Глава 3 Побег.
Безносое лицо с отвислыми губами и лоскутьями щёк склонилось над ней, осклабившись своим, фирменным оскалом:
– Боишься?
– Нет.
– Почему? – губы Смерти обиженно отвисли так, что сама она теперь походила на раскапризничавшегося ребёнка.
– А я – убегу.
– Убежишь?
Странно. Смерть кажется обрадовалась, закивала головой, запричитала, как старая, добрая бабушка:
– Убеги, убеги. А все пусть думают, что ты боишься. Правильно. Убеги. А его…
– А его я возьму с собой.
– Опять? – гнилые лоскуты губ Смерти оскорблённо поджались. – Во второй раз?
– И в третий – тоже.
– И в третий? – лицо полусгнившего трупа оскалилось, укрупнилось, превращаясь в собачью морду. – Только попробуй!
…………………………
Какой бред! На губах и на лице – холодная вода. Сквозь пелену забытья и сумрак сумерек над ней склоняется чьё-то лицо. Чьё?
– Заморыш? – чужеземная рабыня – подросток. Кажется, единственный человек в этом мире, которого Аня рада видеть. Она ёжится, испуганно оглядывается по сторонам, что-то лопочет, наверно подбадривая себя. Лоскут влажной ткани касается лба и щёк, освежая, а когда Аня приоткрывает рот – малышка подносит ей к губам черепок с водой.
– Пить, пить, – уговаривает девочка Аню. И Аня пьёт, чувствуя, как с каждым глотком возвращается сознание, а разум обретает ясность.
– Спасибо, Заморыш, ты – настоящий друг.
Девочка всхлипывает, пытаясь что-то объяснить, Плохо всё-таки, когда люди не понимают друг друга. Аня поднимает руку. Рука свободна. Она садится, осматривается. Вокруг – степь. Недалеко вздыхают овцы. А табор и колодец вон там. Да, ноги скованы, как и раньше. В среднее кольцо цепи вбит кол с утолщением на конце. Цепь не снимешь и кол из земли не вытащишь. А вон и тот, раненый. Она даже не знает его имени. Лежит ничком, к ним спиной, так что видны оковы на руках Наверно, так же, как и она, приколочен к земле. Заморыш опять поит её водой, машет руками, объясняя, что должна уходить, что ей – страшно. Аня ободряюще кивает:
– Конечно иди. Спасибо за помощь. Я тебе не забуду никогда. Прощай или … лучше до свиданья.
Девочка не понимает слов, но улавливает смысл, подхватывает ведро, пятится. Видно, как страх и жалость борются в ней.
Всего тебе доброго, Заморыш, хотя … что в такой жизни может быть доброго. В памяти сплывают обрывки недавнего бреда. Она пообещала Смерти бежать. Легко так пообещала: мол вот возьму да и убегу. В чём де проблема? А проблема в том, что без инструментов человек бессилен, а из ничего инструменты не сделаешь. Хотя… То же клятое кружево с покрывала. Тоненькое, ажурное и крепкое. На нём ведь действительно удавиться можно. Капрон. Материал из другой эпохи. Или шнурки из ацетатного шёлка, заменяющие шнуровку корсета более позднего времени. Или сандалии. Пряжки-то на них железные, а набойки – стальные, и … кажется одна подошва от старости расслаивается. Холодея от предчувствия удачи, Аня разодрала босоножек, запустила пальцы внутрь подошвы. Есть! Вот он! Супинатор. Фигурная, изогнутая пластинка из крепчайшей, высокоуглеродистой стали. И это в мире, где единственный металл – медь.
Грубые, шершавые края супинатора навели девушку на мысль перепилить одно из колец ножной цепи. Или расширить зазор между краями толстой проволоки, образующей звено, или …
Стальная пластинка непокорно извернулась в пальцах и заела внутри звена. Девушка повернула свой инструмент так, этак … и вдруг звено просто изогнулось, а концы его разъехались, разжатые супинатором, как рычагом. Осталось лишь снять повреждённое звено и цепь разомкнута. Ага! Да тут и пилить ничего не надо.
Выбрав второе звено, Аня в одну минуту разогнула и его. Порядок. Цепь лежит отдельно, пришпиленная к земле. На ногах – кольца кандалов. С ними она разберётся позднее. Теперь ползком к прикованному парню. Кстати, как его зовут? Надо бы поинтересоваться
Темнота наваливалась с ужасающей быстротой. Ещё пару минут, и она просто не разглядит звенья цепи. Потому вопрос свой Аня задала уже после того, как нащупала первое, подходящее кольцо на кандалах пленника:
– Бежишь?
