Родился в сорок первом, в марте
Начало бурной жизни всей,
В ней двадцать третье отмечается,
Как праздник теплый Алексей.
В тревожный год такой военный,
Мы жили на передовой,
Два с половиной года тленных
И радость в том, что хоть живой.
Узнали в сырости подвала,
Как от бомбежек уцелеть,
Что испытать тогда досталось
И что пришлось преодолеть.
На огороде у соседей,
От бомбы яма метров пять,
Где оборвалась жизнь у девочки,
Когда с налетами бомбят.
У нас кабина самолета,
Валялась сбитого в саду,
Напоминая о полетах
И как мы жили в том аду.
Воспоминания в два года,
Немецкий тот комбинезон,
Что защищал от непогоды,
М как смотрелся классно он.
На обаятельном фашисте,
Который в комнату входил,
Такой ухоженный и чистый,
Но в ад никак не угодил.
Носили на груди таблички,
Где отмечалось - с нами бог,
Святая нация в кавычках,
Какой они вершили долг.
Освобождение Донбасса
И в сорок третьем в сентябре,
Мы поселились сами в хате,
Где немцы жили в той поре.
И дальше нищета, разруха,
Частенько нечего пожрать,
Заплачешь, сразу оплеуха,
Ну а голодным, как играть.
Отец с ранением вернулся,
С войны домой на костылях
И приводил мальцов нас в чувства,
Вселяя детским мыслям страх.
Не скрою - мы его боялись,
Ни в чем перечить не могли
И очень редко улыбались,
От мелких шалостей вдали.
Примером старших заражался,
Когда уже после войны,
Писать, читать всегда старался,
Надоедая всем родным.
Просился со слезами в школу,
Когда исполнилось пять лет,
Мне уступили поневоле,
Свершилось чудо в тот момент.
Меня как будто записали,
Но не зачислили в отчет,
Все непременно понимали,
Что очень скоро все пройдет.
Я заходил в любые классы
И парту третью там искал,
Никто над этим не смеялся,
И каждый взрослый потакал.
Пока не заболел серьезно,
Учиться в школе перестал,
Таким вот был неугомонным,
И в пять годков так много знал.
На год второй я в первом классе,
Учился скажем лучше всех
И чем то сразу выделялся,
Имел у сверстников успех.
А Саша брат учился в третьем
И взрослым я его считал,
С надеждой жадностью об этом,
Вперед мечтами улетал.
Мне все не верилось, что скоро,
Я тоже в третьем окажусь,
Увижу светлые просторы,
И дома чем то пригожусь.
Как старший брат в заглавной роли,
Все от отца перенимал,
Не по своей конечно воле,
Душевно разуму внимал.
Как мне естественно хотелось
И поиграть и пошалить,
И проявить где нужно смелость,
Как совесть детская велит.
Я наряжался новым годом,
Под школьной елью выступал,
Таким возвышенным и гордым,
Имел в душе такой запал.
Вести умело за собою,
Таких же скромных пацанов,
С тревожной, трепетной судьбою,
Войной обиженных сынов.
Запомнил как в Деражню с мамой,
Поехал в пятьдесят втором,
Гостили в Моисея дяди,
Который главным был врачом.
И я в одиннадцать считался,
Совсем как взрослый и большой,
На разум сам не полагался,
С открытой искренней душой.
Там познакомился я с Толей
И с ним все время проводил,
И дружбой был всегда доволен,
И клялся другу и твердил.
Что непременно еще встретимся
И будем письмена писать,
Вдвоем на лучшее надеяться,
Луну попробуем достать.
На санках с горочки катались,
Тянули дым от сигарет,
С утра до вечера игрались,
И открывали свой секрет.
Но расставание свершилось,
Мы не встречались никогда,
Была на то господня милость,
Что путеводная звезда.
Нас повела по разным тропам,
О нем не знаю ничего,
Каким уехал автостопом,
Друг толя с сердца моего.
