за ним, повинуясь какой-то власти, но где эта власть, руководящая мною: наверху или в старике, или, может быть, во мне самом?..
Несомненно, там, в небесах, на звёздах, в других мирах, человек никогда не найдёт никакого бога. А если обнаружит, то в себе, в глубине своей души – именно там должно быть обиталище того, имя которому бог, ибо он порождение человеческое, а поэтому и жить дол-жен только в нём. А в отдельности от него?.. В отдельности от него нет ничего, даже этих су-ровых камней, стоящих тут тысячелетия, и этого высокого, бездонного неба, висящего над головой моей – ничего этого нет без меня, я в это верю. И всему цена ничто без меня! Не было бы меня – ну зачем мне тогда всё это, и эта красота, и величие, и ужас!?. Всё теряет смысл. Но всё вдруг оживает, приходит в движение, когда появляюсь в этом мире я...
Куда я иду, зачем?.. Никто мне не скажет, а этот чёртов старик – он и сам не знает, куда меня ведёт. Вероятно, его и вовсе нет, он мне мерещится, а однако, настолько реален, что я не могу не поверить в его существование... Старик ведёт лошадь, навьюченную чем-то, я иду немного погодя следом, как привязанный к нему, я иду за ним только потому уже, что мне ничего другого не остаётся, и ещё потому, что мне жутко остаться в одиночестве, я не хочу, чтобы он покинул меня... Смешно!.. Лошадь ещё чем-то нагружена, но кто позаботился о том, чтобы она была нагружена?.. И вообще – что такое лошадь?.. Может быть, она-то и есть самое главное лицо в этом странном и бессмысленном приключении?.. Прыгнул бы я в пропасть – и ничего бы этого не было, но я не прыгнул, я только стоял на краю её, и вот теперь мы куда-то идём и я о чём-то думаю!.. Господи! Какие нелепые вещи приходится наблюдать в этой жизни!?. Ни о какой надежде и вере речи быть не может, я в каком-то другом состоянии, что-бы надеяться и верить... Мне всё равно, решительно всё равно, куда я иду! Но, постой, зачем тогда мне не остановиться и не стоять на одном месте?!. Нет, этот вариант ещё хуже, остановка – это тоже что-то, и наконец, мне всё равно куда-то придётся идти. Так уж лучше теперь, с этим стариком, с ним хоть поговорить можно... Он напоминает мне барса, живущего в этих горах, в его глазах кроется что-то кошачье... Но где я его видел, этого старика, где я его видел?!.
Люди сталкиваются вновь и вновь под разными личинами, и сколько прошло Времени с того дня, когда один человек помог расстаться с жизнью другому, сбросив его в пропасть?.. Личины разные, сущность одна и та же, и везде был я... Только вот кто кого столкнул в про-пасть – я или меня?.. Так или иначе всякий кому-то в чём-то помогает. Главное, очень захотеть, захочешь – и тебе непременно помогут. Но, с другой стороны, и не захочешь, а помогут, – это как понимать?.. И вообще, где меня больше – здесь, во мне, или в старике, или же в навьюченной чёрт знает чем бедной лошади? – ещё и лошадь примешалась, поди же ты!.. Всё одни вопросы, одни неразгаданные тайны, да и суждено ли их разгадать?!.
Я не бросился в пропасть на острые камни, а ведь я стоял над ней. В этом что-то есть... А бросился бы я и теперь ничего этого бы не было... Стало быть, не суждено было очутиться в пропасти. Предписано его высшим законом! Это старик сказал, кажется, про высший закон, или я?.. Это теперь не вспомнить, да и какое это имеет значение теперь?.. Слышать изнутри себя или извне – это всё одно и то же, ведь внутри то же самое, что и вокруг меня, та же самая пустота, те же камни, та же самая пропасть, на краю которой стоишь, преодолевая искушение броситься в неё и всё кончить разом...
У старика за спиной ружьё. Зачем оно ему, что он надеется здесь подстрелить? Разве что оно пригодится ему, когда он надумает расправиться со мной. Но почему тогда он до сих пор щадил меня?.. Из жалости, или это не входит в его планы?.. Мне всё равно, я себя не помню, а забыться мёртвым сном – это мне подходит. Наверно, ему это известно, вон небось, какой у него взгляд, как будто что-то знает такое, что неизвестно мне, но меня в первую очередь касается...
