Пространство новейшая онтология

Книга написана в соавторстве с К.В. Кочелаевской и А.Г. Лазерсоном

ОГЛАВЛЕНИЕ
Введение
Глава 1. Основные философские парадигмы пространства.
Глава 2. Пространство как универсальная эпистемологическая категория
Глава 3. Онтология мирового пространства  в классической и неклассической научных парадигмах
Глава 4. Пространство:  многомерная онтология
Глава 5. Пространство: фрактальная онтология
Глава 6. Пространство: виртуальная онтология
Заключение



Введение
Пространство является  важнейшим  бытийным феноменом и фундаментальной философской и общенаучной категорией. Оно играет исключительно важную роль в мироустройстве, в человеческой жизни и в процессах познания: вся человеческая деятельность, практически любой познавательный акт происходят в пространстве и связаны с определением некоторых пространственных отношений и порядков. Человек и Вселенная существуют в пространстве, развиваются в нем, создают и обнаруживают самые разные порядки. 
Вместе с тем, несмотря на такую особую значимость,  само пространство все еще недостаточно   онтологически определено. Это обусловлено  рядом причин. Во-первых, постоянным приростом научного знания о мировом пространстве, которое в двадцатом веке менялось настолько динамично, что философское осмысление «не успевало» за ним. Относительность пространства, его связь со временем, материей, физическими законами в макро- и микромире широко обсуждались в эпистемологии и  философии естествознания первой половины и середины двадцатого века, однако   новые результаты постнеклассических наук, представления о возможной многомерности и дискретности пространства, фрактальности огромного множества пространственных объектов, особенностях существования  виртуальных пространств  до сих пор не интегрированы в философскую онтологию во всей их сложности и полноте. Во-вторых, двадцатый век обозначил принципиальный отказ философии от построения полных и  универсальных онтологий, сосредоточив философские усилия в области исследования  социального бытия, деструкции философских систем, постижения уникальности человеческого существования и экзистенциальных переживаний, отсрочив систематизацию взглядов на пространство как  на всеобщую вселенскую сущность.  В-третьих, гуманитарные, социальные и естественные науки, все более и более дифференцируясь, вводят в научный арсенал все новые и новые концепты умозрительных пространств, единство и онтологическое значение которых далеко не очевидны. В результате  необходимо констатировать  важнейший  гносеологический факт: сколько-нибудь полной онтологии пространства, обобщающей известные на сегодняшний день научные представления, не существует.
Сказанное, однако, не означает, что философских работ,  изучающих те или иные аспекты пространства, недостаточно. Напротив, существует огромное число всевозможных исследований пространства и пространственных отношений, выполненных в рамках тех или иных философских дисциплин и концепций, отражающих определенные конкретные представления о  пространстве и обозначающих в своей совокупности его как универсальный способ познания. Но именно многообразие и «пестрота» философских взглядов на пространство приводят к отсутствию на сегодняшний день единых онтологических представлений о нем, образуя  огромную познавательную брешь. Кроме того, в большинстве философских работ, посвященных исследованию  самых разных пространств, не  используются  новейшие результаты естественных наук, существенно меняющие   представления о пространстве как таковом и о свойствах пространственных объектов. Естественные же науки,  исследующие мировое пространство,  не ставят своей первоочередной задачей систематизацию и обобщение современных  философских и научных представлений о нем, в том числе социальных и гуманитарных. Возникает следующий когнитивный парадокс: научных и философских работ, посвященных исследованию пространства, становится все больше, а смысл феномена пространства при этом все более затемняется, универсальное знание о нем отсутствует. Все  сказанное делает проблему построения принципиально новой (постнеклассической) онтологии пространства, основанной на современных научных результатах,  чрезвычайно актуальной и значимой. Не вызывает  сомнения, что подобное построение  может быть проведено только в рамках философской онтологии,  а его результаты будут иметь не только теоретическую, но и практическую значимость.
Анализ работ, посвященных проблеме пространства, необходимо начать с констатации их огромного числа и разнообразия. Тем не менее, в контексте поставленной исследовательской задачи все эти работы можно разделить на три группы. К первой относятся философские работы, в которых  строятся онтологические концепции пространства как одного из вселенских начал или как универсального феномена, определяющего человеческое существование. Во вторую входят фундаментальные естественнонаучные исследования мирового пространства, которые могут служить необходимым основанием для философских онтологических построений. Третью, самую многочисленную и «пеструю», составляют работы, посвященные исследованию самых разных пространств, связанных с человеческой деятельностью.
Если говорить о работах первой группы, то следует отметить, что в европейской философии, начиная с античности, практически не существует  сколько-нибудь значимых и полных философских систем, которые не использовали бы  пространственных представлений и не пытались бы так или иначе определить пространство. Пространство как вселенская метафизическая сущность с определенными свойствами, как субстанция  рассматривалось греческими натурфилософами, Пифагором, Левкиппом,  Демокритом,  Платоном, Аристотелем, Н. Кузанским, Ф. Бэконом, Г. Галилеем, Р. Декартом, Б.Спинозой, Г. Гегелем. Универсальной формой человеческого   мировосприятия, чувственного и рационального познания, представляли пространство Дж. Беркли, Д. Юм, Г. Лейбниц, И. Кант.
Научные  исследования пространства начались с  его математического описания еще в античности. Евклид первым постулировал трехмерность реального пространства и  определил прямоугольную метрику как его  существенное свойство. Позднее И. Лобачевским, Я. Бойяи, К.Ф. Гауссом, Б. Риманом, Е. Бельтрами, Ф. Клейном, Г. Минковским были построены криволинейные геометрии, опровергшие представления о прямоугольном пространстве  как единственно возможные и позволившие описать свойства реального мирового пространства.
Исследования пространства в физике служили основанием для создания великих физических парадигм. Пространство как универсальный  мировой феномен, как  бесконечное место,  в котором существует Вселенная,  первым математически и физически описал И.Ньютон, положив начало  научным представлениям об абсолютном пространстве и классической научной парадигме. Построение неклассической научной парадигмы фундировано  концепцией пространства А. Эйнштейна,  рассмотревшего его как универсальный, но относительный феномен, связанный со временем, материей, энергией и меняющий геометрию при движении тел. Важное место в философском осмыслении свойств реального пространства занимают работы Г. Рейхенбаха, А. Грюнбаума, Б. Рассела, В.А. Фока,
Фундаментальные постнеклассические концепции пространства, исследующие его свойства и связь с другими универсальными феноменами, принадлежат С. Хокингу, Дж. Элису, П. Дэвису, Л. Смолину, С. Вайнбергу, Р. Пенроузу, Б. Грину. 
Социальная философия, социология, культурология, экономика историческая география, психология,  лингвистика обнаружили историко-культурную и социальную  значимость  категории «пространство». Именно в гуманитарном знании возникли представления о разнообразных умозрительных пространствах (социальных, культурных, семантических, исторических, властных, психологических, личных, городских) и пространственноподобных образованиях: «полях», «топосах», «хронотопах», «ландшафтах», «местах». В результате  чего  появились «социальная топология» П. Бурдье, «теория центральных мест» географа В. Кристаллера, экологическое и структурное  пространства Э. Эванс-Причарда, городское пространство Х.Л. Борхеса, «этнические поля» этнолога Л. Гумилева, «хронотоп» историка А.Я. Гуревича, «полезные пространства» М. Фуко и многие другие. Теории пространства в гуманитарных науках касаются фундаментальных измерений человеческого мира и выражают их в специфических нестрогих параметрах, таких как «верх» и «низ», «центр» и «окраина», «поверхность» и «глубина», «удаленность» и «близость», «опережение» и «отставание», фиксирующиеся  даже на уровне обыденного сознания.  Пространственные категории служат объяснением того, в каких именно  характеристиках описывается человеческое существование, и представляются необходимыми для создания его онтологии. Значительное место в изучении   проблемы пространства занимают работы отечественных  исследователей М.Д. Ахундова, В.К. Потемкина, А.Л. Симанова, С.А. Лебедева, Э.М. Чудинова, А.А. Матыцина, А.М. Мостепаненко, В.С. Барашенкова, Ю.С. Владимирова, Н.В. Мицкевича.
Анализ  всех этих значительных работ  позволяет  констатировать отсутствие единых  и универсальных взглядов на пространство в современных философии и  естествознании.  Все сказанное и определило объект нашего исследования - пространство как  универсальный бытийный феномен. И нашу цель: мы хотим создать   современную (постнеклассическую) онтологию пространства, учитывающую новейшие научные представления, то есть построить систему взглядов на то, как пространство возникает, как оно существует и какими существенными свойствами обладает. 
На этом пути мы сначала обратимся к философской традиции, попытаемся понять, как представляли пространство до нас великие умы. Но нам бы не хотелось лишь в очередной раз зафиксировать следующий известный стереотип: существуют субстанциальные (абсолютные) и реляционные концепции пространства. Вот почему мы  воспользуемся гуссерлианской феноменологией как мощнейшим средством познания и попытаемся выделить  фундаментальные смыслы пространства.
Затем мы  определим,  как именно пространство существует, формы его бытия. Для этого мы исследуем онтологически различные пространства: мировое (материальное, физическое) и множество умозрительных пространств, создаваемых человеком.
Далее мы постараемся  выделить самые известные,   парадигмальные естественнонаучные онтологии мирового пространства и обнаружить расхождения в их представлениях.
В наш проект  входит и исследование того, как на представления о пространстве влияет феномен фрактальности, и того, как связана фрактальность со свойствами мирового пространства и умозрительных пространств.
Нас очень интересует, как соотносится  пространство с виртуальностью. Мы хотим внести ясность в представления о виртуальных пространствах, на сегодняшний день не просто затемненные, но даже мифологизированные; показать, как виртуальные пространства соотносятся с реальностью и с мировым пространством -  и находим эту исследовательскую  тему весьма непростой. По сути, мы хотим создать и онтологию виртуальных пространств.
Все эти этапы должны привести нас к  единой системе взглядов на пространство, то есть, к построению его онтологии. Мы рассчитываем на то, что эта онтология будет самой полной из известных и оригинальной, то есть будет нести новое знание о пространстве.
Разумеется, столь непростой  познавательный проект предполагает и правильный выбор методологии, и она имеет важнейшее значение  для настоящего исследования.  Мы  сознательно отказываемся от однозначности и определенности, свойственных философской  классике, и  положим в основание нашего исследования совершенно иные, постнеклассические (нелинейные, синергетические) принципы и методы. Принципы динамичности и  нелинейности позволят нам рассматривать представления о пространстве как  открытую динамичную систему,  меняющуюся вместе с научными представлениями. Принцип существования всеобщих обратных связей дает возможность  рассматривать  зависимость свойств пространства от времени, материи, движения, и наоборот,  а также  каждой из множества современных концепций пространства  - от всех остальных. Принцип адихотомичности предполагает    снятие жестких оппозиций (таких, как порядок-хаос, актуальное-потенциальное, дискретное-непрерывное) при   определении пространства. Принцип    плюрализма предполагает учет всех значимых концепций пространства  при  построении единого синтетического представления о  нем.
Но главной для нас,  методологическим  фундаментом исследования, станет феноменология Гуссерля.  При  определении традиционных слоев смысла феномена пространства мы используем историко-интенциональный анализ;   при выяснении существенных свойств пространства мы постоянно будем применять метод эйдетической вариации; феноменологическая редукция  позволит нам свести реально существующее пространство к осмысляемому феномену пространства, поскольку пространство в философии – это то, и только то, что мы о нем думаем. 
А для того, чтобы наши мысли о пространстве имели реальное основание, мы    в качестве  фактических  оснований для  построения онтологии пространства будем постоянно и последовательно использовать  фундаментальные результаты конкретных наук: теории относительности, квантовой механики, космологии, физики высоких энергий, синергетики.  В теоретическую основу нашего исследования входят труды известных отечественных и зарубежных философов, физиков, специалистов в области синергетики, нелинейной динамики, теории фракталов, виртуалистики, в работах которых   исследуются свойства мирового пространства, умозрительных и виртуальных пространств. И именно для того, чтобы профессионально разобраться во всех этих сложных результатах, мы создали междисциплинарный авторский коллектив.
 Конечно, в этой работе  в этой работе мы не сможем обойтись и без всей совокупности  познавательных методов, традиционных для любого научного познания: анализа, синтеза, индукции, дедукции, редукции, позволяющих выделить, систематизировать и классифицировать концепции пространства,  а затем создать единое представление о нем.
Для тех, кто не располагает временем или желанием прочитать всю эту книгу, мы приводим основные результаты нашего исследования здесь, во введении. Все же остальные могут ознакомиться с их последовательным обоснованием в  шести главах этой книги.  Итак, вот  наши выводы и наша онтология.
1.Историко-интенциональный (гуссерлианский) анализ  классических философских  концепций пространства позволяет выделить три  его фундаментальных смысла. Смысл «пространство как место» (как вместилище всего, как всеобъемлющее Нечто)  является  основой представлений об абсолютном пространстве и всех субстанциальных  (онтологических) концепций пространства, в которых пространство постулируется  не зависящей от человеческого сознания объективной реальностью, не влияющей на объекты мира, но позволяющей им существовать определенным образом. Смысл  «пространство как порядок взаимного существования» постигается через реальные отношения между  исследуемыми объектами и  фундирует  реляционные (гносеологические) концепции пространства. Смысл «пространство как  способ познания мира»  обозначает пространство как форму человеческого сознания,  как интенцию, наделяющую  объекты мира пространственными свойствами, и лежит в основании множества научных, в том числе, гуманитарных и социальных,  представлений о самых разных, материальных и нематериальных,  пространственных  объектах.
2. Феномен пространства полионтичен. Существуют два принципиально разных онтологических вида пространств: единое мировое материальное пространство и множество нематериальных   (умозрительных) пространств, создаваемых интерсубъективной и субъективной интеллектуальной деятельностью и наделяемых общими смыслами. Метрические и топологические свойства  единого мирового пространства ограничены естественными законами,  свойства умозрительных  пространств  не ограничены. Существование множества умозрительных пространств  обозначают пространство как одну из двух основных  (наряду со временем) познавательных стратегий, как универсальную гносеологическую категорию, как общенаучную эпистему, позволяющую оптимальным образом упорядочить объекты некоторой области познания. Представления об умозрительных пространствах  генетически укоренены в мифологических, мистических, религиозных учениях и связаны с особенностями человеческого сознания, со смыслом «пространство как способ познания мира». Познание с помощью умозрительных пространств предполагает визуализацию нематериальных или невидимых в реальности сущностей,  мысленное овеществление невещественного.
В социальных науках именно пространственные структуры позволяют адекватно и наглядно отразить значительные социальные трансформации, изменения в общественном развитии в виде иерархического (вертикального) или сетевого (горизонтального) устройства.  Важнейшим умозрительным пространством является социальное пространство, гносеологически амбивалентное: с одной стороны,  социальное пространство мыслится частью реального географического пространств и описывается в терминах, имеющих геометрические и механические аналоги: «социальное расстояние», «социальный объем», «социальные силы», «социальные дифференциалы», «социальные векторы»;  с другой стороны - представляется особой нефизической  и негеографической средой, в которой  актуализируется социальная реальность; многомерным нематериальным пространством социальных процессов, социальных отношений, социальных практик, социальных позиций и социальных полей, функционально взаимосвязанных между собой; логически  выстроенным конструктом. Исследование структуры социального пространства позволяет определить не только порядки и отношения социальных феноменов, но и их сущностные характеристики. Социальные пространства изначально представляются логической  конструкцией, полезной  для понимания единства системы общественных отношений, но значительный эвристический потенциал категории «пространство» приводит к выделению подпространств частных социальных и культурных практик: исторического, экономического, политического, культурного, психологического, жизненного.
3. Развитие   естественных наук   определило построение трех  парадигмальных, противоречащих друг другу онтологий мирового пространства. Первой из них стала классическая онтология пространства И. Ньютона, в которой пространство объявлялось абсолютным, объективно существующим, пустым, трехмерным, прямоугольным, непрерывным, однородным и изотропным, не связанным со временем и материей. Эта онтология верифицирована только теоретически, поскольку эмпирическая ее верификация недостижима из-за невозможности чувственного познания  пространства с  подобными свойствами.  Второй  фундаментальной онтологией стала  неклассическая модель пространства Эйнштейна,  построенная в рамках теории относительности и ее приложений, теоретически и эмпирически  верифицированная для макромира.  Пространство Эйнштейна объективно существует, относительно, связано со временем и материей, его свойства динамически зависят от свойств помещенных в него материальных объектов, и  наоборот; пространство-время четырехмерно, структурировано, всюду полно,  возникает вместе с материей, криволинейно, непрерывно;  его геометрия не фиксирована, эволюционирует во времени в соответствии с  фундаментальными физическими законами. Третья значимая онтология пространства – неклассическая квантово-механическая онтология пространства в микромире, до сих пор являющаяся неполной.  Пространство в ней недостаточно определено и в некоторых ситуациях теряет какой-либо смысл, но предположительно связано со временем и обладает сложной топологией и структурой: является дискретным, имеет минимальную возможную длину (амер), квантуется; его размерность не определена. Существование единого мирового пространства  предполагает в неклассической парадигме в качестве возможности, что его свойства и структура зависят не только от свойств существующих в нем объектов, но и от масштабов, в которых эти структура и свойства изучаются: разным пространственно-временным масштабам (мега-, макро- и микро-) могут соответствовать разные свойства пространства-времени.  Построение единой онтологии мирового пространства  возможно в рамках постнеклассической научной парадигмы и означает создание такой хроногеометрической модели, которая предполагала бы новые нетрадиционные свойства пространства, отрицающие классические и неклассические его характеристики и снимающие дихотомию дискретного и непрерывного, что позволило бы  однозначно  описать его на всех уровнях существования, 
4. Существенными свойствами мирового пространства в постнеклассической научной парадигме являются многомерность, неопределенность топологических и метрических свойств, виртуальность и фрактальность. Многомерность пространства-времени является фундаментальным онтологическим свойством материального мира,  обуславливающим единство и связь  физических феноменов;  представления о многомерности пространства  предполагают возможность  создания единой универсальной теории, описывающей  все уровни физической реальности. Наблюдаемое пространство-время предполагается лишь четырехмерной проекцией многомерного, остальные  измерения предполагаются   компактифироваными или в принципе не доступными наблюдению. Число измерений  пространства-времени, топология, кривизна, форма наблюдаемого пространства не определены и  рассматриваются как динамические величины, меняющиеся в разных областях Вселенной.
5. Фрактальность является универсальным пространственно-временным свойством объектов различной природы  и разных масштабов и принципиально меняет представления о возможных топологических свойствах пространственных и временных объектов. Само мировое пространство-время является многомерным природным фракталом, представления о  котором конституируются в  концепциях теоретической физики (моделях дискретного пространства-времени,  моделях струнной топологии, моделях спиновых сетей и спиновой пены). Как мера пространственной и временной сложности  фрактальность предполагает особую онтологию объектов мира,  особые законы их развития. Осмысление   фрактальности как феномена рождает значительные эпистемологические проблемы, связанные с невозможностью определить классическую  протяженность, предполагает непротивоположное,  адихотомичное сочетание порядка и хаоса и  нивелирует  классический смысл пространства как порядка существования. Фрактальность является  универсальной постнеклассической эпистемой, стратегией научного познания,  позволяющей исследовать любые топологически нетривиальные пространственные и временные  структуры, решать теоретически и практически значимые проблемы: в ракурсе фрактальности как эпистемы онтологические представления о пространстве образуют развивающийся во времени  смысловой фрактал.
6.Постнеклассическая онтология пространства  предполагает как необходимые представления о виртуальных свойствах мирового  физического пространства и множестве виртуальных пространств. Под виртуальным пространством понимается пространство, в котором помещаются и максимально являют себя недовоплощенные в реальности феномены. Существует  виртуальное физическое пространство - недопроявленное в наблюдаемой реальности  многомерное пространство Вселенной, в котором полностью реализуются физические виртуальности наблюдаемого мира; оно является топосом – пространством с переменной топологией.  Существует и онтологическая иерархия виртуальных нефизических пространств с разным онтологическим «весом», в которых помещаются виртуальные объекты с различной степенью воплощенности в реальности; виртуальными пространствами  можно считать все умозрительные пространства, создаваемые человеком в процессах познания и творчества.  Виртуальные пространства обладают неопределенными и переменными метрическими  и топологическими свойствами, могут  содержать любое число измерений, обладать  любой формой, кривизной и связностью. Не существует однозначной связи виртуального нефизического пространства и виртуального времени: одному и тому же виртуальному пространству могут соответствовать разные виртуальные времена; время в виртуальных пространствах может иметь любой масштаб, обращаться вспять и даже исчезать; следствием подобной несвязности является отсутствие строгих и точно определенных законов виртуального существования.  Процессы выбора, изменения, перехода и будущие возможности реальных  систем существуют как онтологически полноценные объекты виртуальных пространств, их исследование позволяет  управлять реальными процессами развития. Виртуальные пространства являются универсальной  постнеклассической эпистемой.
7. Постнеклассическая онтология пространства является открытой, фрактальной, развивающейся эпистемологической системой.  Открытость постнеклассической онтологии пространства  определяется принципиальной незавершенностью естественнонаучных взглядов на мировое пространство, несогласованностью  фундаментальных физических теорий в его описании,  постоянным приростом научного знания о нем, созданием все новых и новых гуманитарных и социальных концептов пространства. Фрактальность постнеклассической онтологии пространства обусловлена сложной структурой  естественнонаучных, социальных и гуманитарных  знаний о различных пространствах с особыми свойствами,  образующих «гносеологическое дерево».
В построенной нами постнелассической онтологии пространство представляется полионтичным феноменом, имеющим реальную («наблюдаемое» мировое физическое пространство) и множество виртуальных составляющих (виртуальное мировое пространство и иерархия   творимых человеком виртуальных пространств). Существенными  свойствами любого пространства в рамках постнеклассической онтологии  являются многомерность, фрактальность, неопределенность и динамичность топологических и метрических характеристик. В постнеклассической онтологии пространство может выступать не как фундаментальное, а как вторичное свойство мира, производное от причинности, событийности или других, пока неизвестных свойств; в этом случае смысл «пространство как место» должен нивелироваться.   
Мы особо отмечаем тот факт, что построенная нами онтология пространства является открытой, она должна и будет пополняться новыми представлениями по мере того, как пространство будет открывать свои новые и новые свойства науке. Мы надеемся, что наша онтология является наиболее полной из всех существующих, но  понимаем, что пространство и по сей день остается не познанным до конца феноменом, тайной.

