Юрий Король.Символ взаимопонимания: Владимир Жаботинский стал олицетворением еврейско-украинского сотрудничества
В чрезвычайно сложных еврейско-украинских противоречиях, формировавшиеся веками, фигурой, которая указала на реальный и приемлемый для обеих сторон выход, был Владимир (Зеев) Жаботинский. Личность весьма яркая, своеобразная и нестандартная, которая до сих пор вызывает неоднозначное отношение к себе, в том числе и в кругах своей национальной общественности.
БОРЕЦ с ассимиляцией
Представитель русифицированной еврейской семьи в Одессе, Жаботинский должен был решить проблему так же остро стоявшую перед Гоголем и Шевченко: творить в пределах господствующей русской культурной парадигмы или сделать выбор в пользу своего народа? Он имел все перспективы блестящей карьеры русского литератора из того же ряда, что и Мандельштам, Пастернак, Багрицкий, Бабель и другие, а это неизбежно означало бы растворение в господствующей культуре, тотальную духовную ассимиляцию, потерю многих удельных еврейских признаков и тому подобное.
Но для Жаботинского ассимиляция еврейства в Российской империи была неприемлемой, хотя он хорошо понимал ее причины и привлекательность для многих своих соплеменников. Его объяснение этого феномена удивительно совпадают с возможными мотивациями процесса добровольной русификации многих украинских. По Жаботинскиму, «гипнотическая действие» русской культуры на представителей его национальности детерминирована тем, что «еврейство мы [...] узнаем с раннего детства не в высших его проявлениях, а именно в его рутине и обывательщины», «мы живем среди этого гетто и видим на каждом шагу его уродливую мизерность, созданную веками угнетения, и оно такое неприглядное, некрасивое », тогда как господствующую культуру евреи воспринимают в ее отборных образцах, очищенной от случайного и второстепенного. Вот почему талантливая и самая креативная часть еврейской молодежи укрепляла собой именно русскую культуру.
«ЛЕВ Иерусалима»
Часто эти талантливые русифицированные евреи становились орудием русификации других народов, как украинцам невольно приходилось играть роль русификаторов в Центральной Азии, Закавказье, Прибалтике и т.д.. Жаботинский объяснял эти досадные обстоятельства своим единоверцам, к тому же столь строго и некоплиментарно, что любого нееврея за такие же слова немедленно объявили бы антисемитом. Будущий «Лев Иерусалим» имел право не вдаваться в дипломатическую изысканность, говоря к своему народу.
Некоторые нынешние «профессиональные евреи» остро осудили бы Жаботинского за такую, например, цитату: «Из того, что у нас считается очень distingue молчать о евреях, вышел нелепый результат: можно попасть в антисемиты за одно слово« еврей »или за невинный отзыв о еврейских особенностях ... Только евреев превратили в какое-то запрещеное табу, на него даже кротчайший критики нельзя навести, и от этого обычая теряют больше сами евреи ... »
Жаботинский никогда не скрывал, что он является последовательным патриотом своей национальности, и именно поэтому с пониманием относился к другим патриотам, или же националистам. Откровенно говорил о том, что благо своих соплеменников является для него высшей ценностью, и мечтал увидеть евреев гордой и величественной нацией в семье человечества вместо униженных и запуганных диаспор.
Жаботинский дал свое толкование проблемы антисемитизма, разделяя это явление на «субъективный антисемитизм людей» и «объективный антисемитизм обстоятельств». Под вторым понимал сам факт изгнанничества и пребывания на чужих территориях, от которого, по его мнению, можно избавиться только созданием собственного государства на земле предков, национального очага и духовного центра для всего мирового еврейства.
СТРОИТЕЛЬНЫЙ ЕВРЕЙСКО-УКРАИНСКИХ МОСТОВ
Но для нас наибольший интерес представляет понимание Жаботинским украинского вопроса в контексте двусторонних отношений.
Владимир (Зеев) Жаботинский - наш земляк, выходец из Одессы, в которой, по всеимперськой переписи населения 1897 года, проживало 45% русских, 35% евреев и 10% украинцев. Несмотря на это, он чувствовал, что город со всех сторон окружен украинских крестьянским «морем», которое раз за разом выплескивает свои человеческие «волны» на улицы Южной Пальмиры, формируя ряды ее строителей.
