Бумеранг
Его неподвижное, как маска, лицо стало медленно оживать: чуть дрогнули и набухли тяжестью веки, шевельнулись, раздуваясь, крылья большого, хищного носа, приподнялись уголки бескровных губ… Всё лицо исказилось вдруг страшной болью, проколовшей его большое, ставшее в одночасье больным, сердце… Из уголков закрытых глаз поползли вниз, к подбородку, две крупные слезы…
По - крысиному пищал аппарат искусственного дыхания, экран осцилографа гнал вперёд волны кардиограммы. Кто-то коротко ойкнул, сказав: «Он возвращается…». Как же это с ним произошло?! Он напряг память, вернее,- то неподатливое, ватное, что от неё осталось… Но… лучше бы не вспоминал, лучше бы не помнил…
То было обычное рутинное дежурство. Да и что могло случиться в отлаженном им до мелочей механизме работы хирургического отделения одной из столичных клиник, которое он возглавлял последние десять лет?! Его отделение считалось лучшим в отрасли, здесь применялись на практике новейшие методы лечения сложных травм, делались виртуозные операции на почках, печени, сердце с применением нанотехнологий и оборудования, которых там, в глубинке, его коллеги-хирурги не увидят ещё десятки лет… Он не писал и не защищал диссертаций, не выступал на медицинских форумах, не лез в политику… Он был хирургом, как говорят, от бога, его чудо-скальпель вернул к нормальной жизни не одну сотню получивших тяжелейшие увечья, ставших инвалидами, а то и распрощавшихся с жизнью людей.
Да, были в его жизни времена, когда на ужин оставались пара картофелин, да сто граммов черноглазой ароматной кильки. Но те времена давно быльём поросли… Он стал, в своём роде, знаменитостью, подняв на ноги и известного футболиста, и выпавшую из окна третьего этажа в результате перепоя дочь видного политика, и сломавшую шейку бедра престарелую мать толстосума-олигарха… Вот тогда-то, после первых солидных подношений, наверное, и наметились в его жизни, повадках, характере перемены, приведшие к столь печальному исходу…
Он стал брать. Вначале это были скорее подарки, вознаграждение за нелёгкий труд. А что?! Это было справедливо! Ведь он спасал людей, возвращал их к полноценной , комфортной жизни. Пахал, как проклятый, проводя многочасовые операции, не спал ночами у постели особо тяжёлых больных, отказывал себе в личной жизни. И всё это, - за те жалкие гроши, которые раз в месяц вместе с другими «счастливчиками» получал через окошечко больничной кассы. Ни машины, ни дачи, ни достойного жилья, ни даже семьи, о которой лет после тридцати стал мечтать, видя себя в окружении красавицы жены и темноволосого сынишки…
Да, он брал! Вначале скромненько, понемногу, сколько дадут… Потом появилась некая такса: на каждый вид оперативного вмешательства- своя, от десяти тысяч за элементарный аппендикс, до ста и более – за сложные операции на позвоночнике, многоступенчатые операции по восстановлению костей скелета , изнурительные и кропотливые внутриполостные вмешательства… Деньги передавали родственники страждущих, и постепенно хирург так привык к схеме: родственники- деньги- операция, что следовал ей всегда. Так появились и коттедж, и машина, и иные признаки материального благополучия…
Между делом пришла и любовь: в лице очаровательной, полной бездонных загадок, манящей, всегда позитивно настроенной Александры. Сашеньки! В счастливом браке родился долгожданный сын, - Жорик. Темнокудрый красавец - сынок быстро рос, радуя родителей примерным поведением, отличными оценками в школе и институте. Как ни стремился отец привить ему мысль о профессии врача, Жорик пошёл своим, вернее,- материнским путём, готовясь стать тележурналистом. По окончании ВУЗа отец купил Георгию автомашину. «Опель» для начала, недорогой и неприхотливый, лёгкий в управлении и быстрый. Георгий, правда не без помощи отца, устроился помощником режиссёра одной из телепрограмм на коммерческом канале, был занят по уши и чрезвычайно доволен разноплановостью своей деятельности на ТВ. Вскоре Георгий привёл в дом для знакомства с родителями Марину, скромную, симпатичную, самостоятельную девушку, с которой намеревался связать свою дальнейшую судьбу. Планы у молодых были самые радужные, обижало родителей лишь одно: Георгий, несмотря на мольбы матери о совместной жизни в их шикарном загородном особняке, выразил твёрдое намерение с первых же дней жить отдельно, на съёмной квартире. Он был прав, конечно, их сын, но, что поделать, - он оставался в их сердцах и умах всё тем же маленьким Жориком, требующим постоянного присмотра и защиты…
В общем,- жизнь, можно сказать, удалась и катилась вперёд и вдаль по ровной, проторенной дорожке, где, наверное , всё было предсказуемо. Да это и неплохо, ибо нет ничего достойнее в жизни, чем стабильность. Однако, как ни стремись думать только о счастливых моментах, удачных операциях, благодарных пациентах и их родственниках, память то и дело подсовывает совсем иные, весьма неприятные, сюжеты…
Вот, так и не дождавшись операции по пересадке почек, скончалась любимая многими учительница начальных классов. Перед ним до сих пор стоят огромные, переполненные слезами, как два озера, глаза её дочери, уговаривавшей спасти мать. Нет, не то, чтобы почек для трансплантации не было, были, как раз только что доставленные из морга, где скончался попавший в автоаварию молодой человек. Только… заплатить за эту дорогущую операцию семье учительницы было нечем и почки достались постоянному пациенту отделения гемодиализа, протравленному алкоголем и прочей дурью сына известного в городе «братка», крышующего бизнес по производству спиртных напитков. Вскоре, между прочим, несмотря на удачную трансплантацию, парень помер от «передоза»… Вспоминать об этом досадном инциденте за повседневными хлопотами не приходилось и вскоре хирург почти позабыл о нём…
Или взять историю с тем пацаном, который навек остался инвалидом, так и не дождавшись своевременного хирургического вмешательства. А причина – всё та же: отсутствие заветной суммы… Не то, чтобы подобных историй в его практике было много, не более десятка набиралось, однако, почти все,- с летальным исходом.