– Как?
– Я же ведьма.
Супинатор заел и никак не хотел поворачиваться. Аня крутанула его, выругалась по-русски, помянув ни в чём не повинный блин, чёрта и рогатого козла. Кольцо разъехалось. Со вторым получилось лучше. Никого поминать не пришлось. Парень приподнялся, ощупал запястья на освобождённых руках:
– А браслеты?
– Сам снимешь. Некогда.
– Но ты же ведьма!
– Блин, – психанула от его непонятливости девушка. – Ага! Щас! Грянет гром, полыхнёт молния, оковы сами спадут на траву, а сюда сбегутся все собачники! Может без эффектов обойдёмся?
Парень помолчал, подумал, подвёл итог:
– Для женщины ты слишком умна.
– Ну, я же ведьма, пусть и недоучившаяся. Тебя как зовут?
– Гастас.
– Я – Анна. Ты знаешь куда бежать?
Оба кольца на ножных кандалах тоже разжаты, но Аня не спешит снимать их. Прежде, надо вернуть на место супинатор и хоть как-то скрепить верёвочками расслоенную подошву. При побеге обувь дело не последнее.
– Бежать? – слова Гастаса звучали, как размышление вслух. – Пожалуй, знаю. Здесь есть камни. Что-то вроде маленьких скал. Там есть вода, растут деревья. Там можно спрятаться. Собаки на скалы не залезут, а мы – залезем.
– А собачники залезут?
– Если полные дурни, – то да. Только это не близко. Ну да будем надеяться, что до утра нас не хватятся.
Аня ловко вывернула разомкнутые кольца, бросила их в траву:
– Тогда вперёд? Бегом.
– Лучше ползком. Пройдём по подветренной стороне. Чтобы собаки не учуяли.
То ли овечий запах заглушил запах человека, то ли хозяева были слишком уверенны в своей безопасности, то ли им просто повезло, но от стоянки беглецы удалились беспрепятственно. Конечно, пришлось попетлять. И ползком, и на четвереньках и, наконец, в полный рост. Аня, потерявшая счёт своим падениям, не выдержала:
– А поровней дороги нет?
–Есть, но по ней от верховых не уйти. А так – мы идём почти напрямую, а им придётся делать крюк. По таким камням лошади ходу нет. Вы потерпите немного, госпожа Анна, скоро луна поднимется. Будет светло, как днём.
Луна вынырнула вдруг, как дельфин из моря, разом осветив, заваленную каменными осколками, равнину. Стало легче, но не на много. Ноги постоянно соскальзывают с камней, пот заливает глаза, руки все разбиты и изодраны. Единственное облегчение: свежо и солнце над головой не жарит.
Но вот луна начала блекнуть. Слева блеснула тоненькая, предрассветная полоска. Каменное поле закончилось Перед беглецами лежала относительно ровная степь, а прямо, километрах в трёх темнели зубцы скал и деревьев.
Аня споткнулась в очередной раз. Не выдержав, лопнула верёвочка на сандалии, нога подвернулась:
– Гастас!
– Что? – остановился тот.
– Я ногу подвернула.
– Плохо, – он вернулся, потянул её за руку, взвалил на одно плечо. – Ничего, доковыляем. Здесь недалеко.
Они прошли где-то с пол километра, когда Гастас вдруг замер, напрягшись всем телом:
– Собаки. Они собак по следу пустили.
– Ты говорил, что собаки не пройдут по камням …
– Вверх, по камням они не заберутся, а по равнине, да по свежим следам пролетят, как молния. Попробуем поднажать. Может быть, успеем.
Нажимать пришлось Гастасу. Аня скакала на одной ноге изо всех сил пытаясь не отстать от него, а когда она отставала или спотыкалась, парень просто волок её на себе. Беглецам казалось, что собачье дыхание обжигает им спины. Вот до спасительных скал не более километра, вот всего-то метров восемьсот, вот …
Теперь споткнулся и упал Гастас. Чтобы не рухнуть на него, Аня выпустила шею парня. Юноша поднялся, побежал прихрамывая. Один, без неё.
– Гастас!
Он даже не оглянулся. А лай совсем рядом. Девушка попробовала бежать следом, упала. Ногу от щиколотки до колена пронзила боль. Преодолевая её, Аня приподнялась, опираясь на здоровое колено, повернулась лицом на встречу опасности.
