– Я ужасный человек, – Андрей произнёс эту фразу слегка прищурившись от волнения, на одном дыхании. Он долго тренировался и репетировал, чтобы сказать нужные слова с правильной интонацией.
– Конкретнее, – рявкнул сидящий напротив чёрт пепельного цвета с длиннющими рогами, отвратительным запахом изо рта и внушительным трезубцем в руках. Он был страшно огромен и ужасно силён – шерсть вызывающе лоснилась от здоровья, а под ней перекатывались тугие бугры мышц.
Два его помощника, маленьких чертёнка (один чёрного цвета, второй – рыжего), схватив небольшие вилы, подбежали к смертному и начали тыкать ими в икры ног:
– Давай, не дрыхни! Базарь по-быстрому, не трать нашенское времячко.
Андрей постарался не обращать на них внимания. Антон Палыч предупреждал, что на собеседовании служители Ада будут издеваться и пытаться сбить с толку.
Ему ещё повезло, что досталась обычная пещера, где из мучений была только жара, влажность и духота. По рассказам других смертных обычно на собеседованиях попадались места куда менее приятные: наполненные ледяной водой, змеями, навозом, рвотой или даже гниющими трупами.
– Простите, как вас зовут? Как-то неудобно разговаривать, не зная собеседника по имени, – обратился Андрей к большому чёрту, который явно был здесь главным.
– Ишь ты! Вежливый какой! Неудобно ему. Прутся всякие интяллягенты, мястов на них не хватает, – запричитал чёрный чертёнок, схватившись за голову и бросив вилы на землю. – Надо теперяче калитку на шпингалет закрывати, шоб не шастали тут такие умныя.
– Зови меня Баламу, – после раздумья ответил большой чёрт пепельного цвета.
– Простите, – Андрей не расслышал из-за гама мелких проказников. – Баламут?
– Нет, – в глазах служителя Ада проскочили настоящие молнии. – Баламу. Без «т» на конце.
– А как ваших товарищей звать?
Чертята одновременно упали на спины и схватились за животы:
– Товарищи, мы тяперяче товарищи самому Баламу. Хотим такую справку с пячатями. Баламу, дашь нам такентую справку?
– Шуста и Шеста, – большой чёрт не посчитал нужным отреагировать на реплики мелких проказников.
– Простите ещё раз великодушно. А кто Шуста, а кто Шеста?
Баламу резко, почти без замаха кинул большой трезубец в рыжего чертёнка. Тот не успел увернуться, и его хвост припечатало к земле. Мелкий забияка обижено взвизгнул как поросёнок и стал вызволять себя.
– Это Шеста, – удовлетворённо сказал Баламу. – Теперь ты готов говорить по теме? У меня нет времени разглагольствовать с очередным смертным.
– Простите, но я по записи, – набрался смелости Андрей, чтобы возразить. – Вы просто обязаны уделить мне ровно 30 минут. Я настаиваю.
– А ты мне нравишься, я сам себя подери! Бессмысленно вежливый, но дерзкий! – обнажил грязно-жёлтые клыки большой чёрт. – Пять минут ты уже потерял. Будешь продолжать так же?
– Нет.
– Тогда приступай. И поверь, лучше тебе быть убедительным.
– Я ужасный человек, – опять повторил свои первые слова Андрей, следуя главному правилу «Не врать». – Я много грешил и не понимаю, почему я попал в Рай. Вот, например, в школе я всунул жвачку в волосы Кате Семёновой, которая сидела со мной за одной партой. Ей пришлось выстричь под ноль половину головы, она стала посмешищем.
– Ха, ха, ха! – засмеялся Баламу. – Это не грех, даже на серьёзную пакость не тянет.
– Я только начал, так сказать, в хронологическом порядке, – смутился Андрей.
В этот момент рыжий Шеста, освободив хвост из-под трезубца, залез к смертному на плечи, вклеил ему в волосы жвачку и смачно ударил по ней, размазывая по всей голове.