Ну а с Виталием двоюродным,
Мы сразу как то не сошлись,
Возможно был он очень умным,
И с ранних лет стремился ввысь.
И проявлялась жадность сильно,
Он так боялся что то дать
И жил в семье любвеобильной,
Не мог жалеть и сострадать.
Курила Алла Александровна
И непонятно было мне,
С каким восторгом и желанием,
Муж относился так к жене.
И пережил ее конечно,
Мой дядя на пятнадцать лет,
Нет никому ведь жизни вечной,
Сплошной бурлит карде балет.
Спустя тридцать четыре года,
Обратно встретились мы с ним,
Такой же он скупой и гордый,
В лице загадками гоним.
Художник, врач, механик, столяр,
Не много сразу одному,
Мечтой готовый сдвинуть горы,
Все сделал в собственном дому.
И гарнитур под югославский,
Но даже качество не то,
Полотен сборник важный, яркий,
Что выставлял за рубежом.
Мне подарил свои наброски,
Что оставались в гараже,
Как брату старые обноски,
Себе не нужные уже.
И сыновей прекрасных трое,
Светлана мудрая жена,
Но между нами, я не скрою,
Уже и дружба не нужна.
Не тянут родственные узы,
На продолжение с ним встреч,
Для нас обоих тяжким грузом,
Сказалась в чувствах даже речь.
Вернусь опять к пятидесятым,
Мне встреча стоила зубов,
В том доме дядюшки богатом,
Царило зло, а не любовь.
Домой приехал через месяц,
А дома пьянки и друзья,
Вернулся в школу разумеется,
За пропуск справку показал.
И понесло и полетело,
Все как по прежнему опять,
Учиться сильно не хотелось
Лишь нужно было дань отдать.
Не понимали, как возможно,
Учить язык немецкий тот,
Что как чума прошла безбожная,
Фашизмом приносила гнет.
И не найти семьи в то время,
Где б вовсе не было потерь,
Куда не кинь, одни проблемы,
Что натворил фашистский зверь.
Мы пятиклассники стремились,
Не посещать совсем урок,
Где немка искренне ленилась,
Нам довести значимость строк.
В журнале тройки проставлялись,
Хоть мы не знали даже букв
И гнева сильно не боялись,
Нам все тогда сходило с рук.
Уроки часто пропускали,
Учились скажем кое как,
Родные в это не вникали,
Сплошной во времени бардак.
Как говорили - бастовали,
Игрались целый день в лесу,
А от родителей скрывали,
Той скверны тяжкой полосу.
То наша очередь настала,
На медовой пасти коров
И все как долг воспринимали,
Я школу бросить был готов.
Мне нравилась пастушья доля
И в промежутке том плохом,
Мечтал ребенком поневоле,
Как стать скорее пастухом.
Мои нелепые стремления,
Всегда поддерживал отец,
К большому скажем сожалению,
Ведь сам он был тогда мудрец.
А нас настраивал все время,
Копаться больше на земле,
Решать домашние проблемы,
Которых много на селе.
Весною изгороди ставили,
Все из подсолнухов сухих,
На огороде поливали
И мне запомнился тот штрих.
Когда чугунное ведерко,
Таскали с братом мы вдвоем,
Лет шесть тогда мне было только,
И это при отце родном.
Который сидя на скамейке,
Нас озадачивал при том,
Мы упирались вместе детки,
Ходили с Сашей за скотом.
Копались пристально в навозе,
Гребенкой чистили коров,
Такое детство смех и слезы,
В соседстве мух и комаров.
На шахте два, три долгих года,
В туманном вихре пронеслись,
Под необъятным небосводом,
Не изменилась наша жизнь.
Закон был принят - семилетка,
А дальше денежки плати,
Совсем не сладкая конфетка,
На сложном, жизненном пути.