Два бронированных монстра были в считанных шагах. Они не бежали, летели едва касаясь земля мощными лапами, распялив зубастые пасти и вывалив огромны, алые языки.
«…Женщина шла зимой из деревни в деревню. По дороге на неё напал волк, но женщина не растерялась. Она схватила волка за язык и не выпускала до тех пор, пока не приволокла упирающегося зверя в посёлок…» – вырезка из газеты «Комсомолка» лежала у мамы, в тетрадке с рецептами, как закладка, а Барон Мюнхаузен, между прочим, вообще вывернул волка наизнанку…
Время, вдруг замедлившее своё течение опять понеслось галопом. А языки у псов такие огромные…
Первый пёс просто перепрыгнул через неё, как через неодушевлённое препятствие. Второй – обрушился всей массой сверху вниз. Аня попыталась ухватить его за язык, но промахнулась. Рука, чуть не по локоть вошла в пасть зверю, пробив и разорвав там что-то хрусткое и шершавое.
Если бы девушка стояла во весь рост, этот удар сбил бы её с ног, но согнувшись и опираясь на одно колено, она устояла. Отталкивая левой рукой навалившегося на неё пса, Аня кое-как вывернула правую руку у него из горла, и, действуя уже обоими руками, выбралась из-под тяжёлой туши. Пёс бился, хрипел, задыхаясь и не имея сил даже сомкнуть челюсти. Не отрывая от него взгляда, Анна пятилась в сторону, но неуязвимой для мечей, бронированной твари было явно не до неё. Едва-едва опираясь на подвёрнутую ногу, Аня встала, всё ещё робея, обошла поверженного врага. Кстати, а где второй пёс? Она огляделась. Оказалось, Гастасу далеко убежать тоже не удалось. Он лежал ничком где-то метров на сто ближе к спасительным скалам и второе чудовище возвышалось над ним, придавив к земле своим немалым весом.
Оглядевшись по сторонам ещё раз, Аня подобрала несколько камней и заковыляла к собаке.
Первый камень пролетел мимо. Пёс рыкнул, но с места не сдвинулся. Второй – попал, третий – тоже. Разумеется, никакого вреда матёрой твари камни, брошенные девушкой, причинить не могли. Но пёс оскорбился. Забыв о поверженной добыче, он бросился на нового врага. Аня быстро упала на одно колено, сжалась, насколько смогла, одновременно выбросив вперёд руку со сжатым в кулаке острым осколком камня, метясь в разверзнувшуюся над ней пасть. Она не промахнулась. Пёс в прыжке буквально насадил себя на её руку, сходу разорвавшую ему голосовые связки и переломавшую хрящи гортани.
Самым трудным и на этот раз оказалось выбраться из-под задыхающегося и бьющегося в конвульсиях тела волкодава. Справившись и с этой задачей, Аня неуклюже, на одной ноге допрыгала до поверженного парня, наклонилась, трепеща и задыхаясь от волнения и страха, тронула его за плечо:
– Гастас, ты жив?
Парень медленно повернул голову, посмотрел на свою спасительницу стеклянными глазами, словно не узнавая, медленно приподнялся, сел, осмотрелся вокруг. Взгляд его задержался на издыхающем псе, вернулся к прозрачно-бледному от пережитых страхов и усталости лицу девушки, опять перетёк на пса.
– Гастас, ты цел?
– Абсолютно.
Он медленно и неуверенно поднялся во весь рост, огляделся, нашёл взглядом второго пса, нервно сглотнул несколько раз.
– Гастас!
– Даже не поцарапан, госпожа Анна.
– Но пёс …
– Сбил меня с ног и не давал подняться. – Серое от грязи, щетинистое лицо юноши потемнело. На щеках заходили желваки.
– Гастас, нам надо бежать? – Спокойствие спутника пугало Аню больше, чем недавняя ярость поверженных псов. Парень перевёл взгляд на неё. Губы его кривились, лицо ходило ходуном, как резиновое.
– Да. Надо. Вы, кажется, повредили ногу?
– Это пустяк. Мне бы только её перевязать…
– Конечно. А пока я понесу вас. – Он пригнулся, склонил голову. – Ложитесь мне на спину и держитесь за шею.
– Но, ты …
– Я вижу конных на горизонте. Надо прятаться.
Довод был веский, но Аня решила уточнить:
– Может, всё-таки лучше я обопрусь на твоё плечо?
