Васька

Васька.

В 1974 году я получил назначение на БМРТ «Ян Звирбулис». БМРТ – это большой морозильный рыболовецкий траулер. Эти суда действительно большие и имели команду в сто человек, которые размещались в четырёхместных каютах для рядового состава, двухместных и одноместных для командиров. Каюты располагались на трёх палубах, моя, одноместная была на второй палубе, между каютой старпома и столовой команды. Я был электромехаником. В моём подчинении было трое электриков, которые несли вахты, поскольку судно это не только перемещалось по морю, но постоянно ловило рыбу тралом, обрабатывало её, морозило и хранило в трюмах при низкой температуре. Начали строить такие суда аж в 1958 году. Моё судно не было уж очень старым, что радовало, но и современным его по тем временам уже нельзя было назвать, потому, что начали поступать похожие суда из ГДР – «Атлантики», напичканные электроникой и автоматикой. На моём судне всё было просто, как грабли, зато практически всё можно было отремонтировать своими руками. Поэтому было много специалистов технического профиля, а не только матросов. Уходя в рейс мы, как правило, загружали огромное количество баллонов с ацетиленом и кислородом для сварки и резки металла, баллоны с аммиаком для холодильной установки, листы обычного и нержавеющего железа, меди, фанеры, гетинакса, текстолита, паронита, электроды для сварки, круглый металл, обмоточный провод для ремонта электродвигателей и кучу других полезных вещей. Это всё было нужно, а если что и оставалось, всегда можно было на промысле с кем-нибудь поменяться. Поэтому тащили всё, что можно было утащить. Разумеется, грузили тралы, канаты, верёвки, ножи, резиновые сапоги, телогрейки и валенки для работы в трюмах.
Работать нам предстояло у Южной Африки, а через полгода меняться в Луанде, что в Анголе. То есть ещё один рейс, как минимум судно будет работать без достаточного снабжения, потому, что допроситься чего-либо с земли, находясь в Африке было бы просто нереально.

Грузились неделю, после чего распрощались с семьями и отбыли. Новичков в команде, как правило, немного. Все знали что надо делать. Мои электрики договорились между собой о вахтах, и тут мне не пришлось вмешиваться. Стали готовить не спеша судно к промыслу. Прослушали, смазали электромоторы, подтянули гайки на электрических соединениях, замотали резиной и пластикатом всё электрооборудование, которое могло быть залито водой и не имело подходящей защиты. Закончив необходимое, разложили в кладовках своё имущество и заперли на замки, чтобы не спёрли.

Судно имело скорость в десять узлов. Немного. Основная задача такого судна – тащить трал, поэтому двигатель и винт корабля были сориентированы на эту задачу. Оттого и ехали долго, аж надоело.

Но однажды мы всё-таки прибыли в район промысла. Там было несколько десятков судов из разных контор, не только из Риги, но и из Мурманска, Калининграда, Севастополя, Клайпеды. К нам потянулись шлюпки с других судов за почтой – письмами и газетами. От них же мы узнавали местные новости о добыче рыбы, применяемых тралах, капитаны получали специальные, нарисованные на кальке карты – планшеты, где были нарисованы рекомендованные трассы тралений и особые отметки, которых не было на обычных картах. Промыслом руководил начальник промысла, который находился на каком-нибудь более комфортабельном корабле, чем, скажем, наш. В его задачу входило: - организация общей работы, своевременная поставка топлива, воды, упаковки для рыбы – гофротары, а также перегрузка на транспортные корабли готовой мороженной продукции и отправка её по месту назначения. В Союз или в другие страны, чаще всего в Африканские.

В те года это были новые для нас районы промысла. Промысел простирался от мыса Игольного, - самой южной части ЮАР, до самой северной границы Анголы. Огромная территория. Лов рыбы происходит преимущественно на шельфе, то есть на береговой отмели, которая простирается как правило от береговой черты на двести миль в океан. Однако, капитаны полагают, что больше всего рыбы у берега и поэтому мы зачастую ставили трал практически на пляже. Это вполне допускалось, потому, что Ангола была не против, Намибию никто не спрашивал, а ЮАР была и вовсе страной- изгоем, потому, что там тогда был апартеид, ну, такой, как сейчас в Латвии и Эстонии. Впрочем, в территориальные воды ЮАР не заходили, а это считалось тогда три мили от берега.