У нас в семье пятьдесят пятый
И сразу три ученика,
Доход был тоже не богатый,
Решили выпустить пока.
Сестру свою в десятом классе,
А сами дома помогать
И принимать свое участие,
От трудных дел не убегать.
Вообще не думали в семействе,
Куда то дальше поступать,
Какие добывались средства,
Чтоб по ночам спокойно спать.
Корову резал ежегодно,
Отец, чтоб было что варить
И солониной мясом модно,
Подростков слабеньких травить.
На это деньги занимались,
Затем базары и товар,
Что продавалось, покупалось,
А с молока, какой навар.
Все правда выжили, заслуга,
Родных конечно в этом есть,
Хоть было голодно и трудно,
Но знали, что такое честь.
Сидел согнувшись на скамейке,
Отец сапожник целый день
И зарабатывал копейки,
Не жаждал лучших перемен.
А мама вечно на базаре,
С закваской, медом, молоком
И вспоминая, гложет ярость,
При проживании таком.
Что лучше, сразу на продажу,
На стол приехавшим гостям,
А мы не смели пикнуть даже,
Сидели тихо по углам.
Пока как свиньи не напьются,
Отцовы прихвостни друзья,
Воспоминаниями грусти,
Мечтами долго жить нельзя.
Пока приезжих провожали,
Мы все хватали со стола
И по углам опять бежали,
Такие были вот дела.
Не принесли попытки дома,
Наладить деловой контакт
И по весне раскаты грома,
И счастье тоже напрокат.
Мини завод затем распался
И слава богу я скажу,
Что закружился в звуках вальса,
Которым чувством дорожу.
И вспоминая даже страшно,
Как в лазарете со скотом,
Под лесом чувствовал ужасно,
Себя в том времени святом.
Когда семнадцать миновало
И я пристроился в совхоз,
Где по ночам на сеновале,
Метелка, вилы и навоз.
Один всю ночь, навоз, опилки,
Почистить скот и накормить,
И силос подвезти на бричке,
Себя позором заклеймить.
Что неумеренно боялся,
Казались призраки вокруг,
Переборов себя держался,
Так и сопутствовал испуг.
В пути тогда еще и после,
И постоянно я боюсь,
Играя творческие роли,
Где сокровенным всем делюсь.
Семнадцать город Красногоровка,
Где вскоре трактористом стал,
То время помнится далекое,
Как город славный нас встречал.
Кормили в городской столовой,
Чтоб жизнь хоть как то поддержать
И приберечь свое здоровье,
Зимой от холода дрожать.
А перед праздниками порции,
Между собой делили мы
И та услада сердцу помнится,
Как света жаркий луч из тьмы.
В одной у бабки комнатушке,
Мы проживали пять ребят,
Еще семья жила в избушке,
Глаза молодушки горят.
А муж ее в командировках
И забегая часто к нам,
Она осознанно и ловко,
Нам говорила пацанам.
Что впору ей бы проиграться,
Пока без мужа и одна,
Мы стали все ее бояться,
И только наша в том вина...
Что среди нас не оказался,
Отважный рыцарь и герой,
И каждый заглянуть стеснялся,
Чтоб с нею заняться игрой.
Когда дежурили в столовой,
Таскали порции и чай,
Был обогретый добрым словом,
И расскажу такой случай.
Когда с заведующей вместе,
Вдвоем отдельный кабинет
И завтрак чудный в эти лета,
Такой божественный момент.
То было перед выходными
И разговор с принцессой той,
Со всеми благами земными,
Отпущен ею был домой.
А блюд таких не видел больше,
Такую роскошь вообще,
Виски уж снегом запорошены,
Но тот момент в моей душе.
Напоминает неизбежно,
Каким тогда был вахлаком,
В глазах такой царевны нежной,
Остался просто Дираком.
Она красива, молодая,
Возможно года двадцать три,
Как лепесток не увядая,
Горела чувством изнутри.