– Расскажи-ка нам дружочек, как ты писялси в штанишки и не просилси на горшок, – пискляво сказал чёрный чертёнок Шуста, снимая ботинки с Андрея.
– Я воровал деньги у отца из кошелька, – продолжил тот, сделав вид, что не замечает бурной деятельности мелких проказников.
Рыжий Шеста тут же вывернул смертному наизнанку все карманы и высыпал их содержимое себе в рот.
– Не воровал, а брал. Семейный бюджет общий на всю семью, и ты всего лишь его перераспределял.
– Я много дрался: в 5-м классе сломал нос Валере Смехоткину, а в 9-м разбил лицо Антону Горохову.
Чёрный Шуста уселся на колени смертному и со всей дури вначале дал оплеуху, острыми коготками разодрав до крови щёку, а потом врезал в ухо.
– Это обычное детское соперничество и робкая попытка понять своё место в обществе, – ответил большой чёрт. – В этих драках ты тоже пострадал. Тебе же сломали руку?
– Да, – был вынужден согласиться Андрей. – До брака я переспал с кучей женщин, парочку даже целенаправленно соблазнил.
– Ты их принуждал? – спросил Баламу.
– Нет, – вздохнул смертный. – По обоюдному согласию.
Шеста снял с него майку и начал царапать спину.
Андрей даже немного обрадовался: без майки было намного комфортнее, так как в тёмной пещере, освещённой только светом коптящих факелов, с каждой минутой становилось всё жарче и жарче.
– Ты набирался опыта и искал ту, которая подойдёт тебе не только в эмоциональном, но и в сексуальном плане. Это здравый подход разумного человека.
– На работе я интриговал, подставлял и съел кучу коллег. Я поломал им карьеры.
– Ну, съел-то ты их не в прямом смысле этого слова, – двусмысленно оскалился Баламу, погрозив пальцем своим помощникам.
Этим он остановил чёрного Шусту, который уже повязал себе на шею салфетку, достал нож с вилкой и собирался кусать смертного за ляжку.
– Угу, в переносном.
– Все остались живы-здоровы. Сломанная карьера – это не сломанная жизнь. Без мелких, я подчёркиваю, мелких подлостей сделать хорошую карьеру, чтобы обеспечить семью, практически невозможно.
Рыжий Шеста хохотнул и начал вставлять Андрею спички между пальцами на ногах, откинув ботинки подальше к стене пещеры.
– Я не уступал место в транспорте, ругался по пустякам в очередях, скандалил и вздорил с людьми.
Чёрный чертёнок спихнул смертного на каменный пол, с радостным кличем уселся на его место, победно скрутил победную дулю и звонко пропищал:
– Тебя тут не сидело!
– Это не грех, – парировал Баламу. – Это просто неуважение к окружающим и отсутствие должного воспитания.
Андрей обескуражено поводил взглядом по сторонам, думая что ему делать: сесть на пол или продолжить беседу стоя, так как согнать наглого проказника он не рискнул:
– Я делал гадости тем, кто мне не нравился, и мстил за гадости, сделанные мне.
– Видишь, ты восстанавливал вселенское равновесие и поддерживал круговорот гадостей в природе, – главный чёрт хлопнул легонько по столу ладонью. Кресло под Шустой перевернулось, скинув его на землю.
Смертный благодарно кивнул головой, поднял кресло и облегчённо уселся на него. Оно было отвратительно липким и тёплым: чертёнок успел помочиться на него как заправский пёс.
– Я много пил. Часто до потери памяти.
Рыжий Шеста достал из-за спины бутылку холодного пива, с красивым «чпоком» открыл её и протянул смертному:
– Бушь?
Андрей с опаской взял бутылку и понюхал содержимое – там была моча с едким запахом хлорки из туалета.
– Так ты снимал стресс, – парировал Баламу. – Ты был буйным?