Характер писка прибора от таких горестных воспоминаний изменился, стал более частым и резким. Кто-то невидимый, распахнув дверь палаты в коридор, крикнул: «Ему стало хуже! Доктора, скорее доктора!» Влетевший в палату врач, назначил внутривенно порцию лекарства, и медсестра скрупулёзно и быстро выполнила его указания… Биение сердца хирурга стало ровным, без перебоев…
Итак, что же случилось с ним, ещё не пожилым даже, практически никогда не болеющим человеком, ведущим почти образцовый образ жизни?! Что привело его на эту больничную койку с невыносимой сердечной болью и пока ещё неясным, тревожным чувством бренности бытия?
Напрягая тускнеющую память, хирург вновь вспомнил о том рутинном дежурстве, когда , около шести вечера, ему в кабинет позвонили из приёмного покоя и молоденькая сестричка, задыхаясь от волнения, сообщила: « Доктор, доставили парня с места автоаварии. Дышит, но без сознания. Надо бы посмотреть, может, - черепно-мозговая…».
Хирург беседовал тем временем по сотовому с руководителем областного департамента здравоохранения, его не то, чтобы другом или товарищем, но просто неплохим руководителем, готовым сделать протеже на вскоре освобождающееся место главврача. Да и как не порадеть, ведь хирург довольно регулярно от щедрот своих «отстёгивал» наверх весьма значительные суммы. Отмахнувшись от медсестры, как от назойливой мухи, заведующий отделением крикнул лишь: « Вызовите родственников, тогда и порешаем!». После получасовой беседы с шефом. удовлетворённо потирая узкие, с длинными, как у пианиста, пальцами, ладони, хирург подошёл к стоящему у шкафчика сейфу и, достав благородно отливающую красным деревом бутылку, плеснул коньяку в широкий бокал. Выпил смачно причмокнул и, зажевав долькой лимона, подумал вслух: « За смену кабинета!». Перед мысленным взором поплыли картины, ярко иллюстрирующие преимущества новой, высокой должности…
Взяв пульт, хирург легко присел в кресло. По НТВ шли семичасовые новости… Его занятие прервал испуганный голосок заглядывающей в кабинет медсестры: « Всё, доктор… Спешить не надо… Он умер …». Хирург с недоумением посмотрел на почти плачущую девушку: « Кто? Кто там у вас умер?! Да прекратите же истерику, чёрт побери!». Вот так номер! За разговорами и мечтами он совсем позабыл о доставленном с автотравмой пациенте… «А что же родственники? Так и не появились?!». «Нет. Мы их просто не нашли.», - ответила медсестра
«Вот же незадача.- думал тем временем хирург,- Ну, да ладно, скорее всего у него травма, не совместимая с жизнью. Вряд ли спасли бы…» Он вышел из кабинета, прошёл по коридору и, спустившись с третьего этажа в цокольный, зашёл в приёмный покой. Там на больничной кушетке, прикрытый простынёй, лежал труп. «Надо осмотреть, записать причину смерти. Аккуратно надо, себе бы не навредить… Возят тут всяких, без роду-племени! Отвечай за них!»- вдруг со злостью подумал он, срывая простынь с лица покойного… И в тот же миг… Но…, стоп! Дальше никаких воспоминаний не было, лишь липкая, чёрная пустота… Пустота, из которой медленно выплывал образ сына, каким он был изображён на фотографии, сделанной в детском саду пришлым мастером. Жорик стоял на ней с одухотворённым лицом в белом халате, белой шапочке, с фонендоскопом на шее и саквояжиком с красным крестом в правой руке. Затем и это видение исчезло…
Вновь на высокой ноте взвыли приборы, пики кардиограммы резко упали. Писк приборов сделался невыносимым, прерывистым. Осцилограф вычерчивал прямую. Вокруг именитого пациента суетились коллеги. Трижды сухое, тренированное тело хирурга подбрасывало на койке мощными электрическими разрядами дефибриллятора. С противным треском пронзила грудину и вонзилась в сердце длиннющая игла, впрыскивая адреналин. Прямой массаж сердца так же не дал положительных результатов. Хирург скончался, не приходя в сознание.
«Как же это произошло?!»- тихо, еле сдерживая ярость, спросил на утренней планёрке главврач. «Психологический шок. Острая сердечная недостаточность. Обширный инфаркт миокарда», - доложил заместитель хирурга по кардиологии. «А шок-то отчего?!»- вскинулся главврач. «Так ведь сын у него погиб в автокатастрофе. У нас в приёмном покое скончался…»- подала голос старшая медсестра.
Бумеранг вернулся!..
.
12-13 января 2014 г.