А.Н. Одиноков
Письма А.И. Анисимова и М.В. Алпатова
к Дмитрию Власьевичу Айналову
В фондах Санкт-Петербургского филиала Архива Российской академии наук нами обнаружены письма двух представителей московской школы историков древнерусского искусства – Александра Ивановича Анисимова (1877 – 1937) и Михаила Владимировича Алпатова (1902 – 1986) к одному из видных представителей российской искусствоведческой науки – Дмитрию Власьевичу Айналову (1862 – 1939).
В послереволюционной России 20-х годов Дмитрий Власьевич Айналов, один из последовательных учеников Н.П. Кондакова, пользовался непререкаемым авторитетом учёного-искусствоведа. Именно поэтому обращения и А.И. Анисимова, а тем более М.В. Алпатова, в своих письмах к маститому учёному носят столь доверительный и в большей степени откровенный характер.
Александр Иванович Анисимов тех лет – это заслуженный практик – реставратор, первый помощник И.Э. Грабаря в работе Центральных реставрационных мастерских, профессор Ярославского университета, за плечами которого новгородский период раскрытия фресок, находки и раскрытые уникальные памятники иконописного древнерусского искусства в Москве, Новгороде, Пскове, Ярославле, Кириллове и других центрах. Собственная коллекционная деятельность А.И. Анисимова, его учёные труды выделяют его среди профессионалов-древнеруссников не только глубиной понимания проблем древнерусского искусства, но и масштабной, независимой оценкой результатов собственных исследований и критической, порой непримиримой оценкой искусствоведческой деятельности коллег, что часто сказывалось на его взаимоотношениях с последними. Правда, здесь примешиваются и личностные, характерные черты А.И. Анисимова. В этом отношении очень показательна оценка в предлагаемых письмах поведенческой линии А.И. Анисимова со стороны М.В. Алпатова.
Находясь за пределами «анисимовского» круга друзей, Михаил Владимирович Алпатов в 1921 году только окончил Московский государственный университет по отделению теории и истории искусства историко-филологического факультета. В 1925 году он защитил диссертацию. Как более молодой, безусловно одарённый и амбициозный учёный, Алпатов был полон стремления найти собственный путь к пониманию и оценкам древнерусского и европейского искусства. Опорой в этом для него являлась классическая школа искусствознания, ярким представителем которой являлся Д.В. Айналов.
Содержание писем помогает уточнить некоторые периоды в биографии и творчестве корреспондентов Д.В. Айналова, приблизиться к пониманию их взаимоотношений и их оценок развития древнерусского искусства.
Прежде всего, интерес представляет указание А.И. Анисимова, в одном из писем, на «Основы» Айналова. Что «этот текст знаком мне с тех пор (а это было уже давно!), когда я впервые проштудировал Вашу книгу» (письмо от 23 февраля 1926 г.). По исследованиям Г.И. Вздорного и И.Л. Кызласовой известно, что А.И. Анисимов постигал азы искусствоведческой науки самообразованием, причём основополагающими для него являлись труды Буслаева, Кондакова и Айналова. По сообщению заведующей научной библиотекой Государственной Третьяковской галереи З.П. Шергиной, «в библиотеке Анисимова находилось много его (Д.В. Айналова. – А.О.) работ, почти все с дарственными надписями». Кроме того, прямо указывается, что «книга Д.В. Айналова, – упоминаемая в письме как «Основы», – «Эллинистические основы византийского искусства» (1900 г.) была тщательно проштудирована Анисимовым, о чём свидетельствует множество подчёркиваний и пометок на её полях (№ 181)» (1). Суммируя эти данные и, приняв во внимание опубликованное И.Л. Кызласовой письмо А.И. Анисимова к Н.П. Кондакову от 13 декабря 1910 г. (2), где он пишет: «У меня, со студенческой скамьи, всегда было искреннее и живое желание серьёзно учиться и углубляться в историю искусства…» мы можем уверенно констатировать, что ещё, будучи студентом Александр Анисимов уже в годы учёбы в университете активно занимался самообразованием в области истории искусства и искусствознания; в Новгород он приехал не только как преподаватель истории и географии, но и человеком, прекрасно владевшим теоретическими навыками русской иконографии, с безусловным желанием ближе познакомиться с редчайшими новгородскими памятниками древнерусского искусства. Это подтверждает и П.П. Муратов в своих воспоминаниях: «Тут (в Новгороде. – А.О.) суждено было ему (А.И. Анисимову. – А.О.) испытать великую страсть к русской старине и искусству, которая с тех пор его так и не оставила» (3).
В том же письме – от 23 февраля 1926 года, А.И. Анисимов упоминает о своей работе «Иконизация Кирилла-Белозёрского с подзаголовком «Из истории портрета в древнерусском искусстве» «для сборника в честь Успенского». Судьба статьи долгие годы была неизвестна. Лишь в восьмидесятые годы прошлого столетия маститому исследователю Г.И. Вздорнову повезло найти её в частном собрании и опубликовать (4).
В письме от 7 апреля 1928 года выходят наружу некоторые разногласия между столь разными, но амбициозно очень похожими А.И. Анисимовым и И.Э. Грабарём. Однако конфликт был преодолён и работа Анисимова – «Домонгольский период…» все же была опубликована, как и задумывалось в 1928 г. во 2-м выпуске «Вопросы реставрации».