 
 




Глава 1.
Основные философские парадигмы пространства
Категория «пространство» является тем  фундаментальным понятием,  без которой немыслимо  построение любых хоть сколько-нибудь универсальных философских представлений.  В самом деле, в европейской философии, начиная с античности, трудно назвать философскую систему, которая не использовала бы  пространственных представлений, и  даже простое упоминание всех концепций пространства представляется слишком длинным.
    При подобной значимости и фундаментальности, категория «пространство» до сих пор недостаточно определена.  Принципиально это связано именно с фундаментальностью, поскольку подобные основополагающие понятия невозможно определить через менее общие,  а определения  их через другие фундаментальные категории, такие, например, как «мир», «реальность» или «материя» неоднозначны из-за неопределенности последних. Чего стоят, например, такое определение: «Пространство –  фундаментальное (наряду с временем) понятие человеческого мышления, отображающее множественный характер существования мира, его неоднородность»? Или «Пространство и время - всеобщие формы существования материи»? Очевидно,  что попытки так определить пространство никак не соотносятся  с его интуитивно постигаемым смыслом, и, значит, для большинства оказываются бессмысленными. Трудность определения пространства связана и с его неочевидными свойствами: мало  кто сомневается в его существовании, однако оно «прозрачно», «невидимо», его трудно  познавать непосредственно, отдельно от помещенных в него объектов. И тогда возможны разные взгляды на это «невидимое», разные его понимания и разные интерпретации.
Что есть пространство? Почему пространство столь значимо?  Почему человеку при осознании того, где он, недостаточно того, что он в помещении, в городе, в стране, в окрестности Земли, в Солнечной системе, наконец, во Вселенной? Почему сознанию помимо всех этих  мест требуется еще одно, самое универсальное, вмещающее в себя  Мир в целом,  «место мест» и «вместилище вместилищ»? Почему, несмотря на то, что профанному, конкретному  уму понятие «пространство» может показаться излишним, ум философский, ум научный и ум художественный всегда используют его в своих размышлениях? Почему  пространственные отношения  с легкостью  постигаются любым интенциональным сознанием, любым познающим субъектом?  Каковы интуитивно постигаемые  смыслы пространственных отношений?
  Чтобы ответить на  эти вопросы,  недостаточно лишь вспомнить и перечислить все известные философские представления о пространстве -  при этом мы столкнемся с такой эклектикой мнений,  что разобраться в ней будет очень трудно. Недостаточно сослаться и на хорошо известную, общепринятую в истории науки и философии классификацию концепций пространства: субстанциальную и реляционную - и вот почему. Известно, что субстанциальная концепция рассматривает пространство как особую самостоятельную сущность, независимую от материальных объектов; в реляционной концепции пространство  представляется формой существования  материальных объектов – и обе эти концепции  кажутся  нам недостаточными для понимания того, что есть пространство. Во-первых,  потому что при подобном делении возможные смыслы пространства   заведомо ограничены всего двумя слишком жесткими схемами, и, на наш взгляд,  это заблуждение. Во-вторых, потому что мы хотим достичь требуемой при любом философствовании предельной ясности,  а следование одной из этих  моделей означает, что на вопрос: «Что есть пространство?»  - можно ответить  весьма туманными утверждениями «пространство есть субстанция», либо  «пространство есть форма существования материальных объектов»,  мало что проясняющими, если мы озадачены поисками смысла. В-третьих,  потому, что эти концепции являются всего лишь чужими интерпретациями великих представлений о пространстве,    а нам хотелось бы, следуя феноменологическим принципам, составить собственное мнение хотя бы по поводу того, что думали великие. В-четвертых, эти концепции часто бывают откровенно противоречивыми, содержат неверные с нашей точки зрения суждения.  В-пятых, и это обстоятельство представляется нам весьма важным,  в этих концепциях рассматривается материальное, физическое пространство и порядок  существования в нем материальных, физических объектов, в то время как  в философии, в науках, в искусстве существуют и  пространства умозрительные, содержащие нематериальные объекты.  Об этих нематериальных пространствах речь заходит не реже, чем о пространстве материальном – и тогда  традиционные концепции кажутся слишком узкими.
Сказанное означает, что при поиске основных смыслов пространства мы сталкиваемся с  познавательной проблемой. Построение   простой философской ретроспективы не даст нам требуемой ясности из-за множества мнений и кажущегося хаоса суждений. Следование известной классификации не даст независимости собственного суждения. Но  при исследовании столь важного  феномена нельзя не принимать в расчет чужие мнения, его конституирование – всегда коллективный, интересубъективный  проект, даже в тех случаях, когда чужие взгляды в итоге отрицаются. Вот почему нам необходим метод, использующий все накопленное знание о пространстве и дающий в итоге собственные, предельно ясные суждения о нем.   И такой метод есть – это гуссерлианский поиск «слоев смыслов» (Sinnschichten),  который и  позволяет выявить самые глубокие основания любых универсальных представлений, построить коллективную  «лестницу смыслов»,  ведущую к сущности исследуемого феномена.
Итак, пытаясь разобраться в калейдоскопе традиционных  философских представлениях о пространстве мы будем пользоваться одной из основных  процедур феноменологии – историко-интенциональным анализом, позволяющим   увидеть последовательное, временное смыслосозидание феномена пространства в философской и общенаучной традициях, выделить  основные его смыслы и исследовать их эволюцию.   И  если результат такого исследования не совпадет с принятыми в эпистемологии классификациями и значениями, то он, согласно принципам феноменологии, имеет право на существование; если же он покажется кому-то  неверным, то  он может быть фальсифицирован.
Известно, что Э. Гуссерль определил и описал многие феноменологические процедуры, необходимые и эффективные при прояснении  сущностей значимых феноменов и  позволяющие получать онтологически значимые результаты.  Историко-интенциональный анализ  Гуссерль  обосновал в своих поздних работах,  в которых обозначил  седиментационную  (смысло¬вую) историю, значительно отличающуюся от традиционной истории нау¬ки.  Смы¬словая история  имеет не исторические, а эпистемологиче¬ские и феноменологические цели, это не история научных событий, а история появления и эволюции  смыслов. Обозначая конституирование онтологии пространства как сложный, синтетический познавательный проект,  мы предполагаем  использование в нем всех радикальных феноменологических процедур,  но начнем именно с  историко-интенционального анализа. Мы будем исследовать не просто конкретные, частные мнения,  а  выделять скрытые терминами, категориями, различными языками единые смыслы. Заметим, что горизонты   смыслов сложно зависят от времени: один и тот же  смысл существует в разные времена в различных ноэмах,   может по-разному обозначаться в разнесенных во времени концепциях, и задача исследователя – обнаружить истинный рельеф  смысловых пластов, очистив их от второстепенных наслоений.   Обнаруживая «слой» смысла, мы, по сути, находим определенную философскую парадигму, образец значимого и ясного мнения, разделяемого сообществом единомышленников, и наша задача – определить основные философские парадигмы пространства, руководствуясь лишь соображениями предельной ясности  и тождественности смыслов. Из-за небольшого объема данного текста мы не может описать в нем все этапы историко-интенционального анализа подробно, и остановимся лишь на основных выводах.
Эволюция  смыслов пространства берет свое начало в античности и связана с  великими онтологическими и гносеологическими системами. Историко-интенциональный анализ позволяет  утверждать, что самыми продуктивными для всей последующей философской традиции были представления о пространстве Платона. Он был, пожалуй, единственным философом,  выделившим целых три   значимых смысла пространства.  В диалоге «Тимей» Платон следующим образом определяет пространство: «...Приходится признать, во-первых, что есть тождественная идея, не рожденная и не гибнущая, ничего не воспринимающая в себе откуда бы то ни было и сама ни во что не входящая, незримая и никак иначе не ощущаемая, но отданная на попечение мысли (курсив наш). Во-вторых, есть нечто подобное этой идее и носящее то же имя - ощутимое, рожденное, вечно движущееся, возникающее в некоем месте и вновь из него исчезающее, и оно воспринимается посредством мнения, соединенного с ощущением (курсив наш). В-третьих, есть еще один род, а именно пространство (i hora): оно вечно, не приемлет разрушения, дарует обитель всему рождающемуся (курсив наш), но само воспринимается вне ощущения, посредством некоего незаконного умозаключения и поверить в него почти невозможно». Очевидно, что  в первом случае речь идет об осмысляемой идее пространства; во втором – о реальном пространстве как о чувственно ощущаемом и рационально осмысляемом взаимопорядке вещей;  в третьем -  о пространстве как о чувственно не ощущаемой  обители «всего рождающегося»!  Остается только удивляться гениальной интуиции Платона.
Именно с представлений Платона начинаются и традиция полагать пространство  вечным вместилищем всего существующего, «обителью всего рождающегося», позже сложившаяся в концепт абсолютного пространства; и традиция детерминировать пространство как  то, что может быть обнаружено не через само себя, а через другое: через соотношения, связи, структуру любых движущихся вещных предметов познания, - как «ощутимое, рожденное, вечно движущееся, воспринимаемое посредством мнения, соединенного с ощущением»,  т.е. относительно; и традиция считать пространство «идеей, отданной на попечение мысли», эволюционировавшая в кантианское представление о пространстве. Особо отметим, что исследователи обычно считают Платона основателем и последователем  только субстанциальной концепции пространства, и уже на этом этапе исследования мы сталкиваемся с нетривиальным, на наш взгляд, результатом.   
 В традицию полагать пространство  вместилищем укладываются и представления атомистов, и концепция пространства Аристотеля . Последний  подчеркнул значимость пространства,    впервые   назвав его в числе десяти фундаментальных  категорий,  и практически отождествил его в своей онтологии с   представлением о  «месте» (;;;;;), доведя универсальный смысл пространства как места, как вместилища, до предельной ясности.   Место же   определил как границу объемлемого тела по отношению к объемлющему,   Аристотель говорит и о  трехмерности пространства, следующей из трехмерности мира: мир  – «тело, обладающее длиной, шириной и глубиной», и не более того, поэтому и пространство трехмерно». Снова отметим, что Аристотеля традиционно считают основоположником реляционной концепции пространства только на том основании, что понятие «место» у него относительно. Но пространство у Аристотеля -  это система естественных мест, занимаемых материальными телами, неоднородная и конечная, но вмещающая.
Аналогичным образом, как вместилище,  понимали пространство Левкипп и Демокрит, видя в нем пустоту (;; ;;;;;),  содержащую все подвижные сущности,  по сути – пустое место, пустое вместилище. Пространство Демокрита  - самостоятельная сущность, субстанция, не зависимая от материи, реально существующая пустота,  вмещающая всю совокупность атомов, объективно, однородно, бесконечно. Вот как позже написал об этом Лукреций в своей знаменитой поэме «О природе вещей»:
Если пространство иль место, что мы пустотой называем
Не было б вовсе, тела не могли бы нигде находиться.
И не могли б никуда и двигаться также различно.
И Декарт полагал пространство протяженной  материальной субстанцией, материальной  реальностью,  непрерывной протяженностью, континуумом,  заполненным материальными объектами мира.  В  «Началах философии»  он пишет:  «Пространство, или внутреннее место, разнится от телесной субстанции, заключенной (курсив наш – К.К.) в этом пространстве, лишь в нашем мышлении. И действительно, протяжение в длину, ширину и глубину, составляющее пространство, составляет и тело...  то же самое содержится и в нашей идее о пространстве, причем не только о пространстве, заполненном телами, но и о пространстве, которое именуется «пустым»…. Представим нашу материю настоящим телом, совершенно плотным, одинаково наполняющим всю длину, ширину и глубину того огромного пространства  (курсив наш – К.К.), на котором остановилась наша мысль. Представим далее, что каждая из ее частей занимает всегда часть этого пространства, пропорциональную своей величине, и никогда не может заполнить больший или сжиматься в меньший объем или допустить, чтобы одновременно с ней какая-нибудь другая часть материи занимала то же самое место». Анализ этого текста позволяет понять, что пространство есть «место», оно «огромное» и в него «заключены» все материальные объекты.  Поскольку Декарт отождествляет  протяженность с телесностью, то пустоты нет. Отсутствие пустоты  выводится и логически; у пустоты нет свойств, значит, ее не существует. Декарт определяет и структуру пространства, которая определяется движением материальных тел.  Поскольку пустоты нет, и все тела соприкасаются, то движение одной из них вызывает движение всех других; “нигде нет ничего неизменного”. И это вечное изменение вызывают изменения плотности и протяженности – пространство оказывается неоднородным. Это определяет криволинейную геометрию движения материальных тел.  Пространство бесконечно, поскольку протяженность телесность неограниченна,  и вечно, поскольку никогда не  существовало всеобщей бестелесной пустоты.
   Если пространство Декарта всюду полное, то пространство Галилея пустое, и он так объясняет это: «Если мы разделим тело на конечное число частей,  то, без сомнения, не сможем получить из них тела, которое занимало бы объем, превышающий первоначальный, без того, чтобы между частями не образовалось пустого пространства, то есть такого, которое не заполнено веществом данного тела, но если допустить предельное и крайнее разложение тела на лишенные величины и бесчисленные первичные составляющие, то можно представить себе такие составляющие растянутыми на огромное пространство путем включения не конечных пустых пространств, а только бесконечно многих пустот, лишенных величины».  Галилей доказывает и его трехмерность  и однородность,   в результате создавая  картину  пространства как искривленного замкнутого пустого вместилища мира.
Несмотря на  различия свойств пространства во всех этих представлениях, обнаруживается их смысловое единство: какими бы качествами пространство ни обладало (конечностью или бесконечностью, однородностью или неоднородностью, прерывностью или непрерывностью, пустотой или наполненностью) оно всегда есть  место,  всегда вмещающее в себя. И тогда можно утверждать, что нами обнаружен первый, самый  очевидный «слой смысла»  пространства: пространство – это место.  Это  совершенно ясный, понятный всем смысл (достаточно сравнить с практически неопределенной, по-разному интерпретируемой субстанцией), и именно он лежит в основании  множества философских, научных и профанных представлений.
Другую платоновскую идею о том, что пространство воспринимается относительно, как порядок вещей «посредством мнения, соединенного с ощущением» поддержал Б. Спиноза,  определивший все материальные объекты как  модусы пространственной протяженности, которая и позволяет их сравнивать. Протяженность является определяющим признаком не пространства, а тела, к ней через «бесконечный модус движения и покоя» сводятся  (читай - относятся) все «физические» характеристики вещей. В работах Г. Лейбница  представления об относительности пространства окончательно оформляются, и пространство мыслится именно как взаимопорядок всего существующего. Пространство Лейбница - не реальность, существующая сама по себе, а феномены, вытекающие из существования других реальностей. Не существует никакого «чистого» пространства «самого по себе», а значит,  - и пустоты. Представление о протяжённости отдельного тела, рассматриваемого безотносительно к другим, по концепции Лейбница, не имеет смысла. Пространство есть отношение («порядок»), применимое лишь ко многим телам, к «ряду» тел, и  можно говорить только об относительном размере данного тела в сравнении с размерами других тел. И тогда, пространство  есть порядок размещения тел, рядоположенность явлений, то, посредством чего они, сосуществуя, обретают определённое местоположение относительно друг друга. 
Идею  пространства как взаимопорядка доводит до логического завершения В.Г. Гегель.  Пространство у Гегеля – это  свойство инобытия Абсолютной Идеи, лишенное каких-либо качественных определений и  являющее себя во внешней, равнодушной рядоположенности моментов. Это «некая нечувственная чувственность и чувственная нечувственность». Пространство, , находится в неразрывной диалектической взаимосвязи со временем, движением и материей: «лишь в движении пространство и время действительны», но «точно так же, как нет движения без материи, так не существует материи без движения».   Само пространство статично, поскольку раскрывается как «безразличная» рядоположенность и «спокойное» местопребывание. Но наряду с этим, пространство одновременно континуум и дискретность: «пространство в одно и то же время и непрерывно, и дискретно».  Оно неразрывно связано со временем: «истиной пространства является время, так пространство становится временем... пространство переходит в него».  Пространство не пусто: нельзя «…обнаружить никакого пространства, которое было бы самостоятельным пространством; оно есть всегда наполненное пространство и нигде оно не отлично от своего наполнения». 
