Андрей Полысаевский г. Полысаево.
О П Е Р – В Е Т Е Р. (...продолжение...)
Глава 7. «Бумага прокурора».
Капитан Ветров, закончив получасовое «дежурство», у входа в управление поспешил к своему автомобилю. Темно-синяя восьмёрка Артёма, мягко рыкнув, прошла под аркой здания УВД и, повернув на проспект, растворилась в потоке машин.
Утро рабочего дня началось с прогноза неприятностей, которые бережно храня, нёс в УВД прокурор по надзору Весенников. Однако, на сей раз верна, оказалась пословица гласящая, что «нет худа без добра». Никто из нормальных людей, конечно же, не желал Анатолию Петровичу так травмироваться, но случай есть случай. А этот самый случай, если верить врачу скорой помощи, а не верить своему человеку невозможно, вывел из строя весомого оппонента, ориентировочно, на трое суток.
Этого времени должно быть достаточно, чтобы закончить дело по убийству ветерана. Однако фортуна вещь капризная, а здесь следует полагать, что и переменчивая. А при детальном разборе окажется, что в прокуратуре по надзору есть и другие должностные лица – заместители Весенникова. А эти самые лица, что вполне естественно, могут и должны, и обязательно, своевременно, заменят своего начальника на служебном посту.
А кодла, что не менее естественно, в сравнении с прокуратурой по надзору – тоже дремать не станет. И простучит в эту самую прокуратуру о том, что менты, якобы, намеренно затягивают факт встречи задержанного Тришковича с его адвокатом Миловским, по причинам отсутствия прямых улик в совершении убийства. А предельный срок задержания 48 часов истекает завтра к 10.00.
Рассчитывать на продление срока задержания – не факт, что получится. Пока ходатайство дознавателя, пока суд – так и последние 24 часа прокрутятся, если вообще судья продлит. Поэтому всё пойдет, так как и должно идти в подобной ситуации: быстро, точно и результативно. А это и значит – оперативно. Что, собственно, и должны обеспечивать сотрудники уголовного розыска, состоящие в должностях оперуполномоченных.
Но всё же нет худа без добра – папка Весенникова сейчас у Красилова, а это значит, что кодла уже может выбирать угол стола, об который мордой треснуться.
Примерно так размышлял капитан Ветров, когда к нему по рации, установленной в машине, обратился полковник Красилов:
– Артём, ты сейчас где?
– Еду по проспекту Шахтёров в направлении городского парка.
– Слушай меня: разворачивайся и газуй в следственный изолятор. Я туда уже твоего опера отправил, Костю Стальмина. А с ним бумага очень важная. Стальмин подождёт тебя, а когда подъедешь, эту бумагу он тебе отдаст, прочтёшь и сразу поймёшь что делать. Как понял? Ответь!
– Так точно Юрий Алексеевич! Все понятно! Выполняю!
Оперуполномоченный старший лейтенант Стальмин Константин Георгиевич, а в отделе, среди своих – просто Костя.
Молодым лейтенантом, Костя, пришёл в отдел прямо из школы милиции, которую закончил без фанфар, но сравнительно неплохо. А вот работу оперативную выполнял на 5+, а может даже ещё и лучше.
По прибытию в УВД, после беседы с начальником – полковником Красиловым, был направлен для дальнейшего прохождения службы в отдел по раскрытию особо тяжких преступлений. Когда Юрий Алексеевич приказал Багрянской пригласить, капитана Ветрова дабы он лично пришёл и забрал своего новенького сотрудника, Костя встал, отдал честь и отрапортовал:
– Служу России!
– Вас, что, лейтенант, наградили? – удивился Красилов.
– Так точно товарищ полковник! Наградили! Служить под руководством капитана Ветрова считаю наградой! – не унимался молодой лейтенант, – у нас в школе милиции все знают кто такой Опер – Ветер.
– Ух ты! Ух ты! Слава – то о нашем капитане уже и за пределы области ушла! Ты слышал Артём Сергеевич, что творится то? – Юрий Алексеевич обращался уже к появившемуся на пороге кабинета капитану Ветрову.