Он время от времени оборачивается и обмеривает меня непонятным взглядом, в ко-тором есть что-то такое, что может навести на мысль, будто он взялся доставить меня в целости и сохранности в какую-то нездешнюю обитель. Не дьявол ли этот старик, не по мою ли душу пришёл?.. Если что-то есть во мне, то это душа. Я не помню, был ли я раньше, но тот факт, что я есть в настоящий момент, подбивает меня на мысль, что РАНЬШЕ-то, может, ни-чего и не было, ну, а если и было, то со мной, только я не помню себя...
Что было со мной до того, как я приблизился к краю пропасти, что я делал в жизни? Совершал ли я добро или зло? Полезные ли людям деяния, или от меня видели только один вред?.. А может быть, ничего этого не было – и я есть порождение той самой бездны, на краю которой вдруг я очутился как бы в каком-то тягостном раздумье?.. Но разве такое бывает, и разве такое возможно?.. А почему бы и нет!.. Человек... человек с его душой – разве это не порождение бездны и разве не она одна может успокоить его, являясь и колыбелью и могилой ему в одном лице?.. Да, есть в факте человеческого существования нечто фатальное, нависающее над самим человеком всею тяжестью дамоклова меча, готового сорваться в любой миг, дразнящего его и приводящего его в трепет перед смертью и жизнью... Неизвестно, что больше удручает человека – жизнь или мысль о смерти. Но ведь само понятие о смерти, само слово «смерть» – это ведь тоже надо выдумать, потеряв последнюю надежду укрепиться в этой жизни, хоть в чём-нибудь... А я тут чужак, в этой жизни, и как только я тут очутился и за счёт чего только тут нахожусь?.. И буду ли я исторгнут снова в ту пропасть Небытия, или судьба Вечного Жида уготована мне? И не я ли и есть тот самый Вечный Жид!?.
Но какую же роль играю я на этот раз в теперешней истории, что предстоит мне узнать ожидающей меня ночью?..
Какие-то обрывки воспоминаний выплывают на свет из моей памяти, как эхо несуществующего, это мир сна, мир давно минувшего. Тогда, должно быть, мне не казалось всё таким непонятным, как кажется теперь, и вопросы, сопутствующие моему существованию, были иными. Жил я где-нибудь в городе, и меня окружали люди, а я даже не задумывался тогда, почему я живу в городе и зачем меня окружают люди, и кто они, эти люди?.. Теперь, когда всё это кажется призрачным, умершим, тенью прошлого, я думаю – кто были эти люди и что это был за город?.. А ведь я жил в этом городе, ходил его улицами, встречался с его людьми, говорил с ними, имел отношения?.. Где теперь эти люди?.. Почему я их забыл, почему я не помню ни одного лица, а вижу только одну тёмную, движущуюся массу народа, текущую по городу потоком горячей лавы, которая ещё не застыла, но обязательно застынет, потому что рано или поздно лава остужается и застывает?..
Старик ведёт меня по тропинке куда-то вверх... Что за странный путь?.. Что там может быть, – куда мы идём?.. Остановимся мы на ночь среди камней, под открытым небом, старик разожжёт костёр, изломав жалкий кустарник, которому стоило большого труда приспособиться к существованию в этих безжизненных горах. Потом будет долгая ночь. Почему долгая?.. Ночь всегда бывает долгой, если это ночь без сна. А я не думаю, чтобы в эту ночь старик или я сомкнули веки глаз. Что нам муки сна, если мы вышли из бездны, где всё сон и даже потяжелей сна!.. Где та мать, что носила меня, когда я ещё себя не знал, и чем я был до своего рождения?.. Всё была ночь, одна ночь. И люди не придумали слова для того, чтобы обозначить это состояние бездушия, присущее человеку до его рождения! Они знают только одно слово «смерть», обозначающее прекращение жизненных функций, кажущееся ужасным оттого, что люди не знают и не понимают, что эти функции, данные им, суть не ими выдуманы или созданы, а даются на время...

Они смотрят друг на друга – старик и молодой – и молчат. Между ними огонь костра, отбрасывающий на их лица фантастический свет. Лицо старика – как лицо джина из старинной арабской сказки. Кто он, этот старик, и кто тот, другой, который много моложе?.. Почему сошлись в этих горах их пути, почему пересеклись их судьбы? Кто даст на это ответ?.. Почему они смотрят друг на друга с таким жадным интересом, словно поедая друг друга взглядами, отчего можно подумать, что их души алчут другую душу, чтобы вобрать её в себя и насытиться?..
– Старик, я знаю, о чём ты думаешь, – вдруг говорит молодой и протягивает руки к огню.