– Нет, скорее весёлым.
– Ну вот, ты нёс себе и окружающим радость.
– Я предавался чревоугодию, любил вкусно поесть и никогда не упускал шанса посидеть в ресторане, особенно за чужой или казённый счёт. Я превращал еду в культ.
Шеста достал из-за спины здоровенную жареную гусеницу и с криком «Ня» стал засовывать её Андрею в рот.
– Это не чревоугодие, а нормальное желание вкусно и питательно покушать без вреда для здоровья и кошелька. Я тебя прекрасно понимаю, я пробовал ваш современный фастфуд – мерзость ещё та.
– Однажды я шёл поздно с работы, у соседнего подъезда двое мужчин жестоко избивали кого-то. Я сделал вид, что ничего не увидел и прошёл мимо, а должен был остановиться и помочь.
– Помочь добить? – подколол Баламу.
– Нет, помочь тому, кого избивали, и заступиться за него.
– А затем получить, как говорится, в табло и лечь рядом? – удивился большой чёрт.
– Ну, – засмущался Андрей. – Не факт, что они бы меня вырубили.
– Ты занимался каким-нибудь единоборством или был спортсменом с хорошей мускулатурой и быстрой реакцией?
– Нет. Я всегда презирал насилие.
– Все хиляшечки презирают насилие, – прошептал смертному на ухо чёрный Шуста и сломал ему указательный палец как тростинку. От боли Андрей поморщится и сжал зубы.
– Твои шансы помочь оценивались как один к бесконечности. Ты поступил правильно и спас этих двух несчастных от ещё одного греха. В запале они могли тебя убить.
– Ай! – Андрей не выдержал боли и вскрикнул, когда рыжий Шеста вправил ему палец обратно.
– Придя домой, ты вызвал милицию?
– Конечно, я хотел хоть чем-то помочь.
– Вот! Ты совершил хороший поступок. Почти героический. Но все твои проступки какие-то мелочные и несерьёзные, – Баламу оскалился и выпустил клубы дыма из носа.
– Вам же нужны в Аду хорошие, порядочные люди? – не выдержал Андрей.
– Хорошие люди нужны всем, даже нам. Но это не имеет никакого отношения к теме нашей беседы. Ты закончил? – главный чёрт сделал вид, что встаёт со своего кресла.
– У меня есть парочка смертных грехов, – Андрей пустил в бой тяжёлую артиллерию, видя, что отведённые 30 минут заканчиваются, а он всё ещё не убедил Баламу в том, что ему самое место в Аду.
– Интересно, это какие? Ты отвергал Бога и сына его, совершил убийство, спал с мужчинами, притеснял обиженных, вдов и сирот, издевался над детьми, предавался лени и унынию, возжелал дом ближнего своего, произносил ложное свидетельство, не почитал родителей?
От тирады Баламу чертята зависли и стояли с выпученными глазами, не успевая сообразить, какую пакость им начинать делать.
– Да, – радостно воскликнул смертный, схватившись за слова большого чёрта как за подсказку. – Я постоянно ругался с мамой и не слушался отца. Мы иногда не разговаривали месяцами.
Чёрный Шуста достал из-за пазухи металлический рупор и начал орать на всю пещеру пошлые частушки.
– Но ты их любил и уважал? – уточнил Баламу.
– Тоже верно, – вынуждено согласился Андрей и перешёл к своему последнему доводу. – Я нарушал заповеди.
– Интересно, это какие из них? И по какой из традиций ты их определяешь? Еврейской, православной, римско-католической, протестантской, грекокатолической, лютеранской или ещё какой?
– По Синодальному переводу, – сглотнул смертный, немного растерявшись.
– Ага, – потёр руки большой чёрт. – Священное Писание для домохозяек. Хорошо. По нему, так по нему.
– Я почитал другого бога – науку. Часто верил в неё больше, чем в Господа.
