Со школьниками на Вишеру

Анатолий Емельяшин
                Из сборника «Туристские походы со школьниками»

На снимке из интернета: Вишера, камень Писаный.



    Вишера. Этот приток Камы манит меня на протяжении двух десятилетий. Может быть потому, что со сплава по ней начались мои водные и комбинированные маршруты. Это было лето 1966-го года; поход оказался сложным и тяжелым, особенно его пешая часть.
    Сложным – по причине неопытности участников, слабой их подготовки. Их опыт – весенний сплав по Чусовой, да пешие походы выходного дня. Да и у меня, руководителя, опыта ещё не хватало: было пару сплавов, да пару пеших походов на Кавказе и Карпатах.
    Тяжёлым – из-за отсутствия лёгкого снаряжения и хороших экспедиционных продуктов. Вес дневного рациона был почти полтора кг. Умножьте на 15 дней. Вот то-то!
    Но поход  прошёл успешно, и впечатлений хватило  у некоторых участников – на многие годы, у меня – на очерк в газете. Одиннадцать номеров выходили с моим «подвалом»; народ на заводе читал их с удовольствием и был огорчён окончанием. Но я пообещал и редакции и поклонникам моего эпистолярного стиля, что следующий поход тоже опишу. Следующими были походы уже на Приполярный Урал.  Затем Саяны, Забайкалье, Алтай, Таймыр, снова Приполярный и Полярный.
 
    Вновь на Вишеру я выбрался  через двенадцать лет. Поход получился сумбурным. Два участника отказались накануне отъезда, а потом догнали нас в Сольве. С жёнами в пляжных костюмах, с брезгливым мальчишкой, с надувными матрацами для отдыха. Но самое главное – с безграничными претензиями.  Вторжение дилетантов испортило путешествие  в спортивном и тем более в эмоциональном плане.
    Дневниковые строчки того похода отдают горечью. И болью отдаёт в надсаженной пояснице: после отказа от похода двух крупных мужиков заменить снаря-жение на более лёгкое было поздно. И до начала сплава я тащил неподъёмную упаковку.

    Ещё через пять лет я оказался на Вишере уже с группой школьников, которую обучал всего полгода. Готовил из них туристов-горняков, но в мае сводил на байдарках по Чусовой, и они потребовали летнего водного похода. Куда ж было их вести, как не на Вишеру? И не через горный узел Денежкина камня? Как и все предыдущие походы, сплав начинался на Кутиме.Начинался со знакомства с "хозяином Всея Великого, Среднего и Малого Кутима" Сергеем Петровичем Аликиным -- "Князем Кутимским"

    В тот год на Урал пришло настоящее южное лето. Устойчивая тёплая погода держалась с мая по сентябрь. Толпы вернувшихся с юга отпускников устремились на водоёмы, стремясь на шарташском берегу возместить то, чего капризы природы лишили их на бреге черноморском. Но засухи не было, периодические дожди балансировали равновесие. Август был жарким и на Северном Урале, где я проводил первую водно-пешеходную «двойку» с группой девятиклассников.
 
    Мы идём по подсохшим верховым болотам  к цели кольцевого маршрута – горе Шудья-Пендыш, уникальной скальной вершине Привишерского Урала. Поляны с высокой травой чередуются с моховыми болотами. Ноги утопают в мягких мхах, устланных ковром созревшей морошки. На привалах ребята ползают по её зарослям на коленях, собирая сочную ягоду пригоршнями. Эта, безвкусная поодиночке, но с тонким ароматом и вкусом когда ешь её горстями, экзотическая для жителей больших городов ягода, вытеснила из сознания ребят и чернику, и землянику, и терпкую жимолость. Перемазанные соком Миша и Андрей позируют перед кинокамерой, всем своим видом показывая: до чего же приятно поедать морошку полными пригоршнями!
 