– Никак нет Юрий Алексеевич! Разрешите войти?! Капитан Ветров по Вашему приказанию…
– Отставить Артём, заходи уже. Вот парень к нам после школы милиции, лейтенант Стальмин Константин Георгиевич, тебе ведь люди нужны? Вот и принимай. Приказ в кадрах будет через пять минут. Так, что, юноша, Вы уже при исполнении и поступаете в распоряжение капитана Ветрова.
– Есть в распоряжение капитана Ветрова!
– Видал, Артём Сергеевич, какой бравый офицер тебе достался! – шутил Красилов, – ну всё идите уже работайте и-и вольно лейтенант! – Красилов увидел, что Костя уже вытянулся по стойке смирно и приготовился отрапортовать. Но Юрию Алексеевичу более не хотелось армии, а хотелось простого горячего чаю, и он не мог дождаться, когда все уйдут.
Артём, по братски, слегка хлопнул по плечу молодого лейтенанта и сказал:
– Пошли, Костя, представлю тебя ребятам, благо все в сборе, затем получишь сейф, стол и ствол. Ну и дела, конечно, которые тебя уже заждались.
Так и началась служба молодого оперуполномоченного, лейтенанта Стальмина.
Оперуполномоченный, старший лейтенант милиции, Константин Стальмин ждал своего начальника и товарища у ворот СИЗО.
Подъехала восьмёрка капитана Ветрова, Артём припарковав машину вышел, пожал руку Стальмину и спросил:
– Что там за бумага Костя?
– Юрий Алексеевич накопал интересные вещи, нам с тобой – ознакомиться и срочно принять меры по локализации возможного инцидента.
– Костя, ты как всегда – с выходом из-за печки, давай уже проще!
– А, чтобы проще, Артём Сергеевич – ты сам прочти.
Ветров взял у Кости лист формата А-4, бегло взглянул на текст и его брови поднялись высоко, достав до обреза волос на лбу.
– Да чтоб ему якорь в… – Артём чуть не на сквернословил, и сделал бы так, но при подчинённых, в большинстве случаев, он старался воздерживаться от подобных слабостей. Капитан Ветров был убеждён, что если ты начальник или же, как он – исполняющий обязанности, то значит для подчинённых ещё пример и воспитатель. А такое положение – обязывает быть предельно корректным, ну или по возможности.
– Да… крыса, – не матрос, – подобные флотские выражения у Артёма надолго закрепились ещё с Тихоокеанского флота, – ты читал?
– Чи-ита-ал, – ответил Стальмин, растягивая слово, – выражая этим своё крайне негативное отношение к содержанию бумаги, – теперь задача, как этого не допустить, и что за человек этот Весенников? Почему так подло поступает? Ведь, по сути-то, одно дело делаем. Все мы представители правоохранительных структур, а значит, на борьбу со злом призваны. А этот – только и старается всякое отребье отмазывать. Как это Артём Сергеевич?
– Да, Костя, так вот и старается. Ладно, расклад такой: я иду в камеру беседовать с Тришковичем, а ты – вот ключи, машину мою бери и дуй в отдел. Передай Перову бумагу эту и чтобы он Ваську Дуршлага отловил и официально допросил по существу содержания этой бумажёнки, его учить не надо, сделает. Далее: лейтенант Волгин, стажёр и Соня Лазарева, Волгин – старший, отправляются в дом погибшего Семикратова и пусть хоть лопаты с собой берут, но откопают всё и всех, что и кто хоть как-то прольёт свет на это дело, ты их туда и отвезёшь. Затем пусть они же пробьют все родственные и другие связи как Семикратова, так и Тришковича. А сам далее на машине изыщи тётку этого ковшика дырявого и тоже допроси официально с протоколом, понял для чего?
– Да, Артём Сергеевич! Конечно, понял! Быстро ты соображаешь!
– Да ладно тебе, ты тоже не тупой. Я когда здесь закончу тебе отзвоню, приедешь за мной. Всё уже – за работу!
– Понял, выполняю.
Стальмин пошёл к машине Артёма, а сам Ветров направился к воротам СИЗО.
Бумага привезённая Стальминым от Красилова была ничем иным, как копией протокола допроса свидетеля гражданина Друшлова Василия Фомича, который утверждал, что якобы видел как гражданин Тришкович входил в, уже ранее кем-то, взломанную, квартиру погибшего Семикратова.
