На столе аккуратная буханка черного хлеба. Немного влажного, плотноватого, с некрупными дырочками.
С упоением втягиваю пряный аромат кориандра, крохотными бусинками которого щедро усыпана почти до черноты прожаренная верхняя корочка.
Бородинский хлеб привезла из Москвы мама. Притащила два "кирпичика" в тяжелой сумке вместе с маслинами, "Клюквой в сахаре", "Лимонными дольками"и еще всякой всячиной.
Конфеты закончились "подозрительно" быстро, хотя мама спрятала их в сервант и планировала выдавать порционно к чаю.
Наивная! Как могла она вовремя не догадаться, что все ее тайники в сахарницах и фарфоровых супницах с крышками давно обнаружены?
И отчего вдруг такое недоумение в ответ на мое молчаливое отрицание причастности к исчезновению этого волшебного источника эндорфинов?
Нет, такого мудреного слова я, конечно, пока еще не знаю и "недоумеваю" кристально-честными глазами за компанию с мамой.
А ведь я не лгунья, потому что еще в детском саду мне объяснили: врать - плохо.
Так я и не вру. Просто решила промолчать.
Ну, да Бог с ними, с конфетами! Речь сейчас вовсе не о них, а о "Бородинском".
О нем в Краснодаре знают понаслышке от счастливчиков, побывавших в столице и попробовавших, и оценивших, и рассказавших неискушенным.
Одним словом, я из последних - неискушенных...
Просто в этот раз мне подвалило счастьице в виде большой сумки с дарами.
Глотаю слюну. Откусываю призывно торчащий уголок дурманно пахнущей буханки. Медленно жую.
Вку-у-усно... Пожалуй, ничуть не меньше, чем когда лакомишься вышеупомянутой "Клюквой в сахаре".
Еще один кусок отправляется в рот.
Жую и размышляю:
"Везет же москвичам! Всего-то у них вдоволь! А у нас только ноздрястые караваи белого, батоны и прямоугольные кирпичи серого. Ну, и булочки, конечно... Всякие там слоеные за двенадцать копеек или за семь, с повидлом".
Лично я люблю бублики, без мака, те, что за четыре и немного резиновые. После школы всегда их покупаю и пока иду на остановку уплетаю за обе щеки.
Мысли неожиданно меняют свое направление. Вспоминаю Ворону (нашу учительницу истории).
Сегодня на уроке она ходила туда-сюда у доски, крутя в руках указку, и рассказывала о принятии христианства на Руси. Нудно так рассказывала, поэтому слушать ее совершенно не хотелось, и мы с Люськой принялись играть в крестики- нолики.
Люська меня обскакала дважды. Конечно, мне стало обидно.
По этой причине я сказала, что играть надоело и стала делать вид, будто мне ужасно интересно, что там Ворона про княгиню Ольгу талдычит.
Повернувшись увесистым задом к классу, та написала на доске цифру 871.
Видимо, я упустила нить, и означенная цифра ни о чем мне не сообщила.
Ворона пояснила: столько дней длилась блокада Ленинграда.
Я никак не могла взять в толк, при чем тут блокада, но видимо связь все-таки была, только проследить ее мне помешал звонок.
Ко-о-онец... Пора домой!
По дороге думала про блокаду. Папа много о ней рассказывал. Про то, как люди голодали, про пайки черного хлеба...
Ворона определенно попала на "мою" тему. Я с самого-самого детства о ней думаю, прям с молодых ногтей, как говорит мама.
Так порой раздумаюсь, что даже уснуть ночью не могу.
Начинаю все представлять, как люди от холода и голода умирали, как их похоронить было некому, как лежали, окоченелые, на снегу...
Вот бы им хлеба тогда! А уж если б пирога с мясом и капустой!
Вот и теперь, проводя острым ножом по "Бородинскому", снова думаю, думаю...
Начинаю нарезать пайки.
Сначала делю пополам, и каждую половинку снова пополам. Поразмыслив, разрезаю четвертушечку еще на две части.
Вот эту восьмушку смакую, представляя, себя блокадницей...
Нет, не выжить мне было бы на крохотных пайках!
Начинаю тихо сопеть, потом плакать, потом так себя разжалею, что разревусь в голос.
- Ну, что ты, что ты, Капалялька... - прибегает из комнаты папа пожалеть кровиночку.
- Пап, мне блокадников жалко... - реву, - вот если бы им "Бородинского"... Может, и Таня Савичева уцелела... И вся ее семья... Я бы ей хлеба дала. И "Лимонные дольки", и "Клюкву в сахаре"... А-а-а... Я маме признаюсь, что конфеты вытаскала... А-а-а...
- Признаешься, конечно, признаешься, честная девочка... - соглашается папа.
- Че-е-естная... - мой голос все тише, тише..