Наш друг
Хорошо, когда есть дед. Конечно, бабушка – это вообще, но дед совсем с другого боку. Бабуля всегда накормит чем-то вкусным, пожалеет, как маленького. Она что-нибудь заштопает, пока мамка не увидела, например, порванную рубашку. Бабуля погладит по голове, вот – хоть и большой, а приятно.
Дед Ион совсем другое дело. Он не только старший родитель, не только родня, но он как старший пацан. Нет, он намного лучше. Старшие пацаны верховодят, заставляют нас делать, что они хотят. И рассказывают о своей жизни. А что они могут рассказать, если на два года старше? А вот дед Ион – как друг. Он никогда не предает. Ему, что хочешь, расскажи, он внимательно слушает, и если не попросишь, ничего не скажет. Я проверял его. Мамка даже через несколько дней не узнавала, чего мы с Линем натворили и рассказали все деду.
Дед, даже когда нас папка дерет как «сидоровых коз», не вмешивается. Ведь отец нас учит дисциплине. Только покряхтывает, как будто и ему ремнем достается. Тихонько подморгнет дальним от папки глазом. И уже легче, не так обидно, что лупят.
Вообще, дед все знает, он же постарше и папки, и мамки – больше видел, больше пережил. И стал сразу мудрым. Конечно, дед иногда заливает, здесь ухо востро надо держать, потому что он настоящий мужик. Кто ничего не делает, тому и нечем похвастаться. А дед – куда только не попадал. Кто послабее – там и остался. А дедуля выжил и нас учит уму-разуму, рассказывая разные истории. Мы же понимаем, что дед просто так не промолвит и слова. Он у нас мудрый, как змей.
Он мне родной, а теперь стал родным и моему сводному брату Леньке, Он вообще самый родной в мире дед. Например, утром в воскресенье, когда мамка с папкой спят, залезть к ним под бок вроде бы и стыдно – большой все-таки. А к деду в любой момент – ляжешь за спину, прижмешься, а он усы растопорщит и пахнет вкусным трудовым потом. Он спит и крепко зажмуривает глаза, ясно, что во сне строит новые планы. Ведь дед без дела никогда не сидит, всегда что-то делает. Конечно, его тоже хочется пощекотать перышком в носу, чтобы он прочхался спросонья. Но как-то неудобно хулиганить по мелочам с нашим дедом.
Лучше всего, когда он нас с Линем берет на сенокос. Мы на корове Буланке выезжаем утром после завтрака и бредем сначала через речку Самарку, потом долго едем на рыдванке среди пшеничных полей. И все дремлем. Дед Ион клюет носом впереди, а мы полеживаем на подстилке из сена, взятого для вечернего Буланкина ужина. А Буланка видит беспечность наших седоков, спокойно срывает зеленые колосья и, наверное, улыбается от удовольствия. Ведь домашней скотине, кроме собак и кошек, колосья как для нас пельмени.
Накосившись и подоив Буланку, дед объявляет ужин. Мы поднимаемся высоко на бугор над речкой Кувай. Разжигаем костер. Ужинаем, чем Бог послал, как говорит наша бабушка, и ложимся ночевать. Зажигаются первые звезды, ветерок относит комаров. Рядом, как дома, жует отрыжку корова. А внизу, около речки, начинается ночная жизнь. Кто кого. Кто-то убегает, а кто не успел, того съедают заживо. Все сопят, чего-то ищут. Одни ночные птицы развлекаются на разные голоса, да совы спикируют, да как ухнут, аж мороз по коже. А прижмешься к деду, и хоть бы хны.
Это время для умной беседы с дедом. Линь говорит: «Дедуль, расскажи про свою страшную жизнь».
- Нет, ребятишки, жизнь моя веселая и счастливая, хотя была иногда и страшная, и прошла она как один день, вот только один зуб от нее и остался, – начинает дед.
Это точно, у него остался только один зуб сбоку, а остальные лежат в ящике с наградами, и все в железе. Дед говорит, что это мосты на память.
- Да я вам все уже рассказывал.
- Дед, расскажи нам, что уже рассказывал, ведь сказки рассказывают по много раз, и все время хочется слушать, – это я его подбадриваю.
Конечно, дед и сам будет рассказывать, пока мы не уснем и даже после. Ведь он выпил свои наркомовские сто грамм. А после них не поговорить – большой грех для уважающего себя мужика.