Друшлов утверждал, что когда он проходил по подъезду мимо квартиры Семикратова то заметил, что дверь частично разрушена там, где мог быть замок, но значения этому не придал, поскольку чужая квартира – это не его ума дело.
А такой факт уже мог снять с Тришковича подозрение в совершении убийства. Причина нахождения Друшлова в это время в этом месте тоже объясняется реальным фактом: в этом доме и именно в этом подъезде, этажом выше проживает тётка Василия Друшлова – Немакова Тамара Григорьевна.
Сам Друшлов, если и подпадает под подозрение в этом деле, то только формально. Ранее судимый, мелкий воришка Васька Дуршлаг был человеком в общем не злым, а ещё и крайне трусливым. Следует добавить, что Дуршлаг наркоманом не был, а ещё и воровские законы чтил строго – поскольку по первому сроку ему старые воры хорошо рога наточили.
По воровским законам убивать людей с целью присвоения денег и имущества считается делом позорным и недостойным «порядочного человека». На жаргоне это звучит примерно так: «мокруха – западло!». Вот и выходит, что Друшлов – никак не подозреваемый.
Далее в ходе допроса Друшлов сообщает, что Тришковича знает лично и в день убийства Семикратова увидел его – Тришковича из открытого окна квартиры гражданки Немаковой, в тот момент когда он подходил к дому. И тогда же, он Друшлов поздоровался с Тришковичем через окно.
По времени это происходило уже после убийства Семикратова.
Затем он Друшлов вышел в подъезд и, увидев как Тришкович входит в квартиру Семикратова спросил: «Чё за дела Тришка? В хату ныряешь?» На, что Тришкович ответил, что здесь у него дальний родственник – пожилой человек, а двери какой-то пьяный дебил высадил. Вот он, Тришкович, и пришёл отремонтировать по-родственному. От помощи Друшлова в ремонте двери он, якобы отказался, возможно, не хотел делить магарыч…
Артём понимал, что всё это скорей всего сшито наспех, белыми нитками, чтобы отмыть Тришковича от обвинения в убийстве. Но формально, если это пролезет, то Тришкович, явно, может открутиться от статьи за убийство, но… нет, не может этого быть. В голове у Ветрова крутились фрагменты протокола задержания Тришковича:
…подозреваемый в убийстве гражданина Семикратова, гражданин Тришкович Эдуард Владленович задержан с вещами, похищенными из квартиры убитого, с пятнами, свежей, невысохшей крови на одежде… результаты экспертизы подтверждают причастность Тришковича к убийству… проведён официальный допрос… предъявлены неопровержимые доказательства… его прямой вины в совершении особо тяжкого преступления…
Выходит, что самые опытные в области (и по праву реально крутые профессионалы) эксперты лоханулись? Да нет же … бред какой-то. Не могли они ошибиться. Посложнее задачи решали, и ответы находили верные. Не могло быть ошибки.
Но если свидетельство Друшлова дойдёт до суда, то убийца останется безнаказанным. А за то, что Тришкович взял из квартиры, кодла заплатит хоть, во сколько крат, да и в деньгах там не дорого… это убийство они не вывезут… а за вещи откупятся в раз.
Артём всё это более чем понимал: «И где же теперь выход?» спрашивал он сам себя. И тут же сам себе и отвечал: «Выход в решении четырёх простых вопросов»:
Где протокол допроса гражданки Немаковой на предмет их свидания с любимым племянником в день убийства Семикратова, и есть ли вообще такой протокол?
А ещё очень интересно, что скажет по этому поводу сам Тришкович, видел ли его Друшлов, здоровался ли с ним, разговаривал?
Как будет пытаться прояснить ситуацию Васька Дуршлаг, если окажется, что его тётка не видела своего дорогого племяша в день убийства Семикратова?
И последний: что наработает группа лейтенанта Волгина?