Обращает на себя внимание тон последнего письма А.И. Анисимова к Д.В. Айналову (без даты). Это письмо по содержанию затронутого сообщения можно отнести к 1929 году. Дело в том, что именно в этом году наиболее явно наблюдается «травля» А.И. Анисимова в прессе. Как пишет об этом Г.И. Вздорном: «Его (А.И. Анисимова. – А.О.) независимый характер, принципиальность, доходившая до щепетильности, нежелание считаться в вопросах частной жизни с общественным мнением и, наконец, негибкое поведение в менявшейся среде до крайности осложнили вопрос о его дальнейшем пребывании в Москве. В советской печати началась разнузданная травля А.И. Анисимова, тон которой задавали Ф. Рогинская и А.И. Некрасов. Позже к ним присоединился и Н.Р. Левинсон» (5). Правда, как можно предположить, предложение Айналову «доставить себе удовольствие» могло появиться у Анисимова только при его уверенности, что Д.В. Айналов принадлежит к кругу его истинных друзей, а не мнимых.
Как можно заметить письма другого корреспондента Д.В. Айналова – М.В. Алпатова, относятся к тому же периоду переписки, что и А.И. Анисимова. Больше того, здесь они перекликаются и дают нам возможность оценить их обоюдные разногласия и платформы научной деятельности, что само по себе является очень важным. Роль Д.В. Айналова в этом случае рельефно определяется как неслучайная, а больше представляется объединяющей и руководящей.
Мы можем даже говорить, что в этих письмах прослеживаются программные установки молодых учёных, объединяемых группой М.В. Алпатова, которые, по словам Г.И. Вздорнова, «…в своих книгах и статьях смело использовали широкие историко-стилистические сопоставления древнерусского искусства с искусством Византии, южных славян и Запада…». В связи с чем «…А.И. Анисимову, тогда уже зрелому человеку и учёному…» с ними «было не по пути. Они уходили вперёд как совсем новое поколение исследователей» (6). Правда, сам А.И. Анисимов в изучении древнерусского искусства также ушёл вперед от «классической по его терминалогии=Кондакова и его школы» (письмо М.В. Алпатова от 27 февраля 1927 г.), а тем более родоначальника сравнительно-исторического метода Ф.И. Буслаева, «винкельмановские» вкусы» которого «лишили и его самого, и его ближайших последователей понимания иконы, как произведения искусства» (письмо А.И. Анисимова Д.В. Айналову от 19 декабря 1922 г.). По утверждению доктора исторических наук И.Л. Кызласовой: «А. Анисимов, Н. Щекотов и А. Грищенко пришли к едва ли не полному отрицанию русского академического искусствознания». Однако, как пришла к заключению исследовательница – «Работы этих авторов отличаются предельной категоричностью формы изложения, антиисторизмом в подходе к историографии и стремлением предельно упростить теоретические взгляды и исследовательские приёмы «старых» учёных (последнее было во многом связано с поверхностным знакомством с самим критикуемым материалом)» (7).
Письма подтверждают выводы как Г.И. Вздорного, так и других исследователей, что «благодаря Д.В. Айналову, от мощного ствола академической школы отпочковалась активная поросль молодых исследователей, которые, сохраняя «строгий стиль» научного изучения, стремились освежить объективные наблюдения умеренно эмоциональными личными впечатлениями от изучаемых памятников» (8).
Письма – подлинные автографы, публикуются впервые, сокращённые слова восстановлены в квадратных скобках.
I. Письма А.И. Анисимова – Д.В. Айналову
Письмо А.И. Анисимова Д.В. Айналову от 19 декабря 1922 г.
Москва
Пречистенка, 21
Дорогой Дмитрий Власьевич, наконец-то посылаю Вам нечто, но не знаю, удовлетворит ли Вас и это «нечто». Дело в том, что Евгения Вас[ильевна] пишет дополнительно в маленькой записочке, привезённой Ал[ексан]дром Вас[ильеви]чем, что Вам нужны Спаситель и Евангелисты (?) из Софии (9). Спаситель у меня есть только из композиции Евхаристий, а Евангелистов нет совсем. Вообще в моём распоряжении не имеется никаких других мозаик, кроме алтарных и Благовещения. Поэтому я посылаю Вам: 1) Группу из Христа и Архангела (левая сторона Евхаристий) и 2) Иоанна Златоуста (из ряда святителей). Что касается воспроизведений «Воинствующей церкви», то посылаю Вам все три, какие были в «Софии» при статье П.П. Муратова, – каждое воспроизведение в 2х экземплярах (на всякий случай!). Если из софийских алтарных мозаик Вам потребуется что-нибудь другое, сообщите мне, и я сделаю. Пока же, повторяю, посылаю то, что считаю наиболее подходящим на основании нашего личного разговора с Вами.
Книга моя о Владимировской иконе Б[ожьей] М[атери] всё ещё не может выйти. Цензура, пропустив её, требует, чтобы слова Бог, Богоматерь и Богомладенец печатались с малой буквы, а слово чудотворный было выкинуто совсем. Естественно, что мы с Мих[аилом] Вас[ильевичем] Сабашниковым этого не хотим: не потому, конечно, что от этого был бы какой-либо ущерб Тому, что люди именуют Богом, а потому что это просто нерационально и практически не сообразно.