Старик подносит сухую руку к бороде и проводит по ней, словно поглаживая её. Щелки его глаз суживаются и в глубине тёмных провалов, окружённых морщинками на обветренной временем коричневой коже, прячутся два маленьких отблеска огня, у него такой вид, как будто ему ведомо всё происходящее от сотворения мира.
– Ты не можешь знать, о чём я думаю, чужестранец, – не сразу отвечает старик. – Ты не знаешь, что будет с тобой в следующий момент... Как же ты можешь знать мои сокровенные мысли?..
– Твои сокровенные мысли!?. Чего они стоят!?. – запальчиво отвечает молодой. – Ты думаешь о том, когда смотришь на меня, что молодости не вернуть, так?.. Я угадал?..
Старик молчит, голова его клонится книзу, но он вздрагивает, поднимает голову и снова устремляет взор на молодого спутника.
– Я прав, старик? – настаивает молодой. – Ну конечно, я прав! Я всегда прав... Ты боишься смерти, а что для тебя жизнь?.. Ты цепляешься за неё и сам не знаешь, зачем она тебе нужна... Да и ты зачем ей?.. Есть у неё другие!..
– Всякая жизнь не зря проходит, но ты этого ещё не понял...
– Не зря!?. А скажи мне – зачем мы здесь!?. Ты знаешь, зачем мы здесь?!. Уж я-то понял, для чего я тут! Тебе было скучно одному, вот ты и решил... – он не договорил, старик оборвал его.
– Нет! Это не я решил, это ты решил! – возразил он. – Ты сам решил, а теперь сваливаешь вину на меня... Через этот перевал я тебя переведу, а там – как знаешь!.. Иди, куда нравится!..
– Перевал!?. Что ты выдумываешь, старик!?. Не помню, чтобы мне что-то нужно было тут...
– Ты сам ко мне пришёл и сказал...
– Неправда, я не помню!..
– Отшибло память! А такой молодой! – покачал головой старик. – Кто из нас старый, а кто нет – попробуй разберись!..
– Ты, наверное, заманил меня сюда, хочешь тут умереть, а меня привёл для того, что-бы я похоронил тебя?.. – насмешливо произнёс молодой. – Ну нет! Ты будешь добычей орла-стервятника...
– А ты будешь добычей своего безрассудства. Ты много говоришь. Ты пытаешься про-никнуть в то, чему нельзя открыться, и вот ты наказан – ты теряешь память и рассудок, а что же будет с тобой дальше?.. Человек, теряющий память – мёртвый человек... Когда ты лишишься рассудка окончательно – над тобой свершится возмездие, но разве ты будешь знать об этом?..
Молодой странник ничего не отвечает на это, он думает. Портрет молодой женщины возникает перед ним, он пришёл к нему из прошлого, забытого, но не мёртвого, ибо то, что было – не умирает, оно есть, оно будет. Кто эта женщина – его невеста, его сестра? Или он видел её случайно в пёстрой толпе людей – и память его сохранила ему воспоминание о ней, а человек – разве он волен распоряжаться своей памятью, как ему хочется, если она делает с ним всё, что угодно ей, если она лепит из него по своему усмотрению всё, что пожелает?.. «Зачем я живу? – спрашивает себя молодой чужестранец, закрывая глаза. – Что мне ещё надо кроме того, что я имел?.. Разве мне мало всего?.. Одного воспоминания было бы достаточно... И жизнь... Воспоминание за воспоминанием – вот всё, что от неё остаётся!..»
– И когда я умру, – шепчут его губы, – я лишусь моих воспоминаний... Стало быть – я без них ничто!.. Я – прошлое... Старик! – громко произносит он. – Мы с тобой встречались когда-нибудь?..
Старик поднимает на него мутные глаза, как будто подёрнутые пеленой – видит ли он что-нибудь сейчас?..
– Зачем думать об этом! – отвечает он. – Не всё ли тебе равно?!. Даже если мы и встречались – разве тебе от этого будет легче?.. Твоя беда в том, что ты потерял себя... Разве я не вижу?..
– Объясни мне, почему я потерял себя? – не унимается молодой чужестранец.
– Гм!.. Как тебе сказать... Один теряет себя там, где другой находит. Не бывает двух одинаковых судеб и двух одинаковых людей не бывает... То, что ты есть – умещается в рамки закона...
– К чему ты клонишь, старик?.. – недовольно отозвался молодой.
– Пойми сам... Разве ты не знаешь, что тебе никто не сможет помочь?.. Вот и разберись, а разобравшись – обретёшь просветление...