. Итак, обнаруживается второй, тоже совершенно ясный смысл пространства: пространство  - это порядок существования объектов мира. Налицо два значимых смысловых слоя пространства: 1) пространство как место, как вместилище для всего существующего, - самый простой и с наибольшей легкостью интуитивно постигаемый смысл, связанный со способом существования вещей; 2) пространство как порядок существования объектов мира – более сложный, на наш взгляд, смысл, напрямую связанный с возможностью познания свойств вещей. Именно так, в ракурсе  отношения к существованию и познанию, можно переосмыслить сложившуюся философскую традицию -  выделять субстанциальные и реляционные концепции пространства. В самом деле, любые представления о пространстве как  о месте, как о вместилище, о пустоте, - это, по сути, онтологические представления. Напротив, любые смыслы пространства, связанные со взаимопорядком, со свойствами материальных объектов,  которое пространство придает им своим существованием,  - это гносеологические представления о пространстве.  Разумеется, первые, онтологические, как и всякая онтология, имеют тенденцию придавать предмету собственного прояснения, абсолютный характер, вторые, гносеологические, следуя запрету на  абсолютность всякого познания,  являются относительными, реляционными. Однако, на наш взгляд,  деление концептов пространства на  онтологические и гносеологические позволяет   обнаружить  самые глубокие основания знания о пространстве, что и является целью проводимого нами историко-интенционального анализа.  В самом деле, онтологическое – это, как правило,  то, что интуитивно ощущается и постулируется; гносеологическое – то, что выводится логически, рационально.
Но тогда существует два вида представлений о пространстве: получаемые в виде чувственной или интеллектуальной интуиции и логически выводимые из наблюдений над реальностью и сравнения  свойств ее объектов – и это те два значимых предельных основания всякого знания, которые выделяются феноменологией. Деление  всех концепций пространства на  онтологические и гносеологические позволяет снять и традиционную дихотомию субстанциального и реляционного: онтологическое и гносеологическое не противоположно, а взаимно дополнительно, адихотомично -  и при подобном рассмотрении мы  удовлетворяем постнеклассическим принципам, постнеклассическому стилю познания, исключающему противоположности как слишком простой, модельный, схематичный, линейный случай.
Самый значительной проблемой и в субстанциальных (онтологических), и в  реляционных (гносеологических) концепциях пространства является проблема доказательства реальности его существования. «Пространство есть или только кажется познающему уму?» – на этот вопрос трудно ответить и онтологии, имеющей своей целью абсолютность представлений, и относительной, всегда сомневающейся  гносеологии. 
Чтобы разобраться в этом, обратимся  к концепции абсолютного пространства И. Ньютона. Не имея изначальной цели – философствовать, И.Ньютон построил настоящую эйдетическую (региональную) онтологию в смысле Гуссерля,    создав уникальное по красоте и мощи здание классической механики. Напомним, что  по замыслу Гуссерля, каждой  эмпирической науке должна соответствовать предваряющая ее эйдетическая наука, предметом исследования которой является выяснение  предельно ячных смыслов и отношений региональных априорных понятий, лежащих в основании соответствующей эмпирической дисциплины.
В самом деле, ньютоновская динамика – это эйдетическая (региональная) онтология в смысле Гуссерля, и региональная сущность этой онтологии – движение.  Она описывает определенную, значительную   составляющую мира (движущиеся объекты) минимальной системой проясненных категорий, однозначно связанных друг другом в единую систему  онтношениями существования и взаимодействия, онтологическими связями.  Однозначность связей механических категорий достигается тем, что связи эти математические. Известно, что стремясь к подобной однозначности, Ньютон построил дифференциальное и интегральное исчисление, позволившие  связать фундаментальные категории механики минимальным числом строгих отношений. Это позже науки о движении  стали множиться, дублировать друг друга категориями и смыслами, потеряли необходимую для онтологии минимальность и ясность, но ньютоновская динамика до сих являет собой эталон однозначности и строгости. И если вспомнить, что  согласно  замыслу своего создателя, динамика должна была описывать любой объект Вселенной, причем точно, то становится ясной претензия этой онтологии не только на универсальность, но и на совершенство.
Разумеется, строя столь универсальную онтологию, И. Ньютон не мог не обойтись без представлений о пространстве, ведь во все основные законы механики входит либо изменение пространственных координат, либо изменение других универсальных величин  как пространственных функций.  Он так описывает пространство: “Время, пространство, место и движение составляют понятия общеизвестные. Однако необходимо заметить, что эти понятия обыкновенно относятся к тому, что постигается нашими чувствами. Отсюда происходят некоторые неправильные суждения, для устранения которых необходимо вышеприведенные понятия разделить на абсолютные и относительные, истинные и кажущиеся, математические и обыденные, …Абсолютное пространство по самой своей сущности, безотносительно к чему бы то ни было внешнему, остается всегда одинаковым и неподвижным. Относительное [пространство] есть его мера или какая-либо ограниченная подвижная часть, которая определяется нашими чувствами по положению его относительно некоторых тел и которое в обыденной жизни принимается за пространство неподвижное: так, например, протяжение пространств подземного воздуха или надземного, определяемых по их положению относительно земли. По виду и величине абсолютное и относительное пространства одинаковы, но численно не всегда остаются одинаковыми. … Место есть часть пространства, занимаемая телом, и по отношению к пространству бывает или абсолютным, или относительным. …Положение, правильно выражаясь, не имеет величины, и оно само по себе не есть место, а принадлежащее месту свойство».
Но, включаясь в основные физические законы как фундамент,  обеспечивающий  возможность их существования, ньютоновское пространство, тем не менее, никак не являет себя непосредственно, явно. В самом деле, чтобы вывести свои законы в столь идеальном, совершенном виде, Ньютон постулировал, что пространство однородно и изотропно. Однородность означает, что  параллельный перенос начала движения на любую величину никак не меняет его, изотропность – что движение не меняется  при повороте на любой угол. А это  значит, что ньютоновское пространство «прозрачно» для движения, нигде не сопротивляется и не способствует ему,  никак не  влияет на движущиеся тела и само не зависит от их движения. Такое «безучастное» пространство нельзя обнаружить опытно, как не обнаруживается то, что не влияет на все остальное. Именно по этой причине оно должно быть и абсолютным, поскольку только абсолют не познается эмпирически.  Абсолютное пространство должно быть и бесконечным, поскольку любой конец, любая граница означает существование особенности, сингулярности, где общие свойства нарушаются.  Математически это выражается заданием граничных условий, и трудно себе даже представить какими бы они могли быть на границе пространства, коль скоро бы они существовали бы.
И тогда возникает великий онтологический концепт  абсолютного ньютоновского пространства:  это бесконечная прозрачная для движения «коробка без стен», вмещающая в себя весь материальный мир. Такое представление есть  онтологический постулат,  поскольку доказать существование такого пространства невозможно.  Абсолютное пространство Ньютона  невозможно обнаружить эмпирически: оно чувственно не постигается, не идентифицируется приборами.   Его существование как «всеобъемлющего вместилища»  не может и выводиться логически: такое всеобъемлющее  по теореме Геделя не может следовать  из теории, описывающей то, что вмещается в это всеобъемлющее.  Будучи абсолютным пространство не должно  зависеть и от времени, равно как и  оно от него. Вот как писал об этом Ньютон  в своих знаменитых «Математических началах натуральной философии»: «Время, пространство, место и движение составляют понятия общеизвестные. Однако необходимо заметить, что эти понятия обыкновенно относятся к тому, что постигается нашими чувствами. Отсюда происходят некоторые неправильные суждения, для устранения которых необходимо вышеприведенные понятия разделить на абсолютные и относительные, истинные и кажущиеся, математические и обыденные... Абсолютное, истинное, математическое время само по себе и по самой своей сущности, без всякого отношения к чему-либо внешнему протекает равномерно и иначе называется длительностью... Абсолютное пространство по своей сущности, безотносительно к чему бы то ни было внешнему, остается всегда одинаковым и неподвижным».
Пространство как порядок сосуществования вещей в мире, как протяженности предметов друг относительно друга легко  обнаруживается рационально и эмпирически (в последнем случае достаточно измерить длины!), но всегда остается сомнение, не является ли такой порядок продуктом познающего разума или  заблуждение чувств. И в первом, и во втором случае совершенно неясно,   существует ли пространство в реальности или приписывается ей.
Из крайней формы подобных сомнений естественным образом  вытекает уверенность в том, что пространство есть плод либо свойство человеческого ума.  Эту мысль доводит до совершенства И. Кант, в «Критике чистого разума», наиболее важной частью  которой  является учение о пространстве и времени. Кант интерпретирует  пространство как априорную, «чистую» форму всякого чувственного наглядного представления, форму чувственного созерцания. 
Пространство  у Канта есть то, что находится вне эмпирического опыта.  В самом деле, для того чтобы ощущения от предметов могли быть соотнесены между собой или с чем-либо еще, должно быть нечто, которое может быть основой такого соотношения и должно находиться вне предметов. «Представление пространства не может быть заимствовано из отношений внешних явлений путем опыта: сам этот внешний опыт впервые становится возможным благодаря представлению пространства». Таким образом, пространство есть чистое наглядное представление, вне какого-то эмпирического опыта. Сознание «узнает» о пространстве, поскольку представления о пространстве носят априорный характер: «В отношении пространства в основе всех понятий о нем лежит априорное (не эмпирическое) наглядное представление». «Каким же образом может находиться в душе внешнее наглядное представление, которое предшествует самим объектам и в котором понятия их может быть a priori? Очевидно, это возможно лишь постольку, поскольку оно пребывает только в субъекте, как формальное свойство его подвергаться воздействию объектов и таким образом приобретать непосредственно, т.е. наглядное представление их, следовательно, лишь как форма внешнего чувства вообще».
 Именно тут уместно вспомнить один из смыслов пространства, который обнаруживается у Платона:  пространство – «тождественная идея, не рожденная и не гибнущая, ничего не воспринимающая в себе откуда бы то ни было и сама ни во что не входящая, незримая и никак иначе не ощущаемая, но отданная на попечение мысли», читай – врожденная идея!  Мы пришли к нетривиальному, на наш взгляд результату: в своих представлениях о пространстве субъективный идеалист Кант повторяет объективного идеалиста Платона. Сам Кант практически ничего не говорит о  том,   откуда появляются в человеческом сознании априорные формы, но  об этом говорит Платон в диалоге «Федр». Идеи, рождаемые человеческим разумом – это воспоминание. Познание идей возможно потому, что истина изначально существует в душе, она созерцала ее еще до своего нисхождения в круг необходимости и в той или иной мере помнит истину, и настолько, насколько ее помнит, является мудрой, а значит – свободной. Находясь в теле, душа посредством вещей чувственного мира, являющегося отражением мира идей, может вспомнить то, что раньше созерцала; в душе изначально заложено все, что находится в мире идей, и оно предшествует опыту, является априорным. Но и сам Кант, утверждая, что «пространство представляется как бесконечная данная величина», не может не полагать, что пространство дано, кем-то или чем-то. Гносеологическое учение об априорных формах созерцания Канта повторяет онтологию Платона –  и мы обнаруживаем чрезвычайно сложный горизонт смысла.
Итак,  по  Канту (и по Платону!), пространственные представления  есть  фундаментальное свойство человеческого сознания, определяющее способность человека наилучшим  образом познавать мир. Это  полезная для познания «координатная сетка»,    позволяющая познающему субъекту понимать отношения предметов и обсуждать их с другими заинтересованными субъектами.  Именно в существовании в сознании доопытных пространственных представлений и коренится одно из глубочайших оснований познания: не имеющий пространственных представлений человек не мог бы познавать мир.  И тогда возникает интенциональный смысл  пространства: пространство есть форма человеческого сознания, позволяющая человеку познавать мир, иметь определенную интенцию, определенный взгляд на реальность,  связанный с пространственными отношениями.   Напомним, что традиционно под интенцией  понимаются роды, виды, отличительные признаки и вообще все логические понятия и термины, которые могут быть отнесены к познаваемому предмету, средство для постижения предмета, подлежащего познанию. В феноменологии  Гуссерля интенция  обозначается как сущностное свойство акта познания ( Aktcharakter), реализующее определенную отнесенность к предмету, когда последний дан нам в соответствующем наглядном созерцании; родовое понятие по отношению к определенным «психическим переживаниям», связанным с «отношением к предмету».   Пространственная интенция наряду с временной, категориальной и  нравственной -  основные способы познания мира.
Пространство Канта субъективно, но при этом универсально: субъективно, поскольку оно есть форма сознания; универсально, поскольку присуще  всякому сознанию, поскольку оно сознание. Доведенная у Канта до полного отрицания относительность сознания превращается в  свою противоположность, в абсолютность, но это не абсолютность реального, а абсолютные основания субъективного, кроящиеся в абсолютных свойствах самого сознания.
Пространство есть  имманентный человеческому сознанию способ познания, называемый «пространственным», интенция сознания - и это третий важнейший смысл пространства в философской традиции. Заметим, что, несмотря на  кажущееся сходство, этот смысл существенно отличается от смысла «взаимный порядок вещей», поскольку последний предполагает их реальные отношения и относится к миру вещей, в то время как первый означает способность сознания их обнаруживать, и относится не к материальному миру, а к самому сознанию.
 Позже к учению Канта о субъективности и априорности пространства присоединился и Шопенгауэр, с той лишь разницей,  что  у него пространство не представимо само по себе, и становится представимым, лишь будучи наполненным материей как предметом ощущения .  Как форму индивидуального сознания определял пространство и Мах. 
Создавая концепцию пространства как универсального способа восприятия Кант, по сути, расширил  слишком узкое для науки представление о том,  что пространство -  универсальная форма бытия материального мира, характеризующая протяженность, соразмерность его структурных форм и образований, дав возможность пространственно познавать и нематериальные  объекты.  Подобный взгляд стал философским  основанием для широкого использования пространственных представлений в  разного рода теоретических построениях,  для создания «умозрительных»,  нематериальных пространств, например, математических или социальных, дал уникальный по эвристике метод самым разным эйдетическим (теоретическим) наукам.
Но каким  не однозначным ни был бы кантовский концепт, он дает однозначное «нет» на вопрос о реальности пространства. Пространство у Канта реально лишь  потому, что для человека нет ничего более реального, чем человеческое сознание, но это  не объективная, а субъективная  реальность. Опровергнуть это  утверждение, равно как и доказать, в рамках классических философских представлений невозможно. Конечно, на кантианское «пространства нет в реальности»  существует ньютоновское «пространство есть реальность», но и оно тоже, как мы показали выше, не может быть доказано.
Мы пришли к важному, на наш взгляд, выводу: разница в субстанциальных (онтологических) и реляционных (гносеологических) концепциях пространства  в пределе может быть сведена к принципиально разным  ответам на вопрос о реальности  его существования. Этот паритет  положительных и отрицательных взглядов на бытие пространства как материальной реальности сохранился до начала   двадцатого века, когда создание теории относительности парадоксальным образом разрешило этот  многовековой спор, создав не абсолютную, а относительную онтологию.
Итак, историко-интенциональный анализ позволяет выделить три основных смысловых слоя представлений  о пространстве  в традиционных философских  концепциях:
1)Пространство как место, как вместилище, как нечто всеобъемлющее. Этот смысл приводит к построению онтологий, в которой пространство, как правило, объявляется не зависящей от человеческого сознания объективной реальностью, не влияющей на объекты мира, но позволяющей им существовать определенным образом.  Смысл «пространство как место» является фундаментом представлений об абсолютном пространстве, всех субстанциальных  (онтологических) концепций пространства.
2) Пространство как порядок взаимного существования, постигаемый благодаря реальным отношениям между материальными объектами. Такое представление позволяет считать пространство гносеологической категорией, а  смысл «пространство как порядок» фундирует  реляционные (гносеологические) концепции пространства.
3) Пространство как  способ познания мира,  как форма человеческого сознания,  как интенция, наделяющие  объекты мира пространственными свойствами.  Смысл «пространство как интенция» лежит в основании множества научных, в том числе, гуманитарных представлений о самых разных, материальных и нематериальных,  объектах.