30 декабря в унив[ерсите]те состоится соединённое заседание Института искусствоведения и языкознания, посвящённое памяти Буслаева (25 лет с года смерти). Готовлю доклад «Эстетика Буслаева», где ещё более твёрдо и ясно повторю те сентенции, против кот[оры]х когда-то т[а]к трогательно и наивно, но не совсем корректно выступал в «Русской иконе» Мацулевич. За эти годы ещё более укрепился я в том убеждении, что «винкелмановские» вкусы Буслаева лишили и его самого, и его ближайших последователей понимания иконы, к[а]к произведения искусства. Это не изменяет, конечно, того факта, что Буслаев был замечательным учёным и что наука русского искусства кровно ему обязана, к[а]к первому крупному своему учителю. Но дефекты его суждений в области русской иконописи тем более были чреваты отрицательными последствиями, чем значительнее был его авторитет, к[а]к учёного.
Шлю мой низкий поклон и привет Надежде Ростиславовне с пожеланием вам обоим всего – всего хорошего, главное же здоровья и бодрости душевной.
Искренне Вас уважающий
Алдр Анисимов
СПФ АРАН. Ф. 737. Оп. 2. Ед. хр. 4. Л. 1 – 2 об.
Письмо А.И. Анисимова Д.В. Айналову от 23 февраля 1926 г.
Москва
Дорогой Дмитрий Власьевич,
спасибо Вам за память и за ответ. Вашу рецензию на Лихачёва я знал со времени её появления, но почему-то думал, что обе «Умилении», и в частности обе иконы Хопи (10), Вы говорили ещё в другом месте. Если данные о группе ангелов у креста ограничиваются текстом в Ваших «Основах», то этот текст знаком мне с тех пор (а это было уже давно!), когда я впервые проштудировал Вашу книгу (11). Слово «Пироющая» производит от Пupjotic не один Завитневич: об этом же имеется и у Ляскоронского, коему такое словопроизводство особенно на руку.
Посылаю Вам желаемую фотографию головы Ангела и прошу принять её от меня. Что касается «Спаса златые власы», то он, увы! вне пределов моего достижения. В сентябре его, в числе других икон, забрали обратно в Крым и поместили на прежнее место. Всё, что я могу делать, это – протестовать и требовать изъятия икон из холодных и сырых храмов, куда их запихали по мимолётному и случайному поводу. Если добьюсь возвращения, то постараюсь достойно снять и вышлю Вам снимок.
Другое желание Ваше, – о посылке статьи Грегуару для сборника в честь Успенского, – на днях выполню: у меня имеется работа на тему: «Иконизация Кирилла-Белозерского» с подзаголовком «Из истории портрета в древнерусском искусстве». Русский текст с несколькими снимками уже готов и требуется только переписать его.
К 7-му марта готовлю открытие двух зал своего отдела в Историч[еском] музее. Очень много дела, и дела нервного. Надоела до смерти эта погоня за «строительством»: прежде «строили» десятками лет, оттого и выходило путное! Теперь же хотят в неделю себя проявить, лишь бы «новое» показать. Весною, после открытия выставки, рассчитываю быть в Питере и тогда надеюсь увидеть Вас и многоуважаемую Надежду Ростиславовну, кот[оро]й шлю низкий поклон. Желаю вам обоим здоровья и счастья.
Ваш Алдр Анисимов
СПФ АРАН. Ф. 737. Оп. 2. Ед. хр. 4. Л. 3.
Письмо А.И. Анисимова Д.В. Айналову от 15 октября 1927 г.
Дорогой Дмитрий Власьевич,
вот уже 11й день, как я лежу в постели. После двухдневных попыток по приезде сюда заняться делами я слёг, и слёг крепко. Болезнь взялась за меня к[а]к следует и два дня, я не мог двигаться даже в пределах постели: малейшее движение вызывало неистовую боль.
Пишу это к тому, чтобы Вы не думали, что я, забыл о нашем разговоре относительно фотографии. Если нет никакого движения в этом деле, то это потому, что я и сам без движения. Врачи сказали, что лечение моё – «ставка на продолжительность» и что до той поры пока боли совсем не прекратятся, я не должен двигаться: ни стоять, ни ходить нельзя. Всё это не весело, но виноват я сам: переоценил свои силы и не захотел считаться с природой, – двинулся из Новгорода на работу в Ст[арую] Ладогу, будучи совершенно болен. В Питере я подбавил себе ещё, а в Москве уложил себя окончательно.
Здесь стоит и ждёт масса дела: несмотря на моё сильное нездоровье, – ежечастные телефоны, ежечасные визиты за справками, подписями, отчётами, распоряжениями, протоколами, и т. д., и т. д. Вообще хотелось бы бежать куда-нибудь.
Передайте мой искренний привет и пожелание здоровья Надежде Ростиславовне. Желаю Вам всего доброго.
Ваш Алдр Аниси[мов]
Москва
Пречистенка, 21
СПФ АРАН. Ф. 737. Оп. 2. Ед. хр. 4. Л. 4 – 4 об.
Письмо А.И. Анисимова Д.В. Айналову от 7 апреля 1928 г.
