Первая учительница ( имеется в виду та, которую помнишь всю жизнь) преподавала русский язык и литературу, была классным руководителем и училась заочно в медицинском институте. Она ходила все время в черном платье. Я бы и не писала об этом, но Нина Ивановна говорила об этом на каждом уроке, ну что-то вроде: «Здравствуйте, как видите, я опять в том же платье, потому что учусь, а у меня двое детей, а вы «чего-то там не цените или не делаете» (в зависимости от ситуации)».
Иногда она была очень веселой и доброй и в такие минуты говорила: «Пусть выйдет отвечать моя самая любимая ученица», - и окидывала всех лукавым взглядом. Все оглядывались друг на друга, и игра продолжалась до тех пор, пока Нина Ивановна не назначала счастливчика на этот урок. Как бы то ни было, мы твердо усвоили: самое главное в жизни – это не то, что у тебя одно платье.
Если Нина Ивановна была кем-то недовольна, то у нее в запасе всегда было ругательное клеймо. Она подходила к парте нерадивого ученика, ударяла кулаком по столу и с чувством вскрикивала две характеристики : « 1) Наглый !!! 2) Настырный !!!. Мы даже не задумывались, насколько это соответствовало проступку. Иногда диагноз ставился так внезапно, что ученик страшно пугался и подскакивал с места. Временами такими характеристиками награждался весь класс. Нина Ивановна могла произнести их с порога вместо приветствия, или прощаясь.
За давностью лет не могу оценить профессионализма своей учительницы, а также степени своей толковости, но помню, что, несмотря на ее долгие объяснения, никак не могла определиться в отношении пушкинской Татьяны. Почему-то мы чуть ли не хором твердили на уроках, что Татьяна была не больна ( не исключено, что акцент на состояние здоровья был связан с учебой в медицинском институте). Необходимо же было это четко уяснить, чтобы как-то по-другому объяснять причуды Татьяны, то есть мечтательность, задумчивость и др. Очевидно, исключив болезнь, мне это оказалось не под силу, поэтому я честно написала в сочинении о своем смятении и непонимании поступков бедной Татьяны.
Нетрудно догадаться о том, что за этим последовало.
Нина Ивановна зашла в класс, стремительной походкой направилась к моей парте, стукнула кулаком по столу, ну и сказала заветные слова.
Вот такой я оказалась неблагодарной. Сколько было объяснений, которые я, вероятно, не слушала, а учительница, имея всего одно платье, недосыпая ночами, так старалась… Я ни в коем случае не иронизирую.
Вызвали родителей, еще более совестливых, чем я. Не знаю, что сталось бы со мной, если бы не их чувство юмора.
Я старалась исправиться изо всех сил. И такая возможность была мне предоставлена. Правда, аж через два года. В сочинении на тему «Учитель, перед именем твоим…» я решила выразить всю свою признательность. Не помню, как там у меня все получилось, писала-то искренне (врожденное, что ли) и с самыми добрыми помыслами. В конце же приписочку сделала, вопрос задала : «Видит ли у нас, учеников, учитель такое же «одно платье», то есть что-то очень личное ?» И потянулись дни ожидания в состоянии смутной тревоги.
Нина Ивановна зашла в класс, положила стопочку тетрадей на стол, явно в хорошем настроении стала рассказывать что-то о своем, потом остановилась около меня, вроде как вспомнила что-то, погладила по голове и с жалостью произнесла : «Ну ты опять бог знает что написала», - вздохнула и продолжила свой рассказ. Мне был поставлен диагноз. Я поняла, что это хорошо хотя бы потому, что никто не станет анализировать мои поступки, как это делали в отношении здоровой пушкинской Татьяны.
Как долго прятала я потом листочки с потоками своей необузданной искренности (видно врожденное не побороть). Может, потому что-то и накопилось…