;




Глава 2.
Пространство как универсальная эпистемологическая категория

Пространство является универсальной эпистемологической категорией, без которой невозможно представить развитие самых разных наук. Именно пространственные представления составляют одну из двух основных  стратегий научного познания: рассматривать все объекты мира, помещенные в пространство, и  наблюдать все объекты мира, развивающимися во времени. Категория «пространство» оказывается столь значимой эпистемой, что науки с определенного времени взяли за правило помещать в  пространства самой разной сложности не только материальные, физические,  но и нематериальные, ментальные, умозрительные объекты.  Пространственные отношения используются познающим сознанием для одновременного отождествления и различения объектов и дают возможность простроить картину миру, всегда в какой-то степени являющуюся пространственным конструктом.
Помимо того, что определялись пространственные отношения физических и нефизических, природных и внеприродных объектов, науки обозначили и само пространство как объект познания.  И многие  естественнонаучные теории  с необходимостью включают в себя исследование пространства как такового. Достаточно вспомнить ньютоновскую динамику, теорию относительности, космологию, квантовую механику. Сказанное означает, что пространство включено в науки амбивалентно: как объект познания и как способ познания. В этом параграфе мы подробно остановимся на пространстве как на способе познания мира, исследованию  результатов естественных наук, определивших представление об онтологии самого мирового пространства, будет посвящен следующий параграф.
 Необходимо сразу обозначить важнейший для гносеологии факт: существуют онтологически разные пространства. Помимо  представления о физическом, материальном пространстве,  дискуссии о  реальности которого велись до  начала двадцатого века и были разрешены лишь теорией относительности, в науках широко распространены  представления и об умозрительных, нематериальных пространствах, являющиеся лишь конструктом сознания, позволяющим оптимальным образом упорядочить объекты некоторой области познания. Всякий раз, когда познающим сознанием конституируется некое умозрительное пространство,  по сути,  подтверждается кантовский тезис о том, что пространство является свойственной человеку и чрезвычайно удобной формой исследования мира в любых его проявлениях. 
Итак, в теории познания существуют два онтологически разных класса пространств:  первый класс включает единственный объект  - реальное, материальное,  мировое пространство со свойствами, определенными физическими законами; второй класс содержит огромное множество различных умозрительных, идеальных, внеприродных пространств, свойства которых задаются исследователями и определяются нуждами познания.
Здесь следует упомянуть, что представления об идеальных внеприродных пространствах  как о вместилищах идеальных, бестелесных  сущностей  тождественны человеческим представлениям о бытийной сложности мира и  проявлены в самых древних пластах общественного сознания:  в мифологиях,  религиях, мистических учениях. В них  «пространство» обычно употребляется в смысле иной «мир» и отождествляется с особой сферой  специфического существования. В иудаизме, например, существует  представление о десяти «сфиротах» , бытийных сферах, по  сути, отдельных онтологических пространствах, выражающих сущность Божественного в другом. Девять первых сфирот  разделяются на тройки, содержащие каждая два противоположных начала и одно уравновешивающее. Первая тройка представляет мир невещественный, вторая - мир нравственный, третья  - мир физический, последняя, десятая, образует гармонию мира. Сфироты суть общие основные формы всякого бытия, аналогичные гегелевским ступеням развития Абсолютного Духа. Обусловленная этими формами конкретная Вселенная представляет различные степени  воплощения Божественного Существования, разные миры.   Эти миры не разделены между собой внешним образом, а топологически зависимы,  включены друг в друга подобно связанным друг с другом концентрическим сферам. Множественные миры (по сути, различные пространства)  иудейской онтологии образуют  некий аналог «преемственной лестницы творений», о которой писал и Аристотель. Особыми, сложно  организованными нематериальными пространствами в различных религиях и мифологиях представляются рай и  ад,  идеальными пространствами мыслятся и «места», где размещаются ангельские «чины» или дьявольские сонмы.  Таким образом, именно в мифологических, мистических, религиозных учениях укоренены представления об идеальных, умозрительных пространствах, которые позже реализовались в различных науках.   Мир иной, что бы в нем ни помещалось, всегда имеет особую онтологию и собственную топологию.
 В научном познании первыми о пространственных отношениях заговорили естественные науки, прежде всего – корпус физических дисциплин, при этом изначально речь велась о материальном физическом пространстве. Классическая механика, астрономия, оптика, электродинамика рассматривали физические объекты разных масштабов (земные и небесные тела, свет, электромагнитные волны), как движущиеся в физическом пространстве Вселенной. Этому пространству  в разных парадигмах приписывались различные  свойства, но в классической физике доминировали ньютоновские представления о нем, а все, без исключения, физические объекты наделялись пространственными свойствами и отношениями, определяющими порядок их взаимного расположения и относительного движения.
Если обратиться к самому  мировому пространству, то в физике его принято определять как  одну из двух основных, наряду со временем,  форм существования материи. Очевидно, что такое определение является очень неточным, не проясненным, поскольку само понятие материя недостаточно определено. Однако в самом общем, онтологическом, смысле под материей можно понимать то, что познается чувственно, эмпирически. И тогда пространство является формой  существования всех чувственно познаваемых объектов. Разумеется, чувственное познание включает в себя и эмпирическое познание   посредством физических приборов, которые являются ни чем иным как улучшенными аналогами органов чувств. Пространственные отношения в физике  составляют непосредственное содержание  результатов наблюдений и экспериментов, фиксируют взаимное расположение тел и их непосредственные характеристики, такие, как длина, площадь и объем, служат  основанием для конструирования теоретических моделей, интерпретирующих экспериментальные данные.
В математике и физике принято выделять метрические и топологические свойства пространства. К метрическим свойствам пространства относится протяженность (длина, ширина, площадь, объем), к топологическим -  размерность, непрерывность и связность. В контексте настоящего параграфа важно упомянуть об определенных ограничениях, которые накладываются на топологические характеристики  самого пространства и пространственных объектов, в первую очередь, на их размерность. Под размерностью в общем случае понимают минимальное  число независимых величин, адекватно описывающих пространственные характеристики исследуемого объекта, и эта характеристика оказывается чрезвычайно важной при различении эпистемологических пространств. 
Внешнее постижение вещей, которые в реальности выглядят как объемные,  привело к классическим представлениям о трехмерности пространства.  В самом деле, реальные объекты мира, тела и процессы, с которыми сталкивается человек в практической деятельности, объемны на вид, то есть имеют очевидные три измерения, и именно объемность тел и представляет собой  их пространственную протяженность. Математически это выразилось в трехмерности геометрии Евклида, в которой размерность всех объемных тел и самого пространства аксиоматически предполагается равной трем, что легко интуитивно постигается, но никак не доказывается. Благодаря  аксиоматике геометрии Евклида общепринятым  стало представление,  что размерность любого плоского объекта равна двум, линейного – единице, точечного – нулю.  Конечно, если речь идет о материальных объектах, то абсолютно плоские, линейные и точечные тела являются лишь идеализацией. В реальности любое плоское тело обладает хоть какой-нибудь высотой (толщиной), то есть является объемным; любое линейное – хоть какой-нибудь шириной и высотой,  любое точечное – всеми тремя, но очень малыми размерами. Однако на практике можно говорить о плоских объектах, когда третья координата мала по отношению к двум другим, о линейных – когда одна координата много  больше двух остальных,  и о точке – когда все три линейные размеры тела много меньше исследуемых характерных масштабов.
Однако  уже в девятнадцатом веке в естественных науках и математике  появилось представление и о многомерных пространствах.  Такие пространства являются умозрительной моделью, чрезвычайно удобной для анализа отношений некоторых фундаментальных физических и математических величин.  В случае умозрительных, идеальных пространств размерность должна быть целой и положительной, но на ее величину не накладывается никаких ограничений: она может быть любой, вплоть до бесконечности. Топология таких пространств отличается не только размерностью, но и метрикой, они могут быть и криволинейными; координатами же, измеряющими, свойства помещенных в  такие пространства объектов может выступать все, что угодно. N-мерные идеальные пространства  задают универсальную методологию естественнонаучных исследований и широко используются практически во всех разделах физики и математики, они  фундируют построение многих значимых теорий  в гидродинамике, радиофизике, статистической физике, теории колебаний, математическом анализе, векторном анализе, линейной алгебре и многих других дисциплинах. 
При этом объекты исследования, физические и математические сущности, мыслятся помещенными в многомерные, иногда бесконечномерные пространства, что позволяет  определить не только их отношения и взаимосвязи, но и их собственные существенные свойства.  Особо отметим, что подобное пространственное исследование предполагает визуализацию невидимых в реальности сущностей, весьма полезную для познания, поскольку человеку удобнее всего познавать мир созерцая. Неслучайно, многие умозрительные пространства, например, фазовые физические пространства, часто изображаются графически.  В случаях, когда строятся идеальные пространства с заданной топологией нематериальные или невидимые объекты мира  посредством эейдетических процедур превращаются в вещи, рассматриваются как вещи, приобретают зримые геометрические образы, становятся  наглядными для мысленного взора. Так, например, упомянутые выше фазовые пространства содержат геометрические образы различных движений и взаимодействий, при этом в вещи превращаются процессы, а временная стратегия исследования заменяется  пространственной.
Конструирование идеальных пространств,  умозрительное размещение в них идеальных аналогов  материальных феноменов и процессов позволяет определить идеальные свойства исследуемых объектов, то есть создать теоретические, фундаментальные,  научные модели, без которых немыслимо развитие наук. Таким образом, создание идеальных пространств    представляет собой универсальную стратегию естественнонаучного познания.
С девятнадцатого   века пространственные представления начинают активно использоваться социальными и гуманитарными науками. В самом деле, связь пространства и развития социума очевидна:  именно географическая среда, мыслимая как пространственное образование, во многом определяет развитие социальных  процессов. Воздействие  географического пространства проявляется в формировании этнических, экономических, государственных, культурных, структур и связей. Однако описание общественного развития  только в географических  пространственных терминах со временем стало  неполным, и возникла необходимость создания специальных языковых конструктов, способных описать все многообразие социальных, политических, экономических, исторических, культурных порядков.
В результате  был конституирован концепт социального пространства с огромным эвристическим и эпистемологическим потенциалом и производные от него концепты экономического, политического, исторического, культурного  пространств. Остановимся подробнее на социальном пространстве, поскольку все остальные перечисленные, как правило, интерпретируются как его подпространства.
Сначала отметим еще один важный с точки зрения эпистемологии  факт. Когда речь идет о социальных явлениях,  гораздо проще исследуются временные,  а не пространственные  отношения, и вот почему:  во-первых, в основе социального времени лежит время физическое, они напрямую связаны; во-вторых, время допускает мысленную инверсию, а  разворачивание социальных процессов  гораздо удобнее  анализировать  ретроспективно, мысленно оборачивая время вспять, «задним умом», поскольку будущее скрыто от человеческого познания. Именно поэтому при исследовании социальных процессов сначала появились их временные модели, такие, например, как исторический процесс Гегеля. Но именно пространственные  порядки позволяют наилучшим образом  определить социальные структуры, социальные иерархии, социальные отношения, поскольку дают возможность «увидеть» связи между  социальными феноменами в конкретный момент времени, то есть зафиксировать их. В этом смысле построение социального пространства является более сложной, но более продуктивной эпистемологической процедурой, чем введение социального времени.
  Итак, необходимость введения  концепта «социальное пространство» обусловлена   тем обстоятельством, что социальные процессы обладают определенной  упорядоченностью, не только временной, но и пространственной, но,  благодаря  своей специфике, отличающей их от физических и биологических процессов, не описываются только в терминах физического пространства. И тогда налицо перенос, эпистемологическое замещение, представлений о физическом или географическом  пространстве  представлениями о пространстве социальном,   в котором и происходят все социальные процессы.
  Собственно категория «социальное пространство» в социальные науки  была введена Ф. Теннисом, определившим общую социологию как науку, изучающую взаимоотношения людей друг с другом в пространстве и во времени. Однако, не используя термина «социальное пространство», его модели, по сути,  используют К. Маркс, М.Вебер, Э.О.Райт, Ф.Паркин и многие другие.
Также как и физическое пространство, социальное пространство в гуманитарных и социальных науках интерпретируется   амбивалентно. С одной стороны,  социальное пространство мыслится частью реальных  физического или географического пространств, выступает ареной для человеческой  деятельности и вместилищем реального социума. Согласно такому взгляду,  физическое пространство, возникшее по Воле Творца или благодаря естественным причинам, развивается, наполняется социальными субъектами и объектами,  трансформируясь в социальное  в результате человеческой деятельности и  с целью успешного осуществления последней. 
Крайний вариант подобных представлений озвучил Э. Дюркгейм, полагавший, что категория «пространство» является исключительно социальной и определяется именно и только человеческим опытом.  В своей работе  «Метод социологии» Э. Дюркгейм  рассматривает географические основания социума, а социальную организацию исследует в пространственных терминах объема народонаселения, его плотности, размещения  по территориям. Общество «выступает как состоящее из массы людей, обладающей известной плотностью, расположенной на тер¬ритории определенным образом, рассеянной по деревням или скон¬центрированной в городах и т. д.; она занимает более или менее об¬ширную территорию, расположенную тем или иным образом по отношению к морям и территориям соседних народов, в большей или меньшей степени пересекаемую реками, всякого рода путями со¬общения, которые более или менее тесно связывают между собой ее обитателей».  Социальное пространство в этом смысле оказывается местом взаимодействия социальных факторов, а его границы определяются  «включенностью»  проживающих на определенной территории людей в «общую жизнь». Существует  важная обратная связь: свойства  социального пространства определяют  условия жизни его обитателей и, в свою очередь, определяются их числом и интенсивностью социальных действий.
Представления о связи физического и социального пространства развиваются и в других работах Дюркгейма: «…пространственным сферам были приписаны  различные эмоциональные ценности. А поскольку все  люди одной и той же цивилизации представляют себе  пространство одинаковым образом, нужно, очевидно, чтобы эти эмоциональные ценности и зависящие от них различия также были общими для них, что почти с необходимостью предполагает их социальное происхождение».    Таким образом, освоенное социумом физическое пространство обретает новую  внеприродную реальность, по-новому структурируется  благодаря культурным смыслам, ему приписываемым.
Именно в смысле географического места, где сосредоточиваются социальные взаимодействия, рассматривает социальное пространство и М.Вебер .  Категория «пространство» даже заменяется им   категорией «место»  в смысле  географического расположения, которое социализируется, поскольку существует связь реального места  и социальных практик.  Социальное пространство исследуется Вебером прежде всего в контексте пространства города как социального феномена, помещенного в определенные пространственные границы.