– Вера это признание чего-либо истинным единственно в силу внутреннего, субъективного непреложного убеждения, которое не нуждается в доказательствах. Поэтому наука не может быть богом. Или ты был настолько туп, что верил в научные постулаты без всякого объяснения?
Чертята достали алюминиевую фольгу и стали обкручивать ей голову смертного.
– Нет, – смутился Андрей. – Я всегда старался понять суть и не воспринимать всё на веру.
– Что ещё?
– Я создавал себе кумиров.
– Это позволь-ка, кого?
– Вот, например, я боготворил Маккартни, Никулина, Расторгуева, Гребенщикова, Миронова.
– Миронова – который постарше или помладше? – перебил его Баламу.
– Постарше, – сбился с перечисления Андрей.
– Ты знаешь их даты рождения?
Чёрный Шуста прошептал на ухо:
– Радилися гэнтыя чудики апасля Рождества Христова и памерли тагда ж.
– Точно не помню.
– Что они ели по утрам, что любили делать в свободное время, о чём мечтали, с кем общались, где бывали и что думали, каких политических взглядов придерживались?
– Толком не знаю.
– Ты служил им, поклонялся, ловил каждый взгляд и был готов выполнить любую их просьбу? Умереть, если они прикажут?
Рыжий Шеста достал кадило с тлеющим ладаном и со всего размаху ударил смертному по плечу:
– Зыркай на меня тварюга божья и делай аки я.
– Нет, – вздохнул Андрей. – Я не идиот и не фанатик какой-нибудь.
– Какие же они кумиры? Тебе было важно их творчество, а не они сами.
– Я произносил имя Господа, Бога моего, напрасно.
Чёрный Шуста громко и смачно ругнулся в металлический рупор десятиэтажным матом. От неожиданности даже Баламу запнулся на полуслове.
– Кхм, – главный чёрт прочистил горло. – Ты поминал имя Господа всуе исключительно для эмоциональной оценки ситуации и ни в коем случае не хотел его оскорбить.
– Я не помнил день субботний, чтобы святить его. Я и в церкви за всю свою жизнь был только пару раз. И уж точно ни разу там не каялся в грехах.
Шеста достал банку, кисточку и краски и начал красить алюминиевую шапочку на голове смертного в золотой цвет, а Шуста стал рисовать ему на груди иконы.
– Церковь – это всего лишь здание, которое помогает быть чуть ближе к Богу, – ответил Баламу. – Если в твоей душе нет Бога, нет добродетели, то даже сотни церквей, тысячи пожертвований, миллионы свечей и молитв не вернут его. Поэтому для общения с Богом не обязательно идти в церковь. Говорить с ним можно, оставаясь наедине с собой. Главное, чтобы это шло от чистого сердца.
– Так, про уважение родителей я уже говорил, убийства я не совершал, – прошептал Андрей, загибая пятый и шестой палец. – Вот! Будучи женатым, я постоянно думал об измене жене.
– Но не изменил, – презрительно резюмировал Баламу.
Рыжий Шеста стал надувать воздушный шарик в виде голой женщины без головы, а чёрный Шуста, гаденько усмехаясь, лопнул его своими маленькими вилами.
– Но хотел, – продолжил Андрей, прикрыв глаза. – Я часто в мыслях представлял себя с другими женщинами, я жаждал измены.
– Раз измена не состоялась, значит, ты возобладал над своими желаниями и смог их обуздать. Поздравляю, – сверкнул глазами большой чёрт.
Это «поздравляю» прозвучало слишком омерзительно.
Смертный сделал вид, что не понял, и продолжил:
– Я воровал на работе канцелярские товары и всё, что плохо лежало. Пару раз украл в магазине шоколадки, а один раз стащил в супермаркете флешку для компьютера и жёсткий диск.
Чёрный Шуста попытался засунуть ему в нос толстую флешку в виде улыбающегося Микки Мауса с базукой в руках.
