«Горшочек с золотом».
Это утро Лик Бэннет встречал вольготно распростершись на широком матрасе, в компании двух молоденьких красоток. Он сладко потянулся, и снова впал в приятную дрему, ожидая пока его гостьи оденутся и уйдут. В голове у него мелькал яркий круговорот вчерашнего кутежа: Вот он приехал на своей феррари к клубу, вот его уже приглашают занять его особый столик. В клубе он был давним клиентом, и для него всегда придерживали излюбленное местечко у самого края второго этажа. Откуда хорошо просматривался весь клуб, а сам он, мог скрыться в полумраке партера от любого взгляда. Дорогой алкоголь, лучшие блюда, все тот же улыбчивый официант. Затем он наклонился к краю и немного поохотился взглядом за двумя пташками у бара. Потом головокружительные пляски света и софитов танцпола. Снова столик. Они смеются. Дорога. И вот он уже просыпается дома, на своей вилле, а за двумя его ночными пассиями захлопнул дверь дворецкий Фред.
Лик еще немного понежился в лучах солнца, настойчиво пробивавшегося сквозь полог занавесок. Одна неуклюжая попытка привстать. Вторая. И вот он, наконец, сел. В комнату вошел Фред, и без лишней суеты стал собирать разбросанные по полу вещи. В комнате царил квардак после его вчерашней гулянки. Впрочем, дворецкому было не привыкать к этим чудачествам его хозяина. Ведь последний устраивал их каждую пятницу и в каждый свободный момент выходных. Лик снова повалился навзничь. Утро пришло, но силы еще не вернулись. А потому он намеревался валяться и дальше столько, сколько сможет.
Его полудрему нарушил ворвавшийся в комнату свет. Пока Лик предавался бездействию, дворецкий уже успел прибраться, достать его будничный костюм, и открыть окна, чем и вызвал весь этот ослепительный взрыв. Лик поморщился, но, все же, слез с кровати и стал медленно одеваться.
Дворецкий же, покончив со своими делами, направился к двери. Но, не дойдя пары шагов, обернулся и вежливо оповестил:
- Ваш завтрак готов, и дожидается вас на кухне, сэр.
- Благодарю Фред! - Промямлил еще не проснувшийся толком Лик.
Окунув лицо в холодную воду, Бэннет вновь ощутил желание жить. И жить на полную катушку! Он вытерся пушистым полотенцем, улыбнулся молодой и задорной физиономии в зеркале. Затем, пошел на кухню. По дороге он разглядывал многочисленные гобелены, висевшие на стенах его многокомнатной виллы. Всех их объединяла общая тематика - все они были о леприконах. Вот вышивка, изображавшая город на облаках. Вот несколько древних человечков в зеленых одеяниях спускаются с неба на радуге. А тут величественного вида леприкон дарил золото человеку, в сияюще белом одеянии. Лик задумчиво улыбался, поглядывая на них. Ведь он и сам был леприконом. Да, да! Самым настоящим, живым леприконом! Причем одним из многих. Он продолжал смотреть на стены, где на смену гобеленам пришли картины, рассказывающие историю их народа. Когда-то все леприконы жили на облаках, и спускались вниз по радуге только по работе. Работа их, казалось, была незамысловатой и простой: они должны были отдать горшочек с золотом тому, кто придет его искать. Так просто, думаете вы? Вовсе нет. Не всякому искателю выпадало счастье получить золото. Его мог обрести лишь чистый сердцем и помыслами. Тот, кто мог бы спокойно от него отказаться, и, кто бы не возжелал использовать их во зло, но лишь в помощь другим. Недостойные просто не видели золота, и самих леприконов. Первые несколько веков так все и было. Они отдавали золото достойным, и прятались от взора жадных, и злых сердцем. И жили прекрасно, зная, что делают доброе дело.
