35 Не люблю

Михаил Дужан-Яровенко
Не люблю

Я много чего не люблю. Во-первых, когда ножом порежешь палец. Чикнешь, но не очень больно сначала. Главные неприятности впереди. Начинают смазывать йодом. Здесь немного поморщишься. Потом перевяжут, а потом палец начинает ныть. Вот в это время самое плохое настроение. Зато хорошо в школе. Всем пацанам можно показать, какая рана, а девчонки хватаются за щеки и повизгивают. Одна Инка всегда с участием спрашивает: «Больно, да?».
Самое лучшее, когда порежешь правый палец. Тогда притворяешься, что писать нельзя. Марь Тимофевна, хоть и молодая, и самая красивая в школе, но хитрющая. Подойдет, возьмет раненую руку, поставит между пальцами ручку и ласково говорит: «Вот так, Тима, тебе будет удобно писать, не трогая больной палец». Посопишь, а деваться некуда – пишешь, как миленький.
Еще хуже болеть горлом. Ангина по утрам самая противная. Проснешься ни свет, ни заря, а дышать нечем. И как на грех, в это время бабуля печет или пирожки, или блинчики, или ватрушки. А есть нельзя. Слюна течет, а даже ее глотать больно. В окно смотришь уныло. А там пацаны, и даже девчонки, увлеченно хрумкают сосульки, а ты уже вчера нажевался от всей души.
Когда Линя обгоняют на скачках, я тоже переживаю. Линь уходит в дальнее стойло на конюшне и там хлюпает. А я терпеливо охраняю его у входа, чтобы кто-нибудь не увидел расстроенным. Потом он выходит, и мы молча идем домой. На полпути я кладу ему руку на плечи, а он мне. И идем братаны-друганы. Ничего, в следующий раз и на нашей улице будет праздник, все равно победим.
Плохо, когда поссорятся родители. Тогда в доме чего-то не хватает. Никто ни о ком не заботится. Дети предоставлены сами себе. Никого не волнует, что они могут попасть в нехорошую компанию и скатиться до троек.
Ходишь, вроде бы и не голодный, а тоска сосет в животе, и хочется втихаря похныкать от плохого настроения. И уроки учить неохота, так – сам себе из-под палки и учишься. Запросто можно подхватить двойку, и не только по арифметике.
Еще я не люблю, когда кончается вечер и нужно засыпать. Это как будто умирает еще один день твоей жизни, и начинаешь понимать, как приходит к тебе старость. Утром родишься, светло, солнце сразу поднимает настроение. И целый день развиваешься и творишь подвиги. То в школе пятерочку отхватишь, то Инке в парту положишь незаметно мяч. Она потом раз пять спросит, не я ли его туда положил? А я не сознаюсь, кто же сознается, если дарит подарок, особенно девчонке. Да даже пусть и с пацанами подерешься. Это же жизнь, а в ней чего только не бывает!
Так каждый день, до самого вечера. А потом и приходит старость дня. Все заботы позади, ужин проглочен, и можно ничего не делать, как на пенсии. Вот только начнешь отдыхать от дневных хлопот, так тебя начинают гнать спать или ноги отмачивать от цыпок. Это - пытки партизанские.
Знаешь, что, как только уснешь, так день и вечер загублены навсегда. И больше никогда не повторятся. Вот я и стараюсь в темноте не затворять глаза. Жалко – долго не продержишься, все-таки организм за день устает и силы изнашиваются. Ночью незаметно для глаз они прибывают, и ты утром родишься как новый, а все равно – вчерашнего дня-то нет, и не будет.