Я не подумал в то мгновение,
Зачем в отдельный кабинет,
Меня в лице с таким стеснением,
Ей приглашать в расцвете лет.
Вела по узенькой тропинке,
Меня восточная звезда,
Встречались сладкие улыбки,
В те небом посланы года.
Как я с красивыми девчонками,
Боялся сам заговорить,
Хоть чувства были одинокими,
Хотелось дам боготворить.
Но в стороне остались чувства
И больше в градусе хмельном,
Тянуло к светлому искусству,
В воображении больном.
Ну а в таком известно виде,
Что на уме, на языке
И все как будто Афродиты,
Порхали рядом налегке.
Любая девушка казалась,
Принцессой милой, дорогой,
Когда лукаво улыбалась,
Совсем улыбкою другой.
Не вышло с техникой сродниться
И в двадцать я пошел в строй цех,
Где встретил дружеские лица,
Веселье, пьянки, шутки, смех.
Супруга Ольга в бригадира,
Глаз положила на меня
И жили мы в любви и мире,
Хоть сердце было, как броня.
Не мог посметь я с ней сближаться
И двое маленьких детей,
Могли семьи разрушить счастье,
В пылу нахлынувших страстей.
Отцу она открылась даже,
Что безнадежно влюблена,
Но я врага себе не нажил,
Так как дружка она жена.
Дружили долго и беспечно,
Встречали праздники втроем,
Но был запрет в делах сердечных,
Трактат в познании моем.
О долге чести, веры, совести,
Семьи священных брачных уз,
Из уст друзей звучали новости,
О благородстве славных муз.
А эти музы ненароком,
Прохода не давали мне,
Зачем пишу я эти строки,
Прогулки ночью при луне.
Но разговоры лишь и только,
Как будто сдерживало что
И чувств глубокие потоки,
Не грели жизни холостой.
Пока опять по пьянке в двадцать,
Не встретил девушку Люсьен,
Мы стали с ней в любовь играться,
В надежде лучших перемен.
Но чувство пьяное трезвело
И наслаждений никаких,
Душа в общении не пела,
Огонь чуть вспыхнул и затих.
Решился с нею расквитаться
И по путевке укатил,
Ей пожелал большого счастья
Содому к маме проводил.
Нелепо, глупо получилось,
Но и назад возврата нет,
И ни к чему я не стремился,
Душой романтик и поэт.
Пытался сочинять куплеты
И муза тронула меня,
Но не попал тогда я в сети,
Мечты духовного огня.
Работа, дом, попойки, стройки,
Свалил совсем радикулит,
Какие радости истоки,
Когда всю ночь спина болит.
И в двадцать два ушел на группу,
На легкий труд перевели,
Конечно было это глупо,
От жизни творческой вдали.
Где молодым со стариками,
Я ночью ферму сторожил,
Где в звездах ночь под облаками
И с водкой горькой подружил.
И находилось что то сплавить
И рядом сено и свекла,
И проходила ночь на славу,
Такие странные дела.
С работы только отоспишься
И снова на дежурство в ночь,
И не мечтал уже жениться,
Был выпить лишний раз не прочь.
Так и катились дальше будни,
Пока не встретил образ свой
Нас потянуло обоюдно,
К любви возвышенной, живой.
Что находили мы друг в друге,
Не понимаю и теперь,
Но бушевала в сердце вьюга,
И отворилась в бездну дверь.
И вот она уже в разводе,
Хотела выехать к родным,
И пригласила всех на проводы,
В угоду правилам земным.
Потом до дому проводила,
Со мной осталась ночевать,
Меня любовью убедила,
Ее я стал женою звать.
И днем поехали на тачке,
Багаж ее перевезли
Я в день курил тогда по пачке,
И плыл мечтами на мели.
Она была лишь на год старше,
Брюнетка яркая при том,
Обыкновенная мамаша,
В быту крестьянском непростом.