Работали мы там ритмично, впустую трал не мочили. Каждые четыре часа доставали чуть ли не десять тонн рыбы. Причём не какой-нибудь, а хека или скумбрии. Разумеется, так много рыбы мы не могли заморозить, поэтому делали ещё и рыбную муку. Страшно вонючую, но очень дорогую продукцию. Собственно говоря рыбу целиком тоже старались не морозить, а отрезали от неё голову и выпускали кишки. Это называлось – шкерить. В этом матросам помогала подвахта, то есть мотористы, механики, штурмана и прочие люди, напрямую не связанные с обработкой рыбы. При таких темпах лова и ёмкости трюмов в шестьсот тонн, нам каждые две недели требовался подход к транспортному рефрижератору для выгрузки. Конечно же, в самом деле мы подходили реже и иногда, забившись рыбой под завязку, просто простаивали. Ничего не делали, но и это тоже иногда хорошо.

В этих местах очень много морских котиков. Они тоже ловили такую же рыбу, что и мы. Ночью спали на воде, подняв кверху одну ласту, храпели и были вполне довольны жизнью. К сожалению, иногда котики эти попадали в трал и погибали там.

Как-то в очередной раз мы подошли на выгрузку к транспортному рефрижератору «Остров Медный». Это огромный, по сравнению с нашим корабль шведской постройки. Для выгрузки продукции шкентеля (тросы) наших лебёдок соединялись со шкентелями их лебёдок. В наших трюмах члены команды, невзирая на звания, таскали коробки с рыбой весом по тридцать килограммов каждая и складывали штабель из этих коробок на специальный поддон. Всего там помещалось что-то около тонны этих коробок. Поддон с коробками назывался строп. Строп переправлялся на рефрижератор, там такая же бригада растаскивала его и поддон возвращался к нам. Трюмов у нас было два. Один на носу судна, другой на корме. На корме же в специальном трюме хранилась и рыбная мука.

Свободные от работ люди могли переговариваться с коллегами другого судна, чем-то меняться, но менялись чаще всего от нас – деликатесами или сувенирами, а оттуда водкой. Самым успешным в бартере с нашей стороны был сварщик Вася. Он говорил, что ему нужен алкоголь для того, чтобы промывать организм от вредных газов и асбестовой обмазки электродов, которыми он варил железо. Впрочем, если послушать, как он кашлял, то можно было смело предположить, что на кладбище ему давно ставят прогулы. Его уже и стыдили и грозились домой отправить, Вася при возможности напивался до бесчувствия и тормошить его было бесполезно. Проспавшись, Вася как ни в чём не бывало принимался за работу и варил, варил, варил. Надо сказать, варил классно, руки не дрожали.

Вот и на сей раз матросы приметили Васю спящим на промысловой палубе около кормовых лебёдок. Вася завернулся в упаковочный картон и жутко кашлял оттуда, тем самым подавая знак, что он ещё жив и что его беспокоить не надо. Его и не беспокоили пока пару дней шла выгрузка. Дело это суматошное, все заняты, все бегают, а то, что Вася спит, так и чёрт с ним. Проспится, поговорим с ним, пристыдим.

Когда выгрузка окончилась, судно отошло от рефрижератора, в столовой обнаружился совершенно трезвый и злой Вася. Тралмастер громко спросил сразу всех: - А кто же там тогда храпит? Вася, не ты ли спал за лебёдкой на палубе? Вася чуть не поперхнулся макаронами и высказал тралмастеру все накопившиеся в нём обидные слова. Однако тралмастер пропустил их мимо ушей, что тоже было странно, и побежал из столовой вон на палубу. Через минуту он уже опять стоял в столовой и хрипло произнёс: - Мужики, там такое.. Ну а дальше пошёл абсолютно бессвязный текст, хотя практически все поняли, что случилось что-то совершенно экстраординарное.