Сейчас, когда Артём со своим отделом идут на шаг впереди кодлы, очень важно это преимущество сохранить до самого финиша. А для этого требуется: допросить Тришковича, до завтрашнего утра разыскать и допросить Друшлова и его тётку. Поговорить со всеми кто проживает в этом подъезде, возможно с кем-то из других подъездов тоже, возможно куда-то ниточка потянется и туда тоже придётся отправиться. Итак до полного выяснения ситуации. Тогда и только тогда всё встанет на свои места:
– Другие возможные версии по этому делу окажутся невозможными…
– Немакова наверняка племянника в этот день не видела…
– Друшлов дал заведомо ложные показания…
– Задержанный Тришкович об этом, вернее всего, ни шута не знает…
– Прокурор по надзору, Весенников Анатолий Петрович, с такими «свидетелями» явно попадает под раздачу из генеральной прокуратуры …
Всё это не только усложняет труды по этому делу господину Миловскому – адвокату Тришковича, но и попросту лишает его сего удовольствия…
Вот и не останется ничего Тришковичу, кроме чистосердечного признания, хотя где у него сердце, и чисто ли там? Да и признаваться чистосердечно, хотя бы и условно – неискренне, следует до предъявления неопровержимых улик…
Глава 8 «Основная версия»
Капитан Ветров вошёл в КПП следственного изолятора, представился часовому, предъявил удостоверение и разрешение на допрос задержанного, сдал стволы и прошёл в дежурную часть.
– Привет коллегам исполнителям наказаний! – бодро поприветствовал Артём дежурных офицеров, – Тришковича на допрос организуете? Вот бумага, – Ветров положил на стол оперативного дежурного разрешение на допрос.
– Здравствуйте Артём Сергеевич, – Ветрова, в родном городе, многие знали, и называли по имени и отчеству, а коллеги, так почти всё, – сей момент исполним, проходите пожалуйста в помещение для допросов, вежливо ответил оперативный дежурный майор Новатов, а затем строго скомандовал – сержант Мишин! Привести задержанного Тришковича в помещение для допроса!
Сержант бодро ответил майору: «Есть!» и поспешил за арестантом, а Ветров прошёл в, любезно, предложенные ему, апартаменты.
В помещении для допросов было, как и должно там быть чисто, скромно и просторно. Из всех предметов составляющих «интерьер» были стол для документов и возможного написания или «подписания» чего либо. С одной стороны этого стола стоял стул – для лица, проводящего допрос, а с другой стороны табурет для лица допрашиваемого. Стол, стул и табурет были весьма крепкими и во избежание нежелательных инцидентов, намертво прикручены к полу. Надо полагать, что помещение для допросов – не комната для релаксации, и «посетители» там могут быть весьма различных взглядов и мировоззрений.
Первым посетителем на сегодня оказался Артём Ветров, а как только он устроился, насколько это могло быть комфортно, туда доставили и второго посетителя.
Сержант Мишин распахнул дверь помещения для допросов и, как и прежде, бодро доложил:
– Товарищ капитан, задержанный Тришкович Эдуард Владленович для допроса доставлен, разрешите войти?
– Да, спасибо сержант, Вы можете идти, если что я Вас приглашу.
Сержант проводил Тришковича до самого табурета и покинул помещение плотно закрыв за собой дверь.
Тришкович младший жил в том же городе, что и Артём, они были почти ровесники – Ветров был старше на два – три года, не больше, но вот разница в человеческих понятиях и убеждениях была просто огромна, если не сказать большего. Да и, внешне, тщедушный наркоман против богатыря морпеха смотрелся уж очень жалким и гадким, каким, в общем-то, и был на самом деле.
Тришкович, как и многие представители местной шпаны, прекрасно понимал, кто пришёл его допрашивать. И от того, что он, по слухам, знал, каков бывает в гневе Опер – Ветер, Тришковича уже трясло и лихорадило. Да только напрасно он трясся. Это в рукопашном бою с бандитами Артём был реальным для них, кошмаром, а в нормальной (в данном случае для СИЗО) обстановке – само спокойствие и выдержка.
Избиение задержанных, арестованных или осуждённых – есть уголовное преступление, а это, Артём Ветров по сути своей презирал, и закон чтил строго.
– Будет уже зубами-то стучать, присядь-ка на табурет. Не трону я тебя, не мечтай, – спокойным тоном сказал Артём Тришковичу.
Задержанный присел, но трястись не перестал.
– А чё тогда пришёл? Я тогда ещё всё рассказал, добавить чё – не знаю.
– Да не всё, выходит, рассказал, если я пришёл. И лучше тебе будет, если ты что-нибудь добавишь к уже рассказанному.