Поговорить она умела,
Душой к себе расположить,
При том горячая в постели,
Улыбкой всех заворожить.
Отец одобрил выбор с блеском,
Засобирались мы к сватам,
Что в Карачаево-Черкесске,
Семьей спокойной жили там.
Сваты сестры имели волгу
И попросил его отец,
Втроем отправиться в дорогу,
За счет его конечно средств.
Сват Ходаковский согласился
И мы с утра через Ростов,
В страну чужую укатили,
Проехав множество постов.
Кружились долго по спирали,
Спускаясь словно из горы,
Потом достойно нас встречали,
Простые люди той поры.
Совсем темно туда приехали,
Знакомство, радость теплых встреч,
Глаза сородичей горели,
Звучала искренняя речь.
Сестренка старшая при муже
И знахарь истинный отец,
В достатке жили мирно, дружно,
Держали птицу и овец.
Когда заглядывали в баньку,
Сказала Нина невзначай,
Чтоб я не трогал воду в банках,
Где наговор, на всяк случай.
Примеры даже приводила,
Как заклинанием отец,
Мог изгонять весь род крысиный,
Подворье очищать вконец.
Не придавал тому значения,
Тогда еще не понимал,
Какие хлынули мучения,
Когда с подругой жить не стал.
Там протекала речка Лаба,
Где трудно было устоять
И покидала мысли слабость,
Чего еще тогда желать.
Природа севера Кавказа,
В глаза бросалась, где с утра,
Мороз покрывший стекла ваза,
А днем несносная жара.
Обратно снова провожали,
Нас дружно через пару дней
И сразу всех за уважали,
За что им кажется видней.
Ее сынок остался с ними,
Пока мы обживемся там,
С делами справимся своими,
В угоду сказочным мечтам.
Но почему то наша вера,
Окрепнуть в чувствах не смогла
И не сложилась атмосфера,
Вселилась в мысли искра зла.
Наговорили ей подруги
И вспыхнул маленький скандал,
Когда ее сыночка с юга,
Усыновить я предлагал.
А тут еще моя гордыня,
Что все не так, как я хочу,
Или она не любит сильно,
А я сокровище ищу.
При этих мыслях непонятных,
Решили с ней мы не дружить,
Все глупо было так и странно,
Как вспомню все внутри дрожит.
Когда прощались говорили,
Как два влюбленных голубка,
Тогда мы с ней не то творили
И в чувства хлынула тоска.
Я бредил целый год ночами,
Ее волшебницу искал,
Пленен был прежними речами
И как найти ее не знал.
Пока отец нашел в Батайске,
В кино училище ее
И луч надежды вспыхнул ярко,
Но вышло, все было вранье.
Она заметно постарела,
Лишилась сына и отца,
И на меня не так смотрела,
Чертами строгого лица.
Приснилось даже среди ночи,
Что приползла ко мне с ножом,
Зарезать будто меня хочет
И я был полностью сражен.
Когда так боязливо вскрикнул
И ее шепот замолчи,
Возможно так оно и было,
Горели чувства как в печи.
Она мгновенно убежала
И снова я лежал один,
Коленки чуточку дрожали,
Был комом благородства блин.
Зачем явилась среди ночи,
Когда твердила, что нельзя,
С хозяйкой спорить между прочим,
А ей сказала, мы друзья.
И расставались тоже странно,
Оставил деньги на такси,
И поскорей после занятий,
Ее приехать попросил.
Как обещала, не вернулась,
Но больше не было тоски,
Словно душа моя проснулась,
Все что свершилось - пустяки.
Я в двадцать пять пошел учиться,
В вечерней школе пропадал,
Хотелось многого добиться,
Найти заветный свой причал.
И после школы в сель хоз техникум,
Удачно сразу поступил,
Который творческим успехом,
Все чувства в мыслях проглотил.