– Хорошо, госпожа.
Какими далёкими казались спасительные камни, когда их гнал страх, и как быстро они прошли это расстояние теперь! Всадники гнали лошадей во всю силу, но они были слишком далеко. Вот и скалы. Несколько каменных громад, почти вертикально вбитых в землю. Сосны у их подножия. Или что-то хвойное с очень длинными иголками и кривыми, разлапистыми стволами.
Гастас опустил её на траву, у подножия одного из деревьев, облизнул сухие губы. Аня сняла с головы платок (Чего уж тут беречь?), драла его на полосы. Парень меланхолично рассмотрел «браслеты» от кандалов на своих запястьях, примерился, зацепил одно из «украшений» за выступающий корень, растянул, снял, бросил к подножию другой сосны. Тоже проделал со вторым «браслетом». Оковы на щиколотках он растянул по очереди руками, снял, отправил в общую кучу. Так же легко и сноровисто он избавил от медных зажимов лодыжки Анны. Аня плотно, с несколько слоёв обмотала повреждённую щиколотку полосками ткани, новой верёвочкой скрепила расслоенную подошву, встала, опёрлась на ногу, пробуя:
– Нормально. Идти можно.
– Это хорошо, – кивнул Гастас и уточнил. – Вы сможете сами подняться вот на эту скалу?
Склон этого камня выглядел чуть-чуть более пологим, нежели у двух других, стоящих рядом.
– Думаю, смогу.
– Так и сделаете. Наверху есть пещерка. Вы укроетесь там.
– А ты?
– Я встречу их здесь.
– Один? Пеший? Без оружия? Я тебя не брошу.
От последнего её слова юношу дёрнуло, как от удара током. Он поднёс руку ко рту, вцепился в неё зубами.
– Я, – попыталась объяснить Аня.
– Госпожа Анна, – то, что парень сдерживается из последних сил, заметил бы даже слепой. – Я не прошу вас бросать меня. Я … – он набрал воздуха, задержал дыхание, выдохнул. – Помогите мне.
– Как?
– Когда они увидят собак, то просто взбесятся. А когда увидят вас на скале…
– Ты думаешь, что они настолько потеряют голову от злости, что полезут за мной на скалу? А ты угонишь коней?
Юноша замялся, ответил неуверенно, с растяжкой:
– Д … да.
– Хорошо. Где здесь лучше подняться?
– По тому краю. Чуть наискось. Там даже что-то вроде тропы есть.
– Мне помахать им сверху?
– Нет, нет! … Они вас и так увидят. Глаза у них острые. И копья тоже. Вы даже не высовывайтесь.
И так всё обговорено. Аня поползла вверх, по скале. Тропа действительно оказалась натоптанной, хотя и очень крутой. Обернув камень лентой, она привела девушку к крошечной пещерке у самой вершины. Вид отсюда открывался просто великолепный. Её спутника нигде не было видно. Понятно. Затаился пока она поднималась. А вот два всадника-преследователя – как на ладони. Они неслись во весь опор. Их кони буквально стелились по степи. Но вот один из преследователей увидел мёртвого пса. Он резко осадил коня. Как красиво это смотрелось сверху! Вылетел из седла, спрыгнул на землю, наклонился над собакой. Второй крутанул коня на месте, оглядываясь. Увидел второго пса. Как они гневно размахивали руками! Любо-дорого посмотреть. Потом воин покрупнее выдернул из-за спины копьё и резко послал коня вперёд, к скалам. Второй проделал тоже самое, нагнал товарища, вырвался вперёд. Всадники неслись, как вихрь. Гнев их обжигал даже на расстоянии. Степь вытянулась в тропу, над которой склонились две сосны, тянущие ветки навстречу друг-другу. Первый всадник пронёсся под ветвями и вылетел на полянку перед скалами. Второй …
Тело человека материализовалось из ветвей так неожиданно, что Аня невольно вскрикнула. С ловкостью барса, безоружный Гастас спрыгнул на второго всадника, встречным ударом выбив его из седла, но и сам, не удержавшись на коне рухнул наземь. Точнее, на поверженного врага
Удар о землю был таков, что Гастас едва не вскрикнул от боли. Нога. В глазах потемнело, но рефлексы заменили разум. Приложившись к земле спиной и затылком, его противник обмяк и лишь судорожно подёргивался всем телом. Отыскать вражеский меч, выдернуть его из ножен и пригвоздить оглушённого противника к земле. Почти наощупь. Дело заняло не больше пары секунд. Теперь подняться. Мир медленно проступал через черноту. Копьё лежало на траве, рядом с откинутой, выронившей его рукой. Поднять копьё, опереться, встать, повернуться через боль. Из вскрывшейся раны медленно стекала струйка крови. На лбу выступил холодный пот. Он успеет. Должен успеть.