М[осква]
Дорогой Дмитрий Власьевич,
посылаю Вам шесть фотографий с древнейших икон:
1). Благовещение
2). Димитрий Солунский (деталь)
3). Спас Златые Власы
4). Толсская 1 – я
5). Толсская 2 – я
6). Царские врата из с. Кривое.
Экземпляр стоит по 1р. 25 к., т. е. по наиболее дешёвой цене, какая здесь в ходу «для своих».
Очень благодарю Вас за присылку Вашей 1й статьи из цикла «Vinciana». Б[ыть] м[ожет] в не столь отдалённом будущем и я смогу прислать Вам оттиск своей работы, печатающейся в «Трудах» Московского института. Другая статья должна печататься во 2м выпуске «Вопросы реставрации», из-за кот[оро]го я, вот уже несколько дней, не здороваюсь с Грабарём.
Из пяти статей, там печатающихся, две редактированы мной и, несмотря на это, Грабарь отказывается указать моё имя, к[а]к редактора, заявляя, что это может только повредить книге, в смысле её распространения!! Дело, видимо, будет разбираться в третейском суде. До сих пор я с трудом, но всё же, терпеливо переносил эту наглую эксплуатацию моего труда, но больше не хочу этого допускать.
Статья моя, ко[то]рая должна печататься в этом 2м выпуске носит заглавие «Домонгольский период в древнерусской живописи» и иллюстрируется обильно (50 рисунков). Будет жаль, если её придётся оттуда изъять.
Если Вам потребуются ещё какие-нибудь снимки с других древнейших икон, сообщите мне, и я закажу отпечатать.
В 1-й половине мая приеду в Питер, где в «Комиссии по изучению истории знаний» Академии наук буду читать доклад на тему: «История открытия древнерусской живописи, как искусства».
Мой низкий поклон Надежде Ростиславовне и добрые пожелания вам обоим. С наступающим Светлым праздником!
Ваш Алдр Ан[исимов]
СПФ АРАН. Ф. 737. Оп. 2. Ед. хр. 4. Л. 6 – 7.
Письмо А.И. Анисимова Д.В. Айналову (без даты) (1929 г.?)
Милый Дмитрий Власьевич,
посылаю Вам с близкой своей ученицей, Екатериной Ал[ексан]др[ов]ной Домбровской, работающей у нас в Мастерских, две фотографии, интересные для Вашего труда, выходящего в Германии:
1). Дмитрий Великомученник. Псков XIV/XV вв.
Из ц. Варвары Великомученницы в Пскове.
2). Воскрешение Лазаря. Тверь XIV/XV вв.
Из собора г. Твери.
Т[а]к[им] обр[азом] оба памятника принадлежат эпохе Рублёва и ценны для сравнения с Московской школой. В иконе Дмитрия доминируют цвета желтый и красный (разных оттенков, что очень характерно для Пскова). В иконе Лазаря необычайно богатый колорит, но б[ыть] м[ожет] ещё более необычайно психологическое наполнение. Эти обе вещи Вы можете спокойно воспроизводить.
Травля (12) меня продолжается по-прежнему. «Друзья» и недруги не оставляют своим вниманием в газетах и обсуждают все мои свойства и качества. Если хотите доставить себе удовольствие, прочтите в «Известиях» от 17гочисла на 5й странице отдел «Искусство».
Шлю низкий поклон Надежде Ростиславовне и желаю вам обоим всего лучшего. Если что потребуется ещё, пишите.
Алдр Анисимов
СПФ АРАН. Ф. 737. Оп. 2. Ед. хр. 4. Л. 10 – 10 об.
II. Письма М.В. Алпатова – Д.В. Айналову
Письмо М.В. Алпатова Д.В. Айналову от 13 ноября 1926 г.
Москва
Глубокоуважаемый Дмитрий Власьевич.
В связи с некоторыми событиями в учёном мире Москвы мне пришла идея устроить у нас в Академии художественных наук в пленарном заседании секции пространственных искусств, где собираются все историки искусств и художники, доклад-дискуссию на тему «Задачи и методы истории русского искусства». Я постараюсь привлечь как можно больше специалистов различных взглядов, чтобы путём обмена мнений можно было бы выработать какую-то среднюю линию и чтобы этим положить конец тому ненормальному положению, которое создалось у нас и грозит полной катастрофой нашему делу. Выступать будем втроём: Брунов, Жидков и я; каждый будет рассматривать особый вопрос, но все трое мы сговорились действовать сообща.
Подготавливая тот доклад, которому я придаю очень большое значение – как последней соломинке утопающего – я нередко вспоминал о Вас, Дмитрий Власьевич, и наших разговорах с Вами летом; нам страшно жаль, что это всё происходит в Вашем отсутствии, так как оно могло бы примиряющим образом подействовать на многих, от которых мы с трепетным сердцем ждём всяческого подвоха. Во всяком случае, разрешите мне хотя бы кратко поделиться нашими мыслями; мне было бы очень приятно до 13 декабря, когда будет иметь место наше выступление получить от Вас известие о том, как Вы смотрите на это дело, хотя я заранее уверен, что в основном Вы сочувственно как всегда отнесётесь к нашей затее.