– Легко тебе говорить, а я, может быть, не знаю, где я и что моё, а что чужое... Я вспомнил женщину, она стоит перед моими глазами, но кто она – я не знаю...
– Так ли это важно!.. – флегматично бросает старик.
– Это очень важно!..
– Забудь её, скажи себе, что ты её придумал...
– Тогда я придумал и тебя, старик!..
– Ты меня не придумал, я сам придумал себя, запомни это на будущее... И это не сон...
Когда слипаются глаза и всё в человеке жаждет сна, в Городе Мёртвых начинается своя жизнь. По улицам бродят какие-то тени, слышны обрывки каких-то слов и фраз. Но стоит войти в этот город, в котором древние стены полуразрушены и поросли мхом, и всё смолкает. Живой движется между мрачных, пустых домов и сердце его наполняется жутким предчувствием неминуемого. Мёртвые обступили его со всех сторон, но живому не дано их увидеть. А когда кто-нибудь умирает – он становится жителем этого таинственного города, что стоит на краю пустыни, имя которой Вечность. У мёртвых свои дела и проблемы, живым они покажутся нелепыми и бессмысленными, но на самом деле в этих занятиях – сокровенное, живущее в живом слишком глубоко, чтобы он мог его понять и определить...
Сколько песчинок в той пустыне, что раскинулась за стенами Города Мёртвых?.. Если их пересчитать и установить точное их число, не позабыв ни одной песчинки – в этом будет смысл?..
– Старик!.. Мне кажется, что я когда-то раньше жил, очень давно!..
– Ты жил, я это знаю... Ты жил, и будешь жить...
– А вот живу ли я теперь?..
Старик проводит жилистой рукой по своему медно-красному в свете костра лицу, словно смахивая с него паутину... Может быть, в самом деле это паутина, но в чём суть её материи, в чём смысл её?..
– Ты, чужестранец, всё хочешь знать! – не торопясь произносит он и смотрит на зарево костра. – Это хорошо... Тот, кто задаёт вопросы – рано или поздно находит ответы... Чем больше вопросов – тем больше и ответов... Вот ты думаешь, что пришёл в этот мир затем, чтобы увидеть его, но разве не сам ты создатель его, разве не ты медленно, минута за мину-той, камешек за камешком строил его?.. Что же ты хочешь от самого себя?..
«Что же я хочу от самого себя?.. – тот же вопрос задаёт себе чужестранец. – От себя самого, как от кого-то постороннего?..» И кажется ему, что старика напротив нет и его разговор со стариком – это его беседа с самим собой... У него кружится голова от вихря возникших в ней вопросов и подозрений, глаза ему застилает мгла, ещё секунда и он потеряет миг реального и унесётся от этого островка памяти О ЧЁМ-ТО в океан Забытья. Ему становится страшно и усилием воли он напрягает волю и сдерживает себя, мгла рассеивается и он снова видит перед собой старика. Тот говорит и звук его голоса возвращает чужестранца к действительности, теперь он кажется ему приятнейшей, благозвучнейшей музыкой, он чувствует, как в нём успокаивается забурлившая кровь, и даёт себе слово, что с этого момента начнёт с уважением относиться ко всему, что узрит.
– Не покушайся на самого себя! – слышит он нравоучительную речь. – Иногда тебе может прийти в голову, что ты делаешь неверно, что ты ошибаешься в чём-то и твои усилия – беспомощны и бесполезны. Знай же, что это самое главное препятствие в достижении любой цели, а движение к цели – это наполовину порядок в твоей душе, не терпящей хаоса. Душе твоей нужна опора, так верь в целесообразность цели, не лишай её веры в своё высокое предназначение!.. Знаешь ли ты, что всякий по-настоящему высокий никогда не унижает себя в мыслях и, унижаемый обстоятельствами, поднимает себя до своего собственного уровня, когда остаётся наедине с собой?.. И знаешь ли ты, что превыше всего Истина и ради неё ты должен жертвовать всем? Отринь всё, что мешает тебе понять лучше неудовлетворимую жажду своей души. Напряги память и вспомни то, что забыл, прикинь в уме, что может сулить тебе будущее, и настоящее приоткроется тебе как неустанная работа твоей мысли, требую-щей Истину. Исполни свой долг перед самим собой, живи днём и спи ночью, пусть будет Со-весть твоя чиста, когда ты будешь засыпать, и пусть ничто не смущает твоего духа в момент твоего пробуждения ото сна, всё, что предстоит тебе решить в жизни – пусть не вызывает в тебе панического страха, не будь суеверен...