Как особым образом организованное географическое пространство рассматривает социальное пространство и Г. Зиммель, написавший отдельную работу «Социология пространства».    Социальное пространство  связано с социальными группами, проживающими на данной территории, но возникает именно благодаря энергии деятельности субъектов. Социальность предполагает  особенность пространства, поскольку  каждая часть социального пространства уникальна и не тождественна всем остальным на том основании, что всякий социальный объект  сосредоточен в особой, отличной от других, его точке. Очевидно, социальное пространство не может не быть ограниченным, в связи с чем возникает тема границы как разделения природного и социального, эти границы определяются областью взаимодействия людей, их поселением. В результате социальное пространство приобретает пространственный объем, а социальная граница становится важной характеристикой познания. Однако уже у Зиммеля возникает представление о несовпадении географического и социального пространства, поскольку границы социального пространства могут не совпадать с реальными границами городов и государств, определяются  отнюдь не географическими или физическими границами поселений и даже могут не иметь своего физического выражения.
  Однако существуют и концепции, утверждающие, что социальные процессы происходят исключительно в физическом пространстве, так считал, например, и Б. Рассел.   Позитивистские интерпретации  непосредственно переносят на свойства социального пространства свойства физического.  Следуя этому,  основанная О. Контом социальная динамика,   оперирует аналогами классических механических величин: «социальное расстояние», «социальные силы», «социальные взаимодействия», «социальные дифференциалы»,  - а само социальное пространство описывает как трехмерное векторное пространство, одно из измерений которого (ось Х)  определяется экономическим вектором,  второе (ось Y) - духовным,  а третье (ось Z) - моральным. При этом  вводятся шкалы для измерения социальных расстояний и масштабы, откладываемые по осям. 
С физикалистских, эмпирических позиций подходят к исследованию социального пространства и представители Чикагской социологической школы.  Социальное пространство интерпретируется ими именно как форма размещения людей, а между пространственным размещением и социальными характеристиками ищутся отношения и связи.  Так, Э. Богардус  вводит представление о социальной дистанции  между социальными группами, определяющими расовые, социальные, финансовые, культурные различия,  именно как  о сохранении физического расстояния, выражающегося в соседстве, например,  по улице или по  территории государства, или, напротив, в пространственной удаленности. Практикуется и  исследование социального пространства посредством выделения специфических зон поселения. Натуралистические тенденции в  осмыслении социального пространства выражаются даже  в биологических интерпретациях.  Например, Э. Берджес и Р.Парк проводят аналогию между социальным сообществом и биологическим,  вводя представление о городской экологии,  которая должна изучать размещение людей в границах города.
Иногда представления о социальном пространстве принимают специфические формы  в  смысле «конкретного места» с определенными функциями. Именно так, как сцену, рассматривает социальное пространство  И. Гофман,  структурируя его на области  различных социальных практик, представленных авансценой и закулисной зоной.
Итак, социальное пространство сначала рассматривается как реальное место  расселения людей, как социализированное  физическое пространство, приобретающее особые, нефизические свойства благодаря социальным практикам.  Это пространство трехмерно, а его топология определяется и географическим ландшафтом, и формой расселения, и социальными практиками, но всегда в чем-то подобна топологии физического пространства, в связи с чем можно говорить о его геометрических характеристиках, таких, как дистанции, объемы, зоны и границы.
С другой стороны,  возникает более сложное представление о социальном пространстве как об умозрительном многомерном пространстве социальных процессов, социальных отношений, социальных практик, социальных позиций и социальных полей, функционально взаимосвязанных между собой. И тогда в социологии, экономике, политологии,  истории, культурологи, психологии, социальной философии под социальным пространством понимается логически  выстроенный конструкт, особая нефизическая  и негеографическая  среда, в которой осуществляются социальные отношения.
В настоящее время в социальных науках социальное пространство, в первую очередь, обозначено как умозрительное пространство,  образованное ансамблем подпространств (например, политического,  экономического, культурного, исторического), со сложной многомерной топологией и нетривиальной структурой.  Сразу отметим, что выделение подпространств социального пространства  обозначило весьма  популярную и   эвристичную тенденцию исследования любых, даже локальных социальных процессов.  Это привело к  существенной дифференциации в представлениях о социальном пространстве, и  в настоящее время в различных социальных науках  принято говорить не только о едином социальном пространстве,  не только о его значительных подпространствах (экономическом, политическом, культурном), но и о «малых» социальных пространствах:  пространстве семьи, пространстве школы, университетском пространстве, пространстве театра, и пр.
Именно сложная топология (в том числе,  возможная многомерность!) и структурированность принципиально отличает социальное пространство от физического, понимаемого в классическом смысле. Социальное пространство определяется динамически изменяющейся социальной структурой, образованной совокупностью взаимосвязанных и взаимодействующих социальных общностей (демографических,  этнических, территориальных, профессиональных и т. п.), определенным образом организованных, предполагающих различение слоев, стратов, вертикальных и горизонтальных каналов социального перемещения. И именно благодаря существованию этой упорядоченной структуры в каждой конкретной точке социального пространства можно  идентифицировать различные социальные субъекты и определять  их статусы.
С точки зрения социального пространства как идеального, символического конструкта, социология  предстает «социальной топологией» (П. Бурдье)  , а социальный мир изображается «в форме многомерного пространства». И тогда социальное пространство может мыслиться как рационально конституируемая структура, позволяющая связать все микро- и макросоциальные явления в смысловое единство.
По П. Бурдье, многомерную структуру социального пространства  определяет взаимодействие четырех «полей» социальных практик: экономического, социального, культурного, и политического. Развитие социума связано с борьбой за социальное пространство,  за  социальные «капиталы»: экономический, социальный, культурный и политический (символический).  Структуру социального пространства можно описать и в  терминах деятельности  социальных агентов, их «полей взаимоотношений», объединяющих четыре уровня: 1) идеи, верования, дефиниции; 2) нормы, предписания; 3) интеракции; 4) возможности, или ресурсов (П. Штомпка)  . Так определяемая структура социального пространства предполагает его  нетривиальную топологию, онтологическую многоуровневость, и свидетельствует о сложности социальных процессов, далеко не всегда определяемых только материальными факторами.
Однако социальное пространство может иметь и достаточно простую топологию, например, быть трехмерным. Именно так, как трехмерное, но не совпадающее с физическим, рассматривает социальное пространство П. Сорокин,  у которого измерениями социального пространства выступают экономический, политический и профессиональные статусы, комбинация которых и определяет положение  каждого человека и любой социальной группы в «социальной Вселенной».
Структура социального пространства и любого его подпространства проявляется и в пространственных оппозициях. Например, структура школьного пространства обозначается в различении места преподавателя  и ученика. Пространственные социальные оппозиции  возникают в процессах восприятия и оценивания: например, в театральном пространстве существует оппозиция традиционного театра и  авангарда.
Напротив, через социальное пространство можно описать  структуру самого социума. Так,  по М.Кастельсу, социальная структура  образуется  пространством, временем и  технологиями.  Социальное пространство  информационного общества, в свою очередь, структурируется потоками капиталов, информации, технологий, организационных взаимодействий,  становится сетевым. Сетевое социальное пространство  - это  доминирующая пространственная форма сетевого общества, надстраиваемая над физическим пространством.  В связи с этим отметим, что именно пространственные структуры оказываются тем зримым образом,  который позволяет адекватно и наглядно отразить значительные социальные трансформации, изменения в общественном развитии. Так,  становление постиндустриального общества  в терминах социального пространства точно и однозначно отображается заменой  социальных иерархий социальными сетями,  вертикальной  социальной структуры  - горизонтальной. Позже это выразилось в постмодернистском представлении о ризоме? как о социальном пространстве с чрезвычайно сложной топологией, не описываемой классическими геометрическими эквивалентами.
Существенной особенностью  социума является то, что  оно существует в двух  реальностях: «реальности первого порядка»,  представленной пространственным распределением материальных ресурсов и средств присвоения  социальных капиталов,  реальным, трехмерным, объективно существующим пространством; и «реальности второго порядка», существующей в  виде символической матрицы практической деятельности, поведения, мышления, эмоций и суждений социальных агентов (П. Бурдье), представленной многомерным,  онтологически и топологически сложным социальным пространством. А это значит, что  жизнь социума  одновременно реализуется в физическом и социальном пространствах, а социальное пространство одновременно существует  в объективных пространственных структурах и в интерсубъективных структурах,  являющихся их умозрительными аналогами.  Однако социальное пространство стремится максимально преобразоваться в физическое, то есть предполагает постоянную экспансию.  Актуализированное же в физической реальности социальное пространство  являет собой  физическое (географическое) распределение социальных агентов, их групп, различных видов благ и услуг.
  Но даже как логический конструкт социальное пространство  обладает существенным свойством физического: оно позволяет найти отношения помещенных в него сущностей и  собственные характеристики последних.  Неслучайно, социальное пространство у Бурдье  мыслится  как множество  рядоположенных социальных позиций, образующих социальные отношения и порядки:  все социальные агенты и всё, ими  присвоенное, всегда  помещаются в некое место социального пространства, которое можно  определить через дистанции, отделяющие это место от всех других.  И тогда социальное пространство даже в форме умозрительного построения  выступает как  проекция физического,  а поиск пространственных, «зримых» отношений социальных феноменов предполагает определение их существенных свойств и связей, которые никаким другим способом не могут быть обнаружены.
Социальное пространство изначально выступает как логическая конструкция, весьма полезная  для понимания единства системы общественных отношений, общественного бытия. Но именно эта системность и предполагает выделение  в этой глобальной системе подсистем меньшего порядка, различных конкретных подпространств: исторического, культурного, экономического, демографического, этнического, урбанистического – которые, в свою очередь, дробятся на подпространства  частных социальных практик.  Однако благодаря единству, все эти подпространства оказываются связанными структурными, функциональными,  причинно-следственными, символическими отношениями, исследование которых позволяет определить существенные характеристики значимых социальных феноменов и их связи со всеми другими.
Эвристичность и наглядность пространственных представлений обусловили конституирование множества  умозрительных пространств в самых разных социальных и гуманитарных науках: социологии, экономике, культурологи, политологии, истории, психологии, персонологии, филологии, виртуалистике и многих других. В настоящее время, помимо социального, рассматривают   экономические, политические, исторические, культурные, этнические, профессиональные пространства, связанные с деятельностью определенных социальных сообществ, а также психологические, личностные пространства, определяемые существованием индивида и уровнями человеческой индивидуальности.
Пространство может приобретать и  характер экзистенциала, способа переживания, как это происходит, например, в случае психологического пространства. В самом деле, под психологическим пространством личности понимается субъективно значимая часть бытия, включающая в себя комплекс психологических и социальных феноменов, с которыми человек себя отождествляет. Так понимаемое пространство оказывается экзистенциальным феноменом, остро переживаемым человеком и позволяющим ощутить полноту или неполноту собственного бытия.
Как экзистенциальный феномен осмысляется и жизненное пространство, о котором впервые заговорил К. Левин .  Согласно его представлениям, истинной средой обитания личности является не физическое и даже не социальное пространство, а лишь некоторые их фрагменты, отраженные в человеческом сознании и образующие в своей совокупности особое пространство с нетривиальной топологией.     Жизненное пространство подчиняется особым психологическим законам и определяется не столько  материальным ресурсом личности, сколько ее интеллектуальным ресурсом, знаниями о мире,  позволяющие влиять на последнюю, а  размеры конкретного жизненного пространства напрямую связаны с широтой   мышления отдельного человека.  И  тогда очевиден следующий эффект: жизненное пространство может значительно превосходить по своим масштабам всемирное физическое, поскольку  способно выходить за границы Вселенной, включать в себя иные, нематериальные миры и внеприродные феномены. Здесь снова возникает тема границы : именно на границе жизненного пространства возникают конфликты, риски и катастрофы. Вообще, масштабы умозрительных пространств  нередко превосходят масштабы физического пространства, такое расширение представляется естественным в свете того, что на умозрительные пространства не накладывается топологических ограничений.
Настало время сделать некоторые выводы.
1. Пространство является универсальной эпистемологической категорией естественных и  социальных наук, одной из двух основных универсальных познавательных стратегий. В науках широко распространены онтологически разные пространства:  помимо  представления о физическом, материальном пространстве, широко распространены и представления и об умозрительных, нематериальных пространствах, являющихся лишь конструктом сознания, который позволяет оптимальным образом упорядочить объекты некоторой области познания. Представления об умозрительных пространствах  генетически укоренены в мифологических, мистических, религиозных учениях.
2.На  свойства материального физического пространства накладываются метрические и топологические ограничения, определяемые физическими законами,  свойства идеальных пространств  не ограничены. Это означает, что идеальные пространства отличаются от физических сложной топологией и возможной многомерностью  (бесконечномерностью), особой структурой.
3.Пространственное исследование всегда предполагает визуализацию нематериальных или невидимых в реальности сущностей,  мысленное овеществление невещественного.
4.Социальное пространство  как эпистема амбивалентно. С одной стороны, оно мыслится частью реальных  физического или географического пространств, выступает ареной для человеческой  деятельности.  Так понимаемое социальное пространство описывается в терминах, имеющих геометрические и механические аналоги: «социальное расстояние», «социальный объем», «социальные силы», «социальные дифференциалы», «социальные векторы». С другой стороны, социальное пространство представляется  нефизическим многомерным пространством социальных процессов, социальных отношений, социальных практик, социальных позиций и социальных полей, функционально взаимосвязанных между собой; логически  выстроенным конструктом; особой нефизической  и негеографической средой, в которой  актуализируется социальная реальность. Подобное представление приписывает социальным пространствам сложную топологию и структурированность, отличающие их от физических. Исследование структуры социального пространства позволяет определить не только порядки и отношения социальных феноменов, но и их сущностные характеристики. 
5. В социальных и гуманитарных науках именно пространственные структуры позволяют адекватно и наглядно отразить значительные социальные трансформации, изменения в общественном развитии в виде иерархического или сетевого, вертикального или горизонтального устройства.
6. Социальные пространства изначально представляются логической  конструкцией, полезной  для понимания единства системы общественных отношений, но значительный эвристический потенциал категории «пространство» приводит к выделению подпространств частных социальных и культурных практик: исторического, экономического, политического, культурного, психологического, жизненного.
 