На палубе за лебёдками лежал среди мятой гофротары голый волосатый крупный мужик. Мужик был явно не в себе, кашлял, но не это было главным. Главным было то, что у мужика не было ног. Но не то, чтобы они были отрезаны или их вовсе не было, вместо ног был рыбий плавник! Впрочем, не совсем рыбий, а скорее такой, как у дельфина, горизонтальный. Получалось так, что от пояса он был как бы похожим то ли на дельфина, то ли на ещё кого-то. Поначалу было решили, что это водолаз какой-то в специальном костюме, но вытащив его на палубу, поняли что ошиблись. Это был именно получеловек, полу- кто? Непонятно. То, что это был мужик, стало ясно, когда внизу живота у него явно обнаружилось всё, что положено мужику. Среди зрителей кто-то заголосил тоненьким голосом и тут поднялся шум. Стали предлагать добить его и заморозить с последующей передачей в Москву, другие говорили, что его надо тотчас выкинуть за борт, а его лёжку обработать хлоркой, были и другие предложения, но в конце концов было решено звать капитана и помполита (комиссара), пусть решают, что с ним делать. Но многие высказались за то, что его надо лечить. Всё же он пусть и наполовину, но всё-таки человек.
- Откуда он у вас? Только и спросил капитан?
- Да пёс его знает, отвечали моряки, наверное по слипу залез, пока у транспорта стояли.
- Едрит твою.. – только и сказал нараспев помполит и побежал за фотоаппаратом.
Некоторые последовали его примеру.

Когда мужика сфотографировали, обмерили, помполит с капитаном побежали писать шифровку на берег. Дело это не простое, да ещё и изложить следует так, чтобы не послали..
Оставшиеся моряки решили, что его надо лечить и чем скорее, чем лучше. В советское время на всех судах был врач, на худой конец фельдшер, который должен был уметь лечить, резать, зашивать и всё такое прочее. В том рейсе в качестве врача у нас была Зоя, в прошлом акушерка. Не самая нужная профессия на флоте, но мы и не очень-то болели. Позвали Зою, не объяснив ей причину. Когда Зоя увидала мужика, то впала в ступор. Не то, чтобы она испугалась, а натолкнулась на какую-то невидимую стену. Её сильно тряхнули, Зоя затравленно смотрела то на мужика, то на моряков и не понимала, чего от неё хотят? Ей растолковали. Зоя начала потихоньку врубаться, но наотрез отказалась слушать трубкой больного и вообще оказывать ему какую-либо помощь. Также наотрез отказалась помещать его в лазарет, мотивируя это тем, что там живёт радист и селить его некуда. Вам надо, - пришла в себя Зоя, - лечите его тут, на палубе. Погода тёплая, авось не помрёт. Тралмастер проводил Зою в лазарет, убедил её дать нужные лекарства, ведь ясно, что если мужик кашляет и скорее всего живёт в воде, то следует ожидать у него воспаления лёгких, а это лечится антибиотиками, в частности пеницилином. К тому же он не член нашего экипажа, похоже, что у него и паспорта-то нету, подкидыш какой-то, так чего же переживать. Помогут ему уколы – хорошо, не помогут, так в трюме для него место найдём. Даже ящик сколотим. Убедил.

Дала Зоя тралмастеру и шприц и ампулы, рассказала, как всё делать, только не ясно было, где у мужика этого задница, куда колоть. Решили, что во всяком случае колоть следует ниже пояса, а там посмотрим. Задница у мужика оказалась.. спереди. Аккурат, под этим самым. Впрочем, примерев на себе, определили наиболее вероятное место для уколов. Колоть вызвался палубный матрос. Он в армии помогал медикам и имел кое-какой опыт. На том и порешили. Матрос сделал ему первый укол. Можно сказать, лошадиную дозу ввёл. Мужика этого перетащили с палубы и положили рядом с помещением аварийного дизель-генератора, устроив ему там лежанку из гофротары и старых фуфаек. Принесли и подушку, дали одеяло. Мужик по-прежнему кашлял и что-то мычал, но сопротивления не оказывал.

А тем временем шла переписка. В те года это делалось морзянкой. К тому же надо учесть, что находились мы на краю света, у Южной Африки, а контора наша была в Риге. Тем не менее шифровки шли одна за одной и после распросов последовали и инструкции. Инструкции в целом были такими же, как и ожидали моряки. То есть по возможности лечить, а при летальном исходе сохранить и доставить. Приказано было выставить пост около мужика, но этого не потребовалось, потому, что как раз рядом находился всё время лебёдчик траловой лебёдки первой или второй бригады. Лебёдчики припасли на всякий случай небольшой ломик и занялись своим прямым делом – управлять лебёдкой. Все как-то успокоились, разошлись по рабочим местам. Начали снова тралить, ловить рыбу. Мужика этого не беспокоили. Понятное дело – болеет. Кололи ему лекарство через равные промежутки времени, как советовала Зоя.