Но, со временем, достойных становилось все меньше и меньше. Десятки превратились в единицы, явление которых было совсем редким. Вскоре достойные и вовсе перестали показываться у конца радуги. Лишь редкие искатели наживы все еще сновали, надеясь на удачу. Шло время. Люди перестали верить в леприконов. Леприконы и золото, ждущие чистых сердцем на конце радуги – стали легендой. А легенда превратилась в сказку. Леприконы спускались просто из необходимости, уже и не надеясь встретить достойных. Но нельзя сказать, что у них все было гладко. Исчезновение достойных стало не самой серьезной потерей. Люди начали строить заводы, жечь леса, воевать, отравлять тяжелым дымом облака. И вскоре леприконам пришлось спуститься с отравленных облаков навсегда. Они лишились дома и столкнулись с жестокой необходимостью выживать среди людей. Тогда, то впервые прозвучало это предложение. Предложение использовать золото самим, и более не делиться им с людьми. Поначалу оно встретило массу протестов, казалось, даже, почти кощунственным. Старые леприконы отказывались принимать действительность и крепко держались за древние устои. Но необходимость давила. На них обрушилась стихия, голод, мор и болезнь. Вскоре не осталось ни одного несогласного. Пара месяцев ушли на поиски способов и сплавов, которые сделали бы леприконское золото видимым для людей и готовым к продаже. И, вскоре, они были готовы к борьбе с суровым миром людей. Сначала, они скрывались за торговлей и, якобы, добычей золота из шахт. Но по мере обживания новых мест, где, по их знаниям, постоянно спускалась радуга, и все более растущим доходам от реализации золота, они все менее и менее скрывались, подкупая любопытных и чиновников.
Прошли годы, и даже века. Маленькая конторка превратилась в огромную корпорацию. По официальным данным, они занимались благотворительностью, но на деле плавили и продавали золото, кое теперь поступало со всех концов света. Лик был одним из управляющих центрального хранилища этой корпорации. Каждый день он приходил на службу, выжидал свой горшочек золота с места появления радуги, расписывался за сдачу, и уходил в свой кабинет. Вот и сейчас ему уже пора было отправляться на работу.
Он вошел на кухню, весь сияя от возвратившегося разбойного настроя. Там его уже ожидал приготовленный завтрак, и дворецкий, готовивший кофе. Френк был человеком, и весьма неплохим человеком, как думал Лик. Конечно, такому горшочек золота не видать, но вот разглядеть его блеск издалека он наверняка бы смог.
Лик уселся за стол и стал жадно уплетать теплую яичницу. Френк уже приготовил кофе и подал его в большой чашке, как хозяину нравилось.
- Ну? Как там обстановка в мире? – спросил жизнерадостно Лик, быстро отряхивая упавший кусочек яичницы с брюк.
- Сегодня солнечно, дождя не будет, - буднично ответил Фрэнк. – И, ах да, вам звонил отец.
Настроение Лика заметно улетучилось.
- Что он хотел? – уже с тенью былой улыбки, спросил Лик.
- Просил вас сократить количество выходок, подобных вчерашней. И быть на работе вовремя.
- Хорошо…
«Выходок? Что же ему на этот раз не так?» - угрюмо раздумывал Лик. «Старый надзиратель», а именно так называл он своего отца, частенько ставил ему рамки, ограничивая его в возможности пить, гулять и веселиться столько, сколько жаждала свободолюбивая душа Лика. То ему не понравилось, как он купался, в чем мать родила в бассейне отеля, в компании каких-то, там же, подцепленных девиц. То ему не нравилась коронная фраза Лика: « Я богат, как чертов леприкон!». Что, в общем, то являлось правдой, но законы корпорации строго ограничивали своих подопечных. «Людям не зачем о нас знать», гласило главное, неписаное правило устава. И оно блюлось неукоснительно. Да что там, одно то, что дворецкий Лика был человеком, уже сильно отходило от правил, и было еще одной спичкой в сторону и так переполненного бензобака терпения его отца. Хотя многие леприконы, раньше, имели слуг и рабочих людей. Кто из желания отыграться на них за то, что их предки отравили облака. А кто просто не находил других работников. Ну, а Лику просто нравилась компания этого пунктуального и вежливого пожилого мужчины.