Поводом к прочтению такого доклада были прения по поводу одного моего сообщения у нас в институте на тему: Восток в русской живописи. (Приблизительное повторение той же, что я читал в Керчи). Здесь мне впервые пришлось публично столкнуться с А.И. Анисимовым, и даже очень горячо. Я очень невысокого мнения о выводах моей работы; всё это только догадки и, в конце концов, довольно бесполезные попытки разобраться в вопросе, который в науке до сих пор вообще не ставился. Тем не менее, я счёл вправе сопоставить некоторые «факты» доказывающие связь некоторых течений русской иконописи с Востоком. Поэтому я очень внимательно отнёсся бы к всякой критике или опровержению моих примеров, если бы знал, что оппонентом руководит желание найти, в конце концов, истинное решение вопроса. В возражениях А.И. Анисимова меня больше всего затронула мысль, что «нужно отбросить поползновения на эту задачу. Обо всём этом знали Кондаков и Покровский, но не говорили об этом, потому что они были большими учёными. Нужно взять одну икону, да над ней и сидеть, а Восток слишком трудная проблема, её нельзя решить в одном докладе, а нужно прочесть 16 докладов».
Я возмутился, потому что это – иезуитизм и обскурантизм. По правде сказать, едва сдержался, чтобы не сделать скандала. Никто ничего не хочет сделать. В Москве можно по пальцам перечесть тех, кто занимается русским искусством серьёзно и с любовью; к их числу я бы не решился отнести самого А.И. Анисимова, и тут же он упрекает меня, что я берусь за тему для 16 докладов один. Я прямо сказал: хорошо я прочту из 16 докладов один, а кто прочтёт остальные? Помню, как в этот момент краска залила лицо А.И. Анисимова. Для меня стало ясно: если дело пойдёт так дальше, если такие как он будут нас травить при всякой попытке разобраться в том хаосе, которым окутано русское искусство, а сами ничего не делать, наше время будет названо чёрной порой в историографии русского искусства; и здесь никого не придётся упрекать как нас самих.
У меня явилась мысль поставить на обсуждение широких кругов интересующихся вопрос быть или не быть истории русского искусства. Ибо если окажется, что не найдутся люди, которые могли бы нам оказать поддержку, если окажется, что нет интересующихся, то тогда лучше не ломать копий с такими, как А.И. Анисимов, а заниматься русским искусством в тиши кабинета для себя, или для немногих любителей на Западе. Так я до сих пор и работал: ровно 5 лет с момента окончания университета, но теперь мне кажется, что дальше идти по такому пути невозможно; это делается при создавшемся положении бессмысленным.
Я себе мыслю задачу историка искусства не только в том, чтобы исследовать судьбу того или другого художественного течения, но чтобы раскрывать глаза на его сущность. Историк искусства должен помогать современности понять своё прошлое; но если оказывается, что она решительно отказывается от него, то его задача остаётся сохранить это искусство до будущих поколений. Говорить перед людьми, которые не хотят слушать бессмысленно. В этом я всё больше и больше убеждаюсь. Правда за границей интересуются нашим предметом, но это скорее любопытство и поэтому подлинного контакта (особенно при нашей разобщенности) установить почти невозможно. В результате этих размышлений я прихожу к заключению, что если так будет продолжаться не стоит биться лбом об стену. Правда, у меня никто (даже А.И. Анисимов) никогда не отнимет права прийти в Исторический музей и рассматривать для себя иконы, просто ими любоваться, как всякий человек и это будет иметь смысл, но к чему мне об них писать сочинения, когда никто (за исключением 2 – 3 специалистов, с которыми можно суметь обменяться взглядами) – их не прочтёт. Вот крайнее решение, которое мне рисуется в случае неудачи этой попытки.
Но, во всяком случае, я решил приложить все усилия, чтобы это положение зажатости и разобщённости ликвидировать и хочу в докладе выдвинуть следующие пункты:
1. Памятников раскрыто очень много, но систематической обработки нет.
2. Тот десяток (даже меньше) специалистов, которые в настоящее время работают, не могут поднять всего материала (Бегство в другие специальности).
3. Необходимо, чтобы история русского искусства была не личным делом отдельных интересующихся, а признана общественно важным делом.
4. Основные проблемы изучения:
1. атрибуция памятников и реконструкция школ;
2. вопросы развития и влияний;
3. раскрытие сущности русского искусства, основанное на формальном анализе, как это применяется к любому западному искусству.
5. На этой работе должны объединиться историки искусства разных взглядов и методов. Пусть будут споры, главное чтобы была польза для дела.
Я постараюсь пригласить и А.И. Анисимова и И.Э. Грабаря и даже Чирикова, не говоря уже о многих других «мнящих о себе» и поставлю своим долгом объективно отдать им должное за их работу по раскрытию. Ибо хорошо ли они плохо это делают, но всё же, мы получаем новый материал. Но быть может, они не явятся. У Грабаря есть обычай приходить на доклады и с прений убегать. Сам он нигде не выступает. А.И. Анисимов вообще один раз за все 5 лет был на моём докладе: боится потерять чувство достоинства.
В университете мы ещё не читаем, но на днях я читаю пробную лекцию в б[ывшем] Училище Живописи, Ваяния и Зодчества: о Древнем и новом русском искусстве. Там другие затруднения: все сплошь комсомольцы.