Горячность сыграла с первым всадником плохую шутку. Он почти налетел на скалу, развернул коня на месте и только тогда увидел, что остался один на один с пешим, но не безоружным противником. Впрочем, страха пока не было. Была ярость. Ярость господина, он которого сбежали его рабы, ярость собачник, потерявшего обожаемого пса.
Утвердившись на ногах, Гастас приготовился к бою. В правой руке – копьё, в левой, вместо щита, – меч. Конь летел прямо на него. Шаг в сторону. Благо, нога снова слушается. Всадник бьёт его копьём сверху вниз, в голову. Меч принимает и отводит в сторону бьющее остриё. Одновременно юноша сам наносит удар. Неудачно. Копьё лишь царапает кожу доспеха, цепляется за костяную бляшку. Всадник уклонился от удара. Он ловок, как кошка и крепко сидит в седле. Разворачивая коня, пытается подмять противника. Ожидаемый манёвр и потому безуспешный. Опять заносит копьё, бьёт. Уже в грудь. Гастас опять отводит удар, на этот раз пропуская вражеское копьё между телом и правой рукой. Зажимает и, в момент когда его противник пытается вырвать оружие, резко толкает его вверх, от себя, одновременно нанося удар своим копьём. Опять вскользь. Но неожиданный толчок лишает всадника равновесия, а удар – выкидывает его из седла. Выпустив оба копья, Гастас виснет на узде ошалевшего от страха коня. Он победил Степь вокруг чиста и прозрачно-безопасна. Сноровисто примотав повод пойманного коня к ближайшей ветке, и подхватив одно из копий, Гастас подошёл к второму коню, в растерянности стоящему над телом поверженного хозяина. Юноша поймал его за повод, повёл за собой, походя, из всей силы пнув тело сброшенного на землю, второго собачника. Стон заставил его отступить, вскинуть копьё для удара.
Второй пинок. Сбитый всадник опять застонал, приподнялся и, видя занесённое над ним копьё, вскинул пустую, правую руку:
– Пощады…
– Пощады? – Гастас не произнёс, прошипел это слово. Лицо его дёргалось, как после встречи с собакой. – Пощады? – Держа над побеждённым занесённое для удара копьё, он с размаху пнул его в бок. – Вставай, падаль!
Всхлипывая от ужаса, пленник встал. Лицо его заливала кровь, губы тряслись, он весь сжался, прикрыл руками грудь и живот, будто это могло защитить его от смертельного удара копьём. Медное остриё поддело его под подбородок. Собачник зажмурился, вздёрнув голову и открывая лицо для взгляда и горло для удара.
Судьба – причудливая богиня. Гастас брезгливо разглядывал лицо пленённого врага. Юное, гладкое, ещё не знавшее бритвы. Именно этот мальчишка вчера вечером ощупывал его, ища следы раны, именно он, захлестнув за шею бичом, волок через весь стан. И вот сегодня, утром он же стоит и трясётся от прикосновения своего же копья, весь во власти разгневанного победителя. Отступив на полшага, Гастас сухо приказал:
– Руки давай.
Глаза мальчишки распахнулись, а лицо буквально просветлело от проснувшейся надежды. Больше всего боясь, что победитель передумает, он спешно протянул ему руки, скрестив в запястьях. Гастас опустил копьё, попятился, отыскивая краем глаза: к чему бы привязать коня и ту только заметил свою спутницу, неуклюже спускавшуюся с безопасной скалы.
Многослойное, когда-то белое и роскошное одеяние из тончайшей ткани, висело на ней серыми лохмотьями. Вот она споткнулась о камень, едва удержавшись на ногах. Да, ни одежда, ни обувь у девушки никуда не годятся. Интересно, согласится ли она надеть мужское платье?
– Раздевайся.
Ужас, отразившийся на лице пленника разозлил его. Гастас взмахнул копьём, оскалился, почти прорычав:
– Ну? Ты оглох? Раздевайся, падаль.
Взмокнув и трепеща, от смертного ужаса, парнишка расстегнул застёжки панциря по бокам, скинул его, снял пояс, рубаху, штаны, потянулся к набедренной повязке, но победитель остановил его:
– Довольно.
