Из главы «Авиашкола» автобиографических записок.
Зори здесь удивительно короткие. И утренние и вечерние. Утром, едва начинает светать и над горизонтом прямо на глазах краски меняются от светло-серой до жёлтой или оранжевой, как тут же выползает огромное, дрожащее в мареве, солнце. Такой же и закат: не успеет последний осколок солнечного диска вдавиться в твердь горизонта, как красная полоса вечерней зори проваливается за ним и закатное небо резко сереет. А над головой уже чёрное небо с яркими крупными звёздами. Это, незнакомое мне ранее явление укороченных зорь, я впервые замечаю здесь, в Затоболовке.
Уже неделю мы роем котлованы для полуземлянок. Если говорить точнее, то котлованы вырыты экскаватором, мы только дорабатываем их, углубляем, выравниваем стены и углы. Грунт на степной возвышенности твёрдый как камень, хотя и разбивается киркой до мелкой песчаной пыли. Грунтовые воды глубоко, поэтому пропитанные креозотом балки укладываются прямо на дно котлованов. К ним крепятся вертикальные балки-колонны, на них — потолочные матицы. Балки грубо врублены друг в друга и скреплены скобами. Таков скелет будущего полуподземного барака. Снаружи всё это обшивается набитыми стружкой панелями щитов, внутри настилается пол. Дополняет всё двускатная двойная крыша, залитая гудроном по толевому покрытию. Треть стен возвышается над землёй, в них врезаны двойные рамы окон. Изнутри стены и крыша обшиты досками, высота землянки колеблется от двух метров у стен до 3—3,5 в центральном проходе. В одном из котлованов уже идёт сборка такой полуземлянки, мы имеем возможность наблюдать весь процесс. Работают солдаты из стройбата, в основном представители южных национальностей. Дисциплина у них полностью отсутствует, форма замызгана, по-русски говорят плохо, оружие им не полагается. Думаю, что и весь стройбат – это не армия, а даровая рабочая сила по призыву.
В один из дней кто-то разносит весть, что неподалёку в степи расположены совхозные бахчи; видели, как по дороге на арбах везли арбузы. Не знаю, как родилась мысль сходить на бахчу, но к вечеру группа шустрых курсантов уже готова к ночному походу. Не знает о предстоящем набеге только ленивый. Да старшина с дежурящим взводным. Офицеров с нами немного, и размещаются они в отдельной палатке на выезде из палаточного городка в сторону Кустаная. Вечера проводят за преферансом, предоставив контроль за порядком в лагере после отбоя суточному наряду по роте.
На случай внезапной проверки мы мастерим из соломенных матрацев куклы, имитирующие спящих под одеялами. Собираемся за крайней палаткой после отбоя и в сумерках уходим в степь, параллельно степной дороге.
Быстро темнеет, горизонт даже на западе быстро смыкается с чёрным небом. Обсуждаем обстановку и решаем выходить на дорогу, иначе потеряем направление. Но идём не по дороге, а рядом, чтобы не оставить следов кирзачей на её пыли. Замечаем, что дорога строго идёт на юг – сзади над горизонтом висит ковш «Малой медведицы». Звёзды сияют намного ярче, чем на родной Смоленщине, даже Полярная сверкает, как звезда первой величины. Удивительна ночь, удивительны степные шорохи, удивителен полынный запах степной растительности. И немножко тревожно на душе от этого вояжа в неизвестность тёмной ночью, по кажущейся бескрайней тёмной степи. Нас не более полутора десятков, но уже определились старшие, принимающие решения о направлении и времени движения. Откуда они знают, как разыскать ночью эту бахчу? Только на подходе узнаю, что кто-то из ведущих уже побывал тут.
Наконец дорога поворачивает в обход поля очерченного сухой канавой. Вдоль канавы торчат в небо сухие толстые стебли. Ба! Да это же стебли подсолнечника! Шляпки оборваны, листья засохли. Нам сообщают: за арыком арбузная бахча, в центре её сторожка из самана, возможен сторож. Шуметь нельзя.
Меня занимает другая мысль: если эта сухая канава – арык, то, как попадает сюда вода, и почему её сейчас нет? Я знаком с системой орошаемого земледелия только по киножурналам (строительство Туркменского канала) и из книг о Средней Азии. Но какие арыки здесь в сухой степи, где нет, я точно знаю, ни каналов, ни рек или ручьёв. Тобол в десятке километров в стороне и уровень его на 10 – 15 метров ниже этого плоскогорья! Надо будет что-нибудь почитать об ирригации, разгадать эту загадку безводных арыков. Это решение так и осталось невыполненным и лишь много лет спустя, побывав в Азиатских республиках, я увидал и многовековые системы отвода горных вод, и устройство временных водохранилищ.
Пробираемся вглубь бахчи цепляясь сапогами за арбузные плети. Вот и первые арбузы. Надо сказать, что до этого я видел арбузы только в кинофильмах и на картинках. В детстве было не до них, да и не завозили их в Рославль. В моём представлении они были полосатые и крупные, ну никак не меньше тыкв! А тут самый крупный чуть больше моих сложенных вместе кулаков. В припасённую наволочку от подушки вошло более десяти этих ягод. Сделав запасы, приступаем к лакомству. Но нет ножа – не запасся. Решение подсказывает сосед: он бьёт зажатый в руках арбуз об колено и тот разламывается. Повторяю этот нехитрый прием, доламывая разбитый плод на более мелкие части руками. Пиршество продолжается довольно продолжительное время; со всех сторон доносятся звуки высасывания сочной мякоти и сплёвывания косточек. Я чувствую уже тяжесть в животе, позывы на отрыжку и решаю прекращать это обжорство. Видимо насытились все, и кто-то подаёт сигнал на уход с поля. Взваливаем мешки на спины и направляемся к дороге.