    На подъёме к безлесому плато началась зона альпийских лугов. Иду направляющим, пробивая тропу в густой, в рост человека, траве. Рослые травы, названий которых я и не знаю, перевиты плетями вьюнка и горошка. Бить тропу в такой траве значительно труднее, чем тропить лыжню в глубоком снегу.  Рвёшь сплетение трав ногами, животом, грудью. С усилием бросаешь ноги вперёд, рискуя напороться на притаившийся в траве корень или сук вывороченного деревца.
    Местами в траве пробиты тропы – это следы медведей, лакомившихся, растущей здесь в изобилии, медвежьей дудкой. Пробую идти по этим тропам-траншеям, но они редко идут в нужном нам направлении. Ребята стараются не отставать – знают, что мы в медвежьем краю. Следы медвежьих лап нам встречались ещё на глинистых участках тропы на подходе к реке Кутим. А уж альпийские луга – их пастбища, здесь они потоптались.

    Ближе к вершине возвышенности сочное разнотравье сменяется щетинистой низкорослой осокой, зарослями черничника и багульника. Здесь  мы  обнаруживаем заросли неизвестной многим ягоды – княженики. Аромат и вкус этой ягоды нельзя сравнить ни с чем – недаром она так названа! Ребята ползают, собирая княжескую ягоду с плодоножек прямо губами. Уже солнце на закате, пора двигаться вниз к лесу, искать воду, ставить бивак, но оторваться от этой ягоды невозможно! А когда отрываемся, видим, как у Олега Юрганова вспухает и будто наливается жидкостью нижняя губа. Все потешаются, а он и разговаривать не может. Диагноз единственный и верный – укус мокреца. С укусом этого мелкого, но ядовитого гнуса я уже встречался.
    Впереди, за полосой леса в небо взметнулся скальный гребень горы Шудья-Пендыш – цели нашего радиального маршрута. Издали она действительно выглядит как могучая скалистая вершина. Недаром в туристских кругах ей дали дополнительное имя – «Малая Манарага».
    В лесной полоске между голым плато и горой натыкаемся на просеку со следами старой дороги; её колеи заросли ивняком и понять, чем они пробиты невоз-можно. Похоже, что колёсами телег, значит дорога не менее чем полувековой давности. Этот отдалённый край когда-то был обжитым, сюда под Пендыш гоняли на летний откорм стада со средней Вишеры, но скотоводство не прижилось – одолели медведи. Так повествуют старожилы. На этой древней дороге мы ставим бивак, благо ручей – рядом. Завтра предстоит восхождение.
 
    Мы на вершине. Ясный солнечный день даёт возможность полюбоваться открывшимися далями. С километровой высоты видны отдалённые хребты и вершины, тёмнохвойные леса в долинах рек и распадках ручьёв.  Да, действительно «весь мир на ладони»! Действительно, «лучше гор могут быть только горы»! Дух захватывает от  красоты горного ландшафта, хочется бесконечно любоваться этими просторами, этими, вздыбившимися над тайгой, горными хребтами, укутанными на горизонте лёгкой дымкой.
    Здесь, на высоте, я начинаю сожалеть, что отказался от первоначального варианта выхода на Вишеру, выхода в её истоки, с пешим переходом от посёлка Вижай через камень Ойка-Чакур. И я мысленно планирую этот поход на ближайшие годы.
    Обидно: третий раз иду на эту реку-красавицу и всё по простейшим маршрутам, хотя и первый раз предполагал забраться в её истоки. Каждый раз первона-чальный замысел срывали разные причины, большей частью связанные с опытом участников и их физической подготовкой. Утешаю себя надеждой, что впереди ещё будут походы. Манит меня эта река-красавица, как и горная страна, где зарождаются она и её притоки. Как отказать себе в удовольствии вновь побывать здесь?
 
    И вот, через два года,  уже с другой группой школьников я иду по усложнённому маршруту, с началом сплава севернее, с притока Вишеры – реки Вёлс. В предыдущем походе мы сплавлялись от избы Аликина по Кутиму и Улсу.