Он допил кофе, и, отставив, так и не прочитанную, газету, вышел за дверь виллы.
- Удачного дня, сэр! – напутствовал его удаляющийся голос Фрэнка.
На улице действительно было солнечно. Парочка почти прозрачных облаков паслась где-то вдалеке, что явно не предвещала каких-либо мокрых неожиданностей. Поглядев на помятый бампер феррари, а его он впечатал вчера по дороге из клуба, Лик решил, что лучше уж доберется сам, чтобы не вызывать новых распрей с отцом. Благо путь к работе был довольно коротким, хоть и пролегал у самой окраины города. Так он и поступил, уходя за калитку и насвистывая на ходу затейливую ирландскую мелодию.
Окраины оправдывали свое название. По сравнению со столь сверкавшими витринами и манящими названиями увеселительных заведений центра, он был просто рухлядью. Дома старые и обшарпанные, в некоторых не хватало стекол, и их закрывали куском фанеры или же просто заколачивали досками. На всю длинную улицу присутствовал всего один магазинчик, и тот был закован в решетки, как средневековый рыцарь. Видимо хозяин не понаслышке знал, что такое ограбление. Люди вокруг казались такими же ветхими, как и их жилища. Многие в спецовках взятых с работы, некоторые в старых и растянутых вещах, доставшихся им явно от какого-нибудь близкого, но давно почившего родственника. Много пьяных. Несмотря на все набиравшее силу солнце они все выползли на свет, и теперь большинством лежали, щурясь от ярких лучей, и грея вытянутые ноги. Почти на каждом углу стоял нищий, без толку просил милостыню у, ненамного более успешных, соседей по району.
Лик, в свежее выглаженном костюме, и с беззаботной улыбкой на лице, резко выделялся на их фоне, как роза среди помоев. Ему нечего было опасаться, так, как на его груди висела брошь с символом корпорации. Четырехлистный клевер, взятый в кольцо лентой радуги. Местные знали ее и опасались ее владельцев. Все, даже самый последний нищий, понимали, что корпорация владела буквально всем, от копов, до самого мэра.
Когда то давно Лик терпеть не мог людей. Он поддался влиянию истории, и откровенно презирал их. Ненавидел за то, что они лишили его предков дома. Он собирался с другими молодчиками и устраивал дебоши, нападал на местных, издевался над ними. Все это сходило юным леприконам с рук, ведь стоило офицерам полиции увидеть знак корпорации, как они тут же сворачивались и уезжали. Тогда он был диким, его опьяняла вседозволенность, и ослепляла месть. Уже тогда он повывел много нервов из своего отца. Но Лик взрослел, и слепая ненависть превратилась в жалость. Он, успешный наследник одной из главных управляющих ветвей леприконов, и они – жалкие бессильные люди. Он увидел в них ту слабость и обреченность, которые захватили его народ, когда леприконы лишились облаков. И нашел в себе силы простить их. Жителям окраины его прощение не принесло абсолютно никакой пользы, разве что закончились ночные дебоши молодых леприконов, и на улицах стало немного спокойнее. Лик даже подкидывал мелочи нищим, когда думал, что наблюдателей корпорации рядом нет. Не то, чтобы это было преступлением, просто не одобрили бы. И доложили его отцу…
Вот и сейчас, идя мимо длинной улицы и вереницы нищих, он положил ладонь в карман, звеня сгребаемой в горсть мелочью. Мимо проплывали мутные, пыльные окна, грязные проулки. И тут он резко остановился. Повернулся, и заглянул за только что пройденный поворот. На ступенях подъезда сидела девочка, совсем маленькая, лет семи-восьми. В протертом на коленях, грязном платьице, и с теплой, не по погоде старой шалью на плечах. Она держала перед собой пустую консервную банку, и водила ей из стороны в сторону, прося милостыни. С опущенной головы спадали спутанные белокурые пряди. Сердце Лика сжалось. «Такая маленькая, а ее уже отправляют попрошайничать на улицу!» - прокрутилось у него в голове. Лик уже давно привык к тяжелому положению местных. Но увиденная им картина все равно была тягостной, и как-будто вырывала из реальности. Потому он сгреб всю мелочь, что у него была, и подошел к ней.
