рассказ написан в соавторстве с Т. Рудевым
Так хреново мне ещё никогда не было. Интересно, что бы я сделал сейчас, будь я женщиной? Что... Расплакался, может быть. У меня бы текло из носа, я бы судорожно всхлипывал. А потом - под душ, смыть слёзы и сопли, и тогда отпустит эта тяжесть и это негодование. Я поймал себя на мысли, что представляю Аллу плачущей. Из-за меня. И словно кто-то сдавил горло.
Я сидел один в душной и пустой квартире. Мама перебралась на дачу, на всё лето. В прошлом году, в это же время, мы с Аллой почти неделю не вылезали из моей комнаты, даже ели лёжа... Что случилось? Я в тысячный раз задавал себе этот вопрос.
Мелькнула мысль – прикинуться «шлангом» и позвонить, как ни в чём не бывало. Но я сразу же разозлился на себя, представив, как она снова залопочет своим полудетским голоском: «Владичек, солнышко, ну не звони ты мне больше», и повесит трубку до того, как я успею что-то сказать... Я попытался поиграть на гитаре – мелодия из «Аризонской мечты» выходила из рук вон плохо.
Я всё же позвонил. Бесконечно долго не брали трубку и я всё время повторял про себя: «Алла. Погоди, я только кое-что тебе скажу. Я люблю тебя.»
Вдруг чужой голос ответил: «Алё». Это был низкий мужской голос. На меня словно нашёл столбняк; он ещё два раза пробасил своё «Алё», выругался и отключился. Ненависть сжала меня железными тисками. Я дал себе слово больше никогда не пытаться её увидеть, и даже если она захочет... Никогда.
Выскочив из квартиры, я долго и бесцельно шёл, иногда пускался бежать по раскалённому липкому асфальту. Знойный июньский день подходил к концу. Внезапно я почувствовал, что мне просто необходимо трахнуть какую-нибудь бабу. Всё равно какую, но – сейчас, иначе не выдержу, взорвусь, погибну. Вывеска ночного клуба «Приют для кошек» завибрировала неоновыми огнями. Мы были здесь с Аллой. Тем лучше.
К горечи воспоминаний примешался пряный табачный дымок. У входа стояла девушка в вызывающе обтягивающем платье. Она элегантно курила тоненькую сигаретку, разглядывая меня. Нет, слишком доступна, не мой стиль. Сейчас нужна стихия, импульс, нечто невообразимо мощное, способное заглушить боль. Пусть на время. Пусть.
Спустившись по узким ступеням, я вошёл в клуб и меня ослепил полумрак, оглушила ритмичная музыка… К стойке бара пробрался почти на ощупь, заказал текилу, и привыкая к темноте, начал разглядывать женщин, гадая, которая из них согласится пойти со мной.
За дальним столиком – нашем излюбленном с Аллой месте, перешёптывается парочка. Девушка поднесла к губам сигарету, парень щёлкнул зажигалкой, взвился дымок, образуя над пышной причёской девушки растворяющийся нимб. Всё как у нас… было. Опять воспоминания. Не за этим сюда пришёл.
Наверное, я как-то не так выглядел, потому что все девицы, встретившись со мной взглядом, сразу отводили глаза. Прошло время, прежде чем я заметил женщину, изучающе смотревшую на меня. Я не мог разглядеть, красива ли она, хорошо виднелись лишь волосы странного лилового оттенка. Вероятно, виной тому освещение клуба, но дело даже не в этом, она словно магнит притягивала к себе.
Отставив пустую рюмку, я решительно подошёл и без всяких вступлений спросил: «Пойдём?». Она кивнула, я взял её за руку и повёл из клуба к себе домой.
Мы молчали всю дорогу, я ни разу не взглянул на неё. Когда мы вошли в квартиру, я провёл её на кухню, и впервые смог получше разглядеть. Она была не очень молода – уже явно за тридцать; большие, тёмные, слегка навыкате глаза смотрели спокойно, даже равнодушно, словно она уже целую вечность знакома со мной и много раз бывала на этой кухне. Волосы, почти чёрные, довольно коротко подстрижены, ни следа косметики на лице. И одета просто – в джинсы и пегую маечку. На плече – мешковидная сумка.