Остаюсь преданным Вам. Ваш М. Алпа[тов]
СПФ АРАН. Ф. 737. Оп. 2. Ед. хр.2. Л. 21 – 23 об.
Письмо М.В. Алпатова Д.В. Айналову от 19 декабря 1926 г.
Москва
Глубокоуважаемый Дмитрий Власьевич!
Простите, что с таким опозданием отвечаю на Ваше письмо. Хотелось сначала обдумать все вопросы, прежде чем Вам писать. Доклада не было; он отложен на 19 января, так что у нас довольно времени, чтобы взвесить все pour и contre (13) из них.
Если из моего первого письма можно было сделать вывод, что мы хотим полемизировать с Анисимовым и проч[ими] и делать из этого скандал и шумиху – то в этом виновато моё изложенье. В действительности наоборот: наша цель была и тогда, а особенно после Вашего письма подготовить почву для единодушной работы, пусть даже разными путями, но направленной к одной цели. Поэтому считаю необходимым отдать должное и А.И. Анисимову и И.Э Грабарю (искренно нас ненавидящих). Они содействовали раскрытию икон и пусть их расчистки не всегда безукоризненны, об этом я не могу судить. Они по своему создавали интерес к русскому искусству и делают это и теперь. Вряд ли они придут на наш доклад, но я не собираюсь пользоваться их отсутствием, чтобы говорить о них худо.
Наша задача завоевать права гражданств истории русского искусства в московской Академии художественных наук, откуда она почти изгнана. Для этого мы хотим изложить нашим коллегам – историкам искусства, руководящим Академией – с одной стороны результаты наших штудий, о которых никто ничего не знает т[ак] к[ак] они печатаются на немецком диалекте, а с другой стороны объяснить им, чем мы сейчас заняты и какие основные задачи подлежат разрешению. В этом последнем отношении я всегда старался следовать Вам и если я позволяю себе, глубокоуважаемый Дмитрий Власьевич, в чём-то не согласиться с Вами, то это только в одном: я считаю создавшиеся у нас условия научной работы по истории русского искусства настолько ненормальными, что если они не изменятся, мы окажемся перед роковой необходимостью занятия, чем-нибудь другим. Мне кажется, что Вы не замечаете этого тупика потому-что в Ленинграде положенье не столь заострено как в Москве. Между тем мы на каждом шагу сталкиваемся с препятствиями:
1) нет научного Учреждения, где была бы хоть маленькая ячейка работающих по русскому искусству (как в Акад[емии] ист[ории] мат[ериальной] культ[уры] в Ленинграде), где бы собирались фотографии, книги и проч[ее];
2) нет возможности организовывать экскурсий и археологических экспедиций;
3) нет печатных органов.
До сих пор мы пытались вступать в единоборства с этими затруднениями, но час от часу это всё более невозможно:
1) мы не можем заводить каждый себе такую же организацию-кабинет, как Академия или под Вашим руководством «Университет» (кабинет). Даже «Курсы» наши в университете Наркомпрос не утверждает!
2) негде достать средств для поездок (мы не можем выехать в Ленинград);
3) печатать заграницей можно лишь общие статьи по русск[ому] иск[усству], а специальные статьи почти не принимают: а если писать только общие «apefus», то это очень опасный путь и скользкий.
Вот почему мы хотим обрисовать перед нашей Академией положение исследовательской работы.
В Вашем письме самым приятным для нас было сообщение, что вы предполагаете приехать в Москву и прочесть доклад в Академии. Если бы Вы нам позволили прочесть вслед за Вами также по короткому, но вполне конкретному сообщению, то такое заседание могло бы иметь также очень большое значение в деле упрочения положения истории русского искусства.
Мы Вас очень просим не откладывать вашего намерения, и решаемся это делать, так как Вы ещё летом собирались посетить Москву для научных занятий над некоторыми памятниками. Пожалуйста, только сообщите, когда это Вам было бы удобно сделать: мы пришлём Вам наши доклады или краткие изложения докладов, чтобы Вы могли решить подойдут ли они и тогда это будет, как Вы выразились единый удар.
Belveder мы уже видали, но оттисков ещё не получили; как только они прибудут мы их Вам перешлём.
Мы заканчиваем писанье нашего Handbuch’a (14) и кроме того готовим некоторые специальные работы: я буду в феврале читать в Институте доклад «Круг в русской живописи». Эту тему ещё не затрагивали: эту статью – как слишком специальную – вряд ли удастся напечатать заграницей, в России – трудно печатать без иллюстраций (у меня будут чертежи и схемы). Но мне очень бы хотелось поделиться моими наблюдениями из этой области с Вами.
Итак, ещё раз большое спасибо Вам
за очень для нас ценные указанья
и предложенье с докладами.
Ваш М Алпатов.
СПФ АРАН. Ф. 737. Оп. 2. Ед. хр.2. Л. 24 – 25 об.
Письмо М.В. Алпатова Д.В. Айналову от 27 февраля 1927 г.
Москва
Глубокоуважаемый Дмитрий Власьевич,
Я слышал, что Вы были серьёзно больны. Ваше письмо меня порадовало, потому, что из него я заключаю, что Вы поправились и выходите. Простите за хлопоты с Роттом. Очень Вам благодарен за всё это.