Вот тебе и ещё одна помеха. Кожа на теле пленника, вопреки обветренному лицу и рукам была мертвенно-бледной. Голым его не поведёшь. Вмиг обгорит на солнце.
– Пошли. – Гастас привязал второго коня рядом с первым, подошёл к убитому, не упуская пленника из виду, снял с трупа панцирь, перевязь с ножнами от меча, пояс с ножом и флягой, отбросил в сторону. – Наденешь его одежду.
Пленник согласно закивал и принялся поспешно разоблачать тело соплеменника, поспешно же натягивая на себя его окровавленные тряпки.
– Ты не убил его?
Полный удивления вопрос девушки в полном смысле этого слова пришлёпнул юнца к земле. Гастас повернулся к ней, протянул копьё:
– Убейте вы, госпожа.
Аня смутилась:
– Да нет. Я не хочу. Но он так оскорблял тебя.
– Госпожа, госпожа, – вдруг заныл парнишка на ломаном, но понятном Ане языке. – Я не виноват. Это отец. Это он велел мне жениться на вас…
– Что? – копьё чуть было само по себе не вырвалось из руки Гастаса.
Зажмурившись от ужаса, юнец заревел во весь голос:
– Я не ви – но – ва-а-ат! Вы слишком кра-а-асива-а-ая! Я бо-о-оялся вас!
– Чего? – Аня почувствовала, как на неё накатывает приступ истерического смеха. – Тебя хотели женить на рабыне? У тебя что? Невесты нет?
– Давно нет, – обречённо согласился парнишка. – С весны. Её, её же отец, тогда в городе продал. Теперь она живёт в богатом доме и каждый день ест досыта.
– За-ши-бись! – по слогам и по-русски проговорила Аня, пояснила, – Ну и нравы у них! Так что? Тот седобородый – его отец?
– Да. Он – младший сын вождя.
– И его невесту продают, как овцу? О-бал-деть! Погоди, Гастас, – неожиданная мысль оттеснила предыдущую. – ты думаешь, что отец захочет выкупить его?
– Может быть выкупить, а, может быть, обменять голову на голову.
– Тогда ты трижды прав, что не убил его!
Гастас снисходительно усмехнулся. Копьё в его руке несильно клюнуло прижавшегося к земле пленника:
– Да одевайся ты, жених-недоросток, – помявшись несколько секунд, парень предложил. – Госпожа Анна, наверно вам лучше переодеться. Ехать верхом в вашем платье вы не сможете и …
– Конечно, конечно.
– Одежда возле лошадей и … возьмите фляги.
– Зачем?
– Если пройти между теми двумя камнями, – рукой, юноша указал о каких именно камнях ведёт речь, – там под скалой – источник.
– Согласен, – подхватив одежду и фляги, Аня скрылась за скалой. А Гастас занялся добычей. Кожаным ремнём, – такой же обязательной частью снаряжения любого воина, как меч или нож, он стянул пленнику запястья за спиной. Из второго ремня соорудил петлю и, накинув мальчишке не шею, привязал его к дереву, рядом с лошадьми. Подобрал медные кольца от кандалов, покидал их в свободный мешок, надел костяную броню убитого, его перевязь с ножнами, пояс. Приладил за спиной метательные копья-дротики в колчане, поправил их. Каждое его движение, каждый жест выдавали человека, привычного к оружию. Из-за скал вышла девушка, очень похожая теперь на подростка. По мнению Гастаса чужой наряд сидел на ней неплохо. Доспехи она надевать не стала, но вид имела вполне бодрый и подойдя почти вплотную, протянула ему флягу с водой. Сглотнув сухой ком, юноша приник к фляге. Пока есть вода – надо пить. Утолив жажду, он вернул флягу:
– Благодарю вас, госпожа. Я отлучусь. Привезу собак. Их доспехи стоят очень дорого.
– Конечно, Гастас, только почему ты называешь меня госпожой? – кроме фляг, девушка держала в руках своё белое платье. Гастас подал ей пустой мешок, ответил:
– Потому что женщина может быть или госпожой, или рабыней. Той и другой её делает мужчина.
– А если мужчина ошибается, то он получает верёвку на шею? – съехидничала Аня, кивнув на связанного юнца. Губы её собеседника дёрнулись в злой усмешке:
– Или отправляется на корм собакам.