Я вдруг почувствовал себя смертельно усталым и несчастным. Больше не хотелось никого трахнуть, а эту неизвестную мне женщину и подавно. Я уже жалел, что привёл её.
– Как тебя зовут? – спросила она. Мне показалось, что с лёгким акцентом.
– Владислав. Можешь звать Владиком. Славой только не зови, – ответил я. – А тебя?
– Бэта, – сказала она. – Но если не хочешь так, то можешь другое имя...
– Хочу так, – согласился я и подумал: «Вообще-то, никак не хочу. Надо её выпроводить поскорее». Но быстро было неудобно. Я открыл холодильник – там лежал огромный арбуз, купленный для нас с Аллой.
– Арбуз хочешь? В такую жару – холодный, сочный – самый раз! – спросил я её и вонзил нож в громко хрустнувший шар. Алые, сахарные половины порезал на истекающие соком крупные ломти и подвинул блюдо к Бэте.
Она брезгливо сморщилась, показала на арбуз пальцем и сказала:
– Там же вредные примеси. Лучше взять пищевую композицию со вкусом арбуза.
Её дурацкая шутка меня разозлила и я сказал, что нет такой композиции, которая лучше настоящего арбуза. Взял ломоть и начал есть – с нарочитым хлюпаньем и чавканьем, плюясь косточками. Она даже не притронулась к моему угощению и молча смотрела, как я ем.
– Ты хотел иметь секс и не получил, – вдруг произнесла она.
Я чуть не подавился. Захотелось сказать её что-нибудь обидное. И, как это часто со мной случается, ничего обидного придумать не получилось.
– Ты напрягаешь мышцы нижних век. Это значит недовольство? – спросила она, слегка наклоняя голову набок и вглядываясь в моё лицо, а потом добавила: – Я прошу у тебя прощения.
– За что? – с вызовом ответил я. – Это ты меня прости, что я тебя сюда приволок. Давай, провожу, а?
– Я прошу тебя чтобы остаться, – сказала она. – Мне нужно так. Недолго.
– Хорошо, оставайся, – ответил я равнодушно. – Можешь в маминой комнате переночевать. А я устал. Пойду спать пораньше.
– Спасибо. Я хочу увидеть изображение этой женщины, – проговорила она, старательно, почти по складам выговаривая слово «изображение». – С которой ты хотел иметь секс.
«Ну и формулировочки у неё», – подумал я. – «Выпендривается. Или плохо знает русский? Акцент странный. На американский похож».
Мы встретились взглядом. Мне показалось, что мы очень долго смотрим друг на друга. Может, только показалось. Когда глядят в глаза, время замедляется. И я неожиданно для себя сказал:
– У меня есть её фото. Только в компе. Пойдём, покажу.
Она кивнула и я повёл её в свою комнату. Сам я видел эти фото тысячу раз. Особенно любил то, где она замоталась в простыню, как в римскую тогу, и улыбалась своей рассеянно-вульгарной улыбкой. Мне припомнилось, что после того, как её сфотографировал, я подошёл и сжал голое плечо, крепко, так, что она ахнула и перестала улыбаться.
Не знаю, что на меня нашло, но я начал вдруг рассказывать про Аллу. Это было в первый раз, когда я вообще кому-то о ней рассказывал. Моей матери Алла не нравилась, да и друзья её не очень любили. Каким наслаждением было говорить о ней, рассказывать, какая она. Бэта слушала и кивала, иногда переспрашивала. Её интересовало всё – как Алла говорит, какие у неё есть привычки, даже спросила, какими духами она пользуется. Я знал, конечно же, какими – сам время от времени дарил ей «Оул».
Мы просидели довольно долго за разговором. Я, наверное, надоел Бете своими рассказами, потому что она вдруг сказала:
– Тебе жарко? Ты мокрый. Иди мыть себя душем.
Я словно проснулся и посмотрел на рубашку – она потемнела от пота.