Тришковича затрясло пуще прежнего – он, сказанное Ветровым «лучше тебе будет, если что-нибудь добавишь…» понимал по-своему. Поэтому всё внимание его было, в буквальном смысле, приковано к, плотно сжатому, огромному, кулаку Артёма.
Капитан Ветров, в свою очередь и в мыслях не держал нарушать закон, хотя в другой обстановке, возможно и треснул бы по башке этого мерзкого дегенерата. Артём, когда говорил «лучше тебе будет…» имел в виду добровольное содействие следствию и надеялся на понимание, но как оказалось тщетно.
– Ладно, трясись уже, если тебе так легче, но на вопросы отвечай чтобы было понятно, что ты там тарахтишь.
Тришкович, в знак согласия замотал башкой и выпучил глаза в знак того, что он весь во внимании.
– Так вот: не рассказал ты о том, что не один ты Семикратова убил. Скрыл ты, что подельник у тебя есть. А это ещё одно, весьма отягчающее обстоятельство – групповая статья вам теперь с ним таращиться и срок уже – ближе к крайнему. Чуешь, гнида?!
– Т-ты чё, т-ты чё Ветер!? Куда, блин, дуешь?! – Тришкович от такой перспективы перепугался ещё больше и, видимо, от этого «оборзел». – Какой на хрен подельник?! Один я был, ты же сам меня брал, сам всё знаешь! Чё горбатого лепишь?!
– Ну, горб, пожалуй, тебе тюрьма прилепит, – поправил его Артём, – и то если ты ещё весь срок вывезешь, а вот подельник-то твой сам прокололся. Сейчас он в прокуратуре показания даёт. Сказать кто, или ты назовёшь? В суде зачтётся.
– Слышь, Ветер, можешь меня тут прямо вбить – я тебе отвечаю, что один я был, вот век воли не видать!
– Насчёт воли – тут ты прав, хрен тебе уже теперь, а не воля, а вот на счёт «одного» – советую подумать, а то когда я скажу – поздно будет.
– Да-а… – протянул Тришкович, – и чё это за дятел глушёный, который на себя расстрельную статью тащит? Ну давай, скажи сам, я ваще в непонятках…
– Есть информация, что тебя Васька Дуршлаг в то утро в подъезде видел, где квартира Семикратова. Скажешь, что не знаешь такого и не видел никогда? И как ты думаешь, что это он там с утра дежурил?
Ветров, очень грубо, «брал» Тришковича «на понт».
– Чё не знаю его – не скажу, знаю я этого чёрта на самокате. Он-то куда на своих катушках едет?! А мульку свою, он по трезвому пестрил? – неподдельно недоумевал Тришкович, – под такую статью добровольно идти – это ж скольно бухла нужно сожрать? Ваще дебил, его уже без конопли прёт…
– Значит, говоришь, не было его с тобой в деле, и был ты один?
– Не, ну если ты решил его мне пристяжным пристроить – попробуй, только, кто ты потом будешь? Из честного мента в мусора дешёвые подашься, да? Вот ты сам вспомни: ты меня вчера утром, взял так?
– Так.
– А этот фармазон не в подъезде дежурил, как ты говоришь, а у Вована Пашкина валялся без задних ног. Они накануне вечером бухла, волокли два больших пакета и в Пашкинский подъезд втёрлись. Как ты думаешь, чё дальше было?
– И что же дальше было?
– А ты у Вовановой мамаши спроси, у неё уже крышу сносит от Вована и его кентов, когда они бухают.
– Спрошу, обязательно спрошу, но ты первый скажи, тебе это пригодится.
– А ничего нового тут ещё не придумали, – Тришкович, даже начал более грамотно строить разговорные фразы, – сначала жрали, сколько сил хватило, а потом попадали, позже если и подымались, то только чтоб отлить да ещё догнаться. Вован-то тот покрепче будет, а Дуршлаг – сто пудов – и сейчас ещё в коматозе, там ты его и найдёшь если чё. Какое, блин, ему дежурство в подъезде?
– Выходит не мог он с тобой тогда быть?
– Даже если бы хотел, – Тришкович немного успокоился и перестал трястись, – ты спроси Вована, маманю его спроси, соседи там есть, спроси. Чё, мне тебя учить? Вот и узнаешь где был этот дебил.