    Ох, уж эти подходы! Неизбежная и неотъёмлемая часть пеше-водных путешествий, когда надо сплавляться с верховьев горной реки, а попасть туда можно только пешком. Правда, есть ещё и вертолёты, но кому они по-карману? Бывают ещё тягачи и вездеходы, периодически забрасывающие геологов или другой какой люд в верховья рек, но это – дело случая. У кого узнаешь время и маршрут их поездок? – эти вопросы мы обсуждаем с Сашей Смирягиным, отлёживаясь после часового перехода по Кривинской дороге. Попал он в поход в последний момент, его даже нет в маршрутной книжке. Но в группе его дочь Ирина и я не смог противиться его участию, тем более, что правила требуют наличия двух взрослых в сложных маршрутах школьников.  Пришлось перед отъездом  по телефону оговаривать его участие в группе  с маршрутной комисией.

    В середине подъёма на гряду увалов после предгорной низменности нас догоняет грузовик. Повезло! Машина везёт толпу старшеклассников на отработку, проводить какие-то мероприятия по восстановлению лесного массива в междуречье Крива и Сосьвы. Вопросов о подвозке не возникает – ребята уплотняются и помогают забросить в кузов наши рюкзаки. Узнав, что нам предстоит, кроме восхождения на Денежкин (мелочь для местных школьников!), ещё два подъёма на вершины, в том числе на гору Шудья-Пендыш, а потом сплав на тримаране по Вёлсу и Вишере, школьники Североуральска начинают поглядывать на моих малышей с уважением. Им не чужды туристские походы, но о таком, протяжённостью более трёхсот километров, они слышат впервые.
    Сгружаемся на кривинской развилке, переходим Сосьву; через пяток часовых переходов мы в Сольве. Пятьдесят км за один день! Даёшь Вишеру! Впрочем, ребята устали – пеший переход был предельным, да и вес рюкзака у каждого макси-мален для их возраста. Утром со мной на восхождение идут только самые крепкие, остальные с Сашей остаются внизу. На вершине показываю парням просматриваемую в дымке часть предстоящего маршрута и вижу округлившиеся глаза – видимая сверху уже пройденная часть – мизерна.
 
    На десять дней растянется пешая часть, по плану – восемь. Рюкзаки утомляли больше ходьбы, пришлось налечь на запас продуктов, увеличить дневные нормы. Пополнить их запас надеюсь в посёлках на Вишере.
    Подходим к реке Кутим. Решаю: в этот раз заходить на кордон к Петровичу не будем. Уж очень велик будет соблазн плюнуть на северную часть и начать сплав от его избы. Реку переходим вброд и на просеке, в начале взлёта на плато горы Выдерга, ставим бивак. Нет, выход на Велс через Пендыш я однажды уже отменял, но тогда было много причин иного характера, сейчас буду строго выполнять план маршрута. Всё же, обсуждаю с ребятами сокращённый вариант.  Ребята против сокращения – им нужна «маленькая Манарага» – г. Пендыш.
    Подъём по просеке довольно крут, приходится через каждые 10 минут ходьбы делать привал. Вперёд рвутся ребята из совхоза – Толя Калинин, Андрей Криницын и Равкат Нигамадьянов. Они более других привычны к физической работе, легче на ногу. Находят время подшучивать над остальными и друг над другом. Часто отстаёт Ирина, но я спокоен – всегда рядом с нею отец. Много позже узнаю – отставал отец, а не дочь.