Теперь злая усмешка изогнула губы девушки. Естественно, Гастас ни слова не пропустил из той, такой казалось бы такой случайной беседы, «за жизнь»:
– Зло сказано, но честно.
– Я не хочу повторять чужие ошибки, … госпожа, – паузой и наклоном головы он подчеркнул своё обращение. Глаза парня насмешливо блестели. Этот маленький словесный поединок он выиграл не унизившись и не унизив. Крошечная капля масла на раны оскорблённого самолюбия.
Бессонная ночь давала о себе знать. Борясь со сном, Аня напоила пленника, смыла ему кровь с лица. Две ничтожные ссадины под волосами и царапина через всю щёку. Любая рана на голове и лице такова. Сама – слова доброго не стоит, но кровищи – как в фильме ужасов. Она сходила за скалу, наново наполнила фляги. Прекрасная это всё-таки вещь в дороге: фляга полная воды.
– Госпожа Анна, – негромко заговорил осмелевший юнец, – Почему вы не захотели стать моей женой? Вы бы каждый день ели кашу с бараниной и служили только мне. Я сын вождя, а этот воин живёт одним днём. Сегодня он жив – и рад этому. Завтра он мёртв – и некому о нём заплакать. У него нет ни дома, ни семьи, ни рода, ни племени…
– У меня – тоже, – огрызнулась Аня.
– Что?
– Ни дома, ни семьи. И лишь один друг. А последнее – принято беречь. Лучше ответь: почему там ты говорил со мной на языке бича, а здесь – на языке мне понятном?
– Господа не говорят на языке рабов, – надулся парнишка. – А я – сын вождя!
– О чём болтает этот дохляк? – Гастас вёл лошадь, и через её седло, как две шкуры, были перекинуты собачьи доспехи. Выглядел воин озабоченно.
– Что-то случилось? – спросила Аня.
Юноша пожал плечами:
– Ничего. Но я осмотрел собак. На них нет ни царапины. Между тем они мертвы.
– Колдовство, – с почти комической невозмутимостью ответила Аня. Этот аргумент нравился ей всё больше и больше.
– Да, госпожа Анна, – ответил Гастас так смиренно, что ей стало стыдно. Не привыкла она ещё врать в глаза.
Воин спешно и сноровисто увязывал добычу.
– Мальчик твердит, что он – сын вождя, – попыталась разбить тишину Аня.
– Нашёл чем хвастаться, – отмахнулся парень. – Да у его папаши несколько жён и два десятка сыновей. Одним больше, одним меньше, – он даже не заметит. Я не знаю: согласится вождь отдать за сына хотя бы твою подругу?
– Отдаст! – от возмущения парнишка даже покраснел. – Кому нужна ленивая, сварливая баба! А твоя дерзкая девка, не будь она девственницей, давно бы пошла на корм собакам!
– Да, дерзости госпоже Анне не занимать, – поддразнил воин пленника.
Что тому причиной? Усталость или ощущение невероятной удачи? Но Аня вдруг обиделась:
– Ага! Дети, кухня, церковь и вечное молчание! Таково, значит, место женщины? Только не забудьте: опираться можно лишь на то, что сопротивляется!
– На то, что сопротивляется? – с недоумением переспросил Гастас.
– Да! А если не понял, – попробуй опереться на воду!
– На воду нельзя опереться…
– Потому что она не сопротивляется!
– А вы, госпожа Анна, сопротивляетесь?
– Да!
Гастас в задумчивости покачал головой, затянул последний ремень поклажи:
– Нам надо ехать, пока собачники не поняли, что добыча ускользнула и не перекрыли нам дорогу в город. Да и горожан надо предупредить о таких гостях.
– Ехать? – Аня вдруг почувствовала, как улетучивается её глупый кураж. – На лошади? Я не умею.
Взгляд парня стал задумчивым:
– Что ж, поедете у меня за спиной. Пристегнётесь ремнём и можете даже спать. Или… – он задумался.
– Нет, нет, я поеду!
– Отлично. А этот щенка закинем на вторую лошадь. А то он, с его мягкими сапогами и четверти пути не осилит. Вставай, дохляк, – воин отвязал пленника от дерева, привязал свободный конец ремня к стянутым за спиной рукам пленника, после чего поднял и буквально закинул парнишку в седло, связал ноги под брюхом лошади, предупредил. – Вздумаешь бежать, – вспомни, что копьё летит очень далеко, а ты стоишь гораздо дешевле, чем поклажа на этой лошади.