– Да. Да, – сказал я. – Заговорил тебя совсем. Уже поздно.
Мы снова встретились взглядом. Бэта смотрела внимательно и с грустью; меня кольнуло в сердце воспоминание детства – так смотрела на меня моя бабушка. Её все считали очень красивой. Я её плохо помню – она умерла, когда мне было шесть лет, а ей – всего сорок шесть. Только её печальные и добрые глаза остались в памяти. И ещё один мой поступок, который я хотел бы никогда не вспоминать.
Я показал Бэте мамину комнату, она кивнула мне на прощанье. А потом отправился «мыть себя душем» и долго стоял под прохладными потоками воды. Если какое-то воспоминание вынырнуло из прошлого, то от него не просто избавиться.
Мне было тогда шесть лет. Ночи, наполненные страхом – мои родители снова ссорятся, я лежу и часами слушаю плаксивый мамин голос; отец то молчит, то начинает кричать... А потом мама сказала, что отец больше не будет жить с нами вместе. И если он появится, то я не должен с ним разговаривать и брать его подарки. Он и не появился. Но однажды пришла моя бабушка, мать отца. Я только пошел в первый класс. Помню пустой школьный коридор: меня вызвали во время урока. Она стояла и смотрела добрыми и печальными глазами, а потом достала из сумки плюшевого слона и протянула мне. Сказала, что прислал мой отец. Я убрал руки за спину, попятился, потом отвернулся и побежал в класс. У дверей оглянулся – она стояла с плюшевым слоном в руках.
Больше я никогда её не видел. Только позднее догадался, что бабушка сама купила мне игрушку...
Я долго стоял под прохладными потоками воды, будто надеясь, что они смоют демонов из моего сознания. Когда я вернулся в свою комнату, ещё мокрый, то увидел – у окна стоит Алла, завернувшись в простыню, как римлянка, и улыбается своей рассеянно-вульгарной улыбкой. Сердце застучало, словно просилось наружу. Я подошёл и крепко сжал её голое плечо. Она ахнула от боли, губы у неё дрогнули.
«Ты что! Больно же», – шепнула она, – «Пойдём лучше полежим, я так соскучилась». И снова заулыбалась, какой-то новой для меня, кроткой улыбкой. Я молчал. От неё пьяняще пахло духами; этот запах мне был неизвестен.
– Это ты сегодня звонил? – тихо спросила Алла. – Мой двоюродный брат сказал, что кто-то пытался дозвониться и ничего слышно не было. Он у нас гостит... Ты меня прости, мне что-то нехорошо было в последнее время, хотелось одной побыть.... Ну, не сердись на меня...
– У тебя новые духи? – хрипло произнёс я.
– Нет, старые, ты же знаешь – «Оул»... Ой!
Она вскрикнула, потому что я схватил её и бросил на широкую кровать, падая вместе с ней...
Засыпая, уже под утро, Алла спросила:
– Что это за баба у тебя в квартире?
– Познакомились? – настороженно спросил я; совсем забыл про Бету. От мысли, что Алла узнает, как здесь появилась эта женщина, у меня похолодело в груди.
– Так, мельком видела. Она странная... Ни слова мне не сказала. Родственники, что-ли, опять приехали?
– Да. Тётя из Рязани, – соврал я.
Когда я проснулся, Аллы рядом не было. Из кухни доносилось позвякивание посуды. Наверное, она уже встала и пьёт кофе. И тут я снова вспомнил про Бэту. Какого чёрта оставил её у себя в квартире! Я представил, как они обе разговаривают, и выплывает моё враньё про тётю из Рязани... Я вскочил, как ужаленный и, наспех натянув джинсы, побежал на кухню.
За столом сидела Бэта. Она ела какую-то зелёную кашицу из маленькой баночки.
– Где Алла? – спросил я, даже не поздоровавшись со своей странной гостьей.
– Алла! Вам было хорошо вместе? Правда!? – не то спросила, не то ответила Бэта.
– Вы разговаривали? – я начал волноваться и не ответил на её вопрос. – И вообще, где она?
– Не беспокойся! Мы не разговаривали. Её сейчас нет. Не следует нервничать. Ты её будешь видеть через несколько часов.
