Настроения не было. Было густое, липкое неприятие действительности. Роман даже садиться не стал на освободившееся перед ним, такое мягкое и манящее место. Наоборот, он с отвращением отодвинулся в сторону от пустого сидения, двигая мосластыми коленями, как конь в стойле. Хотелось чего-то неведомого, пьянящего, светлого...
Двери распахнулись, и в вагон ввалились два мужика, слившиеся воедино. Было ясно, что будь они по-отдельности, передвижение их стало бы невозможно.
Вместе с ними ворвался пьянящий дух несвежести, мата и ушедшего праздника. Триединое существо присело у дверей, вызывающе оглядывая пассажиров.
Роман нервно дернулся к выходу, но, что-то заставило его замедлить ход.
Этим «что-то» была мысль о гордыне. Ибо только гордыня заставляет нас осуждать чужие грехи и не видеть за неприятными образами истины. Поэтому свою гордыню следует тщательно контролировать и давить.
Истина же была в том, что триединый дух необязательно сойдет к нам с Неба.
И необязательно будет благоухать.
На следующей остановке, радуясь своим прозорливости и стойкости, позволившим доехать-таки до любимого Китай-Города, Роман покинул вагон.
Придавленная гордыня Романа и триединый дух поехали дальше.