    На плато ничего не изменилось, разве что не поспела морошка из-за запоздавшего лета, да трава не такая густая. В понижении, возле мелколесья замечаем палатку. Её брезентовый верх от солнца и дождей выцвел добела.  Внутри стоят чугунная печь и, неожиданная здесь, городская пружинная кровать, застеленная по-солдатски. Есть также тумбочка, табурет и ящик с продуктами. Разбиваем рядом свой бивак.
    Солнце уже на закате, когда появляется хозяин палатки. Это таксатор Вайского леспромхоза; живёт здесь с весны, определяет будущие лесосеки и заодно чистит заросшие визирки. Больше всего меня удивляет, что он ходит по тайге безоружный, нет даже элементарного дробовика для охоты. Впрочем, я тоже уже давно хожу в походы без ружья, с одной ракетницей.
    Из картографии у него только аэрофотоснимки этих мест и схема Вайского лесничества, которую, к великой моей радости, он дарит мне. Заодно и консультирует. Впрочем, о тропах и дорогах к Вёлсу он знает мало – его завезли сюда на вездеходе, а какими путями – не запоминал. Но в одном он помог – показал проходящую невдалеке тропу, ведущую в сторону горы Пендыш.
    Тропа больше походит на заброшенную гужевую дорогу; подозреваю, что она связывала когда-то  посёлки на Улсе и Кутиме с ныне не существующими поселениями на Выдерге и Шудье. Дальше она должна идти к устью Вёлса, а возможно и вверх по Вишере.
    Тропка приводит под самую гору, где смыкается с такой же тропой, пришедшей через безлесый  бугор от избы в истоках Шудьи.  Дальше она исчезнет на вырубах севернее Пендыша, чтобы снова появиться на берегу Шудьи, но уже в виде разбитой тракторами трассы.
    Идём на восхождение только с ребятами, Ирина с отцом остаётся внизу. Идём в лоб, но очень легко и весело – сбросив рюкзаки, ребята преображаются. Они даже предлагают пройти по гребню хребта на юго-западную его оконечность, но я им показываю, какой путь нам ещё сегодня предстоит пройти и их пыл остывает. В честь покорения «Малой Манараги» салютуем ракетой и спускаемся к рюкзакам, где уже приготовлен обед.
    Дорога потерялась на вырубах, но мы идём по ним, используя лесовозки, идущие порой по болотам. Дорогами они были в зимний период, а летом угадываются по тракторным колеям с вывороченными пнями и догнивающими хлыстами по обочинам. Наконец выходим на более обозначенную дорогу, идущую вдоль берега реки. Пожалуй, это продолжение утерянной тропы. И неожиданно попадаем на лагерь геологоразведчиков.
    Стоят армейские шатры, рядом бурильные вышки, дизельная электростанция. Узнаём, что обнаружены залежи особой красоты мрамора и после определения объёмов месторождения начнётся его разработка и вывоз. Будут строить дорогу и уже ведут прокладку будущей трассы.
    Я вспоминаю: в прошлых походах (не в первом!) я с удивлением обнаружил хорошую дорогу с мостом через Улс в районе посёлка Золотанка. Отсыпанная дорога вела на Север в сторону Кир-камня. Я тогда ещё подумал, что дорога не может быть для вывозки леса – в этих районах леса вырублены ещё лет тридцать назад, новые вырастут лет через сто. Уже в 66-м  дорубались остатки в междуречье притоков, а на самой Вишере выруба уже заросли мелким чернолесьем. Да и лес-то никогда не вывозили, а сплавляли по реке. Значит, по дороге вывозят какие-то минералы, добываемые под Кир-камнем или просто щебень для ремонта дорог.

