Иван пришёл с работы из своей столярки, где он трудился, навеселе. И не только от выпитого пива ему было весело – если бы только пиво, то разве ж такое веселье? Ивану было по-хорошему, по-человечьи радостно сегодня: снег выпал.
Родившийся и много проживший в Сибири, за долгие годы, как оттуда уехал, очень уж тосковал Иван по снегу. Да хоть бы уж совсем его не было, что ли. А то выпадет, разбередит душу, а назавтра глядишь – грязь одна. Всё равно не привыкнуть. Вот он падает сейчас, а ты радуешься, да не в полную силу. Заранее щемит сердце – не залежится ведь.
– Что-то ты у меня, отец, и от пива криветь начал, – встретила его жена.
Она тоже только пришла с работы и уже хлопотала по хозяйству.
– Так ведь пьём мы его немало, мать ты моя! Двенадцать кружечек на сегодня! – немного приврал Иван для форсу.
– О, чёрт! Ну куда тебе лезет? – искренне удивилась жена.
Иван засмеялся.
– Ты, мать, не дуйся. Я ведь не часто. Вот с соседом новым знакомились. Он к нам в столярку устроился.
– Знаю-знаю, доложили уже. У нас вот водички дома нет.
– Ну пошли сходим, – ему захотелось поделиться с ней своей радостью. – Пошли вместе, собирайся. На колодец? За линию аж? Пошли. Ой, мать, там погодка такая…
– Да что – на два дня и растает, – она тоже заулыбалась, вспомнив про снег. – Ну, пошли, лентяй, – добавила она, подавая ведра и выказывая своё хорошее настроение.
– А-а – где Машуля-то? – наконец спросил Иван, всё время потерянно шаривший глазами по комнате.
– Лида-соседка забрала. Играют у них. Пускай повозится девчонка.
– Опять вагоны понаставили.
Она уже устала на это злиться, и получилось так, будто даже безразлично.
– А вот мы сейчас спросим… Должен ведь кто-то отвечать за это! «Пользуйтесь переходными мостками!» – вдруг разозлился Иван.
– Ты ведь говорила: их штрафуют?
– Ничего подобного. Недавно я спросила в жёлтом, прицепщика?
– Ну… – заводился Иван.
– Говорит, путепровод для этого.
– Ну да! С ребенком в коляске? Мы вот о них в газету напишем…
В это время из-за тепловоза вышел здоровенный, не меньше двух метров ростом сигнальщик с флажком. Иван взглянул на него искоса, но всё же заговорил:
– Слышь, зёма. Им что-нибудь бывает за то, что они проход загораживают?
Иван кивнул на кабину машиниста.
– А что бывает? Мы работаем. Здесь не для прохода место.
– Как? – изумился Иван.
– А вот так. Во-он видишь у станции путепровод? Там и ходи.
Иван заморгал и проглотил комок, подступивший к горлу. «Ну вот, всё настроение испоганили. Не разреветься ещё».
Сигнальщик, отвернувшись, смотрел в конец состава.
– Послушай, ладно пешком, – Иван старался взять себя в руки. – А с ребенком, с коляской? Нам здесь как раз по прямой – вон барак, а здесь ясли.
Они с женой воспитывали внучку. Мать девочки – их дочь – пропала где-то в эту чёртову перестройку, а отца они и не знали. Приехали помочь, и вот застряли здесь в чужом краю.
Иван поставил ведра на землю. Жена взяла их.
– Пойдём, Иван, пошли, – тихо сказала она и чуть подтолкнула его плечом.
– А-а! – с каким-то отчаянием негромко вскрикнул Иван, глядя на широченную спину сцепщика.
– Ты понимаешь, – процедил Иван трясущимися губами, – под вагоном вчера коляску протаскивала. По частям. Ребенка на земле… А тронулся бы…
Верзила повернулся, оглядел с ног до головы маленькую фигурку Ивана. Промолчал. Потом как бы вопросительно посмотрел на такую же маленькую женщину и на ходу уже буркнул:
– С начальством разбирайтесь насчёт этого.
Иван стоял, склонив голову набок и сощурив рысьи глаза. Жена мягко взяла его под локоть.
– Ну, пошли. Смотри, опять снежок, вроде, падает.
– С начальством, – Иван хмыкнул и крутнул головой. – Давай сюда вёдра.
– С начальством разбирайтесь, – повторил он автоматически, глядя на удаляющуюся фигуру в желтой тужурке.
Почему-то Иван был доволен развязкой и на самом деле уже не злился, когда проворчал для порядка:
– Всё настроение испоганили.
А снежок расходился потихоньку, падал в тишине крупными хлопьями на шпалы, на холодные рельсы, и хотелось надеяться, что он не растает уж очень скоро, что полежит и порадует глаз чистой белизной железнодорожных путей, пустырей, улиц и подворотен.