Заслышав стук монет о пустое дно, внезапно потяжелевшей, банки, она, удивленно, подняла голову. Ее взгляду предстал высокий, молодой мужчина, в опрятном, дорогом костюме и, с широкой, голливудской улыбкой.
- С-спасибо мистер! – пролепетала она, высыпав содержимое ее сокровищницы на ладошку.
- Не за что, юная мисс! Надеюсь, они помогут вам, – улыбнулся еще шире Лик.
Он уже собирался уходить со спокойной душой, как кое что необычное захватило его взгляд. Он замер. На ладоне у девочки лежала старая монетка из чистого леприконского золота, полученного с радуги. Его старый талисман. «Вот растяпа!» - корил себя Лик. Это был единственный подарок его отца, не считая того, что он раздобыл за счет корпорации. Монетка лежала, поигрывая на солнце. Забрать ее теперь было бы неловко, да и человек ее все равно не увидит. « Ну и ладно, оставлю себе одну из тех, что окажутся сегодня у края радуги, авось и не заметит, » - подумал он. И уже собирался было уходить, как краем глаза заметил, что девочка взяла монетку в руки. Вот так просто взяла маленькими пальчиками, и теперь с удивлением рассматривала ее со всех сторон. По спине Лика побежали мурашки. Да, изредка случалось, что некоторые люди все же видели золото, но это было так редко, что давно уже считалось меж леприконов невозможным! А тут, прямо перед ним, девочка держала в руках золотой, как если бы он был простой монеткой! « Так Лик… Успокойся… Ты ничего не видел!» - попытался вернуть душевное равновесие Лик. Он медленно повернулся, и пошел прочь. Все быстрее и быстрее, на ходу стараясь выкинуть из головы только что произошедшее чудо.
Добравшись до работы, переодевшись в традиционный зеленый костюм служащего, выслушав тонны нотаций от «Старого Надзирателя», Лик и вовсе забыл о девочке. Он спустился на лифте к искусственно воссозданной поляне, затем проследовал к одной из многочисленных кабинок. Зашел в нее, затворил за собой дверь, открыл крышку преломляющей пирамиды, и стал ждать. Леприконы намного раньше людей нашли способ искусственной добычи радуги, при помощи призмы. Метод был сырой и требовал тщательной доработки, но, в конце концов, им удалось воссоздавать полноценную радугу. Хитрость заключалась в том, что для нормальной радуги требовались прямые лучи солнца. Ни какой искусственный не мог с ним сравниться. Потому в каждом отделении корпорации был свой ангар с множеством кабинок-светоулавливателей. Лик откинулся на спинку, стоявшего в кабинке, кресла, закрыл глаза и стал ждать команды оператора. Наконец включился громкоговоритель, и старый оператор, кашлянув, произнес: « Внимание! Крыша ангара открывается! Всем занять свои кабины и приготовиться к захвату золота!». За стенами кабинки раздался грохот, и протяжный скрип открывающего механизма. В кабинку хлынул свежий ветер из открывшейся пасти ангара. Пирамида-призма, улавливая свет, начала светиться все ярче и ярче.
