Ива
В любой школе должен быть учитель, хотя бы один. И не замухрышка, как наш педагог кружка «Умелые руки». Он, конечно, фронтовик, и у него оторвана рука. Однако ничего не умеет делать, мы ему все подсказываем. Как вбить гвоздь, как стругать доски – он же поэт. На каждом празднике выступает. Его так жалко, аж взрослые плачут втихомолку.
Марь Тимофевна – любимая наша первая учительница. Она красивая, как царевна на картинке, но женщина. А настоящий учитель должен быть мужчиной.
А то на физкультуре она командует: «Дети, построились. Капитан, отдай рапорт, что все целы. Начинаем зарядку. И… раз-два, и раз-два, и раз-два».
Это называется физической культурой? Да здесь не культурой пахнет, а переваренной рыбой.
Славу господу Богу, как говорит моя бабушка. Прислали людину. Мы первый раз глянули, сразу поняли, что прислали как «девушку с веслом», только поменяли ее под веслом на мужчину. Он высокий, но не длинный, широкоплечий, но не толстый, волос у него черный, но волнами, улыбается, но все зубы ровные и белые. Ему в жизни два пути: или быть учителем, или на выставку племенных людей. Это как жеребец. Но человеку хуже. Он же царь природы. А царям и попам уготована только одна жена. Хоть сырой ее ешь, хоть свари. Да и вообще, если забудешься и, к примеру, заржешь жеребцом в кино, когда все взрослые плачут, то быстренько получишь по шее, а в лучшем случае – словишь в ухо. И тогда ищи-свищи – кто тебе залепил затрещину. Настроение-то испортят до конца фильма.
Как он взял нас в оборот! Без всякой дисциплины. Кто успел переодеться, те висят на канате, или лежат на коне, борются, дурачатся. А ему хоть бы хны. Выйдет на середину зала. Бьет себя в грудь кулаками и кричит, как Тарзан.
Все - мы уже джунглиевая стая. И за ним. Каждый раз путь разный. То мы на ветках, то бананы с турника срываем. А потом вообще – ковбои: то через коня, то через козла. А он отметки не ставит. Каждый достойный прыжок – выстрелом из «Кольта» отмечает. Конечно, понарошку. И вот – звонок, а мы и не наигрались. А у старшеклассников – там разведчики, засады и другие мужские игры.
Он же мужик , поэтому начал влюбляться. Если ты племенной, то обязан продолжать свой род – это закон природы. И понесло его сразу на нашу Марь Тимофевну. Она же самая красивая. Значит, племенная – тоже.
Я это случайно заметил. Оставил в спортзале портфель. А когда подошел, дверь зала была чуть открытой. Но каждый пацан, прежде чем открыть приоткрытую дверь, должен глянуть в щель. Вижу, они целуются, ну, даже от души чмокаются. Вот если бы я, как болван, вошел и помешал людям заниматься делом. Что я, некультурный? Я, конечно, подождал, пока они разъединились, а потом поглядел, можно ли мне закончить свои поиски. А он стоит на одном колене, мучается, целует у Марь Тимофевны руку, а она отворачивается: то сюда, то туда, как будто он ее снова в губы метит. Потом руками щеки обхватила и помчалась по коридору, как лань лесная, только не подпрыгивала. А Ива сразу встал на руки и пошел, приговаривая: «Люблю, люблю». И так далее.
Я за что уважаю настоящего мужицкого учителя – за то, что он всегда поможет в трудную минуту. А дело было так. Верка Занозина всегда пристает к Инке. Но Инка же мне дает всегда списывать по арифметике. И вообще, она мой женский друг. То ее толкнет, то ущипнет. Конечно, моя подружка самая красивая в нашем классе. А Веерка, как недодоенная корова. Огромная, не мычит и не телится, только регулярно остается на второй год.
Я ей и говорю – солидно, мол, кончай приставать к Инке. А она взбеленилась. Кричит: «А, тили-тесто – жених и невеста». Как даст мне в нижнюю больную губу. У ней же кулаки, как копыта. Так у меня искры из глаз и посыпались.
Потом мне рассказывали, что Инка вцепилась в волосы Верки и кричит: «За что ты, двое-второгодница, вцепилась в Тимку?». И как рванет из зала. Верка за ней. Инка сообразила. Как только эта самозванка подбежала к двери, Инка ее захлопнула. Та так и расплющилась об створки.
Урок кончился. Ива подозвал меня к себе. А я чуть сдерживаюсь. Белый свет мне слезы застили. Не столько больно – как обидно. Девчонка мне поддала, а сдачи давать нельзя. Был бы хоть кто, можно калганом ахнуть в живот, а потом по ногам подсечку. Лежала бы у моих ног и просила пощады – как гладиатор. А здесь «табу», так говорят вожди индейского племени, когда нельзя дать сдачи.
