Кошка сидела у окна и смотрела на снег. Он падал. Сначала, крупными хлопьями, как часто показывают в сентиментальных новогодних комедиях. Потом стал сыпать мелким крошевом. И свет фонаря странно ржаво-тусклым, исходит нервными, истеричными взблесками. И скрипит. И воет в трубах дымохода. Протяжно. Стонет. Вздыхает. Тоскливо и не спокойно. Как-то... сломанными часами. Бездействием. Вот руки на колени. Даже не курить. Это же действие. Смотреть. Невидящими глазами. Остекленелым взглядом. В стекло. Холод снаружи. Холод внутри.
Кошка вспоминала. Эти разрозненные картинки. Чьей-то жизни. Может ее, а может. Подсмотренное чужое. Сейчас было не важно. Сейчас только смотреть. Только вспоминать.
***
А он ее ревновал. Он ее ревновал так рьяно. Неистово. Доводя до исступления. Ревновал. Устраивал публичные аутодафе и молчаливые бойкоты. Она терпела. Долго. Молчала. Терпела и плакала по ночам. Безголосо. В подушку.
"Это любовь?" - думала Кошка. Ей было странно. Ей было совсем не понятно. Почему? Ведь она, та, что плакала по ночам. Она не изменяла. Даже повода не было. А вот отец того... Он был ходок. И все это знали.
Так почему? Там не было обвинений. А здесь...
На вопрос ответа не было. Ни тогда, ни в других жизнях.
Кошка сидела и смотрела, как снегопад заметает следы. Не ее. А может быть и ее, но той другой. Той, которая переступила черту для другой жизни.