 

 
;


Глава 3.
Онтология мирового пространства
в классической и неклассической научных парадигмах

Несмотря на то, что категория «пространство» обладает уникальной философской и социальной значимостью, его онтология как мирового основания, как атрибута физической реальности  может быть конституирована только на основании результатов естественных наук.
 При этом имеется в виду феномен мирового, единого для Вселенной пространства с универсальными  свойствами; пространства, которое объективно  существует в материальной реальности; пространства, бытие которого имеет место и без человеческого бытия, но которое отражается в  научном сознании посредством смыслосозидающей деятельности исследователей.  Это и есть феномен пространства в смысле Гуссерля.
 Смыслосозидание пространства осуществляется в результате феноменологических процедур, безусловно, субъективных, вот почему  в науках возникали и возникают разные онтологии пространства,  определяемые способом научного прояснения. Любая такая онтология сначала теоретически и эмпирически верифицируется, но может быть фальсифицирована  дальнейшими изысканиями.  В этом разделе мы обсудим три  самых значимых онтологии пространства: классическую онтологию Ньютона, неклассическую онтологию Эйнштейна и неклассическую квантово-механическую онтологию -   интегрируя их представления о пространстве в еще более общие онтологические результаты, отражающие известные на сегодняшний день свойства последнего. Синтезируемое таким образом представление  в совокупности с постнеклассическими представлениями о пространстве (о  них речь пойдет в следующей главе) и составит основание  конституируемой нами онтологии пространства, на наш взгляд, максимально отражающей бытие реального пространства.
Выстраивание любой онтологии предполагает ответы на основные  вопросы о бытии исследуемого объекта: может ли это исследуемое существовать? как оно  возникает? каковы способы его существования? каковы его свойства?  как оно развивается? какие метаморфозы претерпевает в процессе развития? как исчезает? –   и на все эти  вопросы по поводу пространства естественные науки, и в первую очередь, физические дисциплины, пытались и пытаются ответить. С развитием наук взгляды на существование, происхождение и  свойства пространства существенно менялись,  и к настоящему времени накопился значительный ресурс знаний о  нем, который нуждается в философском анализе и обобщении.
Разумеется, если речь идет о физической реальности, пространственные представления не могут не связываться с временными, однако до создания теории относительности пространство и время полагались независимыми друг от друга характеристиками бытия,  соотнесенными не непосредственно, а лишь через движение материальных объектов, через их скорость. Формально это выразилось в независимости классических пространственных характеристик материальных объектов от времени.   
Первая последовательная онтология пространства появилась в результате создания классической динамики и однозначно связана с именем Ньютона.  Он же был первым, кто смог описать пространственные, динамически меняющиеся отношения строго математически, введя для этого специальный формализм – дифференциальное и интегральное исчисление. В ньютоновской концепции существование пространства логически вытекает из необходимости описывать механические движения тел посредством физических законов – трех законов динамики и закона всемирного тяготения. Вспомогательным средством в этом описании является введение систем координат с определенными свойствами, оптимизирующими процесс исследования движения. Это декартовы координаты с  прямоугольной метрикой, то есть трехмерная система, образованная тремя ортогональными векторами, в которой действует геометрия Евклида. По сути, пространство в таком представление должно вмещать в себя любую по размерам систему координат, а значит, - быть бесконечным.
Остановимся подробнее на непрерывности пространства. На наш взгляд, именно непрерывность является тем фундаментальным свойством, которое задает и геометрию пространства, и детерминистские  либо индетерминистские представления о возможности описания свойств существующих в нем объектов, а ее наличие либо отсутствие различает известные онтологии пространства. В самом деле, характер движений, описываемых ньютоновскими законами, с необходимостью предполагает  непрерывность пространства. Дело в том, что фундаментальной характеристикой динамики является скорость, которая в ньютоновском формализме подразумевает дифференцируемость, то есть сводится к  вычислению производных. Существование производных, в свою очередь, предполагает математическую непрерывность функций, описывающих движение в пространстве и во времени. Но тогда и само пространство не должно обладать свойствами, которые бы эту непрерывность нарушали – не должно включать в себя сингулярностей, особенностей, то есть должно быть непрерывным. В результате создается представление о пространственном континууме – всюду непрерывном пространстве. 
Непрерывность усиливает и требование к бесконечности пространства: на любых границах, если они существуют, должны возникать особенности поведения, а значит, - непрерывность должна нарушаться. Но тогда пространственный континуум должен  с необходимостью быть бесконечным. Это представление о бесконечном пространственном континууме со временем унаследовали все классические разделы физики.
Однако представления о непрерывности пространства не являются лишь абстракциями, введенными в теории лишь из соображений эпистемологического удобства.  Свойство непрерывности не только выполняет  условие, обеспечивающее возможность написания уравнений динамики, но и несет в себе более глубокий смысл, связанный с возможностями познания.  Значимость идеи непрерывности  была понятна еще в античности,  когда возникли разногласия между    сторонниками непрерывности пространства (Анаксагор, Аристотель) и  его дискретности (Эпикур, Демокрит). Как известно, Аристотель связывал непрерывность пространства с возможностью его бесконечного деления на части: «Очевидно также, что все непрерывное делимо на части, всегда делимые…».  Бесконечная делимость означает, что  делимая вещь не изменяет в процессе деления своих свойств, а  любая ее часть сохраняет свойства целого.  Эта позиция поддерживалась и в Новое время. Локк, например, так продолжил идею непрерывности: «Ибо деление ни у какого тела не может отнять плотность, протяженность, форму или подвижность…» .
Напротив, дискретность означает  возможность делить лишь до определенного предела и предполагает наличие атома пространства, очень малого, до далее неделимого амера. Атомистическая концепция пространства осталась невостребованной в классической физике, но, как мы покажем далее, легла в основание некоторых квантово-механических концепций пространства.   
Бесконечная в пределе делимость свидетельствует об однородности разделяемого, о подобии частей целому, и одновременно отрицает появление новых свойств при переходе к малым пространственным и временным интервалам.  Лейбниц  полагал, что протяженность «не выражает ничего другого», как повторение определенной природы, многообразие однородных вещей, которые «состоят друг для друга в определенном порядке». Точки континуума предполагаются неразличимыми по своей природе, и именно неразличимость, однородность точек  пространства позволяет описывать движение однозначно.
Концепция непрерывности пространства поддерживалась в классической физике и математике, и свое логическое завершение  нашла в теории множеств, созданной Г. Кантором.   В своем законченном виде идея непрерывности выражается свойствами канторовского континуума, представление о котором дает линейный отрезок прямой, мыслимый как составленный из несчетного (бесконечного) множества идеальных сущностей – математических точек, обладающих нулевой протяженностью. Несмотря на отсутствие протяженности у каждой точки, их  бесконечная совокупность, отрезок или линия, обладает ненулевой длиной. В результате протяженность  оказывается свойством множества, но не его элементов: «Хотя свойства быть протяженными или быть непротяженными характеризуют единичные точечные множества, они все же не присущи их точечным элементам, точно так же, как температура является свойством только совокупности молекул, а не индивидуальных молекул».  Ведение представлений о непрерывности с неизбежностью приводит к построению математического пространства, обладающего свойством континуума. 
Непрерывность определила представление об идеальной структуре пространства, и   только для такого пространства построены  основные классические физические теории.  Именно постулат классической физики  о непрерывности и однозначности пространственно-временных интервалов  послужил основанием  для однозначности и непрерывности функционального и интегро-дифференциального описания классических физических процессов,  а, следовательно, и основанием  для классического детерминизма.  Действительно, в результате предположения о непрерывности пространства категория «движение» получает строгую математическую экспликацию: движение любой материальной точки  в физике представляется  непрерывной линией,  и любая  движущаяся материальная точка в любой момент времени t  занимает определенное положение x  в пространстве, проходя последовательно все (!) точки траектории; траекторию же можно получить  посредством  интегрирования уравнений  динамики, возможного благодаря непрерывности.   Сказанное означает, что  возможно достоверно  определить положение любой точки в любой момент времени, если  задано дифференциальное уравнение, описывающее ее движение -  в этом и заключается суть классического научного детерминизма.
Идея непрерывности определяет и  возможную геометрию  пространства.  Для описания движения в практических целях  вводится  представление о расстоянии, т.е. метрика.  Считая  кратчайшее расстояние между точками прямой, с неизбежностью можно придти только к  прямоугольной геометрии и  к евклидовому пространству.
Поскольку  пространство не зависит от движения тел, и наоборот, оно вполне может существовать и без этих тел, то есть является пустым. Его принципиальная пустота является следствием его однородности.
Итак,  в классической динамике  создается ньютоновская онтология пространства. Пространство предполагается трехмерным, бесконечным, не имеющим границ, прямоугольным, непрерывным, однородным, пустым и существующим независимо от времени и материи.  Это и есть абсолютное пространство Ньютона, вместилище всех физических, материальных,  объектов: тел, процессов, полей.
Такие представления о пространстве  являются весьма практичными,  поскольку лучше всего соответствуют классической динамике, и конституируются идеями математического анализа. Но пространство с такими свойствами, с такой онтологией – это идеальное математическое пространство(!), всего лишь оптимальная эпистемологическая модель, построенная с определенными целями. Приписывание этих свойств реальному физическому пространству есть лишь идеализация, и  хотя идеализация - это общая стратегия классической  физики, нельзя не понимать разницу между идеальным объектом и его реальным аналогом. Таким образом, создание ньютоновской концепции абсолютного пространства   - это не построение онтологии реального пространства, а лишь конституирование его простой математической модели. Налицо обратная связь: математические идеи непрерывности,   необходимые для описания классических движений,  требуют представлений о непрерывном пространстве, и напротив, только в непрерывном пространстве могут существовать непрерывные движения, описываемые классической физикой.  Но тогда речь идет не о реальной, а о «выдуманной», идеальной  онтологии.
Ньютон наверняка  понимал разницу между физическим и математическим описанием реальных объектов,  а значит, не мог и не понимать, что его абсолютное пространство - лишь идеальный конструкт.  На наш взгляд, лишь последующие интерпретации приписали  абсолютному нютоновскому пространству реальное существование. Последующая же за физическими открытиями критика абсолютного пространства, например, Э. Махом,   представляется бессмысленной, поскольку при этом отрицается всего лишь удобная математическая модель, идеальная, а не реальная онтология. И критиковать эту модель – значит критиковать весьма продуктивную стратегию классической физики  идеализировать реальность,  отрицать эвристичную и необходимую для науки идею, сыгравшую неоценимую роль в ее развитии. И это всего  лишь на том основании, что реальность оказалась иной, чем в описывающей ее модели, хотя автором модели она изначально другой и предполагалась.
Однако науке известны попытки построить и концепции «физической» непрерывности,  первая из которых принадлежит А.Пуанкаре.  Он показал, что непрерывное  чувственно воспринимается как неразличимое, неразличимость же связана с порогом чувствительности человеческого восприятия или используемой аппаратуры. Если границы  человеческой чувствительности не позволяют воспринимать различия, то  и говорят о непрерывности.  В этом случае, представление о точке заменяется представлением об ее окрестности,  а начальное состояние никогда не может быть задано посредством числа, а лишь посредством некоторого множества. Именно идея физической непрерывности разрушает представление о полной определенности классической динамики и классический детерминизм .
Итак,  концепция ньютоновского абсолютного пространства  представляет лишь его идеальную онтологию. Это пустое, безграничное и бесконечное пространство, однородное и изотропное, как и всякая идеализация, не  познается чувственно. Такое пространство  вполне может существовать отдельно от времени, например, в Вечности. Его нельзя обнаружить, поскольку в силу непрерывности, однородности и изотропности оно прозрачно для движения, не влияет на движущиеся в нем объекты и само никак не зависит от них, не испытывает возмущений.
Именно поэтому в его объективной реальности не просто можно, а нужно усомниться, как это сделал, например, Кант .  И эти сомнения должны  сохраняться, пока не появится «реальная» онтология реального пространства. Онтология не просто рационально или интуитивно принимаемая, а эмпирически верифицируемая.
Именно такая онтология была создана А. Эйнштейном в теории относительности.   Известно, что онтология мирового пространства последовательно выстраивается не только в  специальной и в общей теории относительности, но и в теориях, из них следующих, например, в космологии.  Мы рассмотрим итоговые, суммарные  представления о пространстве  всех этих теорий, условно называя выстроенный при этом конструкт пространством Эйнштейна, хотя   построение его онтологии – коллективный результат.  Главным итогом этого рассмотрения является тот факт, что пространство Эйнштейна  радикально отличается от пространства Ньютона, это принципиально иное пространство.  Оно сущностно связано со временем и материей, не пусто, криволинейно, не вечно.
Первым, и, пожалуй, самым значительным отличием  эйнштейновской (неклассической) онтологии пространства  является прямая связь пространства и времени, существование единого пространства времени.  Обычно, обозначая это, говорят о четырехмерном пространственно-временном континууме, хронотопе. Несмотря на то, что феномен пространственно-временного континуума строго определен математически и физически, он недостаточно прояснен в онтологическом смысле и  лишь смутно постигается. Самая примитивная  его интерпретация   сводится к утверждению, что описание всех происходящих во Вселенной процессов должно описываться в четырехмерной системе координат, три из которых являются пространственными, и одна – временной. Но для понимания прямой связи пространства и времени этой  простейшей модели недостаточно, потому что непонятно как именно они связаны и как меняются при этом свойства самого пространства.  Само же представление о четырехмерной системе координат является лишь индуктивным обобщением трехмерной системы координат, предполагающее, что описание становится всего лишь чуть более сложным, условно включает в себя еще одно независимое измерение.  На самом деле,  речь идет о том, что описание любого движения становится принципиально иным,  что является не индукцией, а дедукцией, поскольку теория относительности является дедуктивной теорией, «спускающей вниз» от своих постулатов четырехмерное описание лишь как следствие некоторых более общих принципов.  Сама же четырехмерная модель пространства-времени является следствием существования совершенно иной структуры пространства, другой его природы.  Непосредственная связь пространства и времени представляется нам столь важной и столь сложной, что мы остановимся на ней подробно.
Сущностная  связь пространства и времени, существование четырехмерного пространственно-временного континуума следуют из постоянства и предельности скорости света. Известно, что одним из двух постулатов специальной теории относительности является утверждение о постоянстве скорости света,  равной, не зависимо от скорости источника или приёмника света, примерно тремстам тысячам километров в секунду. Следствием этого постулата является то, что скорость света является предельной, максимально возможной  в физическом мире.  Это максимальная скорость, с которой могут осуществляться взаимодействия в материальном мире или распространяться информация.  Заметим, что в свое время научное удивление вызвало не гигантское значение скорости света, а факт ее постоянства, противоречащий представлениям классической динамики, принимающей галилеевский принцип сложения скоростей. 
Несмотря на то, что скорость света является чрезвычайно большой,  она является конечной и одновременно с этим предельно возможной,  и именно этот факт определяет  структурированность пространства, его связь со временем. Благодаря предельности, но конечности скорости света,  пространство-время приобретает структуру, делится на два непересекающиеся множества, две принципиально разные части: времениподобные интервалы и пространственноподобные интервалы. В  первых  существуют временные, причинно-следственные отношения между материальными объектами и процессами, и всегда можно выделить будущее и прошлое.  Во вторых не существует наблюдаемой разницы между прошлым и будущим, привычные для классического сознания временные и  причинно-следственные отношения нарушаются.
Покажем это. Представим себе трехмерную систему координат, в центре которой находится любая материальная точка,  по оси абсцисс  которой отложена одна из пространственных координат (например, х), по оси аппликат – время, по оси ординат – две другие пространственные координаты (см. рис. 1).  Пусть из начала координат исходит световой луч. Тогда его траектория описывается прямой наклонной линией сt. Если вращать эту линию относительно оси времени, то образуется конус, называемый световым.  Внутри  него существуют все процессы и тела, скорости которых меньше скорости света, и это «привычная»  для классического сознания часть пространства времени, где в принципе возможны взаимодействия. В самом деле, все точки  внутри конуса удалены друг  от друга на расстояние меньшее, чем то, которое может быть преодолено с максимально возможной в мире скоростью, а значит,  взаимодействия между ними возможны, известные причинно-следственные  временные отношения действуют, и   существуют настоящее, будущее и прошлое. Часть пространства внутри конуса  и  составляет множество всех времениподобных интервалов для данной системы отсчета.
Но  и вне светового конуса, за  поверхностью сt, пространство-время тоже существует,  однако  оно образовано множеством точек, до которых в силу  конечности своей скорости из начала координат   не доходит даже световой луч.  Это означает, что   расположенные вне  светового конуса тела  с точки зрения наблюдателя внутри конуса в принципе не могут взаимодействовать, поскольку они отдалены на расстояние, которое не может быть преодолено даже с максимально возможной скорость. Таким образом,  всегда найдется часть пространства-времени, точки которой не могут быть связаны никаким взаимодействием, а значит – и находиться в причинно-следственных отношениях,  в отношениях прошлого и будущего. Это и есть пространственноподобные интервалы, для которых временные представления нивелируются, становятся бессмысленными.  Сказанное означает, что пространство-время  имеет сложную структуру,  состоящую из двух принципиально разных областей,  в  первой из которых время имеет смысл, существуют настоящее прошлое, будущее и причинно-следственные отношения, а во второй время и причинность бессмысленны.
Поскольку  начало  системы отсчета может быть помещено в любую точку пространства-времени, то и подобное построение можно сделать для каждой.  Но тогда для каждой точки пространства-времени существует свой световой конус и свои времениподобные и пространственноподобные интервалы, а мировое пространство является объединением их всех.
Возможна совсем простая, классическая,  интерпретация этих  очень сложных представлений. Представим себе человека, находящегося на Земле.  Если мы говорим о пространстве в классическом, ньютоновском, понимании, то в принципе  этот человек может добраться до любой точки Вселенной, как бы далеко она ни находилась, это лишь вопрос времени.  Но, перемещаясь в пространстве, он может воздействовать лишь  на те материальные объекты и на те события, которые будут существовать к тому моменту, когда он доберется до  них. И именно с ними он находится в причинно-следственных отношениях. Однако пока  человек движется до них, некоторые объекты уже прекратят свое существование, а некоторые события уже произойдут, и на них никак нельзя будет повлиять.  И с ними человек не связан причинно-следственными  отношениями. В бесконечном пространстве времени всегда найдутся объекты, которые вследствие конечности и предельности скорости света окажутся в прошлом (в классическом смысле!) для наблюдателя.
 В смысле пространственно-временной онтологии гораздо более информативным, чем традиционное для пространственной  геометрии понятие «точка», является неклассическое понятие «событие». Событием в теории относительности называют материальную точку с координатами (x,y,z,t) в пространственно-временном континууме. И в нем всегда найдутся причинно-следственно связанные и не связанные события, для которых временные зависимости друг от друга имеют смысл, либо не имеют соответственно.
Другим важным свойством пространства Эйнштейна является его полнота.  Пространство-время не существует без наполняющих его материальных объектов, оно всюду полно,  сущностно связано с материей. Разумеется, речь идет о материи в самом широком смысле, включая не только вещество, состоящее из реальных частиц, но и физические поля, и физический вакуум, состоящий из виртуальных частиц.  Материя оказывается характеристикой, функцией пространства-времени, и наоборот, пространство-время зависит от помещенных в него материальных объектов. Например, вследствие гравитационных эффектов, пространство искривляется вблизи тел значительной массы.
Именно зависимость пространства-времени от материи и определяет следующее его свойство - неевклидову, непрямоугольную, криволинейную метрику.  Пространство-время криволинейно, в общем случае оно описывается не геометрией Евклида, а геометрией Римана. Кривизна пространства-времени  связана с распределением масс и плотностей во Вселенной, она непостоянна, динамически меняется от точки к точке четырехмерного континуума.  Любое движущееся массивное тело  обуславливает некоторое изменение кривизны пространства-времени, возмущение этой кривизны.  Наглядными  примерами меняющейся со временем кривизны пространства могут служить  меняющая свою форму поверхность плохо надутого воздушного шара, по которому бегают лилипуты, или   внутренность крынки с молоком, в которой барахтаются головастики. Очевидно, такую динамически и пространственно меняющуюся кривизну трудно измерить в целом, возможны только ее локальные измерения. Ее можно было бы вычислить, если  была бы известна «средняя плотность» материи во Вселенной, но она до сих пор не определена. Проблема определения плотности связана и с существованием  нейтрино, и с существованием «темной материи» и «темной энергии» (скрытых от наблюдений, невидимых), и в настоящее время далека от решения. Однако хорошо известно, что именно из криволинейности пространства-времени следуют многие, ставшие  знаменитыми, эффекты теории относительности. Например, искривление светового луча вблизи массивных тел и эффект замедления времени в подвижной системе отсчета, так называемый эффект близнецов.