И вот в эту тяжкую минуту мне пришел на помощь наш учитель. Ведь каждый настоящий мужской учитель должен быть помощником растерявшемуся пацану. Ива прилег на маты. Вообще-то он Иван Иванович. Это долго, а Ива – короче. Он почти сам пацан. Фронтовик-доброволец, но у него даже медали нет. Когда он услышал, что мы его зовем Ивой, он просто растаял. Говорит, что это я теперь, как Сергей Есенин, известный по всему миру поэт, хорошо, что меня назвали таким красивым деревом.
Он рассказывал, что пошел добровольцем на фронт. И стал подносчиком снарядов для «Катюш». Дали залп в одном полку, и тут же дальше. Потом войска берут города, а о катюшечниках и забывают. Ну, наградят катюшечного генерала, майора и капитана, а на остальных - раскладка не пришла. И все остались с носом после войны. Но по Иве было видно, что он и без орденов – герой.
Ива и говорит: «Ты, Тимофей, радуйся – тебе женщина нанесла незначительную физическую боль. Хуже, когда она разрывает на части сердце. Человек тогда почти всегда погибает. Знаешь, за что подстрелили гады Пушкина? За его единственную в мире жену. Пушкин – молодец, он попал в Дантеса и отомстил за Наталью. Но самому пуля попала смертельная. И наш великий русский поэт почил в вечность. Каждый из нас, мелюзги, не достоин умереть, как герой. Вот из-за любви я чуть-чуть промахнулся и не попал в свое сердце из «Кольта», когда полюбил жену тыловика полковника». У него под самым сердцем оказался маленький шрам от маленькой пули – это мне он доверился как раненному другу.
Мы еще долго потом всем классом проделывали на физкультуре разных зверей. А Марь Тимофевна, по всему видно, в Иве души не чаяла. Любить героя нужно крепко. И за это мы очень уважали нашу красивую учительницу.
Потом оказалось вот что. На уроке заходят милиционеры и, поговорив, надевают наручники на нашего Иву. Он напоследок обернулся и сказал: «Вот так погибает свобода. Тимка, а ты или будешь как я, или станешь писателем». Я, честно говоря, ничего не понял. А Инка захлопала радостно в ладоши.
Конечно, на суд мы явились всем классом. Судили нашего любимого учителя и любимого человека нашей любимой учительницы. Оказалось, Ива навешал лопухам с три короба, и они с поклоном отдали ему все сбережения, чтобы он им что-то купил. А он ноги в руки и был таков с деньжатами за пазухой. В карманах-то они не умещались.
Нас немного покорежил Ивин вывих. А с другой стороны – стране нужно очень много авантюристов. Государство должно защищать жизнь каждого советского человека. А как ты ее проживешь, извини, это твое личное дело. Если ты лопух-лопухом, то тебя должен обмануть каждый прохожий. Это же – как учителя. Раньше ты был неграмотным в жизни. А вот пару раз, как дурак, отдашь добровольно свои кровные, и сразу поумнеешь.
Вот мой дед – как приобрел богатство во время империалистической войны? Он был полуофицером у казаков. Приходит с наряда в революцию. А казаки проигрывают вчистую местному авантюристу. Дед сел, достал наган и направил его на этого. Говорит: «Сдавай».
Авантюрист начал сдавать трясущимися руками. Дед говорит: «Вскрой все карты». Тот аж визжит, мол, так не договаривались. Дед вскрыл карты, а у авантюриста все – тузы. Солдаты хотели убить того, а дед говорит: «Вы проиграли казенное имущество, и всем вам положен расстрел. Садитесь. Если я сейчас вас всех обыграю, то вы поклянетесь никогда не играть на деньги и на казенное имущество». А до этого еще один аферист научил деда запоминать все карты. Это же не трудно, как запомнить всю азбуку, только вперемешку. Конечно, он всех обыграл, забрал деньги. И послал их на поправку своего запущенного в войну хозяйства. А афериста, нечистого на руку, немного поколошматили, и правильно – пользуйся своим умом, а не подлостью. У него, оказывается, все карты были мечеными.
В перерыве мы подбежали к Иве первыми, даже Марь Тимофевну опередили. Мы его гладили по рукам, а фронтовик не находил себе место глазами. Конечно, суд увидел, как мы любим Иву, и в приговоре судья так и сказал: «Учитывая и то, и это, а, главное, хорошую характеристику из школы, то есть от нас, молодость, добровольцем ушедшего защищать нашу единственную родину подносчиком снарядов для любимых нами всеми «Катюш», отпустить этого провинившегося члена нашего общества по месту проживания для трехгодичного исправления».
Приговор оказался мягким, мы страстно захлопали. А Марь Тимофевна упала в обморок. Вот и пойми женскую радость.