Тришкович с горя заговорил в рифму. Ветров сделал вид, что доволен его ответами. Да и на самом деле – если всё подтвердится, то будут опровергнуты показания Друшлова и ему придётся поделиться информацией о тех, кто его на сей подвиг благословил.
– Ладно, вижу, что не врёшь, протокол подпишешь?
– Какой ещё?!
– Настоящего допроса.
– А раньше, чё, допросы были так, для понта?
– Экий ты неуч, Тришка, настоящий допрос – это значит тот, что происходит именно сейчас!
– Ну да, я-то неуч, а ты если такой грамотный, то и спросил бы по проще, или образование мешает?
– Короче, подпишешь или как? Я не стремлюсь тебе статью взлохматить, мне правда нужна.
– Подпишу, подпишу. Давай ручку, протокол свой давай, и слышь Ветер, если ты в натуре честный мент, пробей это дело по правильному. Я за своё отвечу, выбора у меня нет, а чужой прицеп не повезу, пусть хоть расстреливают.
Из дежурной части СИЗО Ветров позвонил в свой отдел Стальмину, наскоро попрощался с офицерами и вышел на улицу. Вкушая свежесть сибирского октябрьского ветра, Артём Сергеевич размышлял:
– Плодотворно и весьма, – говорил он себе, давая оценку проведённому допросу, – теперь главное быстро разыскать и допросить всех остальных фигурантов, и если всё подтвердится – правосудие восторжествует, а кодла макнётся в унитаз.
В руках у капитана Ветрова был протокол допроса задержанного Тришковича в котором Тришкович наотрез отрицает соучастие в совершённом им преступлении как гражданина Друшлова так и кого либо ещё. И к тому же Тришкович не отрицает своей вины в совершении убийства и ограбления гражданина Семикратова.
Из за поворота показалась тёмно-синяя восьмёрка, Костя плавно притормозил, Ветров не дав ему успеть выйти уселся рядом и скомандовал:
– В отдел!
– Успешно, Артём Сергеевич? – спросил Стальмин.
– Да, Костя. Тришкович подтвердил основную версию. Что Друшлаг?
– Как и ожидалось – все его показания это прокомырки Миловского, неудачно подсунутые Весенникову. С ними-то Миловский и рвался к Тришковичу.
– Где сейчас Миловский?
– Есть сведения, что исправно посещает физоилечебницу?
– На кой?
– Спину ему там прогревают, да ягодицы, – оба оперативника не сдержали взрыва хохота. Когда просмеялись Ветров продолжил:
– Перов отработал?
– Да, в полном объёме.
– Друшлов что говорит?
– Говорит, что в реальности он в это время в дрова «наелся» у друга своего на квартире, так там, в деревянном состоянии и пробыл более суток.
– Там ещё два свидетеля будут: друг и его мать, – добавил Артём.
– Уже есть, – ответил Костя, – я же сказал, что Перов отработал по полной.
– Перов умниц! – похвалил Ветров, – Как твои дела. Что говорит тётка Друшлова?
– Говорит, что вот как не видела своего ненаглядного племянника около двух месяцев, так и ещё бы двадцать два не видать.
– Протоколы допросов?
– Всё в отделе у Сони на столе.
– А свидетелями в суде будут?
– Обещали быть.
– Так, погоди, ты сказал у Сони на столе, она же в группе Волгина, они, что уже всё успели?
– Не они, Артём Сергеевич, а мы. Ты уж прости, но я сам к ним в группу подключился, поскольку своё задание я выполнил быстро, просто Немакова оказалась дома и искать её, не пришлось.
– Нечего мне тебя прощать, ты всё правильно сделал, и ты тоже умниц! Ну, а результат?
– Всё возможное отработано Артём Сергеевич, полученные данные не дают основания для построения альтернативных версий и ещё раз подтверждают основную.
– Нормально, а что Дуршлаг по поводу ложных показаний сообщил?
– Миловский его подтянул, есть у него косяк, за который адвокат в курсе, года на три потянет. Вот он его и припугнул.
– Ну, и в чём там дело?
– Он там, барахла немного, спёр у торгашей. Но обещал восстановить, с процентами, и на Миловского показания даст в принуждении к ложному свидетельству, если мы его отмажем. Но это уже тебе решать.
