- Когда ты на Москву взглянула открытыми глазами?
- Ты не поверишь, к двум годам Олежка выправился, стал таким интересным малышом.
- Я думаю, что ты одна к этому руки и силы свои приложила?
- После больницы, мы пошли в ясли – куда и я устроилась работать. Правда, меня к малышам совсем маленьким приставили. А Олежку сначала в среднюю группу назначили, где он и друзей себе завёл, потом в старшую, и обе группы, где дети ходячие, два раза в день выводились на прогулку.
- Ну, если у тебя такой коммуникабельный малыш, то почему его не отдать в суточную группу, где ребятки и спят, а мама может в театр сходить или в кино? – Спросил человек, который рос в приличной и дружной семье, не ведая, что такое одиночество ребёнка.
И Реля кинулась в защиту своего малыша – ведь говорили не о взрослом Олеге:
- Что ты! Я его в санаторную группу в Звенигород не отдала, где детям говорили мне рай и природа хорошая. И кормят хорошо, и лечат там заодно. Но если не отдала в Звенигород, то уж в Москве, где я наглядно насмотрелась на суточные группы малышей пяти-семи лет – куда и родителям говорила, отдавать детей нельзя…
- Ты полагала, что ребёнка там испортят?
- И были примеры множественные. Ребёнок, оторванный от матери – а многие дети уже в саду, где я тоже работала – тосковали по родным, у которых хорошая квартира, есть бабушки и дедушки, но дети им не нужны – скорей им дороже собака, которую надо выгуливать по три раза в сутки, а дети там лишние.
- Вот чего ты навидалась, - Аркадий чуть прижал Калерию к себе. - И что же? Вот эти все годы, пока Олежка был то в яслях, то в детском саду, ты тоже глаза не могла повернуть к театрам или хотя бы по музеям походить.
- Да ладно тебе! В детский театр кукол, созданный Образцовым, мы с Олежкой походили. И в кинотеатры на мультфильмы. В музеи с пяти лет и на ёлки тоже с этого возраста, хотя очень боялась, чтоб заразную болезнь не подхватил.
- Короче ты ребёнка развивала, а свою культурную программу отодвинула?
- Да разве дал бы мне Дед не развиваться в Москве, если он даже в Маяке, где я с Павлом была знакома, а позже в Качкаровке, там с тобой мимолётное знакомство в больнице – подкидывал мне книги в библиотеках, которые, как я прочитывала, исчезали. Рассказываю одноклассникам, они бегут в библиотеку – если это в школе - и не находят. Обычно это книги, не учтённые библиотекарем – кто-то принёс от щедрости своей, а кто-то взял и унёс домой, не заметив на них штампа. Присвоил, короче, - Калерия помнила, что Аркадий намекал ей, что книги приносил ей в библиотеки он, так пусть хоть возмутится.
Но видимо космический локоть был очень силён:
- А может быть Дед твой решил, что ты уже напиталась этими книгами, а другим не обязательно. И отдал тому, кому эти книги нужней, - почему-то не признавался Аркадий, что движение книг в библиотеку и обратно – устраивал он, но если Реля приписывает это Пушкину, он не будет спорить – так Калерия прочла в его глазах и улыбнулась.
Ей не хотелось говорить – Аркадий, наверное, знал и об этом - что в серьёзные театры водил её иностранец – поляк, которому несложно было доставать билеты через посольство. Не Реле же выстаивать среди студентов многочасовую очередь, устраивавших карусель ещё с вечера. Собирались у касс большой компанией, и по нескольку человек ходили на отдых, а потом меняли друг друга.
Ну, как ей ночью добывать билеты, если выматывалась на работе, как лошадка Пржевальского, плюс учёба по вечерам – не высыпалась страшно. Плюс Вера приехала в Москву лечиться, как раз тогда, когда Юрий стал часто приглашать её в театры. Чуть не на полгода пришлось отложить их походы, Релю и так измучили походы по магазинам для добычи сестре деликатесов. Вот это всё Реле почему-то не хотелось говорить Аркадию, и как Вера её упорно затягивала в рабство – еле отпихнулась она от вязкой назойливости сестры, желавшей ей в детстве смерть, и толкавшую к ней, но на все потуги матери и Веры была у Дикой служанки защита. Если бы мать и Вера об этом знали, то лопнули бы от зависти. А, может, знали и поэтому напускали на Релю тёмного человека – отца Веры, но и он не мог справиться со строптивой сестрой своей чёрной дочери.
Подумав так и посмотрев Аркадию в глаза, она поняла, что он прочёл её мысли, и если она не хочет сейчас об этом говорить, то им есть о чём говорить и кроме поляка. Водил её по театрам влюблённый человек, «хотел всё посмотреть через призму глаз Рели», потому что его жена не желала посещать «многолюдные места» в Москве, жалуясь на боль в голове, от того, что часто она не может понять текст пьесы, потому что актёры «говорят невнятно».
Просто Аня плохо знала русский язык и с удовольствием уезжала от троих детей с экскурсиями поляков, даже если один из её сыновей болел. Тогда Юрий звонил Реле, и просил прийти в их роскошный дом дипломатов, чтоб почитать русскую сказку его детям на ночь. Если у Рели был следующий день выходным, она собирала Олежку, и они шли в гости, где дети были здоровы – болезнь Юрий выдумывал – и рассказывала полякам и одному русскому мальчику сказки. Дети засыпали, а её и Олежку Юрий отвозил на машине домой, если они не желали остаться в просторном доме дипломатов, где бы им отвели гостевую комнату. Но мать с сыном предпочитали ночевать дома.
Пропуская все эти воспоминания молодой женщины, они с Аркадием чирикали, как дети, про юность Рели и детство её сына, которое она весьма «украсила» - по мнению Аркадия, укатившись, как яблочко от злой матери своей далеко. Поэтому продолжали говорить о книгах:
- Книги русские, присланные лишь тебе, - улыбаясь, говорил Аркадий, - исчезали из библиотек, потому что украинцам было бы трудно их читать и понимать.
- Вполне возможно. Русские книги, которые мне давались легко, а украинцам не совсем понятен русский язык – примерно как мне тогда книги украинские. Мне даже учебники читать было сложно. Поэтому я на уроках очень внимательно слушала, что учителя объясняют и тут же переводила на русский язык. И географию, историю, даже зоологию я в Маяке и Качкаровке отвечала на русском языке. И знаешь, одноклассники мои так слушали… Ещё и до уроков просили рассказать эти же предметы на русском же, если сами не выучили.
дальше- http://www.proza.ru/2006/10/18-328