Нагрузок выборных немало,
Мне дали в техникуме том
И были мелкие детали,
В отрезке жизни золотом.
И уважение и слава,
Считался профсоюзный бог,
Мои обязанность и право,
И хорошо исполнен долг.
После учебы предлагали,
Остаться там преподавать,
Но те дела не привлекали,
Себя уехал открывать.
Не по душе пришлась работа,
Ночами, с раннего утра,
Мотался в маленьком поселке,
Как сумасшедшая игра.
Всегда какие то авралы,
Посев, уборка, сенокос,
С Ростова часто приезжали,
Но не работали всерьез.
Так промотался в том совхозе,
С зари до зорьки целый год,
Поля, машины, овцы, козы
И море жизненных невзгод.
Сумел тогда найти лазейку
И раньше времени ушел,
К себе на родину приехал,
Колхоз меня не обошел.
В котором новая зазноба,
Мне показалась лучше всех,
Семью создать опять попробовал,
Себе и всем родным на смех.
Нас сразу всех предупреждали,
Что лезу в логово не то,
Не заслужу вовек медали,
Хоть окажусь совсем святой.
Приехал вечером, а утром,
Поставил новый туалет
И был счастливым балагуром,
Как будто сбросил десять лет.
Колхоз назначил бригадиром,
Одной из комплексных бригад,
Где тоже я не стал кумиром
И изменил на вещи взгляд.
Три сложных месяца мотался,
Посев, уборка, сенокос,
Недосыпал, не так питался
И в доме счастья не принес.
Меня назвала проходимцем,
А я из кожи лез Дирак,
Хотел законно пожениться,
Усыновить ее сынка.
Развода не могла оформить,
Никак с законным муженьком,
Что жил семьею в новом доме,
В райцентре маленьком другом.
На суд поехали с ней вместе,
Но не явился прежний муж,
Платить не думал алименты,
И за развод платить к тому ж.
Простой скандал меня заставил,
На все по новому взглянуть,
Коней сменить на переправе,
Найти совсем другой маршрут.
О несуразной обстановке,
Письмо я брату написал,
Как трудно плыть в таком потоке
И чувством как я угасал.
Затем решительно обдумал
И сам уволился опять,
Совсем без шума и без пыли,
Решил подальше уезжать.
И в сентябре семьдесят первого,
Попал сюда в Целиноград,
Немного успокоил нервы,
В НИИ стал старший лаборант.
Где по часам пошла работа
И сам себе по выходным,
Не ждал такого оборота,
Благодаря своим родным.
Что не советовали стройку,
Хоть там зарплата от души,
Да только жуткие попойки,
Сказал брат Саша - не спеши.
Иди работать и учиться,
Где перспектива в жизни есть
И можно хоть чего добиться,
И не терять по пьянке честь.
Скажу открыто откровенно,
Досталось брату моему,
Менять привычки, настроение
И все благодаря ему.
Таким сказалось поворотом,
В обычной творческой судьбе,
Творить, дерзать теперь охота
И помогать при том себе.
В семьдесят третьем расписались,
Сложилась крепкая семья
И дети нежные рождались,
Был непомерно счастлив я.
Хоть с подселением квартиру,
От института дали мне,
Мы стали жить в любви и мире,
Как нужно мужу и жене.
Вначале нянька, потом лялька,
Семья не хуже, как в других,
Бог наградил таким подарком,
Чтоб дух творений не затих.
Я год спустя после женитьбы,
Пошел учиться в институт,
Вертелся в проруби, как рыба,
Но в доме был всегда уют.
Диплом получен был успешно,
В июне семьдесят восьмом,
Так стало сразу интересно,
Стал жить не чувством, а умом.
Стремились и домой вернуться,
На Украину в этот год,
Но отрезвели быстро чувства,
Когда случайный эпизод.
При встрече с городским начальством,
Заставил трезво посмотреть,
Какое ждет меня там счастье
И что придется лицезреть.