Когда-нибудь это необъятное, холодное, как зимняя ночь в горах, одеяло из звёзд накроет меня и я усну сладким долгим сном, буду я спать и притом мне будет известно, что я сплю и это сон, это будет так хорошо, такая благодать снизойдёт на меня, что это кажется мне сейчас несбыточным и недостижимым в мире, где тяжесть моего тела решает всё, в котором самыми неприятными из всех неприятностей, самыми тяжёлыми из всех бед являются мои собственный мысли, громоздкие, напоминающие массивные кубические планеты, накладывающиеся друг на друга и не оставляющие мне даже малейшей щели, ни малейшего про-света, для того, чтобы я мог на одну минуту отдохнуть от чудовищного груза, лёгшего на мои плечи, груза моего собственного существования... Обычаи людей... когда-то это занимало меня, пока я не примирился со всеми различиями между ними, я даже понял их вечную вражду и оправдал её, мне стало безразлично всё, что побуждало людей к взаимной неприязни и ненависти. И я сказал себе: «Нет! Их никогда не сделаешь счастливыми, ибо самой Природой они созданы для большего!..»

Женское лицо, возникающее перед ним время от времени и заставляющее его сердце учащённо биться – не лицо ли это его Матери, родившей его, давшей ему жизнь?!.
Почему слёзы обжигают ему лицо и в душе, в которой всё остальное умерло, бьётся отчаянно эта тоненькая, но не рвущаяся жилка, соединяющая его с тем, что было с ним когда-то!?. Больше нет ничего, а есть только ощущение безопасности, знание о единстве и целостности с этими близкими, родными чертами...
Он возвращается к этому лицу и раз за разом оно является ему всё более живым, ко-гда-нибудь он прикоснётся к нему пальцами детской, розовой руки, когда сознание его почти помутнеет от горя, Вселенная разверзнется, мириады звёзд отступят перед протянувшейся к милому материнскому образу детской ручкой, ищущей намёки несуществующей, вечно отступающей куда-то в глубь самое себя Истины...
Через безумие – путь к Разуму, через черты любимой – познание облика Вечной и Мудрой Матери, через хаос и тьму – к порядку и свету... Это движение движения, движущееся движением... Оно не имеет первоосновы, ибо всякому предыдущему предшествует нечто... Стремись обличить его, но не обольщайся неосуществимыми желаниями. Замахивайся, но и знай, на что поднимаешь руку...
Старик, почему ты жив до сих пор, почему ты привёл САМОГО СЕБЯ сюда и заставил его сесть напротив, и почему вводишь его во искушение и не скажешь всего? Или ты уверен в тщетности своих слов, зная, что тебя не поймут?.. Ты думаешь: разве могут понять друг друга те, кто отстоят друг от друга на расстоянии большем, чем все пути мира, сложенные вместе? Но зачем ты не отпускаешь его от себя и зачем нужно тебе видеть его неподдельные мучения, терзания его духа и плоти, неокрепших ещё и неискушённых в том великом множестве превращений, которые ему ещё только предстоит преодолеть в своём движении, чтобы достичь твоего уровня познания самого себя!?.
Отблески пламени живописуют его вечные морщины, тянущиеся по коричневому лицу грядами возвышенностей и цепями ущелий. Волоски его бороды – каждый из них есть Млечный Путь. Глаза его – Правда, которую можно узнать, заглянув в Зеркало, но если все Зеркала разбиты, что делать тогда!?. Молодому Чужестранцу не понять этой скорби, притаившейся в уголках сухих, потрескавшихся губ! Он слишком юн и по-детски наивен, чтобы угадать, что он значит для этого старика, сидящего напротив… Ему кажется, что тот хочет покуситься на его существование, но временами верная мысль обижает его всего, но мысль эта, пробивая толщу бесконечного пространства, так же быстро исчезает, как и является, только выражение глубочайшего недоумения всё чаще находит на этот лик и подолгу не сходит с него...
Сейчас он спросит его о чём-то очень важном, сейчас!.. сейчас он напряжёт свою мысль и задаст вопрос – и старец не сможет не ответить на него и тогда Чужестранцу всё вдруг станет понятно, он узнает истинную причину своих злоключений, и будет он с этого времени принадлежать только самому себе... ведь к этому он стремился всегда... Он сосредотачивается, пытаясь уловить самое важное в своём положении... А ночь сгущается, прячутся звёзды, и он проваливается во мрак, а вослед ему слышится: «Чужестранец! Кто ты!?.»
17 декабря 1980 г.