Вдруг сзади гремит гулкий выстрел. Оборачиваюсь и вижу повисший над горизонтом светящийся шар ракеты. И только при втором выстреле соображаю, что светится не ракета, а луна, восход которой я и не заметил. Она висит градусах в пятнадцати над горизонтом и хорошо освещает наши фигуры с белыми наволочками на спинах. По этим белым пятнам, видимо, нас и обнаружил сторож. А может, видел нас и раньше, но попугать решился только при нашем удалении с бахчи. Не ускоряя шагов, мы переходим дорогу и удаляемся в степь.
Идём строго на Полярную звезду. Проскочить городок невозможно, а если и проскочим, то путь преградит пойма Тобола, правда от палаток до реки километра три. Но мы знаем, что идём параллельно дороге, а она за лётным полем повернёт к палаткам. Висящая сзади луна немного освещает лежащую впереди местность. В её свете выбирать путь, избегая зарослей полыни и верблюжьей колючки, проще. Верблюжья колючка – это растение в виде компактного, почти округлого куста, растущего на одной корневой ножке. К осени оно высыхает и его торчащие по веткам шипы приобретают твёрдость дерева. Стараемся обходить эти растения, так и стремящиеся хлестануть по ногам выше голенищ кирзы.
Поднятая идущими впереди пыль лезет в рот и нос, вместе с потом попадает в глаза. Вспоминаю: со времени нашего приезда здесь ни разу не было дождя. Степь высохла и побурела уже в начале августа, а сейчас уже конец сентября. В это время год назад мы с Геркой Львовым и девчонками со шпагатной фабрики ездили собирать орехи в лесу за станцией Крапивенская. И попали в ореховом мелколесье в запоздалую осеннюю грозу. Прятались от ливня под ореховыми кустами, промокли насквозь, да ещё замочили спички – едва не остались без костра. Огонь, в конце концов, развели, но просушиться полностью не смогли – девы стеснялись при нас раздеться и сушить верхние шмотки, мы – галантно уступали им место у костра и рыскали по кустарнику в поисках сухих дров. Из того неудачного похода за орехами осталось одно приятное воспоминание – у Геры был приличный шматок домашнего сала, шпигованного специями, и мы поджаривали его на прутиках.
Заросли колючки, чернобыльника и полыни кончились – мы вышли на широкое поле с мелкой жухлой травой и пылевыми проплешинами. Это аэродром, за ним видны, белеющие в лунном свете, наши шатры. Всё тихо, нашего отсутствия начальство не заметило. Когда дежурный в свете «летучей мыши» видит нас, он чуть не валится от хохота. Кто-то приносит зеркало, и мы разглядываем свои страшные физиономии – вымазанные арбузным соком лица покрыты коростой налипшей пыли, прорезанной вертикальными полосками – следами струившегося пота. Возня и смех разбудили почти всю роту, впрочем, кто-то и не спал – дожидался налётчиков.
Начался делёж добычи, и через считанные минуты с арбузами было покончено. Что нужно как-то таиться ни у кого не возникло мысли. А утром всё открылось – пришедший на подъем старшина обнаружил у палаток массу обгрызенных арбузных корок и семян. Как опытный сверхсрочник, воевавший в молодости стрелком-радистом на Ил-4, он не стал сообщать по команде, а устроил вместо зарядки общую уборку городка. Через десять минут от ночного пиршества не осталось и следа.
Комроты всё же узнал о набеге. Скорее всего, быстро среагировало совхозное руководство и накатало жалобу. После обеда роту построили на плацу. Строил старшина в две шеренги, причём долго перестраивал. Да так, что все участники ночного похода оказались во втором ряду. Как он вычислил участников, оставалось секретом до вечера. Мы уже предполагали, что кто-то выдал нас, что в нашей среде есть провокатор или просто доносчик.
Оказалось всё значительно проще. Все разбивали арбузы о колено и на брюках х/б образовались бурые пятна. Старшина это вычислил ещё на физзарядке, но из каких-то побуждений нас не выдал, да и построил так, чтобы наши грязные колени не бросались в глаза начальству. А после ужина предложил использовать личное время на стирку обмундирования.
Вот тут мы и обратили внимание на свои бурые колени. Притом, старшина остался как бы в стороне. Но в наших глазах он уже не был «безмозглым чуркой». А потом он стал вообще авторитетом: по части передачи и приёма на слух азбуки Морзе ему не было равных. Каждое утро занятия в учебных кабинетах начинались с пятиминутной радиозарядки – стучал на центральном пункте радиосвязи наш старшина. Он же устраивал для желающих и соревнования на скорость передачи и приёма. Жаль, что он был ротным старшиной только в Затоболовке. По штатной должности он радиомеханик лётного полка, а старшинствовал в сводной роте временно, кого-то замещая.
Естественно, мы не признались в набеге на бахчу. Дежурный и дневальные были готовы под присягой утверждать, что ни кто ночью не покидал палаточного городка. Не знаю, поверили нам или нет, но начальство уехало и набеги продолжились. Но уже малыми группами и с большей осторожностью. А вскоре мы маршируем уже назад, в школу. Предстоит теоретическое обучение, без которого авиатором не стать. Но началась не теория, а практика, причём общевойсковая, с ползаньем по-пластунски, рытьём стрелковых ячеек, отражением атак и бросками в атаку. Практика, ни имеющая никакого отношения к авиации.