Я сел за стол, напротив Бэты. Мне показалось, что она надо мной подшучивает. Говоря, она наблюдала за моей реакцией. Я посмотрел на часы – было уже половина первого. Конечно, если я так долго спал, Алла могла за это время уйти по своим делам. В самом деле, что я так разволновался – всё наладилось. И я ужасно проголодался.
– Может, поедим? – спросил я Бету. Она мотнула головой и сказала:
– Я уже поела. Если хочешь, я могу тебе дать такое, – и показала пальцем на свою баночку. – Это питательная композиция со вкусом яйца курицы.
– Ты на диете, что-ли? – усмехнулся я, отказываясь. Из-за этой её зелёной кашицы мне захотелось нормальной яичницы.
Когда я поставил на стол сковородку со скворчащей ещё глазуньей, она вздрогнула и отстранилась. У меня было отличное настроение; улыбаясь, я спросил:
– Ты кто, вообще? Расскажи что нибудь. Ты ведь не русская? Американка?
– Скорее, американка... – ответила она неохотно. – Мои предки жили в Америке. Но это было очень давно. Москвы ещё не было.
– Значит не из Америки? А откуда?
– Потом расскажу, а то ты сейчас кушаешь, – ответила она после паузы.
Я рассмеялся. Что это за страна такая, которую нельзя называть во время еды?
– Забавная ты, – сказал я. – Тогда хотя бы скажи, чем в Москве занимаешься.
– Исследованиями. Наблюдениями, – ответила она и добавила: – Это очень интересная работа.
– А в какой области? – не отставал я от неё.
– В области натурализации виртуальных образов привязанностей разнополых человекообразных среднего уровня, – ответила она.
– Ага. Человекообразных среднего уровня, – повторил я, ничего не понимая. Разговор выходил, не в пример вчерашнему, вымученный и скучный. – Обезьян, что-ли, изучаешь?
– Нет. Не обезьян. Ты разве есть обезьяна? – ответила она просто.
– Я, конечно, не есть обезьяна, – начиная раздражаться, сказал я. – Но и не «человекообразное среднего уровня», как ты изволила выразиться...
Она смутилась. Мы оба замолчали. Я подумал – плохо владеет русским и поэтому делает ляпы. Она хорошая. Лучше сменить тему. И я спросил, есть ли у неё дети.
– Есть. Пятеро женского рода и семеро мужского, – вскинув голову, ответила Бэта.
– Ого! – вырвалось у меня. – А по фигуре и не скажешь, что ты у нас мать-героиня.
Тело у неё было, как у балерины – плоский живот и маленькая грудь. «Развитая медицина у них там, однако», – подумал я. – «Нарожала дюжину, а выглядит-то как...»
– Сколько им лет? – поинтересовался я, пытаясь по её внешности угадать, большие ли у неё дети.
– Десять, – сразу ответила Бэта.
– А остальным? – спросил я.
– Каким остальным? – удивилась она.
– Ну, остальным одиннадцати...
– Всем только десять, – пожав печами, ответила она. – И они уже на восьмой ступени обучения. Что так смотришь?
– Ну... двенадцать детей... Разве ты могла столько сразу родить? – неуверенно протянул я, пытаясь сообразить, шутит она или говорит серьёзно.
– Зачем же их рожать? – удивилась она, – Кошка я что ли есть?!
Я замолчал. Мне надоели её остроты и я решил больше ничего не спрашивать.
– А впрочем, у нас кошек тоже стали размножать в инкубаторе, – продолжила Бэта. – Особенно ценные породы и с качественным генетическим материалом. У меня тоже очень качественный генетический материал. Поэтому у меня взяли сразу двенадцать яйцеклеток и все правильно развивались. Да! – сказала она, гордо подняв подбородок.
– Ну и славненько, – кивнул я и, чтобы сменить тему, спросил её:
– Ты сказала, что Алла придёт через несколько часов? Она так сказала?