« Пора! » - подумал Лик, и, открыв глаза, посмотрел в центр кабинки. Перед ним была широкая лента самой настоящей радуги. Она переливалась семью искристыми цветами. Поймав себя на пересчете ее лучей, Лик одернул себя, встал, и, разведя руки в стороны, произнес: « Я проводник высшей воли! » - говорил он заученные многолетним повторением слова клятвы. – «Яви мне награду для чистого душой, и я одарю ей достойного!». Прямо перед ним, в центре радуги начали появляться очертания полукруга. Сначала неясные, затем все более и более четкие. Вот показался пузатый котелок. Затем ручка. А вот и, наконец, золото! Казалось солнечный свет, падая в котелок, плавился, принимая форму круглых бляшек. Он медленно ниспадал, заполняя его. Еще немного и котелок был полон. Монетки туго набили его с горкой, и теперь он висел над землей, мерно покачиваясь в свете радуги. «Хорошо! А теперь, надо его опустить, » - подумал Лик, вслух же произнеся: « Если же достойный не придет, оставь мне дар, и он сам найдет чистого душой!». Котелок несколько раз повернулся в воздухе, и начал медленно, будто с опаской, опускаться. Еще чуть-чуть и он мягко приземлился на траву у ног Лика. Тот неспешно закрыл крышку призмы. На секунду в кабинке повисла темнота. Затем включилось искусственное освящение, и он, с облегчением, вновь увидел перед собой все тот же горшочек с золотом.
Остаток дня пролетел в очереди на сдачу золота, монетку, к слову, Лик отложить позабыл, в куче офисной писанины, и за созерцанием, из кабинета, огромной горы золота, в которую леприконы-клерки складывали сегодняшние поставки. Она была яркой, искристой, и непомерно большой. Лик знал, что сюда свозились прибыль даже со сторонних производств. Все это великолепие было в руках его отца, и, когда-нибудь, возможно, досталось бы нему. Хотя старик трижды проклянет весь свет, прежде чем отдаст хоть золотой в руки разгильдяя сына. В этом Лик был уверен, как ни в чем другом. Он сел в мягкое кресло свое офиса, продолжая размышлять. Лик не представлял, что можно делать с такой кучей золота, во всяком случае, за раз. «Купить замок, остров, а может целую страну?» - раздумывал он, иногда добавляя: « А лучше, все-таки, перестроить окраины, наконец? ». Вариантов было много, и каждый важнее и интереснее предыдущего. Потому Лик просто утопал в думах, о том, как бы он их всех потратил. Он предавался этому простому и приятному занятию каждый вечер, удобно располагаясь в мягком кресле своего офиса.
Следующий день начался так же внезапно, как и предыдущий. Хоть Лик и не гулял этой ночью, но сил много не наэкономил. И потому, привычно, распластавшись по всему матрасу, насколько только мог, дремал, уворачиваясь от лучей солнца, пропускаемых Фрэнком в комнату. Наскоро позавтракав, Лик выскочил из виллы, взаимно пожелав доброго дня дворецкому. Сегодня он опаздывал хуже, чем всегда, и потому решил поехать на машине. Старина Фрэнк, не дожидаясь распоряжений бесконечно забывчивого господина, еще вчера, лично отвез феррари в сервис. И тем же вечером, пригнал уже отремонтированную и свежее покрашенную машину домой. Лик поспешно залез в салон, завел двигатель и помчался на работу. Дорогу он выбрал вновь через окраины, так Лик еще мог надеяться приехать вовремя. Размашистый логотип корпорации на капоте обеспечивал неприкосновенность, так, что он не скупился поддать газу. По дороге Лик частенько посматривал по сторонам, пытаясь увидеть вчерашнюю девчушку. Но проезжая через длинную улицу так и не увидел ее. Мысленно надеясь, что дальнейшая ее судьба сложится удачно, он выбросил девочку из головы, и поспешил дальше.