Мы утверждены приват-доцентами и за это благодарны Вам, ибо это произошло не без Вашего содействия. Может быть чтенье лекций полезно, но меня не удовлетворит. После каждой лекции остаётся чувство, точно меня высекли. Студенты разбредаются. Педагогических способностей у меня не оказалось, а скорее некоторая «Ге педагогическая бездарность».
Дискуссии по существу не было, а было – доклады «Задачи истории русского искусства» (отменить по внешним причинам было неудобно). В результате открывается возможность организации в Академии «Кабинета» по русскому искусству. На докладах А.И. Анисимов немного обиделся, что слишком мало сказали о заслугах его и Муратова как основателей «антиклассической истории искусства» (классическая по его терминологии = Кондакова и его школы). А.И. Некрасов, однако, назвал антиклассиков «эстетствующими журналистами». Тем и кончилось: споров не было. Кажется, А.И. Анисимов начинает верить в искренность моих желаний перейти от «набегов» к «мирному строительству» Чтение докладов тяжело отразилось на работе; на неделю выбило из колеи.
Очень хотелось бы мне знать Ваше впечатление о моей статейке, о смерти. Говорю о впечатлении потому, что статья (четыре стр.!) не имеет полной научной аргументации, а лишь намечает направленье. Вот мне и интересно как Вы относитесь к этому направленью (своего рода Geisbes geschichle). Знаю, что в Ленинграде все используют это как ересь, поэтому никому не посылал кроме Вас одного. Я этими мыслями дорожу.
Очень неприятно поразило меня, как Л.А. Мацулевич в своём отчёте о Керченской конференции отнёсся к моему докладу. Он приводит кратко выводы всех даже самых мелких докладов (напр[имер] Измайловой, кстати: интересная работа о рельефе), но по отношении к моему ограничивается простым указанием на его предмет и тему, хотя в его руках были ясно сформулированные тезисы в бюллетене. Многим это кажется сознательным желанием показать, что доклад вообще не имеет выводов. Я думаю, что следовало бы выводы критиковать, а в случае если критика не входила в задачу «объективного отчёта» следовало бы всё же привести выводы, которые докладчик считает верными. Я хотел ему об этом прямо написать. Как Вы считаете? Или оставить это без вниманья.
Большое спасибо за разрешенье использовать снимки Михайловских мозаик. Они будут целы. На днях Вы получите от нашей аспирантки М.М. Кобылиной оттиски.
Преданный Вам
М. Алпа[тов]
P.S. Как Ваша поездка в Москву?
СПФ АРАН. Ф. 737. Оп. 2. Ед. хр.2. Л. 27 – 28.
_______________
Примечания:
(1) Шергина З.П. Библиотека А.И. Анисимова // Новгородский архивный вестник. Вып. 8. Великий Новгород. 2009. С. 242.
(2) Кызласова И.Л. Александр Иванович Анисимов (1877 – 1937). М. 2000. С. 19.
(3) П.П. Муратов. Вокруг иконы.// Московский журнал № 2. 1999. С. 31.
(4) Вздорнов Г.И. Памятники культуры. Новые открытия.// Ежегодник 1987. М. 1988. С. 186.
(5) Вздорнов Г.И. Реставрация и наука. М. 2006. С. 154.
(6) Там же. С. 157.
(7) Кызласова И.Л. История изучения византийского и древнерусского искусства в России. Изд. МГУ. 1985. С. 9 – 10.
(8) Вздорнов Г.И. Реставрация и наука. М. 2006. С. 156.
(9) «из Софии» – имеется в виду журнал «София». Издавался в Москве.
(10) Имеются в виду иконы грузинского монастыря Хопи.
(11) В библиотеке А.И. Анисимова, хранящейся в настоящее время в Государственной Третьяковской галереи, 21 произведение (с 162 по 182 номера) автором которых является Д.В. Айналов. «Эллинистические основы византийского искусства» 1900 года выпуска также присутствуют в описании книг библиотеки А.И. Анисимова (№ 181). (Шергина З.П. Библиотека А.И. Анисимова. // Новгородский архивный Вестник. Вып. 8. Великий Новгород. 2009. С. 264).
(12) В 2006 г. Г.И. Вздорнов сообщает: «Заметка А.И. Некрасова «Учёный плагиат (в лагере буржуазных ученых)» в журнале «Книга и революция» (1929, № 4). Статья послужила одним из орудий травли А.И. Анисимова в 1929 году, приведшей к его увольнению из Исторического музея, а менее чем через год – к аресту учёного и заключению его в Соловки. В научном архиве А.Г. Габричевского сохранился машинописный экземпляр письма А.И. Анисимова, направленного им А.И. Некрасову в марте 1929 года, следующего содержания: «В № 4 „Книга и революция" напечатана заметка под заглавием „Ученый плагиат", в которой фигурирует моё имя и Ваша, Алексей Иванович, подпись. Не желая допускать мысли, что человек образованный и культурный может быть автором той невежественности и презренной лжи, которыми от начала и до конца полна эта заметка, я считаю своим долгом прежде, чем принять нужные меры в отношении указанной заметки, просить Вас не отказать в любезности ответить мне письмом, имеете ли Вы к ней какое-либо отношение. Александр Анисимов». (Вздорнов Г.И. Реставрация и наука. М. 2006. С. 154).