– Тебе же на работе не доплачивали, частенько лишали премии. Ты приносил фирме намного больше доходов, чем они тебе платили. Это была компенсация.
– А магазины? – Андрей подловил Баламу на недосказанном.
– Там ещё проще. У них такие фокусы заложены в нормы естественной убыли. Этого вообще никто не заметил.
– Я лжесвидетельствовал на своего соседа Семёныча, что это он избил жену до полусмерти, а потом выяснилось, что виноват его собутыльник.
– В момент дачи показаний ты был уверен, что говоришь правду. Так?
– Да, – в очередной раз вздохнул Андрей.
– Тогда не считается.
– Я возжелал жену ближнего. Ещё студентом я переспал с женщиной, а потом оказалось, что у неё есть муж и ребёнок.
– В момент… хм… соития, ты знал об этом?
– Нет.
– Ты спрашивал её?
– Да. Она сказала, что у неё никого нет и она свободна. А призналась только на утро.
– Вот, ты сам всё понял. Грех не засчитан.
– Ещё я…
– Довольно, – Баламу протянул руку, подзывая свой трезубец. Чертята застыли как статуи. – Время заканчивается, смертный. Думаю, что нам обоим всё понятно. Я так и не увидел причин, чтобы забрать тебя в Ад.
– Но я его заслуживаю! – не выдержал Андрей и закричал.
– Ты хочешь в Ад не потому, что ты его заслуживаешь, а потому, что здесь твои жена и дочь. Одна – за распутство, вторая – за убийство ребёнка.
– Она всего лишь сделала аборт!
– Это одно и то же. Зачем ты так рвёшься к своей жене?
– Я люблю её!
– Она вела беспутную, гулящую жизнь. Чтобы пересчитать всех её любовников, не хватит шерсти на моей спине. Ты общался с Еленой после смерти?
– Да, нам разрешено одно свидание в месяц. Она говорит, что раскаивается в своих грехах.
Баламу громко и искренне засмеялся, плюясь дымом во все стороны:
– Я сам себя подери, да ты сама простота! Конечно, Елена раскаивается! Это же Ад. Заставлять людей раскаиваться – это наша профессия.
– Не важно. Я люблю её.
– Бред! – начал раздражаться здоровенный чёрт. – Любовь это тривиальный биохимический процесс. Игра гормонов, если угодно.
– Кроме неё и дочери у меня никого нет, мне одиноко без них, – грустно произнёс Андрей. – Они моя семья.
– Вот, наконец-то, мы подошли к самому главному!
Баламу чинно встал и вышел из-за своего стола, немного припадая на правое копыто, затем схватил мелких чертят и с размаха ударил их друг о друга. Свернула слепящая молния, и они превратились в толстую канцелярскую книгу, на которой корявыми буквами было написано: «Личное дело №КВУР 45-44-78-23-4701. Костюхов Андрей Всеволодович».
Большой чёрт продолжил:
– Это не секрет, что Ад перенаселён. С каждым днём люди попадают в него всё активнее и активнее. Лет триста назад на совместном симпозиуме мы с Раем вывели такое понятие – совокупный грех. Это сумма всех проступков смертного. Почти ежегодно мы увеличиваем его порог, чтобы люди активнее распределялись в Рай. Но к нам вас всё равно попадает намного больше. Когда одна часть семьи в Раю, а другая в Аду – это трагедия. Мы понимаем проблему и пытаемся по мере сил решить её. Вот поэтому проводится ежегодная лотерея, на которой разыгрывается 50 тысяч мест в Аду. Для допуска к лотерее надо удовлетворять определённым требованиям, и тут у тебя всё отлично. Твой совокупный грех в так называемом «коридоре допуска». На праведника ты не претендуешь, но и в грешники не попал.
– И какой он у меня? – спросил Андрей. За десяток лет в Раю ни один ангел не соизволил ничего объяснить, а тут выпал такой шанс узнать подробности.