Однажды мужик очнулся, пришёл в себя. Стал елозить и дико озираться. Особенно на подушку. Матросы наполнили ему толстого стекла плафон от светильника водой и подсунули больному. Тот сначала посовал в плафон пальцы, облизал их, а потом сунул лицо в этот плафон и выпил всю воду. Да, решили моряки, хорошим манерам он явно не обучался. И налили ему ещё воды. И ту он выпил, а выпив, так лёжа на животе уснул опять. Кашель его из сухого перешёл в мокрый и хриплый. Моряки поняли, что мужик этот стал поправляться.

-В баньку бы его, - посоветовал боцман. Да, хорошо бы в баньку согласились остальные, но тащить мужика в баню и лупить веником никто не вызвался. Да и на палубе температура воздуха была около тридцати градусов, что, скажем, немало. Порешили мужика на солнце вытаскивать, на время, пока судно идёт с тралом. Стали тогда всю его лежанку вместе с ним таскать на промысловую палубу. Тут, под солнцем, мужик стал приходить в себя, вертеться, пил воду. Подумавши, стали давать ему рыбу. Дали большого целого хека, а это тогда было килограмма на три. Сначала мужик очень ловко когтем распилил ему живот, достал оттуда икру и печёнку и тотчас съел. Потом разорвал рыбу по хребту, съел филейные части, а кости и требуху есть не стал. Короче, стал оживать.

Тралмастер распорядился в кармане для рыбы у правого борта сделать ему что-то вроде маленького бассейна, поскольку было видно, что кожа у мужика всё же нуждается в воде. Из досок и брезента буквально за час бассейн сделали, наполнили его морской водой из шланга и осторожно снесли туда мужика. Мужику в воде понравилось. Он несколько раз погрузился целиком с головой в воду, сидел там не высовываясь довольно долго. Матросы забеспокоились и стали тыкать в него палкой – не утонул ли?

Из бассейна на палубу была сделана сходня, чтобы мужик, если хочет, мог вылазить. Мужику явно нравилось сидеть в воде, но подошла пора делать укол и ему, хоть и с трудом, дали понять, что надо вылезти. Мужик с сожалением покинул бассейн. Ему сделали очередной укол и оставили в покое. Мужик лежал на сходне зажмурившись, грелся на солнце и, казалось, закемарил.

На другой день мужик сидел по пояс в воде и наблюдал за действиями матросов на палубе при постановке и выборке трала, ел рыбу, выздоравливал.

Уколы продолжались, мужик почти выздоровел, стали пытаться наладить с ним контакт. Мужик был не против, матросов не боялся, но ничего не говорил, а только издавал какие-то странные звуки. Было понятно, что он вполне разумен, только объяснить это не может.

Хоть это и не принято на палубе, один матрос посвистел ему. Мужик оживился и так свистнул, что у многих заложило уши.
- Ну, это так ни к чему, сказал матрос и насвистел ему первое, что пришло в голову – Подмосковные вечера. Мужик внимательно выслушал и стал стараться повторить мелодию. Матрос несколько раз поправлял его и через полчаса добился своего. Из бассейна несся свист. У мужика явно был музыкальный слух. За хорошую учёбу он получил рыбу. Но не просто рыбу. Матрос ловко своим ножом разделал рыбу на две филейки и отдал свистуну. Однако тот заинтересовался не так рыбой, как ножом в руках матроса. Стал просить жестами посмотреть. Матрос дал. Неловкими руками мужик взял ножик, потыкал острым концом себе в руку, попробовал порезать им рыбу. Не с первого раза, но получилось. Мужик рад был бесконечно и не хотел отдавать нож обратно. И тут кто-то сказал, а как его звать –то?
- Ну, нам он вряд ли скажет, сказал тралмастер. А давайте назовём его Васей. Он и похож на него и кашлял похоже, что я даже их поначалу перепутал.
Все обрадовались и решили звать его Васей, Васькой.