Очень тяжело пережил кровавые погромы начала ХХ века. Эти события стали для него морально-эмоциональной встряской, что фактически изменил всю жизнь. Его борьба против антисемитизма сопровождалась одновременным противостоянием ассимиляторства, когда евреи одновременно выступали объектом русификации и субъектом русификации других народов. Жаботинский стал на путь сионизма, то есть возрождение еврейского государства в Палестине. Корней Чуковский, наблюдая духовную эволюцию своего приятеля, писал: «Он казался мне сиявшим, жизнерадостным, я гордился его дружбой и был уверен, что перед ним - широкий литературный путь. Но вот прогремел в Кишиневе погром. Володя Жаботинский совершенно изменился. Он начал изучать родной язык, разорвал связи со своим бывшим окружением, вскоре оставил участие в общей прессе. Я и раньше смотрел на него снизу вверх: он был образованнейшим, талантливейшим среди моих знакомых. Но теперь я прикипел к нему еще сильнее ... Что человек может так измениться, я не знал до тех пор ».
Жаботинский выбрал национализм, причем понимал его как большую жизненную идею, которая не имеет ничего общего с шовинизмом, расизмом или любой формой этнической превосходства. Мечтая о Еврейском государство, одновременно сочувствовал тем, кто мечтал о украинском. За это его клеймили некоторые деятели из среды соплеменников, обвиняя в «фашизме» и «милитаризме».
Еще в царской России он выступал с призывом к евреям поддержать местные национальные движения, и прежде всего украинское. Ведь понимал сознательные украинцы могут стать мощными естественными союзниками в борьбе против черносотенства, для которого антисемитизм был альфой и омегой в идеологии и практике.
Владимир Жаботинский писал по этому поводу: «... руководящие партии национального украинства признают право евреев на еврейскую национальную культуру [...] и приветствуют каждый проблеск национализации еврейства». Он однозначно поддерживал украинцев в их борьбе за Восточную Галичину с поляками, считая, что последние не имеют права ни на какие претензии относительно этих земель.
Жаботинский не хотел, чтобы имперские силы использовали его народ в интересах угнетения других, о чем и писал в журнале Михаила Грушевского в статье «Non multum, sed multa»: «Когда началась борьба между различными народностями, территориальными, или такими, которые имеют хоть какое-то территориальное опоры, еврейству и здесь положили ненавистную роль орудия, средства для чужой выгоды. В каждом отдельном случае та сторона, которая через свою влиятельность или богатство имела сильные средства давления, заставляла местных евреев идти с ней для порабощения другой народности. В Галичине этой сильной стороной были поляки, и они широко «использовали» и «утилизируют» забитое, невежественное галицкое еврейство для национального угнетения украинского народа ».
Во многих отношениях Жаботинский выступал гениальным провидцем, который видел на века вперед. Достаточно лишь привести такой его прогноз: «Можно смело утверждать, что решение спора по национальному характера России полностью зависит от позиции, которую займет тридцатимиллионный украинский народ. Если он согласится обрусеть - Россия пойдет одним путем, не согласится - она ;;вынуждена пойти другим путем ».
Если бы Жаботинский не сделался видным деятелем для евреев, он обязательно стал бы им для украинской государственности: настолько глубоко, точно и справедливо оценивал национальные потребности украинцев.
Заботясь о национальных интересах еврейства, политик понимал их настолько глубоко и не мелкоконьюнктурно, связывавший перспективы для него в нашей стране с поддержкой своими соплеменников украинского национального движения. Считал это для собственного народа полезным.
Сторонником союза с Петлюрой
Жаботинский приложил огромные личные усилия для противодействия погромам в Украине в 1917-1920-м. В частности, в ноябре 1917-го сионистская фракция в Украинской Центральной Раде предложила по инициативе Иосифа Шехтмана (соратника Жаботинского) создать еврейские вооруженные формирования для защиты от погромов. Симон Петлюра полностью согласился с таким предложением. Но ее провалили еврейские же социалистические партии в Центральной Раде, окрестив план Шехтмана «националистическим» и «контрреволюционным». Позже они также отклонили проект формирования самообороны, который инициировали ветераны Первой мировой войны, объединенные в «Союзе евреев-воинов».