    На последней ночёвке пешего маршрута  нас прихватывает гроза. Лагерь стоит вблизи дороги, вновь разбитой в непролазную грязь вездеходами геологов. Навес растянут среди низкорослого кустарника и защищён от западных ветров хилой елово-пихтовой рощицей. С вечера вокруг ходили тучи, погромыхивал гром, сверкали сполохи. К ночи вроде бы разошлось, даже вечерняя заря из-под туч проблеснула.
    А среди ночи налетел шквал, вокруг загудело и затрещало – в роще начали падать деревья. Порыв ветра оборвал растяжки и повалил навес на уже уснувших детей. Мы с Сашей выбрались из-под навеса и прижали его, чтобы не унесло в небо, как парашют. Проснувшиеся под грозовым небом ребята вылезли из спальников и стали нам помогать.
    Как всегда бывает при неожиданном аврале, не могли разыскать фонарики и работали в кромешной темноте, вздрагивая от громовых раскатов. Вспышки молний выхватывали из темноты испуганные лица подростков, вытолкнутых из сна в этот ад, сотканный из воя ветра, вспышек молний, треска грома и грохота падающих в роще деревьев.
    Падающие деревья угрозы не представляли. Я уже давно взял за правило разбивать лагерь на полянах или в кустарниках вблизи опушек, но так, чтобы бивак был вне досягаемости падающих деревьев. Попадал когда-то в такой шквал, и видел много раз буреломы на громадных площадях тайги. Впрочем, всё зависит ещё и от сезона – зимой на Урале таких явлений не наблюдается.  Упасть может только подгнивший сухостой, но он спиливается вблизи бивака в первую очередь, на дрова для костра и печки.
    Ветер ослабел, шквал пронесло, и «низвергнулись хляби небесные». Потоки хлестали как струи водопада, гул их заглушил все остальные звуки. Но мы были уже под пологом, он был хорошо закреплён и прижат по периметру. И, о чудо! Только что дрожавшая и растерянная ребятня, оказавшись в спальниках, мгновенно уснула, оставив взрослым контроль  дальнейших событий. Ливень вскоре прекратился, залить низину и подтопить наш бивак у него не хватило мощи.
    До рассвета оставалось не более часа, спать не хотелось. Перекурили, приподняв угол полога, и впервые побеседовали о походе. И только тут я узнал, что Саша много раз «умирал» от тяжести рюкзака и крутых подъёмов. Особенно при километровом взлёте на плато Выдерги. И не принимал участия в восхождениях. Я это замечал, но почему-то считал, что причиной задержек и отставания служит слабость Ирины. Хотя и удивлялся, зная её тренированность. А оказалось, дочь отстаёт из-за него,  участливо его подбадривает и даже понукает двигаться вверх. И мои пятиминутные перекуры через каждые десять минут подъёма выручали не её, а отца. Век живи – век учись.
    Это был его первый, он надеется и последний, турпоход такой сложности и тяжести. А в принципе, этот маршрут всего-навсего пеше-водная усложнённая «двоечка», ну «тройка», в конце - концов. И детвора переносит все тяжести легко – вот за их состоянием я слежу все 24 часа в сутки. И вес рюкзаков их не угнетает, хотя он и пределен для их возраста (есть такие нормативы). Но…. За плечами у ребят уже, как минимум, по две лыжных «единички» с восхождениями на Денежкин и ГУХ, сплав на байдарках по Чусовой, слёты и соревнования, тренировки. И в мыслях они не проклинают своё решение идти в поход, рвутся вперёд, обсуждая на привалах и биваках новые маршруты.