Сегодня головомойка от «Старого Надзирателя» была почище предыдущих. « Ты будущее нашей корпорации! Ты должен являть собой пример для остальных! А ты! Ты даже приехать во время не можешь, не говоря уж о других твоих закидонах! » - не унимался он. Лик слушал с отсутствующим выражением лица. «Пусть, пусть беснуется, лишь бы утих!» - думал он. Ища чем бы отвлечься от громыхавшего старика, Лик стал оглядываться по сторонам. На пути его блуждающего взгляда оказалась фойе, столик с услужливой администраторшей, пост охраны у входа, дверь и стеклянная стена, идущая от него. И тут Лик насторожился. На секунду, буквально на секунду, ему почудилась та самая девочка у проходной. Он моргнул, пригляделся, но наваждение растворилось. «Показалось, » - подумал он, расслабляясь. Да, ему просто показалось, и никак иначе. Вокруг были лишь проходившие мимо сотрудники, холл и неумолкающий отец.
Захват золота прошел как всегда успешно. Перед ним лежал сегодняшний горшочек с золотом. Взяв его на руки, Лик вышел из кабинки, и направился к уже разраставшийся очереди. Проведя большую часть оной в созерцании своих ботинок, окружающего женского персонала и просто всего, что попадется на глаза, он, наконец, добрался до конца. За столом перед ним сидел запыхавшийся седеющий клерк, вес красный от многократного вскакивания и переноса тяжелых горшочков. Золото весит не мало, уж леприконы в этом хорошо понимали.
- Лик Бэннет, номер служащего: три тысячи сто тридцать седьмой. Сдаю сегодняшнюю норму золота, - отрапортовал он.
Клерк измученно глянул на него. Во всем его виде сквозило, что на сегодня он сыт и золотом и горшочками, да и самими сотрудниками по горло.
- Принято, - раздался сухой стук клавиатурных клавиш. Клерк заполнял ведомость. – Если вас, не затруднит, отнесите золото в хранилище сами.
- Так ведь не положено.
- А я даю разрешение! – нагнувшись он тихо прошипел. – Лик! Да будь ты леприконом! Я себе уже всю спину сорвал! Ну дотащи ты его сам, близко же!
- Ладно, - быстро согласился Лик.
Он обошел стол клерка и нырнул в огромные двери хранилища. Везде, куда ни глянь, раскинулись бесконечные золотые поля. Столь великолепные и далекие, сквозь стекло его офиса, они являли еще более внушительное зрелище вблизи. У Лика захватило дух. Вокруг золотых полей суетились контроллеры, по периметру стояли охранники. Лик подошел к краю этой золотой лавины. Она возвышалась над ним на добрые 15 метров, и в близи казалась бесконечной, как море. Он не спеша высыпал содержимое на пол, под недовольный ропот склонившихся рядом счетоводов. Лик глумливо поворчал, подтрунивая над вечно недовольными своей долей работниками, как вдруг, кто-то дернул его за рукав. Он обернулся, опустил взгляд… и оцепенел. Горшочек выпал из его рук и зарылся краешком в золотой бугорок. Рядом с ним стояла та самая девчушка. Белокурые волосы были расчесаны, но все равно местами висели колтунами. Шаль и платьице казались более чистыми, видимо она их постирала, но все равно были неопрятными. А на ее детском личике сияла радостная улыбка.
- Я все-таки нашла вас, мистер! – сказала она и заулыбалась еще сильнее.
- Она сказала, что искала вас, вот я и проводил ее до вас, -раздался мужской бас. Это был охранник, сегодня дежуривший на входе. Затем, чисто из формальности спросил: – Вы ее знаете?
- Нет… То есть да… То есть виделись, - от удивления Лик путал слова. Вся необычность, и даже, опасность ситуации только-только начинала доходить до него.
- Вы мне вчера очень помогли, мистер! – продолжила она. – Деньги, что вы подали очень помогли мне и маме!
- Д-да? Я рад! – промямлил Лик, оглядываясь по сторонам. – А почему ты здесь? И зачем ты меня искала?