Тройным обменом переехали,
Мы на девятый сей этаж,
Таким желанием горели,
Прошли через ажиотаж.
Отказ сперва в горисполкоме,
Мотивы корысти узрел
И даже был у прокурора,
Но все тогда перетерпел.
Переселились и работу,
Пришлось осознанно сменить
И снова новые заботы,
Мне стали голову пленить.
На центре нашем вычислительном,
Пришлось осваивать с нуля,
Перегружать свои извилины,
Чтоб стать обратно у руля.
Чуть больше я чем четверть века,
Тружусь усердно на ВЦ,
Определенного успеха
Добился, знают меня все.
Как контролера и поэта,
Всегда уверенно в строю,
Несутся творческие лета,
В которых я живу, творю.
Об этом жизненном отрезке,
Не стоит много говорить,
Как пролетели скоротечно
Минуты, где душа горит.
Десятки книг подробно скажут,
Как пролетел за годом год,
В каком я ехал экипаже,
Как избавлялся от невзгод.
Родные, близкие, знакомые,
Стихов кагорною вошли,
В мои творения весомые,
Где отражалась соль земли.
И несмотря уже на возраст,
Я загружаюсь как никто
И чувство огненного взлета,
Раскрылось зрелой суетой.
Сейчас не пью совсем спиртное,
Свободных вовсе нет минут,
Люблю расслабиться весною
И появиться там где ждут.
Трудоустроенные дети,
Образование во всех,
Живи и радуйся на свете,
С надеждой, верой на успех.
И служит пенсия подспорьем,
К зарплате нашей трудовой,
И льются песни на просторе,
Где я пока что рулевой.
И неизвестно где и сколько,
Подарит времени господь,
И напишу какие строки,
Какой прославлю небосвод.
Обожествлять смогу словами,
Красивых, милых, дорогих,
Где утону опять мечтами,
Я в намерениях благих.
Сумею ли еще при жизни,
Свои творения издать,
Хоть вероятно, очевидно,
Загадки мне не разгадать.
К чему судьба ведет поэтов,
По скользкой, хлопотной тропе,
Возможно денег нет в бюджете,
Чтоб все великое воспеть.
Кто виноват в таком сюжете,
Не стоит голову ломать,
Когда родные даже дети,
Так не хотят воспринимать.
И только время нас рассудит,
Что делал плохо, хорошо,
Лишь после смерти скажут люди,
А нынче я живой еще.
И что дерзаю, слава богу,
Себе и людям не во вред,
Иду нехоженой дорогой
И оставляю яркий след.
Я в этой автобиографии,
Совсем немного отразил,
О чем не скажут фотографии,
Где взгляд, чего то исказил.
Дожил я до пенсионера,
Но не считаюсь таковым,
Своим ответственным примером
Всегда подвижным и живым...
Годов своих не замечаю
И строю планы в новый день,
И в праздник тоже не скучаю,
Ищу желанных перемен.
А возраст в нынешнем отрезке,
Когда тебе шестьдесят пять,
Глаза все с тем же ясным блеском
И чувства многого хотят.
И романтической натуре,
Присуще чувствовать вдвойне,
Нести духовную культуру,
А не топить себя в вине.
Когда взаимопонимание,
В семье ликует и царит,
А также знаками внимания,
Подруга, друг боготворит.
Тогда нет времени на дрязги
И сердце незачем травить,
С любовью нежной и отвагой,
Гнездо семьи прекрасной вить.
Совсем запутался с годами
И рано точку ставить мне,
Хоть и неплохо в Казахстане,
В столице новой Астане.
Пока работаю мне сложно,
Свой имидж как то пробивать
И быть приходится серьезным,
Чтоб в завтра двери открывать.
И подсознательно стремиться,
При всем держать себя в узде,
В куплетах просто проявиться,
и успевать в делах везде.