(весенняя сказка-быль)
Поздняя весна в этом году. Девятый день апреля, а снег лежит высоко, плотно, никаких проталин в поле. Лишь снеговое серебро померкло, сжалось и чернью отдаёт на узких поймах.
Знакомый овраг, что уходит к реке, тоже в сугробах. Они нависают по склону огромной, серой ватой, готовой вот-вот рухнуть.
Над сугробами, склонились в ряд дремотные простоволосые берёзы. «Рано, рано, рано. Не будите», -- чуть слышно роняют поникшие долу ветки, но и без того ясно, -- в такую погоду, когда солнце неотличимо от дневной луны, и почки тверже старых семечек, никого не разбудишь. И всё же, в себе самой постукивает предчувствие близких перемен, и я терпеливо жду вместе со старой берёзой и тусклым снегом.
Дружески подбадривает ветерок-свежак. Он уже не обжигает по-зимнему, а только студит щёки до розовой упругости.
В это время в полях на грунтовых просёлках проезда нет ни лыжам, ни саням. Надеяться на колесо – смешить прагматика.
Поспорить с деревенским бездорожьем решается лишь «биовездеход» под номером «11» в лице врача со скорой или почтальона с сумкой скудных пенсий.
Из современных видов снаряженья у «биовездехода» резиновые сапоги со стелькой размера на два больше, из вечных – личное упорство и неумение бросать в беде.
Иногда человек остановится и смотрит вокруг. Соображает, как лучше было бы продолжить путь. Он рад любой подсказке. Но подсказать сумеет только тот, кто сам определился твёрдо. И кто же это может быть?
На просторах безлюдного поля любой звук привлекает внимание. И вот я отчётливо слышу: под снегом ровное звукоподражанье – будто гравий сыпят. Это говорок первой подснежной воды. Значит, в тайниках зимы образовалась течь и она неисправима. И где-то из-под белой крыши наверняка пошли ручьи.
Действительно, не хвала смотреть только поверху. Обвожу взглядом низину – так и есть…
По днищу оврага, где клином сошлись берега, и тальвег блестит, как стеклянная нитка, топочет живой говорливый ручей.
Пока он один – скоморох среди сонного царства. Проснулся, прорвался, представился свету и в губы жалейку вложил. Призывен и прост его горн. Это горн – пионерский.
И юный ручей по камешкам пляшет вприсядку, ступеньками ниже и ниже спадает к реке и простенькой рифмой бодрится:
--- Я – первый, я – скорый. Я – смелый, я – спорый.
--- Я – быстрый, я – чистый. Я – молод, я – молот.
---
Подлёдные рыбы, встречайте!
--- Очнитесь! Проснитесь! Серебряной стружкой встряхнитесь!
--- Дышите досыта, «покрышка» пробита.
---
Покровные льды, -- в переплав! Исчезайте!
--- Однако, мне дальше. Мне – к речке. Прощайте…
Да, свой путь ручей уже определил. Он запевала и ходатай, и посох сам себе.
Однозвонная, однострунная, в аранжировке ветра его авторская песня… Но в ней одной и первой – так много обещающих начал...
Пролог, предтеча, увертюра – всё, перед тем, как занавес взовьётся, -- чудесные минуты. А если занавес – прозрачный дым апреля, то впереди ещё один спектакль из жизни, возможно, с главной ролью для тебя.
Хотя, перед лицом Весны, любое собственное имя – суета сует.
.
Я люблю остановиться и смотреть на первые ручьи из-под снега. Лепет талой воды созвучен радости от первых слов младенца.
Умело, быстро заплетают "косу" текучие прозрачные персты. В потоке мельтешат превсякие цветные камешки: округлые и острые, то мелочь горстевая, то "кулачёк" или "кулак", а то и "кулачище". Если проглянет солнышко, всё изменяет к лучшему: расцвечивает, украшает, освещает, согревает, движит.В минуту оживает пестроцветная весёлая струя, будто под опытной рукой волнит прославленная гимнастическая лента. По снеговой воде скользят жемчужины воздушных пузырей. Они умеют собираться в стайки, кружиться, догонять и обгонять, столкнуться могут, даже лопнуть.Остановиться -- никогда...
Весеннее движение воды и всяких скрытых соков, ты самый "вечный двигатель" на свете!
Код памяти, волнуемый простором, оживает. Взгляд устремляя к горизонту вижу: – из шумной гавани с названьем «Детство» бумажные, отважные отчаливают бригантины. Шальная ребятня пускается вдогонку. Зрачками "волчьими" следит неровное движенье и глотку рвёт до хрипоты - чей парус будет крепче.
Вот несравненная регата, которую творит новорождённая весна из воздуха, бормочущих спросонок "вешних вод" и возрастной игры романтикой сражённых киндер-капитанов...
Здесь в поле, у дальнего оврага – ни души. И я, не стесняясь, разговариваю с ручьём вслух: «Так значит, ты указываешь путь? Куда ж ведёт твоя дорога? Уж не заманишь ли, где из-под ног уйдёт земля?
И что же там, вдали за красноталом? Чем ты порадуешь меня? А вдруг за поворотом ты нырнёшь под снег? Что я тогда увижу?»
А ручей, на бегу занятый шалостями с солнцем, скороговоркой кинул: «Иди вперёд – и узнаешь».
Что ж, неплохая шутка. Но главное - какой пример! Ручей не тратит время на сомненья. Он в пути, а путь всегда - надежда.
Под куполом весны, беспечный, лёгкий, быстрый ручей спешит в объятия большой реки. С ней сильной, рассекающей земную плоть, мечтает влиться в синий океан и быть причастным к тайнам абиссалей...
Бежит вода по камешкам и на бегу "жонглирует" большими хрустолями. Летят по кругу блёстки-вспышки; играющий ручей, в потомках у которого свободный ледоход, шутя раскручивает солнце. А мне (в минуту озорную), в решеньях скорой, хотелось бы принять участие в такой игре: стать "маленьким бродячим цирком" для малолетки-ерника, торчащего по пояс в берегах, и юной иерусолимской вербы в "родимых пятнышках" живого серебра; но самое-то замечательное в том, что слушая ручейные скороговорки, за ним нетерпеться идти, не отставая и не рассуждая. Как уносимая теченьем льдина, - невозвратно...
Подмосковье 2000г.