Анну он подсадил на круп коню куда почтительнее. Сам взлетел в седло, передал ей ремень с пряжкой:
– Пристёгивайся. Не бойся опереться на меня, – и тут же послал коня вперёд. Два повода в одной руке.
Конь шёл ровной, чуть тряской рысью, укачивая и без того измученную девушку. Странный, рванный сон повис на ресницах: выжженная равнина, как костями усыпанная белым камнем, белые, заснеженные горы на горизонте, чёрная, одинокая гора, и чёрный, беззвучный вихрь, вырвавшийся из её вершины.
Что-то больно врезалось ей в бок. Аня открыла глаза. Ага! Это ремень не даёт ей свалиться на ходу. Вокруг степь. Солнце чуть приподнялось над горизонтом. Вздохнув, девушка привалилась к широкой спине своего спутника. Эта тряская рысь так укачивает…
И опять чернота перед глазами, но не мёртвая и страшная, а глубокая, как бархат с серебряными гвоздиками. Да это же звёздное небо. Одна из звёзд начинает расти, наливаясь краснотой. Лучи её – как языки пламени. И опять жёсткий удар в бок обрывает сон. Ремень. А солнце жарит во всю.
– Пить.
Гастас, не оглядываясь, передаёт ей флягу через плечо. Вода в фляге тёплая, задохнувшаяся, но необыкновенно вкусная.
– Спасибо. Скоро уже?
– К полудню будем. Не хочу коней гнать.
– А собачники?
– Они далеко. Куда им за нами угнаться. У них – овцы.
– У тебя в городе родные?
– Знакомый. Но он нас примет. Он держит постоялый двор для таких воинов, как я.
– Он тоже воин?
– Бывший. Был младшим в семье, ушёл из дому, побродил с караванами по свету. А тут – чёрная смерть, и он – единственный наследник. Вернулся на родину. Живёт.
– А ты? Тоже младший?
– А у меня вообще никого нет. Кроме друзей. Живу, пока Гнилая не приберёт.
– Гнилая это, – вспомнилось чудовище из кошмара. – смерть?
– Она и есть. Только упоминать её так не принято. Чтобы не приваживать.
– Извини, я не знала.
– Пустяки.
– Неужели у тебя вообще родных нет? – наверно вопрос её звучал бестактно, но парень лишь отмахнулся:
– А если и есть, то что с того? Я же не собачник, чтобы родным людям смерти желать. Спите, госпожа. Силы вам ещё понадобятся.
В третий раз снов не было, а разбудил её Гастас:
– Госпожа Анна, просыпайтесь. Город скоро, – он помог ей спуститься на землю, поддержал, пока она разминала затёкшие ноги, поясняя по ходу. – Я и вы – свободные люди и потому должны въехать в город верхом. Раб побежит за нами на верёвке.
– Но я никогда…
– Не ездили верхом? Выдержите. Тут недалеко. – Он развязал пленнику ноги, без церемоний сдёрнул его с седла, конец петли отвязал от запястий и присоединил к своему поводу, после чего усадил Аню верхом, боком, по-женски, взлетел в седло сам. – Но! Поехали! Скоро будет вода и отдых.
Пейзаж вокруг изменился. Дорога, клочки обработанной земли, группы деревьев. А кое-где и высокие частоколы вокруг нескольких домов сразу. И, разумеется, люди, смотревшие на путников с откровенным страхом.
– Чего они бояться? Нас?
– Нет. Моих доспехов. Костяные панцири собачников им слишком хорошо знакомы.
– Так их надо предупредить!
– Считай, уже предупредили. Смотри, как резво они прячутся за стены и частоколы. А вон, видишь? Пыль клубится. Это вестник в город поскакал Тревога поднята.
Верховая езда без опоры с непривычки выматывала. Впрочем, вдали уже показались стены города: крутой земляной вал, обложенный белым камнем и высокая, сплошная деревянная стена на валу. Верх стены сделан в виде длинного балкона с навесом. И лестницу не приставишь, и снизу не подлезешь. Над воротами и по углам стены – выступающие смотровые башни. Стоит город на высоком берегу реки, над обрывом. Земля вокруг – пустынная. Понятное дело: гора, высоко, воды нет, чего зря сеять? По правую руку от ворот в чистом поле сооружение из камней, глины и брёвен: стены, ворота нараспах, крыши нет.
– Что это, Гастас?
– Погост. Для тех, кто сам не хочет или кого в город пускать не хотят.
продолжение следует http://www.proza.ru/