Девочка порылась в складках платья и достала золоту монетку. Ту самую монетку из леприконского золота. Все присутствующие ахнули. К их маленькой компании начали стягивать окружающие. До некоторых уже начало доходить, что сейчас может произойти.
- Вот! – она протянула ее Лику. – Вы мне ее вчера дали, но она ведь золотая, и наверно очень дорогая! Я подумала, что вы ее случайно положили, и, наверно теперь ищите.
- А… Вот оно что… - Лик лихорадочно искал нужные слова. – Да, ты знаешь, она действительно дорогая… и потому я тебе ее отдал! - ложь лилась из него потоком.
- Спасибо, но… мне так много не надо! – сказала она, вновь протягивая монетку Лику.
- Да что ты? Это ведь подарок… отдай маме, пусть она ей воспользуется!
- Я уже думала, но она ее так и не увидела, - нахмурившись, сказала она. – Сказала, что у меня на руке просто скачет солнечный зайчик и больше ничего, - Лик судорожно сглотнул. Девочка действительно могла быть достойной, той кого леприконы не видели уже много веков. И кого многие из них очень надеялись больше не увидеть.
- Ну, тогда оставь себе.. Да! Оставь себе, она же стоит целое состояние, продашь ее и сможешь купить… что угодно! – не сдавался он. – На такую монетку ты смогла бы купить целую палатку сладостей… Или.. Магазин игрушек!
- Нет, спасибо! – Лик думал, что девочка сдастся или рассердится, но она только рассмеялась. – Мне так много не надо. У меня есть кукла, а мама дарит мне конфеты на день рождение. – Она вновь протянула монету Лику. – Папа говорил, что от золота одни беды, и что оно способно принести лишь беды, - ее личико немного погрустнело. – Папа умный был, и я ему верю.
Лик опустил руки. За время спора вкруг них собралась, чуть ли не вся, корпорация. Со всех сторон за ними следили удивленные и настороженные лица. Он опустил голову, понимая, что больше ничего не остается. Идеи иссякли, лгать больше не имело смысла. Он должен выполнить свое предназначение.
- Ты отрекаешься от золота в твоих руках, от золота рядом с тобой? – произнес он вдруг изменившимся голосом. Теперь он говорил твердо и ясно, как будто произносил молитву.
- Да, - улыбнулась она, и подкинула Лику ту самую монетку.
Лик поймал ее на лету, и оставил в раскрытой ладони. Все вокруг дружно охнули. Они поняли, что теперь будет. Перед ними была чистая душа, и сейчас творится ритуал, которого не видел никто последние несколько веков.
- Если бы у тебя было все богатство мира, - продолжал Лик, - что бы ты с ними сделала?
- Ну… Я бы… - наморщила лоб девчушка. Все вокруг ждали ее ответа, затаив дыхание. Вдруг ее личико прояснилось, и она выпалила на одном дыхании: - Если бы у меня было много монеток, я бы раздала их нашим соседям, а то у них совсем никаких монеток нет! – она перевела дыхание, затем, будто вспомнив, добавила: - А остальное отдала бы маме. Она бы обрадовалась!
Вокруг Лика и девочки стояло гробовое молчание. Кто-то вздыхал, кто-то просто смотрел, боясь проронить хоть слово. Лик свел руки на груди.
- Истинно ли я понял, что ты отказываешься от золота, и что не ищешь богатства себе?
- Да, - не задумываясь, произнесла девчушка, на глазах у замершей толпы. На ее детском личике была написана искринность. – Мне монетки не нужны, я не знаю, что с ними делать. Я бы отдала их маме и остальным!
Лик молча кивнул своим мыслям.
- Властью неба, и своим словом, я…
Не успел он договорить, как его оборвал низкий старческий крик:
- Нет!!! Прекрати! Нельзя! – задыхаясь, кричал его отец, только что протиснувшись сквозь толпу. – Так нельзя! Это ведь наши накопления за века! Я этого не допущу!