Поскольку пространство-время непосредственно связано с материей, оно в принципе не может существовать  до ее появления, то есть не является вечным. Современные космогонические представления формируются космологией, которая основана на космологических уравнениях Эйнштейна, следующих из теории относительности. Самой известной, и на сегодняшний день  косвенно подтвержденной гипотезой происхождения Вселенной является теория Большого Взрыва.  Согласно этой теории, около 14-15 млрд. лет тому назад существовала так называемая космологическая сингулярность, материальная точка огромной, практически бесконечной, плотности и температуры, вмещающая в себя все вещество и энергию будущей Вселенной. Находясь в таком перенапряженном, неустойчивом состоянии, космологическая сингулярность «взорвалась», а возникшая материя стала экспоненциально расширяться и структурироваться. Пространство-время и физические законы возникли лишь спустя незначительное время (время Планка) после Большого Взрыва,  таким образом, пространство-время выступают лишь временной сценой, на которой развивается спектакль с названием «Жизнь Вселенной».
Итак, пространство Эйнштейна имеет сложную онтологию.  Пространство сущностно связано со временем, образуя единый пространственно-временной континуум; структурировано, состоит из времениподобных и пространственноподобных интервалов; не пусто, всюду полно материальными объектами, влияет на их характеристики и само зависит от последних; криволинейно,  причем  его кривизна  определяется распределением масс и обеспечивает  сложные временные эффекты, например, замедление времени; не вечно,  возникает после появления материальной Вселенной. Пространство  - материальная сущность, связанная в сложнейшее бытийное, динамически меняющееся единство со временем, массой и энергией, такое, что изменение пространственных характеристик  влияет на временные и энергетические, и наоборот. Пространство Эйнштейна отличается от абсолютного пространства Ньютона своей принципиальной относительностью, зависимостью от всех материальных объектов, определяющих способы его существования и его свойства.
Особо остановимся на  идее, которая представляется нам самой радикальной в неклассических представлениях о пространстве. В общей теории относительности геометрия пространства не фиксирована: она динамически меняется во времени при движении материи. Пространство не менее динамично, чем материя, оно движется  и деформируется. Напомним, что до  Эйнштейна полагалось, что физическое пространство описывается евклидовой геометрией. Геометрия пространства мыслилась законом, и это оказалось неверным, поскольку пространство способно искривляться. Это, однако, не означает, что существует некоторая другая фиксированная геометрия, которая характеризует пространство, что оно подобно, например, сфере или седловой поверхности.  Геометрия пространства может быть совершенно любой, поскольку она изменяется во времени, реагируя на материю и силы.  Существует закон, устанавливающий, как эта геометрия меняется, а не закон, устанавливающий эту геометрию.  Вместо закона, который устанавливает, какова геометрия пространства, имеется закон, который устанавливает, как геометрия изменяется. Геометрия пространства эволюционирует во времени в соответствии с  фундаментальными физическими законами.  Этот факт представляется чрезвычайно важным для осмысления:  геометрия пространства не является частью законов природы, в этих законах нет ничего, устанавливающего, какой является геометрия пространства. Таким образом,  до решения уравнений ОТО, геометрия пространства неизвестна, и ее  можно  определить только после решений этих уравнений. Это, в свою очередь, означает, что физические законы должны быть выражены в форме, не предполагающей никакой фиксированной геометрии пространства.  В теоретической физике это представление получило название принципа независимости от фона, устанавливающего, что законы природы  должны быть полностью определены без любого предварительного предположения о геометрии пространства, в то время как в  классической физике   фиксированная геометрией мыслилась фоном, неизменной сценой, на которой разворачивается спектакль природы.
Независимость от фона  означает не только  отсутствие предпочтительной геометрии пространства, но и отсутствие  предпочтительного времени. Общая теория относительности описывает историю мира более фундаментально -  в терминах событий и соотношений между ними,  определяемых  причинностью. С этой точки зрения пространство вторично, концепция пространства, фактически, полностью зависит времени и причинности. Задавая время, мы имеем в виду все одновременные события, они и составляют пространство. Отсутствие предпочтительного способа отсчета времени означает, что любой  вид часов подойдет,  если  с их помощью причины обнаруживаются как предшествующие следствиям. Но, поскольку определение пространства зависит от времени,  существует множество различных определений пространства,  впрочем, как и времени. Эволюционирующая  во времени геометрии пространства сохраняется не для универсального понятия времени, а для любого возможного.
Но  независимость от фона имеет и более глубокий смысл. Возможно, не должно существовать и  привычных  свойств природы, которые фиксируются в классических законах физики. Например, трехмерность пространства является частью фона, и это привычно и понятно. Но, может быть, существуют и  более фундаментальные теории, в которой заранее не делается никаких предположений о числе пространственных измерений. В  подобной теории три измерения могут возникать всего лишь как решения некоторого динамического закона, а само число измерений может быть большим  или даже меняться во времени. Создание такой теории могло бы объяснить, почему наблюдаемая Вселенная имеет три измерения. И тогда  эпистемологическим следствием общей теории относительности является стратегия создания универсальных теорий, в которых привычным феноменам и их свойствам позволено эволюционировать,  точно так же, как эволюционирует геометрия эйнштейновского пространства. Вот как писал об этом  советский физик М. П. Бронштейн  в 1935 г.: «устранение ... логических противоречий требует ... отказа от обычных представлений о пространстве и времени и замены их какими-то гораздо более глубокими и лишенными наглядности понятиями».
      Сложным и спорным в определении свойств пространства в его  неклассической онтологии оказался вопрос о его непрерывности или дискретности. Именно  проблема непрерывности-дискретности определила построение разных онтологий пространства в неклассической физике.
 В начале параграфа мы показали, что идея непрерывности,  лежащая в основе математического описания классических движений,  привела к пониманию пространства как трехмерного континуума с  прямоугольной евклидовой метрикой. Создание теории относительности  потребовало для описания пространства привлечения неевклидовых геометрий Лобачевского, Римана, Бойяи  с криволинейной метрикой, но  сохранило представления о пространстве как о непрерывном множестве, хотя и  более сложного вида.
Однако в квантовой механике, описывающей микромир, возникли  принципиальные трудности не только с определением того, какими свойствами обладают пространство и время, но  и  с  экспликацией самого пространства-времени. Неопределенность представлений о пространстве  в микромире  следует из   особенностей движения микрообъектов, а квантовая механика и созданная вслед за ней квантовая теория поля    радикально меняют даже неклассические представления о пространстве. Дело в том,  что в микромире не существует мгновенных явлений и непротяженных, точечных процессов: длительность любого микропроцесса и размеры любого микрообъекта принципиально отличны от нуля в силу принципа неопределенности В. Гейзенберга. 
Между тем, экстраполяция пространственно-временных представлений теории относительности на микромир приводит к представлениям о точечности взаимодействий частиц и полей. Если следовать представлениям теории относительности, то элементарным частицам нельзя приписывать конечных размеров, поскольку  это нарушает инвариантность (неизменность) уравнений их движения. С одной стороны -  резкие пространственно-временные границы, точечность элементарных частиц, взаимодействий и полей,  предполагаемые теорией относительности, с другой –  принципиальная для квантовой механики невозможность существования резких границ, мгновенных явлений,  непротяженных объектов и  вероятностная «расплывчатость» состояний.
Поскольку и теория относительности, и квантовая механика верифицированы и теоретически и эмпирически, то есть признаются истинными теориями, то должен существовать некий предельный переход от одной к другой,  от описания макро- и мегамира к описанию микромира. Анализ  существующих противоречий привел к  предположению, что в микромире существует пространственно-временная граница, характеризуемая минимальной длиной l и минимальным  промежутком времени t,   устанавливающая нижний  предел применимости пространственно-временных представлений теории относительности. Это предположение  известно как гипотеза о прерывности пространства и времени.   Еще в своих ранних работах Гейзенберг писал, что «удастся построить теорию, в которой причинность нарушается только внутри очень малой области…», а «разграничение пространства времени на области «малые»,  где причинность нарушена, и «большие»,  где она выполнена, невозможно без появления в нелокальной теории новой константы размерности длины – элементарной длины».  То есть должна существовать некая всемирная универсальная константа, имеющая физический смысл элементарной длины,  такая, что при расстояниях, меньших нее, причинно-следственные отношения нарушаются. С этой точки зрения, непрерывное пространство и время оказываются лишь упрощенной интерпретацией, которая сглаживает различия реального пространства-времени при малых и больших масштабах и   нивелирует их представлениями об однородности пространства в макромире.
  Эту идею поддерживал и великий математик Д. Гильберт,  обративший  внимание на то, что модель непрерывности вряд ли способна работать в малых пространственных интервалах. Но тогда некорректно переносить закономерности  исследованной области физической реальности на еще не изученные уровни: «… у нас нет нужды полагать, что математическое пространственно-временное описание движения имеет физический смысл и для произвольно малых пространственных и временных интервалов, скорее всего, имеет основание предположение, что эта математическая модель экстраполирует факты известной области опыта, … экстраполирует просто в смысле образования понятий… сколь мало масса воды при неограниченном пространственном делении вновь и вновь дает массы воды, столь же мало это имеет место  и для движения … Математическая модель движения имеет, несмотря на это, непреходящее значение для целей упрощенного изображения как идеализирующее образование понятия».   
Таким образом,  непрерывность пространства в микромире  может расцениваться лишь как идеализация, игнорирующая возможность существования  дискретной структуры пространства и времени на малых интервалах и  обедняющая его реального содержание.  И тогда возникает идея квантования пространства и времени в микромире ,   реализующаяся  в построении модели, в которой непрерывные в макромире пространство и время дробятся в микромире на некие «последние» элементы пространства и времени. Элемент пространства, по сути, его атом, был назван элементарной длиной,  это современный эпистемологический аналог демокритовского амера; элемент времени, его минимально возможный интервал, по сути, атом времени, был назван  хрононом. Эти конкретные физические величины  обозначают  существование  абсолютного предела делимости пространственной и временной протяженности, как это и предполагалось в  античном атомизме. Сказанное означает, что онтология пространства в микромире  должна принципиально отличаться от онтологии пространства в макромире, а само пространство обладает особыми свойствами.
Идея дискретного пространства и времени  положила начало исследованиям в  квантовой теории поля (Х. Снайдер, Х. Коиш, И.  Шапиро ), которые  устранили расходимость физических величин на микро- и макроуровнях,  позволили создать  модель дискретного пространства-времени, но привели к новым эпистемологическим противоречиям.  В результате концепция дискретного пространства- времени  оказалась  не более удачной идеализацией, чем концепция непрерывного пространства-времени.
Так непрерывно пространство-время или дискретно? Существуют или не существуют атомы пространства и времени?  В рамках проводимого исследования, мы позволим себе высказать следующее предположение, в этом случае с удовольствием следуя за авторитетами. Мы полагаем,  что гносеологические трудности, которые возникают при согласовании  великих  физических теорий на квантовом уровне, -  это те же трудности, на которые, в свое время, указывал Гегель: трудности  «преодолеть мышление, ибо единственным, что причиняет затруднения, является всегда мышление, потому что оно фиксирует в их различении и разъединении моменты, которые на самом деле связаны друг с другом».   И вспомним принцип дополнительности Бора: для полного описания квантово-механических явлений  следует применять два  «дополнительных» (взаимоисключающих) набора классических понятий, совокупность которых даёт исчерпывающее знание об этих явлениях как о целостных. Например, микрочастицу следует полагать корпускулой и волной одновременно, только сочетание этих представлений позволяет описать ее как единое сложное целое.  Следствием подобных представлений является понимание того,  что все  характеристики микрочастицы, заимствованные из классической физики (например, координата и скорость) не присущи частице самой по себе. Смысл и определённое значение та или иная «классическая»  характеристика микрообъекта приобретает только во взаимосвязи с классическими объектами, для которых эти величины имеют смысл и определённое значение. Реальные же микрообъекты  характеризуются принципиально иными способами существования и принципиально иными свойствами, не имеющими макроаналогов: микрочастица – это не волна и частица одновременно, а нечто третье, не постигаемое полностью человеческим сознанием, привыкшим к макромиру, но которое, в зависимости от способов  познания проявляет либо волновые, либо корпускулярные свойства.
Мы полагаем, что  и при описании пространства в микромире, прежде всего, следует   осознавать всю невозможность полного осознания его свойств именно по причине «привычки» человеческого сознания к макромиру.   Категории «непрерывность» и «дискретность» в отношении пространства в микромире оказываются  всего лишь  неподходящим  к объекту познания стереотипом, таким же  недостаточным и бедным,  как и представление о волне или частице в случае квантовых объектов. Ситуация с сознанием, пытающимся осмыслить микромир, столь же плачевна, как и ситуация с любыми измерениями в микромире. Известно, что любой измерительный прибор, даже самый крошечный, по определению,  является макрообъектом и поэтому не только меняет ситуацию в микромире, но и способен «описать» ее только в макровеличинах. Таким же «макрообъектом» оказывается и познающее сознание, способное воображать  микрообъекты только как  маленькие аналоги известных  вещей и описывать все существующее только в привычных «макропонятиях».
Само же пространство может оказаться даже не непрерывным или дискретным одновременно, как это следует из примитивных интерпретаций принципа дополнительности, а обладать каким-то особым, третьим свойством, не являющимся ни дискретностью, ни непрерывностью.  Сознание прекращает конституировать феномен, смыслосозидать его, поскольку ему недостает воображения.  Но тогда феномен теряет смысл.
Итак, сложность пространственно-временного описания в неклассической физике  заключается  в формальном употреблении  категорий «пространство» и «время»,   потому что сами эти понятия теряют привычный смысл и не приобретают нового. Возникает ситуация, когда «экстраполяция классических представлений о пространстве и времени на расстояние меньше  элементарной длины l неправомерна не потому, что там нет расстояний и промежутков времени, а потому что за пределами этой границы пространство и время обладают качественно иными характеристиками».   И тогда « в микромире понятие длины, т.е. расстояния между двумя точками теряет всякий смысл»,   пространство и время становятся не наблюдаемыми в привычном смысле. В результате появляется множество параллельных моделей описания,  вплоть до тех, которые не используют пространственно-временного формализма.
Поскольку неопределенно время, в микромире теряет смысл  и классическое отношение «раньше-позже», а  исследователи,  согласно некоторым интерпретациям,  имеют дело с «комками» событий, взаимно друг друга обуславливающих, но не следующих одно за другим.   В подобных теориях вводится и предел применимости причинно-следственного описания, выступающего лишь макроскопической аппроксимацией.
Относительность «атомов» пространства и времени  порождает проблему множественности границ,  разделяющих качественно различные пространственно-временные области с разными типами взаимодействий. Например, минимальная длина и минимальный промежуток времени  в области,  где  доминируют гравитационные взаимодействия, связаны с пространственно- временной границей, отделяющей эту область от области,  в которой определяющими являются электромагнитные взаимодействия, и т.д.   Существование минимальной длины и минимального времени по отношению к области гравитационных взаимодействий  задают в общей теории относительности следующий предельный переход: для малых расстояний и скоростей пространство оказывается евклидовым, а в области макрокосмоса, в которой определяющую роль играют электромагнитные взаимодействия,  евклидовость пространства заменяется римановой геометрией пространства.  Приближение же к пространственно-временной границе в микромире, где, помимо гравитационного и электромагнитного,  действуют еще и сильное и слабое взаимодействия,  должно означать существование принципиально иных свойств пространства-времени, нежели те, что  проявлены в макромире. Это значит, что само единое мировое пространство  может оказаться гораздо более относительным, чем это представляется даже в теории относительности. Его свойства и структура зависят не только от свойств существующих в нем объектов, но и от масштабов, в которых эти структура и свойства изучаются: разным пространственно-временным масштабам (мега, макро и микро) соответствуют разные свойства пространства-времени.
В результате неклассическая физика приходит к пониманию необходимости введения принципиально новых представлений о пространстве  с нетривиальной топологией. Но до сих пор хроногеометрической модели, которая адекватно описывала бы все явления микромира, не существует, неясно даже, возможно ли построение такой модели вообще.  Неадекватная же  хроногеометрическая модель может привести к появлению в физическом описании различных аномалий,  например причинных и «объективных».     К ним причинным относятся:  1) нарушение принципа близкодействия; 2) нарушение релятивистской причинности; 3) возникновение физических объектов из «ничего» и исчезновение их в «ничто». К «объективным»: 1) появление в описании ненаблюдаемых объектов;  2) нарушение свойства самотождественности физического объекта; 3) выход значений физических величин в нефизические области.  Сказанное означает, что невозможность ввести адекватное пространственно-временное представление лишает смысла и привычных  свойств  самые  фундаментальные физические явления и процессы. Например, массы и другие характеристики частиц становятся мнимыми или бесконечными, вероятности приобретают отрицательные значения и т.д. 
А удовлетворительная единая  хроногеометрическая модель должна учитывать   особенности движения в микромире и  согласовываться с теорией относительности,  и она до сих пор не построена. На сегодняшний день ясно только, что  такая модель должна предполагать существование пространства с нетривиальной топологией: дискретного, несвязного, структурированного. Возможно, что именно сложная топология пространства   в микромире и приводит к принципиальной неопределенности квантовых состояний и движений, гарантируемых принципом Гейзенберга: и первые, и вторые теряют свою определенность именно в пространственно-временных интервалах, порядок которых совпадает с порядком  амера и хронона.
Итак, классические представления о непрерывности пространства и неклассические представления о его дискретности оказываются недостаточными  при построении онтологии пространства, существующего  в любых масштабах.  Однако в  настоящее время существуют представления  постнеклассических наук, например, космологии, о сложной структуре  и топологии мирового пространства, объединяющей в себе свойства непрерывности и дискретности,  связности и несвязности, целостности и фрактальности. Эти представления будут рассмотрены в следующих главах.  А сейчас – некоторые выводы.
1. Развитие  физики  определило построение трех  парадигмальных, но противоречащих друг другу онтологий пространства. Первой из них стала классическая онтология пространства И. Ньютона, в которой пространство объявлялось абсолютным, объективно существующим, пустым, трехмерным, прямоугольным, непрерывным, однородным и изотропным, не связанным со временем и материей. Эта онтология верифицирована только теоретически, поскольку эмпирическая ее верификация невозможна из-за невозможности чувственного познания  пространства с  подобными свойствами.
2. Второй значимой онтологией стала  неклассическая модель пространства Эйнштейна,  построенная в рамках теории относительности и ее приложений, теоретически и эмпирически  верифицированная для макромира.  Пространство Эйнштейна объективно существует, относительно, связано со временем и материей, его свойства динамически зависят от свойств помещенных в него материальных объектов, и  наоборот. Пространство-время четырехмерно, структурировано, всюду полно,  возникает вместе с материей, криволинейно, непрерывно.  Геометрия пространства Эйнштейна не фиксирована, эволюционирует во времени в соответствии с  фундаментальными физическими законами.
3. Третья значимая онтология пространства – неклассическая квантово-механическая, онтология пространства в микромире, до сих пор являющаяся неполной.  Пространство в ней недостаточно определено и в некоторых ситуациях теряет какой-либо смысл, но предположительно связано со временем и обладает сложной топологией и структурой: является дискретным, имеет минимальную возможную длину (амер), квантуется. Размерность этого пространства не определена.
4. Существование единого мирового пространства  в неклассической парадигме предполагает в качестве возможности, что его свойства и структура зависят не только от свойств существующих в нем объектов, но и от масштабов, в которых эти структура и свойства изучаются: разным пространственно-временным масштабам (мега-, макро- и микро-) могут соответствовать разные свойства пространства-времени.
6. Создание  полной и единой онтологии пространства означает построение такой хроногеометрической модели, которая бы описывала  свойства пространства  в микро-,  в макро- и в мегамире.  Построение такой онтологии может произойти  в рамках постнеклассических наук и современных космологических концепций, снимающих дихотомию дискретного и непрерывного как классическую линейную оппозицию. В качестве эпистемической стратегии в этом случае может быть предложен поиск новых, нетрадиционных свойств пространства, отрицающих классические и неклассические его характеристики.   
 