В дополнение к сказанному приведём текст заметки в газете "Известия", 1929 г.:
Газета «Известия»
№ 88. Среда, 17 апреля 1929 г. С. 5.
«Искусство»
Вхутеин (1) на пути к реконструкции
«…Наконец, некоторые лица были сняты по соображениям идеологического порядка. Проф. Анисимов был отстранен, как сотрудник пресловутого эмигрантского пражского сборника “Семинариум Кондаковнанум” и за “ярко враждебную по отношению к марксистской идеологии позицию” (их того же протокола. – Р.). Для характеристики этого профессора очень интересно письмо, поданное общему собранию профессуры от имени всех студентов, прослушавших курс проф. Анисимова по истории монументальной живописи. Помимо заслуживших уже громкую известность сетований профессора на то, что “захват власти большевиками лишил Россию Дарданелл и оставил в руках “варваров” в Константинополе ценные памятники искусства”, письмо это приводит совершенно анекдотические в условиях современности факты. Например, “о монархах он говорил не иначе, как приводя всегда при их именах полный титул” (это на двенадцатом году революции! – Р.), неоднократно упоминал о “рабочей черни” и т. п.».
«…На пути к реконструкции Вхутеина сделаны только первые шаги. Их нужно форсировать и углублять не ограничиваясь мероприятиями организационного порядка».
_____________
Примечание:
(1) Вхутеин – Высший художественно-технический институт.
(13) «За» и «против» – перевод с французского языка.
(14) «Руководство» – перевод с немецкого языка.
_________________
Указатель имён*:
Айналов Дмитрий Власьевич (1862 – 1939) – российский историк искусства, педагог, член-корреспондент АН (1914 г.). Ученик Н.П. Кондакова. С 1903 г. профессор Петербургского университета. Автор многочисленных исследований по античному, византийскому и древнерусскому искусству. С. 65.
Алпатов Михаил Владимирович (1902 – 1986) – историк византийского, древнерусского и итальянского искусства, действительный член Академии художеств СССР. Автор более 700 книг, статей, публикаций, заметок, рецензий. С. 69.
Кондаков Никодим Павлович (1844 – 1925) – русский историк византийского и древнерусского искусства, археолог, создатель иконографического метода изучения памятников искусства. Член-корреспондент Петербургской академии наук (1892). С. 247.
Муратов Павел Петрович (1881 - 1950) – учёный, писатель, издатель художественного журнала «София» (1913 – 1914), сотрудник отдела охраны памятников Наркомпроса РСФСР (1918 – 1921). С 1922 г. эмигрант. С. 344 – 345.
Сабашников Михаил Васильевич (1871 – 1943) – русский издатель. Совместно с братом Сабашниковым С.В. основатели книгоиздательства «М. и С. Сабашниковы», впоследствии «Север» (1930 г.). Всего издательство выпустило свыше 600 названий книг.
Буслаев Федор Иванович (1818 – 1897) – филолог, лингвист, историк искусства. Профессор Московского университета (1846 – 1881). С. 102.
Мацулевич Леонид Антонович (1886 – 1959) – историк византийского, грузинского и древнерусского искусства. Ученик Д.В. Айналова. Профессор ЛГУ. С. 289.
Айналова Надежда Ростиславовна (1876 – 1954) – жена Д.В. Айналова.
Завитневич Владимир Зенонович (1853 – 1927) – русский писатель, историк, профессор Киевской духовной академии по кафедре русской гражданской истории. (Энциклопедический словарь Брокгауза и Ефрона. СПб. 1903.)
Ляскоронский Василий Григорьевич (1859 – ?) – писатель, историк, профессор Нежинского историко-филологического института.
Грегуар (Gregoire), Анри (р. 1881 - ?) – бельгийский византивист и славист, филолог-классик. Вице-президент Института восточной и славянской филологии и истории Брюссельского университета (с 1935 г.). (Советская историческая энциклопедия. М. 1963. С. 706.)
Домбровская Екатерина Александровна (1886 – 1965) – художник, реставратор, искусствовед. С. 160.
Брунов Николай Иванович (1898 – 1971) – историк архитектуры, доктор искусствоведения, член-корреспондент АН (1926). С. 102.
Жидков Герман Васильевич (1903 – 1953) – исследователь и популяризатор русского и советского искусства, музейный деятель. С. 171.
Грабарь Игорь Эммануилович (1871 – 1960) – живописец, искусствовед, действительный член Академии наук (1943) и Академии художеств СССР (1947). С. 142.
Чириков Григорий Осипович (1882 – 1936) – выдающийся реставратор древнерусской живописи. С. 534.
Некрасов Алексей Иванович (1885 – 1950) – искусствовед, специалист по изобразительному искусству и архитектуре Древней Руси и России XVIII – XIX вв. С. 347.
Кобылина Мария Михайловна (1898 – 1989) – историк античного искусства, археолог, доктор искусствоведения. (Интернет-сайт: Историко-культурное наследие Кубани, 2001 – 2010, воспоминания Шавыриной Т.Г.).
_________________
* Более подробно о лицах, поименованных в указателе, см. в издании: Великий Новгород: История и культура IX – XVII веков.//Энциклопедический словарь. СПб., 2007, и др.