Весь красный от усилий он рванулся к кобуре пистолета и замер. Девочка была достойной, и все присутствующие смогли убедиться в этом вновь. Бэннет старший забыл о том, чему сам когда-то учил всех новичков этой корпорации, а до того учил юного Лика. “Ни один леприкон не может убить, ранить, или поднять руку на чистого сердцем.”. Таков был закон леприконов еще, когда они жили на облаках. Он входил в клятву каждого леприкона, которую они давали, дабы получить благословение небес. И теперь, парализованный, глава корпорации застыл на месте не в силах сделать даже самого незначительного движения. Охрана уже взяла его за плечи и стала оттаскивать прочь.
- Властью неба, и своим словом, - начал с начала Лик, - я дарую тебе, о чистая сердцем, все золото, кое ты отринула! И все золото, что есть в этом горшке ныне твое! Быть по сему!
По ангару погремел рокот. Единственный горшочек в ангаре, тот, который Лик принес с ежедневного сбора, вдруг, потонул в окружавшем его богатстве. Золото за их спинами, казалось, ожило и пришло в движение. Золотые волны бушевали, двигались, и рассыпались, налетая друг на друга. Все заворожено смотрели на него. Вот оно собралось в круг. С минуту пошумело, и, вдруг, расступилось. В образовавшейся полусфере удивленным взглядам предстал трон, с горшочком, венчавшим его верх. Совсем маленький, как раз под стать его маленькой хозяйке.
Еще миг все молчали, а затем разразился невообразимый шум. Кто-то кричал, кто-то оцепенел, кто-то улыбался, кто-то кинулся поздравлять девчушку. А та лишь стояла, испуганная, сбитая с толку, прижав к груди тряпичную куклу, и повторяла: «Спасибо. Мне так много не нужно!».
Прошел год. С небес, прыгая и танцуя, падал снег, усыпая площадь ровным, бархатистым ковром. По ней, суетливо шагали люди, спеша на поезд, или же просто домой. Старинные часы в центре площади отбили восемь вечера. Прямо над площадью висел огромный плакат. « Рэинбоу Корпорейшен. Мы сделаем мир лучше! ». На фоне четырехлистника, заключенного в круг радуги была изображена та самая девочка. Она была одета в костюм Санта Клауса и, казалось, сыпала подарки, из огромного мешка, на, проходящих под плакатом, людей. Внизу стоял мужчина, и улыбался, глядя на плакат. Это был Лик.
За тот год, что компания полностью перешла в управление девочкой, случилось много всего. Во-первых, старого главу, отца Лика уволили. Он так и не смог пережить, что все золото уплыло из его рук по вине какого-то глупого правила, однако позволявшего всем леприконам жить в богатстве, до тех пор. Корпорация, наконец, перестала заниматься благотворительностью условно, и теперь серьезно взялась за нее. Да еще как взялась! Лик только что пришел с бывших окраина. Теперь там ничего не узнать. Все сверкает и блестит, как в центре, больше нет пьяниц и нищих. Старые, обветшалые дома перестроили, и теперь окраины стали новым, престижным районом. Корпорация погибла, и получила новое рождение. А леприконам, которые отвернулись от своего предназначения, ради наживы жизнь преподала хороший урок. Ну, а что до Лика, он уволился сам. Больше не было ни старой корпорации, ни моря золота, ни наставлений «Старого надзирателя», ни его обязанности наследника. Он был свободен. И теперь сам распоряжался своей жизнью.
Лик достал ту самую золотую монетку, которая раз и навсегда изменила весь его мир. Покрутил в руке, положил на большой палец, подбросил… и поймал на раскрытую ладонь. На него смотрело изображение в виде четырехлистного клевера. Лик широко улыбнулся, и, сказав вслух: «Что ж! Мне повезет!», растворился в людском потоке, спешащему к своему поезду.