    Наконец мы одолели самое безрадостное место на маршруте –  унылую, местами вырубленную, заболоченную равнину правобережья реки Шудьи. Разбитая гусеничным транспортом топкая дорога вброд переходит на левый берег Шудьи, вблизи рухнувшего в воду моста.
    Эта трасса идёт до Вишеры, до посёлка в устье Вёлса. Нам же нужно ещё дальше на север. Но не получается: надоело топать, все хотят на сплав. У устья Чурола, узнав что идут вдоль Вёлса вверх, а сплав будет в обратном направлении ребята уже не скрывают недовольства. Сдаюсь, уходим к реке. Чтобы попасть на Вёлс выше, нужно идти другим путём.
     Вот и Вёлс – начало сплава. Первое, что удивляет – это цвет воды; до середины реки вода мутная, глинистая, у нашего берега – светлая, обычная для горной реки. Что такое? И тут я вспоминаю: кто-то из спасателей Североуральска высказывал предположение, что в верховьях Вёлса экспедиция  геологов не просто разведывает недра, а ведёт промышленную добычу то ли золота, то ли платины. Значит, мутная вода идёт от драги, а впадающие слева притоки с чистой водой оттесняют её к правому берегу. Река – двухцветная.
    И ещё одна загадка для размышлений: склон левого берега в четырёх – пяти метрах над водой как бы подрезан и образует тропу, повторяющую все изгибы реки. Шириной 3 – 4 метра, почти без видимых уклонов, но не избежавшая промоин от падающих сверху ливневых потоков и ручьёв – типичная горная дорога. Но на ней кое-где стоят деревья полувекового возраста, если это и дорога, то очень старая.
    Мне она напомнила «чешскую дорогу» в Карпатах, на которую наша группа наткнулась по пути к озеру  Синевир, так же заброшенную и разрушающуюся. Там она когда-то была сделана для горных мотогонок и велокроссов или просто для колёсных путешествий – развлекался народ. Но у нас эти «забавы» не в моде, дорога, построенная энтузиастами, за четверть века пришла в негодность – провалились овринги, сгнили мостики, осыпались склоны. Я тогда ещё посетовал, что такая красивая и нужная деталь Карпатских гор после войны оказалась заброшенной. На что инструктор турбазы напомнил, что война в Карпатах продолжалась и после Победы и выстрелы бандитов из ОУН звучали в здешних лесах не так уж и давно. Только в конце пятидесятых проложили первые туристские маршруты в горах. Впрочем, со времён карпатского похода прошло уже двадцать лет – может быть, там образумились и восстановили рукотворную тропу хотя бы частично. Для пеших, конных и велосипедных походов.
    Но здесь не то. Эта, подрезанная в склоне и явно подсыпанная в понижениях, тропа напоминает более всего насыпь узкоколейки; обычная гужевая дорога могла быть проложена и поверху, где сейчас проходит лесовозная трасса. А если это остатки узкоколейки, то вряд ли она обеспечивала лесоповал, здесь было что-то промышленное. Неужели и здесь работала русско-французская концессия начала века? Я считал, что они работали на Улсе, Кутиме и вниз по Вишере – там ещё в 60-х можно было обнаружить развалины капитальных зданий то ли заводов, то ли складов.
    Местные жители утверждали, что это были, чуть ли не обогатительные фабрики железных руд и даже доменное производство, что очень сомнительно. Но эти свидетели в те времена здесь не жили, а подлинного «аксакала» здешних поселений я ни разу не встретил. Видимо, прежние жители после развала концессии схлынули в низовья, в Вижаиху и Соликамск.
    Вторичное заселение Привишерья осуществлялось в 30-х годах освобождающимися зеками. Тогда и началась вырубка тайги с молевым сплавом по Вишере – на Вижаихе строился бумажный комбинат (Красновишерск), а ниже, на Каме – химкомбинат (Березники). Подлинная история края, возможно, ещё не написана. И  кто  знает, чем здесь занималась та концессия? Ведь не железом же? – богатых железных руд в Привишерье нет, хотя авторы туристской литературы утверждают обратное. 
    Ответ на этот вопрос даёт мутная вода Вёлса. Концессия, прикрываясь обогащением железных руд, мыла золото на притоках Вишеры, т. е. занималась тем же, чем и первооткрыватели этих краёв, основавших поселения и на Вишере и в Зауралье ещё в середине 18-го века. Мыла тайно, прикрываясь железом.  Может и не тайно, а в сговоре с правительством.  А байки про железо – пыль в глаза любопытствующим. Впрочем, это рассуждения дилетанта, в архивах я не копался и с настоящими краеведами, к сожалению, не встречался.
 
    Пока я рыбачу в устье Чурола, ребятня готовит жерди, вяжет раму, надувает камеры. Меня к стапелю не допускают – обязали обеспечить ухой. Ловлю удочкой на «обманку». Кораблик здесь не запустить – маловата речушка. К обеду следующего дня тримаран готов. Засолено и килограмм пять хариуса. Пора в путь.
    Вишера при впадении Вёлса меня поражает, вновь вызывает пиетет, как когда-то в Усть-Улсе. Широкая, могучая, быстрая и светлая, она несёт свои воды с далёкого Севера, зародившись на западных склонах горы Гумп-Колай – одной из вершин осевого водораздельного хребта. Севернее, севернее её первозданная дикость, основные красоты и прелести! Там, где она бьётся сжатая могучими хребтами! Мутная вода Вёлса как-то растворилась, исчезла в её широкой глади, воды Вёлса – малая частица могучей реки.
 