– Она не сказала, но если ты желаешь её увидеть, то я сделаю. Будет даже лучше, чем вчера. Я ошиблась с запахом её духов. Ты даришь ей «Оул № 5», значит, тебе нравится этот запах, а я задала «Оул № 1», – деловито говорила Бета.
– Перестань! – заорал я. – Хватит! Можешь шутить про что угодно – что у тебя сорок детей, и что я – человекообразное среднего уровня, и... Но только всё, что касается Аллы, не трогай!
Бета закрыла лицо руками и замерла. «Извини»,- процедил я и встал из-за стола. Мне стало не по себе. Я вспомнил Аллину кроткую улыбку, которая так растрогала и удивила меня вчера вечером. А потом была прекрасная ночь. Она была нежна, как никогда, она не подтрунивала надо мной, она слушала и не перебивала меня на полуслове, и мы ни разу не начали препираться друг с другом. Такой гармонии с ней мне ещё не доводилось пережить...
Я схватил телефон и набрал её номер. На этот раз откликнулись очень быстро, тот же мужской голос, что и вчера, сказал: «Алё». Эх, если бы я знал вчера, что это Аллин двоюродный брат...
– Здрасьте, Аллу можно? – бодро сказал я.
– Это кто? – неприветливо пробасил он.
– Это Владик! Алла дома?
Мне не ответили. Я подумал, что он ушел позвать Аллу. Было слышно, как он с кем- то разговаривает. Вдруг в трубке снова раздался тот же мужской голос.
– Слышь, ты... Владик... Ты нас не беспокой больше. Понятно?
– Я просил позвать Аллу, – твёрдо ответил я, чувствуя, как багровеет моё лицо.
– Алла тебе скажет то же самое, – спокойно сказал он.
– Позовите Аллу! – повторил я, изо всех сил стараясь не вспылить.
Зависла пауза. Был слышен отдалённый разговор, я жадно вслушивался, но ничего не мог разобрать. И вдруг услышал Аллин голос. Она пролепетала своим полудетским голоском: «Владик, пожалуйста, не звони мне больше! Я ведь говорила тебе!».
И отключилась.
«Гадина. Какая гадина. Больше никогда. Никогда. Гадина», – бормотал я.
Было очень жарко. Я схватил угол простыни и вытер лицо, но сразу же с яростью отбросил ненавистную тряпку – она пахла новыми духами Аллы. Это была та самая простыня, в которую она завернулась вчера, как в римскую тогу...
– Владик... – донеслось до меня. Оглянувшись, я увидел Бэту. Она стояла, сложив ладони, как для молитвы.
– Владик... – повторила она, – У меня важная информация для тебя есть.
Она волновалась, поэтому акцент слышался ещё сильнее.
– Очень прошу тебя простить меня. Это сделала я! – почти кричала она. – Можно я зайду?
Я тупо кивнул; Бэта присела рядом на край моей кровати. Она вздохнула, но перед тем, как говорить, достала из кармана какую-то маленькую пластинку и положила на пол.
– Это чтобы не стало так жарко. Тебе будет легче, – сказала она. От пластинки повеяло прохладой, как от кондиционера.
– Чтобы тебе стало понятно, – снова вздохнув, начала свой рассказ Бэта, – я объясню тебе, кто я есть. Может ты не станешь верить, но я честная и говорю правду... Мои предки жили очень давно на Земле, это были умные и добрые люди. Мы хотели жить хорошо и... как это... в комфорте. И много изобретали, и всё для того, чтобы жизнь была лёгкой. У нас накопилось много знаний, и каждый ребёнок должен учиться, и потом исследовать мир. Мы превосходили все цивилизации, кто тогда жили на Земле. Но нам мешали другие народы, они нападали на нас, грабили и убивали. Мы не хотели воевать, и тогда все решили – переселяться на другую планету, такую, как Земля, но где нет людей. Чтобы никто не мешал моему народу улучшать нашу жизнь, делать её счастливой и удобной. Мы покинули Землю, и старались уничтожить все следы от нас, особенно технические вещи. Мы боялись, что люди это будут пользовать и прилетят вслед за нами... Ты не веришь?