Однако и Симон Петлюра, и некоторые сионистские круги вновь вернулись к идее еврейской вооруженной самообороны во время подготовки к походу против большевиков в Украину осенью 1921-го, когда было заключено соглашение между Владимиром Жаботинским и представителем правительства УНР Максимом Славинским. Главный атаман однозначно поддерживал создание таких вооруженных отрядов, как составной армии Украинской Народной Республики. В этом вопросе он был решительным оппонентом еврейских социалистов-пацифистов и союзником сионистов. Подписывая соглашение, Жаботинский надеялся, что войска Директории решительно подавлять любые попытки погромов на занятой ими территории.
В то время еврейские организации мира объявили бойкот правительству УНР и прекратили любые контакты с ним. Однако «Лев Иерусалима» проигнорировал эти запреты, исходя из своих убеждений: «... ни Петлюра, ни Винниченко, ни остальные выдающиеся члены этого украинского правительства никогда не были теми, кем их называют,« погромщиками ». Хотя я их лично не знал, все же я хорошо знаю этот тип украинского интеллигента-националиста с социалистическими взглядами. Я с ними вырос, вместе с ними вел борьбу против антисемитов и русификаторов - еврейских и украинских. Ни меня, ни остальных думающих сионистов Южной России не убедят, что людей этого типа можно считать антисемитами ».
БОРЬБА ЗА СВОБОДНЫЙ ИЗРАИЛЬ
Во время Первой мировой Жаботинский воевал в составе созданного им Еврейского легиона британской армии, отличился в боях против турецких войск в Палестине. После войны создал в Иерусалиме еврейскую самооборону. Позже эти отряды стали зародышем израильских вооруженных сил. 1920 самооборона дала отпор арабским экстремистам, которые пытались устроить погром. Британские власти обвинили Жаботинского и приговорили к 15 лет каторги. Но мировая общественность выразила протест, и его вскоре отпустили.
Поскольку Жаботинский придерживался правых политических взглядов, его безумно критиковали левые еврейские партии, называя "врагом рабочего класса», «милитаристом», «реакционером» и другие. Умер в 1940 году в США, но завещал перенести его прах в Еврейское государство. Оппоненты много лет оказывали сопротивление выполнению этого завещания, и лишь в 1964-м останки были похоронены в Иерусалиме на горе Герцля. А движение Жаботинского трансформировалось в партию «Херут» - «Свобода».
Неординарный ПАТРИОТ
Трактовка Жаботинского в еврейских кругах остается весьма неоднозначным. Это во многом объясняется большим влиянием в Израиле социалистических идей, непримиримым антагонистом которых он был. Кроме того, некоторые деятели не воспринимают его именно из-за дружеского отношения к украинскому освободительному движению. Однако эта фигура, в которой удивительным образом сочетались романтик и рыцарь с национальным реалистом и прагматиком, заботясь о настоящих и будущих интересах своего народа, никогда не боясь идти против течения. Об этом свидетельствуют слова самого же Жаботинского: «Я горжусь легионом, горжусь ролью, которую я сыграл при обороне Иерусалима. Но еще больше я горжусь соглашением с Петлюрой, хотя из него ничего не получилось, и когда я умру, вы можете написать на моей могиле: «Это человек, который заключил соглашение с Петлюрой».
Заслуги Жаботинского перед своей нацией - огромные, но, как с грустью написал Израиль Клейнер, «его постигла судьба многих искренних и бескорыстных людей: многочисленные представители еврейского народа поклонялись (а некоторые до сих пор поклоняются) антисемиту еврейского происхождения Карлу Марксу, а не еврейском патриоту и в тоже время альтруисту Жаботинскому ».
Жаботинский писал: «Нам не за что извиняться. Мы народ, как все народы: не имеем никакого притязания быть лучше. Как одно из первых условий равноправия требуем признать за нами право иметь своих мерзавцев так же, как имеют их и другие народы. Так, у нас и провокаторы, и торговцы живым товаром, и беглецы от воинской обязанности, есть, и даже странно, что их так мало в нынешних условиях ».