От родителей Семён знал, что все известные предки многих поколений деда Гаврила были кузнецами. Владели полосой земли. Делили с соседями сенокосы. В одно общее стадо сгоняли скот. Рачительно пользовались рощей, что простиралась за лощиной поскотины.
Землю в деревне делили строго, глубоко зарубив на столбе памяти нерушимое правило предков – всякого человека в общине кормит не широкая полоса, а долгая. Так всегда и размеряли наделы, узкими и длинными полосами, чтобы каждому досталось и пригорка и низины. Неудобства от такого раздела терпели все. Огрех в пашне не добром обернётся, не ровен час – чужую межу лемехом заденешь.
Упаси Господи. Неудовольствие с соседом, хуже, чем ссора с братом. Но зато, при такой делёжке, всем поровну доставалось урожайной и полой земли, пригорка и лощины. Пахали и сеяли - всяк свою полосу; жали и молотили урожай. Засыпали хлеб в амбары, у кого, сколько нива уродит.
Жизнь в деревне годами текла спокойно и размеренно до нового передела земли. Грозовой тучей он надвигался на деревню. Появлялся на горизонте общинной жизни невеликим облаком и наплывал медленно и неотвратимо. Облако темнело и тучнело, охватывало половину неба и накрывало деревню, порождая в душах людей тревогу и неспокой.
Такое случалось когда в одних семьях нарождалось много девок. Повзрослев, они выходили замуж в другую деревню. Едоков на земельном наделе отца убавлялось. Иногда более, чем на половину. И если в эту же пору в других семьях росли одни парни и каждому из них, после женитьбы, полагался в наследство пай земли, у отца её на всех не хватало.
Деревня всё это знала ещё на крестинах новорожденных. А прикинуть общее число семей и дворов, какие будут в деревне через два десятка лет, не составляло труда. На общинных сходах мужики, каким предстояло отделение многих сыновей, требовали передела земли. Остальные – противились: « На чужой каравай – рот не разевай»!
Страсти разгорались. Недовольства и упрёки звучали всё раскатистее грозя высечь молнии. Наконец деревня соглашалась на новый передел. Не просто и не гладко его одолевала. Оставались недовольные. Кто-то таил обиду многие годы, до следующего передела.
Помещика над крестьянами деревни не было. Не было и барщины.
Кроме государева оброка, а он был не малым, податей терпели не меньше, чем в других местах. Иногда, перед престольным праздником, батюшка проедет по деревне собирая в корзину десятки яиц, да в липовую кадушку комки коровьего масла. Так, какие это подати? На святое дело – не жалко.
Но и при свободе от барщины забот у крестьян не убывало. Пески и суглинки щедрыми урожаями не баловали. А отсюда и достаток и недоимки в каждой семье. Помимо пашен, сенокосов и прочих крестьянских забот, мужики в деревне занимались ремёслами.
Кто шорничал, кто столярил, кто сапоги шил. А иные крестьяне плотницкими артелями ходили по соседним сёлам. Ходил по сёлам и один из дедов - Игнат, прививал оспу. За что заслужил в народе не обидное прозвание – «Осьпича».