    А вот сам посёлок приводит в оторопь. Впечатление такое, будто попал в отрезанный от мира край. В магазине пусто: из круп только рожки годичного завоза, из жиров – так называемый комбижир, годный разве что для выпечки; хлеб продают почти по карточкам. С трудом соглашаются продать несколько булок, за ними идём с запиской на пекарню. А мы-то надеялись здесь пополнить запас продуктов.
    Разочаровался я и по другой причине – посёлок обманул мои ожидания. Я представлял его, чуть ли не горным гнездом на стиснутой хребтами реке.  Читал, что только здесь, у посёлка, Вишера вырывается на простор. А увидел широкую долину и селеньице, приютившееся на низкой луговине у речной петли. Домики едва возвышаются над гладью реки. Обветшалые строения, болотистые лужи на дорогах, останки какой-то каменной кладки на берегу – бывший причал, говорят. Какой причал, если от него до середины реки каменистая отмель?
    Впрочем, за прошедшее неполное столетие могла измениться и сама река и её берега. Если к этому «причалу» и подходила глубокая протока или рукотворный канал, за многие десятилетия они могли быть занесены песком и камнем.
    Повсюду попадается остекленевший шлак цвета бирюзы. Начинаю верить в существовавшее когда-то здесь литейное производство. Говорят, что посёлок несколько раз то расцветал, то приходил в упадок, да и сейчас надвигаются не лучшие времена.
    Но самое удручающее: в посёлке строят бараки для нового лагеря, говорят, что для бесконвойных, а там – кто знает? И ниже тоже строят, в Вае и ещё где-то. Жители в растерянности, многие бросают жилища и уезжают. Неужели эта красавица-река снова станет лагерным краем?
    Жители уже сейчас напуганы, говорят, что в посёлках и на реке участилось воровство, и даже разбой. Нам советуют на ночёвки уходить от реки в лес и вечерами не жечь костров – шайки шастают по реке ночами на моторках. Я не верю, считаю эти слухи вымыслами запаниковавших людей. Но на всякий случай заряженную ракетницу вешаю на пояс под штормовку, не расстаюсь с ней и ночью.

    Сплав проходит без каких-либо неожиданностей. Красоты вишерских ландшафтов восхищают, тримаран легко скользит по воде, ребята восстанавливаются после нагрузок пешей части маршрута. Но рыба не ловится, продукты практически закончились – варим рожки, обжаривая их после готовности на сковороде. Выручают только компоты и оладушки – муки я умудрился выклянчить в пекарне, а сухого молока и сахара было взято в расчёте на весь маршрут.
 
    Ещё сплавляясь по Велсу, я прикидывал очередной маршрут, но уже со сплавом с самых верховьев, с подходом из Ивделя или Вижая через Ишерим, Тулым-ский камень. Сейчас, взвесив обстановку, понимаю: похода не будет. Негоже вести школьников в край возрождающихся лагерей.
 
    С лёгкой грустью я провожаю проплывающие пейзажи, береговые скалы и распадки межгорий, редкие поселения на берегах. Прощаюсь с одной из уникальнейших рек Уральского Севера, которую так и не удалось пройти сплавом с вер-ховьев. Мысленно возвращаюсь к прежним сплавам, перебираю события тех походов, анализирую упущенные возможности полного покорения реки. Нет, не было таких возможностей, – в каждом прошлом походе вариант выхода к началу сплава был предельным для сил и опыта тех групп. Собрать сильную группу, готовую одолеть сложный горно-таёжный маршрут, мне не удавалось.

    Четыре раза я сплавлялся по Вишере. На плотах, надувных лодках и катамаранах. Но сплав всегда предваряла пешая часть, не менее интересная. И я уже не задумывался: влечёт меня к себе река или горно-таёжный край на подходе? И то, и другое были равнозначны.
    Может тем и привлекательны комбинированные путешествия, что глядишь на мир и с высоты хребтов и с речной низины. Смена ракурсов и впечатлений.