Я молчал и она продолжила:
– Ну вот, мы иногда прилетаем, чтобы исследовать развитие землян. Я и мой муж долго учили твой язык. Это было очень трудно, но... неважно. Понимаешь, мы хотим, чтобы жизнь не причиняла страданий... И стараемся удалить всё, что может эти страдания причинить. Вот, например, любовь. Это почти всегда причиняет боль. Мы нашли этому решение. Да. Это так трудно объяснить... Владик, вот когда ты смотришь кино, и тебе интересно, то ты забываешь, что видишь не живых людей, а лишь их изображение не экране... Ты чувствуешь и переживаешь почти так же, как если бы они были настоящие. Это важно: как если бы они были настоящие.
Бэта вздохнула и пристально посмотрела на меня.
– Так вот, мы сумели заменить настоящее общение с любимым человеком на виртуальное. Но наша техника есть такая высокоразвитая, что не можно отличать от настоящего человека.
– Зачем? – спросил я. – Какой смысл в таком... вранье? Кино остаётся кино, даже если я и переживал перед экраном, как будто это всё настоящее...
– Да, конечно, поначалу так говорили многие, когда мы начали заменять настоящих людей на виртуальных! – горячо ответила Бета. – Но, ты знаешь, ведь те, кого мы любим, часто не любят нас в ответ... Или любят не так, как нам хочется. И это так больно. Ведь наш народ хочет, чтобы все были счастливы... Так вот, постепенно мы стали переходить только на виртуальных партнёров. И потом это стало нормально. Мы счастливы со своими жёнами и мужьями... Ну, по крайней мере, мы не есть несчастные. Потому что мы управляем образом того, с кем мы живём.
– С кем вы живёте... – повторил я. – И вам что, не надо теперь... настоящих?
– Нет, – ответила она. – Мы уже привыкли. Когда удобно, к этому привыкают. Тебе это трудно понять, наверное... Это новое. Ты ведь не догадался, что я сделала для тебя виртуальный образ Аллы, такой Аллы, которую бы ты желал. Она была лучше, чем настоящая. Правда?
Мы замолчали. Медленно до меня начинало доходить... нет, я начинал верить ей. Я вспомнил Аллу, которая была сегодня ночью здесь, и которая дала мне ощущение счастья. Ведь не позвони я потом, так бы до сих пор и остался счастливым. А вечером Бэта снова подсунула бы мне виртуальную Аллу, замотанную в простыне...
– Зачем? – спросил я Бету. – Зачем тебе это понадобилось? Или ты меня «исследуешь», как кролика? Нет, точнее, как «человекообразного среднего уровня»?
Она не ответила. Но и не отвела глаз – своих печальных и добрых глаз, которые вызывали из глубин памяти сцену, причиняющую боль.
– Я хочу подарить тебе мой прибор. Мне это запрещено, но я буду делать это для тебя, – сказала Бэта. – Ты можешь сам взять виртуальную женщину, она будет тебя любить. И ты будешь всегда счастлив. Ведь это так просто – стать счастливым. А мне пора возвращаться домой. Мы улетаем сегодня...
Я отрицательно мотнул головой. Я не хотел виртуальную Аллу, не хотел никакую виртуальную женщину. Бэта, помедлив, поднялась и вышла из комнаты.
– Постой! – крикнул я. – Ты могла бы в последний раз сделать для меня этот свой... виртуальный образ? Я объясню сейчас, что мне надо!
Она появилась в моей комнате, молча присела на край широкой кровати. Я сбивчиво рассказывал, пытаясь разглядеть зыбкие образы, которые скоро совсем растворятся в небытии.
– Ты сможешь это сделать? – спросил я Бэту. – Ведь никаких фотографий у меня не сохранилось. Сможешь?
– Смогу, да, - тихо ответила она.
Мне шесть лет. Я стоял в пустом школьном коридоре, и моя бабушка протягивала мне плюшевого слона. Она была очень красивая и ещё не старая – ей всего сорок шесть лет. Я взял из её рук игрушку и прижался к ней щекой – слон был мягкий и тёплый. А потом, улыбнувшись, побежал в свой класс...