– Вот, если восстановит, как обещал, да ещё и на щелкопёра этого покажет, хрен с ним – отмажем, но крепкого пинка под хвост получит однозначно. Безнаказанно красть и лжесвидетельствовать – всё равно недопустимо. Потом на работу его устроишь.
– Ну, за «под хвост» он ещё и благодарить будет. А на работу – это мысль!
– Выходит, что завтра, мы положительно отчитаемся перед начальником?
– Сегодня уже выходит, Артём Сергеевич, Красилов домой не поехал, ждёт тебя в УВД. Я когда с группой Волгина вернулся, он в своём кабинете отдыхал. Инна тоже на месте, добровольно домой не пошла. За начальника переживает.
– Та-ак, нормально, а что происходит? Почему не уехал?
– Этого я знать не могу, могу только догадываться.
– Ну, и?
– Что «ну и?»?
– Догадки-то обозначишь?
– Не могу, не по рангу мне.
– Разрешаю!
– Да думаю, переживает сильно, Юрий Алексеевич. Говорят погибший Семикратов, был однополчанином и другом его отца.
– Выходит для всех нас это дело чести, а ему в двойне.
– Выходит так.
– Ладно, жми тогда на газ пошустрее, нельзя в такой обстановке резину тянуть.
Восьмёрка Ветрова вошла под арку УВД и остановилась у самого входа, офицеры вышли и поспешили внутрь здания. Дежурный сообщил, что Красилов не у себя, а в особотяжком. Ветров и Стальмин вошли в отдел.
– Говори уже, Артём Сергеевич, – поторопил Красилов.
– Основная версия, Юрий Алексеевич, подтвердилась. Доказательств достаточно, вот протокол последнего допроса Тришковича. Показания Друшлова данные им в прокуратуре по делу об убийстве гражданина Семикратова – ложные.
– Спасибо, Артём Сергеевич, всем Вам, ребята, спасибо от всей души, и как начальник УВД – всем объявляю благодарность.
Ветров вспомнил о том как, шуткой говорил Красилову, что они добудут всю необходимую информацию по делу, да ещё и в сауну успеют сходить. Но после того, что Стальмин рассказал о Семикратове и отце Юрия Алексеевича, шутить Артём уже не решился.
– Благодарность по службе – это хорошо, – говорил себе капитан Ветров, садясь в машину, – вот сейчас развезу Вас всех по домам, – сказал он ребятам из отдела, которые уже ждали его в салоне машины, – чаю горячего попью и спать. Тогда вообще отлично будет.
Петляя по улицам родного города, Артём Сергеевич, подводил итоги прошедшего дня:
– Время на все дела было не более суток, могло и не хватить, поскольку неизвестно где могли быть все нужные свидетели.
– Завтра в 10:00 Миловский ознакомил бы Тришковича со своим «гениальным» планом, где ключевой фигурой проектировался Васька Дуршлаг и тогда убийцу попросту бы «отмазали».
– Сотрудники отдела по раскрытию особо тяжких преступлений сработали воистину оперативно, ну на то они и оперативники, и теперь неопровержимых доказательств более чем достаточно.
– А кроме этих доказательств есть ещё и доказательства преступных деяний адвоката Миловского, поскольку его художества не на камерной малявке намазаны, а на реальном протоколе допроса свидетеля, а ныне лжесвидетеля.
– И теперь уже завтра утром из УВД в прокуратуру отправиться официальный документ, соответственно которому гражданин Миловский из адвоката должен быть переквалифицирован в подследственного.
– Тришковичу назначат другого адвоката, которому судьба Тришковича будет интересна не более чем плохая погода. Весенников при таком позорном раскладе вмешиватся не станет, да и не до этого ему сейчас – голова болит не шуточно. А его заместители – не в деле, на них у кодлы «лицензии» нет.
– Так, что правда на сегодня победила и преступник будет наказан по всей строгости закона. Такие фокусы, как затея Миловского, при огласке, обязательно, должны подхлестнуть местное правосудие проявить всю суровость закона в отношении лиц совершающих особо тяжкие преступления. А огласка будет, и еще какая. Здесь уж пресс служба УВД в грязь лицом ни как не ударит.
ПРОДОЛЖЕНИЕ СЛЕДУЕТ...