Приучили мужика быстро. Приманивали рыбой и кричали: Вася, Вася! Сначала из-за своей загородки на палубе высунулся сварщик, но ему объяснили, что зовут не его. Сварщик обиделся, что его имя дали какому-то, долго ругался, но затем притих в своей сварочной и только красные искры вылетали оттуда и катились шипя по палубе.

Матросы начали изучать вкусы Васьки. Приносили ему хлеб, варёное и сырое мясо, Васька не ел этого. Дали конфету. Конфету раскусил и съел, но не понятно было понравилась ли ему конфета или нет. Тогда кто-то проткнул в двух местах банку сгущёнки и показал Ваське, как следует из банки молоко сосать. Приноровившись, Васька скоро высосал банку, а потом, словно картонку смял её, но ничего не достиг этим и, похоже расстроился.

А тут снова оживилась переписка. О чём писали – не известно, так как всё снова было зашифровано, но рулевой матрос сказал, что капитан со штурманами прикидывали по карте путь до Луанды. Стало понятно, что скоро Ваську станут вязать и списывать на берег. В то время мы находились как раз на границе между ЮАР и Намибией, неподалёку от реки Оранжевая. Васька из своего бассейна принюхивался к налетающему с берега ветру и, похоже, что-то планировал. Мы же лежали в дрейфе и ждали команды для подхода к рефрижератору. Когда стемнело, после ужина, моряки пошли на палубу курить и проведать Ваську. Васька тыкал пальцем в матроса, у которого он раньше брал нож, и корчил рожи. Как-то все сразу поняли, что Васька выздоровел и хочет свинтить от нас.
Никто его не держал, напротив, давно решали как бы от него избавится. Толку от него было мало, да и не собачка он и не кошка, которую можно гладить, а чёрт знает что такое вообще. С другой стороны отдавать его на растерзание тоже не хотели. Понятно же было, что из Васьки сделают чучело и поместят в музее в Москве или Ленинграде. Нам-то какой навар от этого.
Короче, решено было устроить Ваське побег. Матрос с ножом показал, как надо на талии застегнуть ремень с ножом, тралмастер набрал сгущёнки, положил её в противогазную сумку, одели Ваське её через шею и плечо и стали делать руками понятные жесты, типа, давай, вали через борт, плыви отсюда. Васька понял, что его отпускают, Двинул своим хвостом так, что облил всех водой, взмыл в воздух, перелетел через борт и был таков. Темень вокруг судна была кромешной, мы Ваську не увидели, но стали свистеть ему вслед. Вскоре услыхали и его свист, и с облегчением вздохнули.

Капитан и помполит устроили настоящее следствие – кто организовал побег Ваське? А матросы отбивались тем, что не было указаний вязать Ваську и стеречь. Выздоровел он и отбыл к своему месту проживания. Да и Бог с ним. Нам-то он зачем? Пусть плывёт.
Начальство решило наказать матросов, но тут уж вступился профорг. Профоргом был старший механик и был он не в ладах с капитаном, а уж с помполитом и подавно. Подговорил и секретаря партийной организации – навигатора, заступиться за ребят. Так вдвоём и отстояли. А то бы пришили бы пацанам политику, иди потом, отмывайся. Бассейн в рыбном кармане разрушили, доски и брезент выбросили за борт. В память о Ваське остались только фотографии.

В тот раз в Луанду не пошли, а разгрузившись на транспорт и приняв от танкера топлива, продолжили свою работу в этом районе. Кто-то рассказывал, что слышал, что кто-то с воды свистел «Подмосковные вечера», но было ли это правдой или обычной байкой – неизвестно.

По прилёту из Луанды в Москву, таможенники перетряхнули все наши чемоданы и изъяли все фотографии Васьки, а также и фотоплёнки. Копались долго, но на самолёт в Ригу мы всё-таки успели.

Почему я вспомнил об этом? А потому, что в 2005 году на танкере «Олимпия» мы зашли в английский порт Хартлепул (Hartlepool). Поскольку мы, моряки, теперь люди интеллигентные, то пошли в местный морской музей, благо он был бесплатным (Museum of Hartlepool). Там, на одной из витрин я увидел скелет человека-рыбы. Скелет, правда, был не очень большой, но очень уж он мне напомнил историю про Ваську.

Кстати, на сайте этого музея имеется фотка этой витрины с тем скелетом. Кто хочет, может посмотреть.