– Сейчас это не играет никакой роли. Всё, что ты говорил, я и так прекрасно знаю, в личном деле всё подробно расписано. Моя задача на собеседовании проверить, как ты изменился за время нахождения в Раю. Теперь я вижу, что ты по-прежнему боишься грешить и всё также раскаиваешься в совершенном.
Андрей понял, что ему хотят отказать, подскочил и схватил Баламу за руку:
– Поймите, мне очень надо к вам. Я вас прошу, умоляю. Хотите стану на колени?
– Убери свои руки от моей шерсти, смертный! – разъярённо произнёс большой чёрт. – Иначе лишишься их навсегда, никакой ангел не пришьёт обратно! Я тут сижу, сюсюкаюсь с тобой, пытаюсь объяснить. А тебе начхать. Тебе нужно только то, что ты хочешь. Ради этого ты готов даже унижаться!
– Позвольте! Что за оскорбления? – Андрей одёрнул руки, спрятал их за спиной и сел обратно в кресло.
– Никаких оскорблений. Правда в том, что ты обычная серая никчёмность, ничем не выделяющая из массы таких же неудачников и бездарностей. Ты не сделал в жизни ничего ужасного, но и ничем хорошим не отметился. И сейчас всё, что ты можешь – это умолять и унижаться.
– Но я заслуживаю Ада. Я ужасный человек, – как мантру начал произносить Андрей.
– Ада?
– Ада, мои грехи…
– Какие грехи? Ты хоть сам толком понимаешь, что такое грех? Твои размышления о нём на уровне знаний, почерпнутых из газет, фильмов, соседских посиделок и твоего представления о морали.
Андрей подскочил.
– Сядь, – рявкнул Баламу, обдав его вонючим дымом. – Я не закончил. Даже к собеседованию ты не соизволил не то, что досконально разобраться в религиозном понятии греха, но даже не открыл Библию!
– Я читал! – обиженно воскликнул Андрей.
– Что ты читал? Страничку на википедии с кратким содержанием Библии и перечнем смертных грехов? И раскаяние твоё такое же по-детски наивное, скорее от трусости, чем от осознания своих проступков. Ты трус, который боялся грешить! Ты слабак! Ты терпел унижения от двух чертят и смиренно сносил все муки. Даже кресло побоялся отнять, когда один из них занял твоё место! Ты недостоин Ада! Как бы это глупо ни звучало, у нас находятся сугубо верующие, религиозные, но грешившие люди со стержнем внутри, а не такая безликая посредственность, которая находясь в Раю, не до конца верит в Бога!
Андрей, смиренно терпевший в течение собеседования унижения и оскорбления, не выдержал и сорвался на крик, выплёскивая всю скопившуюся злость:
– Это я никчёмность? Это я серость? Всю свою жизнь я только и делал, что соблюдал какие-то правила, следовал каким-то нормам. А ты сейчас говоришь, что я трус и слабак, что я посредственность! Кого я должен убить, чтобы попасть в Ад? Ангела, праведника? Назови имя! Если бы я знал, то грешил бы без разбора и сожаления. Почему я вынужден страдать от своей безгрешности вдали от семьи?
– Вот, наконец-то я до тебя достучался, – неожиданно спокойно ответил большой чёрт, глядя Андрею прямо в глаза, глядя прямо в душу. – Гнев, зависть, раскаяние в своём праведном прошлом, искреннее желание согрешить по-настоящему, забота только о себе и зацикливание на том, как плохо лично тебе в Раю, а не твоей семье в Аду. Это правильный путь. Работай в этом направлении, и в следующем году у тебя всё получится. Я верю в тебя. Слышишь, смертный, я верю!
Баламу сверкнул глазами и исчез во вспышке яркой молнии, положив на край стола личное дело №КВУР 45-44-78-23-4701. Оно тут же превратилось обратно в двух чертят, которые в два прыжка оказались возле Андрея и с глупым хихиканьем нырнули в него.