Глава 4.
Пространство:  многомерная онтология

В настоящее время   складывается  нелинейная картина мира. Мир сегодня  кажется гораздо более сложным, чем это представлялось еще совсем недавно: он имеет сложную онтологическую структуру, в нем, подчиняясь универсальным синергетическим законам развития, постоянно сменяют друг друга процессы самоорганизации и хаотизации, возникают кризисы, постоянно множатся виртуальные объекты. Этот нелинейный, динамический, онтологически множественный мир с бесчисленными обратными связями с большим трудом поддается изучению, а неопределенность включается в процесс его познания как существенное, неотъемлемое свойство. Возникает следующий когнитивный парадокс: включая в свое поле все большее число новых явлений и законов, используя все более сложную методологию исследования,  современная наука становится все более неопределенной в описании многих значимых феноменов,  исключает  точные предсказания.  Постнеклассическая наука «впускает» в себя неопределенность, делает ее неотъемлемой частью и предметом познания.
 Гораздо более неопределенными и сложными  становятся и представления о пространстве. Наиболее «очевидные» результаты естественных наук непосредственно касаются топологических свойств физических объектов и самого пространства, в первую очередь, их размерности.  Топология (от др.- греч. ;;;;;  - место и ;;;;; - слово, учение) – наука, которая в отличие от геометрии,  рассматривает  не метрические свойства пространственных объектов, а их топологические свойства,  не изменяющиеся при деформациях.  Метрические свойства  связаны с характеристиками заданной в пространстве метрики, с определением понятия «расстояние» в данной модели пространства-времени,  это кривизна, конечность либо бесконечность, изотропность, однородность. Они проявляются в протяженности и характере связи элементов тел и меняются, это «количественные» характеристики. Топологические свойства «качественные»: это непрерывность, связность, симметрия  и размерность пространства. Связность - свойство пространственного объекта, состоящее в том, что  его  нельзя представить в виде суммы двух отделенных друг от друга частей,  примерами  связного пространства являются плоскость или сфера. Свойство  связности  выражает интуитивное представление о пространстве или пространственном объекте как  о едином целом, об отсутствии в нем каких-либо изолированных «островков», несвязными являются объекты, содержащие «дырки». Размерность  определяется как число независимых координат, адекватно описывающих пространство или пространственный объект. Под симметрией понимается инвариантность основных характеристик системы относительно некоторых преобразований. Топологические свойства связаны со свойствами порядка и сохраняются при изменении метрических свойств, не нарушающих непрерывности. Согласно современным представлениям, топологические свойства являются более фундаментальными,  именно они связаны со временем и причинностью.   Вот почему в  случае сложных пространственных объектов принято говорить о топологии, а не о геометрии.
Классическая онтология пространства постулирует единство и однозначность  метрических и топологических свойств.  Эти свойства   определяются как в реальном физическом пространстве,  так и в идеальных умозрительных пространствах, причем во втором случае, как уже отмечалось,  диапазон изменения  пространственных характеристик  гораздо шире: идеальным пространствам может быть приписана любая размерность от нуля до бесконечности, в них   могут существовать объекты бесконечной или нулевой длины. Однако классическая  протяженность всегда непрерывна и определяется по хорошо известному алгоритму, а размерность любого  физического пространственного объекта всегда равна трем.  Именно трехмерность пространства имеет важнейшее значение для   классической науки:  как  аксиоматическое фундаментальное свойство материального мира она  определяет наиболее общие физические законы, сформулированные для трехмерного пространства.  Но аксиома  трехмерности пространства не является логически необходимой, а всего лишь гносеологически удобной, поскольку с легкостью интуитивно постигается и представляется очевидной, на это в свое время обратил внимание еще Б.Рассел. А это значит, что количество измерений у пространства может быть и иным.
Во второй  половине двадцатого  века естественными науками были получены фундаментальные результаты, требующие построения принципиально иной,  постнеклассической, онтологии пространства, меняющей привычные представления о его топологии.  Во-первых, в теоретической физике и космологии возникли теории, предполагающие многомерность и структурированность физического пространства   как его существенные свойства не только в микромире, но и в масштабах Вселенной. Во-вторых, в синергетике, нелинейной динамике и  теории фракталов были подвергнуты фальсификации классические представления о том, что размерность  пространственных объектов с необходимостью должна быть целой.
Рассмотрим сначала возможную многомерность физического пространства. Четырехмерность пространства-времени, введенная теорией относительности, не изменила представлений о трехмерности наблюдаемого физического пространства, поскольку четвертой координатой считается время.   «Настоящая» многомерность в физических представлениях о пространстве изначально  возникла не как онтологическая, а как  математическая идея, но не чисто абстрактная, а необходимая для нужд физического описания.
Представление о многомерности физического пространства непосредственно связано с проблемой объединения  фундаментальных физических теорий.  Сама же идея унификации  онтологична и  чрезвычайно проста: природа едина,  не существует никаких оснований для того, чтобы иметь  две теории природы. Следовательно, должна существовать конечная теория, единая и полная,  непротиворечиво включающая  в себя все, что известно физике. Заметим,  что проект построения единой теории был невозможен  в классической физике, рассматривающей гравитационные и электрические силы  как явления принципиально разной природы, но стал  естественным для неклассической,  предположившей существование единых оснований всех фундаментальных взаимодействий.
Вместе с тем неклассическая физика долгое время существовала  без такой теории. Основная причина этого - в  наличии двух  фундаментальных физических парадигм, различающихся описанием действительности: теории относительности, описывающей мегамир, и квантовой механики, описывающая микромир. Эти теории существенно отличаются именно представлениями о пространстве. В мегамире, как уже говорилось в первой главе, не существует фиксированной геометрии пространства, оно динамически меняется вместе с гравитацией. В микромире гравитацию можно игнорировать, а значит – считать геометрию фиксированной, а пространство и время  - неизменным фоном, как это делал Ньютон. Это означает, что  именно сила тяготения разделяет парадигмы, и тогда возникает проблема «квантовой гравитации»:    следует   описать гравитационное взаимодействие на основе квантовых представлений и тем самым объединить его с тремя другими фундаментальными силами в  единую «теорию всего»  .
Унификация  может быть получена разными способами. Во-первых, можно попытаться  вывести единый универсальный закон. Знаменитый математик и физик, основатель теории симметрии, Г. Вейль был первым, кто заговорил об этом: «Я достаточно нахален, чтобы верить, что целые физические явления могут быть выведены из единственного универсального мирового закона величайшей математической простоты.» 
Однако  дело усложняется тем, что и теория относительности, и квантовая механика являются теориями принципов. Теория принципов устанавливает систему взглядов, которая делает возможным описание природы, а не отдельные законы.  По определению, теория принципов должна быть универсальной, применимой ко всему,  не может быть двух различных теорий принципов, применимых к различным областям природы, и может быть только один язык, используемый для описания  самых разных взаимодействий. Поэтому логика  объединения теории относительности и квантовой механики требует не построения   универсального вселенского закона,  а поиска единых, еще более фундаментальных принципов, совершенно иных представлений о действительности. И именно такие представления связаны с идеей многомерности пространства.
Первые попытки унификации были сделаны в начале двадцатого века в направлении построения единой теории поля, объединяющей известные на то время гравитационные и электромагнитные силы, и сразу потребовали многомерности физического пространства. В 1914 финский физик Г. Нордстрём показал, что объединить гравитацию и электромагнетизм, можно в четырехмерном пространстве и вывел  пятимерные (с учетом времени) уравнения электромагнитного поля, из которых получались уравнения гравитации.
Именно тогда   возникла проблема реализма теории, соотношения между реальностью и формализмом.  Физическая теория  должна   описывать реальность такой, какой она была бы в отсутствии самого исследователя, должна давать картину того, какова реальность на самом деле, «реального мира не здесь», существующего независимо от наблюдателя и не связанного с формализмом описания. Термины, в которых наука описывает реальность, не могут включать в себя способ познания, т.е. то,  как именно описываются или измеряются те или иные величины. Следствием такого представления является  требование «наблюдаемости» всего, что описывает теория. Многомерность же в реальном мире никак не обнаруживается. Но если теория Нордстрёма  верна, то  следует объяснить, почему четвертое измерение не наблюдаемо.
Решение было найдено Т. Калуцей и О. Кляйном:  четвертое измерение   может быть замкнутым, так что наблюдатель,  путешествуя  по нему, возвращается на  прежнее место. Если же окружность  очень мала,  четвертое измерение практически невозможно увидеть,  и  именно это соображение  позволяет получить критерий «скрытости» измерения: для того, чтобы измерение было не наблюдаемо, необходимо, чтобы оно было «свенутым», а его радиус  был меньше, чем минимальная длина световой волны. В самом деле,  в этом случае наблюдение становится невозможным,  поскольку нельзя различить объект, меньший,  чем длина волны направленного на него света. Сказанное означает, что высшие измерения можно различить, только если уменьшить длину света, то есть увеличить энергию его кванта. И тогда проблема  обнаружения высших измерений сводится к проблеме достижения высоких энергий.  Процедура «сворачивания» высших измерений была названа компактифакцией и позволила представить любую высшую размерность как скрытую от непосредственного наблюдения.  Механизмы же компактифакции измерений долгое время не были определены.
Чтобы наглядно представить, например, пятимерное пространство, достаточно  в каждой точке обычного трехмерного пространства поместить сферу (рис.1.). Такое пространство может иметь разную кривизну, поскольку сферы могут разными способами присоединяться к различным точкам  пространства. При этом каждой точке оригинального трехмерного пространства может быть сопоставлена некоторая информация. В теории Калуцы, например,  - это величина электромагнитного поля, причем радиус сферы определяет заряд электрона.  Это означает, что не только гравитация, но и электрическое поле  есть  проявление геометрии пространства.

   

Рисунок 1.

Скрученные дополнительные размерности, использованные в теории Калуцы-Кляйна. Сферы, расположенные в каждой точке обычного трехмерного пространства, создают пятимерное. Справа: маленькая окружность, расположенная  в каждой точке  одномерного пространства, делает его двумерным. Издалека пространство выглядит одномерным, но при ближайшем рассмотрении видно, что оно имеет два измерения.
 
Налицо парадоксальный онтологический результат: многомерность пространства определяет существование и связь фундаментальных физических законов.  Гравитация и электромагнетизм, например,  связываются, если добавить всего лишь одно измерение к четырехмерному пространству-времени.   Однако подобная унификация истинна только в тех случаях,  когда геометрия пространства динамически меняется со временем, как это и предполагается теорией относительности.
    Кажущаяся «случайность» многомерности пространства, появляющаяся  в унификационных физических теориях как результат математической спекуляции,  опровергается следующими соображениями. Вспомним принцип независимости от фона, вытекающий из теории относительности. Он означает, что заранее не должно делаться никаких предположений и о числе пространственных измерений, поскольку трехмерность является лишь частью фона; само  же число измерений может быть любым  или даже меняться во времени.  Это определяет стратегию создания универсальных физических теорий, в которых привычным феноменам и их свойствам позволено эволюционировать,  а пространство,  время и материя меняют традиционные характеристики и рассматриваются как  воплощение неких более фундаментальных сущностей. 
Унификации  в принципе находят скрытые взаимосвязи между феноменами, которые раньше мыслились различными. Так, пространство и время исходно были различными сущностями, их объединила специальная теория относительности. Пространство и материю (гравитацию) объединила общая теория относительности. Но  долгое время оставались необъединенными  два  значительных класса объектов мира: фундаментальные частицы, из которых строится материя, и фундаментальные силы (поля), с помощью которых это «строительство» осуществляется. Самым значимым результатом унификации, связывающим многомерность пространства с фундаментальными частицами и силами, стала теория струн, возникшая во второй половине двадцатого века. Теория струн сочетает в себе идеи квантовой механики и теории относительности, поэтому на её основе возможно построение обобщающей теории, описывающей процессы в микро- и мегамире, той самой «единой теории», или «теория всего», к которой стремится теоретическая физика  Теория струн приводит к более глубокому  пониманию структуры материи и связанного с ней пространства-времени, предполагает его возможную многомерность и  фрактальность. Разработка теории струн стимулировала развитие многих математических формализмов, в  том числе,  и  топологии. 
Теория струн - направление теоретической физики,  изучающее динамику и взаимодействия  одномерных протяжённых объектов, так называемых квантовых струн.   Теория струн основана на гипотезе о том, что все элементарные частицы соединяются «бесконечно тонкими колеблющимися нитями».  Можно построить модели, в которых  сами  частицы и их фундаментальные взаимодействия возникают в результате колебаний этих «нитей» - микроскопических  одномерных вибрирующих струн.  Характерные размеры  свернутых  струн чрезвычайно малы,  порядка 10;33 см,  поэтому они недоступны экспериментальному наблюдению.
Предполагается, что квантовые струны являются более фундаментальными физическими объектами, чем частицы и поля,  а их колебания производят всё известное на сегодняшний день многообразие элементарных частиц и  фундаментальных взаимодействий, Существуют открытые и замкнутые струны, рождающие разные элементарные частицы. Замкнутая струна представляет собой петлю, открытая   является конечной линией. Сами концы открытых струн могут рассматриваться как заряженные частицы: например, один конец может  быть  электроном, а другой – позитроном.  Характер колебаний струны задаёт  фундаментальные свойства частиц, такие как электрический заряд и масса. Колебания струн возможны только  на определённых частотах: чем больше частота, тем больше энергия колебания, и тем больше масса частицы,  посредством  которой проявляется колеблющаяся струна в наблюдаемом мире.
На сегодняшний  день известно, что теория струн является сильнейшей унификационной теорией, без  которой невозможно согласование универсальных физических теорий и объяснение множества значимых  физических эффектов.   Она позволяет объединить все существующие частицы и силы, описывая их  как колебания одного фундаментального объекта;  определяет так называемые калибровочные поля, отвечающие за электромагнитные и ядерные силы; позволяет описать гравитоны  как  колебания замкнутых струн, а значит - и объединить гравитацию с другими силами;  в  своих суперсимметричных модификациях объединяет бозоны и фермионы, в результате чего все силы объединяются со всеми частицами;   объединяет  законы движения с законами, которые управляют силами!


И при этом  манифестирует многомерность физического пространства.  Большое число возможных пространственных измерений породило знаменитую «проблему ландшафта»:   непротиворечивые и самосогласованные квантовые теории струн возможны лишь в пространствах высшей размерности (больше четырёх с учетом времени).  Требование согласованности теории струн с теорией относительности налагает жёсткие требования на размерность пространства-времени, в котором она формулируется, но, несмотря на эту жесткость, сегодня количество предполагаемых пространственных измерений  в различных вариантах теории струн колеблется от десяти до двадцати шести.   Итак, теория струн постулирует многомерность физического пространства как принцип. Но число измерений в различных модификациях теории струн разное. Это разные многомерности!
Невозможность наблюдения дополнительных пространственных измерений в макроскопическом (непосредственно наблюдаемом) мире   в теории струн объясняется действием одного из двух возможных физических механизмов.  Первый - компактификация  дополнительных измерений, замыкание струн самих на себя, скручивание их до микроскопических размеров. В этом случае дополнительные измерения доступны наблюдению только с чрезвычайно близкого расстояния,  их практически невозможно обнаружить из-за малых размеров струн.  Второй механизм - локализация всех частиц многомерной Вселенной  (Мультивселенной) на четырёхмерном «мировом листе», бране.  Брана (мембрана) - фундаментальный физический объект,  четырехмерная пространственно-временная поверхность, движущаяся в  многомерном пространстве-времени и являющая собой наблюдаемую часть Мультивселенной, т.е. нашу Вселенную. По сути, брана – это движущаяся, меняющая форму  «перегородка», отделяющая наблюдаемый мир от высших измерений.   В этом случае предполагается, что дополнительные измерения немалы, однако в силу  физических законов все частицы нашего мира локализованы  всего лишь в четырех измерениях многомерной Вселенной и не могут его покинуть.  А поскольку исследователи и все возможные физические приборы состоят из обычных частиц, то  «проникнуть вовне» мирового листа и обнаружить высшие измерения практически невозможно.
В обоих случаях предполагается, что высшие измерения могут проявляться  во взаимодействиях элементарных частиц при высоких энергиях.  Однако основная возможность обнаружить  существование дополнительных измерений  пространства  связана с гравитацией. Являясь следствием искривления пространства-времени, гравитация не локализована на четырехмерной бране,  поэтому гравитоны и микроскопические чёрные дыры могут выходить вовне. В наблюдаемом мире такой процесс будет выглядеть как внезапное исчезновение энергии и импульса,  перемещаемых этими объектами в другие измерения.
В  направлении теории струн, которое   называется  струнной космологией,    делается предположение о существовании огромных космических струн – суперструн, растянутых до межгалактических размеров. Суперструны обладают сильным гравитационным полем и  способны выступать в  качестве гравитационных линз, а значит – и обнаруживаться в экспериментах.  Сегодня на основании  теории суперструн  делаются попытки решения  важнейших космологических проблем, в  том числе, проблем происхождения,  раннего состояния, развития и будущего Вселенной. Из струнной космологии, в частности,  следует, что Вселенная должна иметь минимально допустимый размер. Это  опровергает  теорию Большого Взрыва, согласно которой некогда  существовала  точечная космологическая сингулярность с  нулевыми размерами, из которой и  произошли нынешние Вселенная и пространство-время.  Альтернативная теория Большого Отскока  предполагает существование «прошлой» Вселенной и объясняет образование нынешней    катастрофической трансформацией топологии  прежнего пространства-времени.   
В  струнной космологии  возникает и следующий важный для  построения онтологии пространства вопрос: является ли размерность  априорным свойством Вселенной или результатом  некоторых физических процессов? На сегодняшний день предполагается, что на первом, экстремальном, этапе развития Вселенной, из вакуума возникло пространство-время  с десятью или  более симметричными измерениями,  в то время реально наблюдаемыми  благодаря высоким энергиям. Затем в результате так называемой спонтанной компактификации  некоторые измерения свернулись, в результате чего существенно изменилась топология пространства-времени. Однако во Вселенной  могли предположительно остаться «острова»,  в которых пространство-время имеет разную топологию и разную размерность. 
 Струнная топология пространства  ставит  и проблемы онтологии и возможных метаморфоз нынешней Вселенной. Вот лишь некоторые из них: существуют ли физические причины существования других вселенных, которые принципиально не наблюдаемы?  возможны ли «альтернативные мировые истории» или «множество миров»?  движется ли Вселенная по направлению к Большому Замерзанию, Большому Разрыву, Большому Сжатию?  является ли наша Вселенная этапом бесконечно повторяющегося  циклического развития?  Все  эти проблемы так или иначе связаны с онтологией  пространства-времени и далеки от решения. 
В  космологии возникают и проблемы, непосредственно связанные с возможной топологией наблюдаемого физического пространства:  какова «форма» Вселенной? какова ее кривизна? В настоящее время ни  форма, ни кривизна Вселенной неизвестны, хотя  предполагается, что в наблюдаемых масштабах ее кривизна «близка» к нулю, а форма неизмерима. Однако постоянно делаются попытки описать форму Вселенной в виде пространств сложной конфигурации: кубической, призматической, тетраэдрической, тороидальной («бублик»),  гиперболической («рог» или «дудка»),  додекаэдрической («футбольный мяч») .
 Вернемся к многомерности физического пространства. В отличие от  очевидной  трехмерности, она постигается с трудом, если вообще постигается. Человек не может  ясно представить себе  даже четвертого пространственного измерения,  как не мог бы представить третьего,  будучи плоским.  Однако возможно следующее умозрительное построение: струны существуют, как минимум,  в десятимерном пространстве-времени, в то время как мы живем в четырехмерном,   и  чтобы как-то связать между собой  эти пространства, следует мысленно каким-либо произвольным способом свернуть шесть оставшихся измерений, вместе или по отдельности,  в очень маленькие «клубки».  Если удастся свернуть клубки очень плотно, так что их размеры окажутся порядка размера струн, то  их не удастся увидеть.  Результатом такого «наматывания клубков» будет видимое четырехмерное пространство-время нашей Вселенной, в каждой точке  которого будет помещаться крохотное шестимерное пространство. Подобная топологическая картина кажется чрезвычайно сложной непрофессионалу, но уже давно стала нормой представлений о пространстве-времени в теоретической физике. Возможно, именно  такая топология  и является реальной, с той лишь разницей, что «сматывали» измерения физические процессы, происходившие в ранней Вселенной.
Таким образом, наблюдаемая Вселенная является всего лишь трехмерной проекцией многомерной Мультивселенной,  а само пространство – многомерным, и об этом убедительно свидетельствуют многие физические явления и не менее убедительно говорят  фундаментальные физические теории. Вопросы же: почему измерений много? что находится в других изменениях?  – как и многие вопросы естествознания остаются за пределы границы познания и не получают ответов.
Значимость всего  сказанного несколько уменьшается тем, что фундаментальные физические теории все еще остаются противоречивыми: они по-разному описывают одни и те же значимые явления, а некоторых не описывают вовсе. Так, в теории струн существуют десятки различных модификаций, не всегда и не во всем согласующихся друг с другом. В контексте же проводимого исследования самым важным является то, что в теории струн называются разные размерности пространства Мультивселенной.  На наш взгляд, это связано с тем, что многие топологические концепции теоретической физики не следуют эйнштейновскому принципу независимости от фона, недопустимости заранее предполагаемой и фиксированной геометрии. В теория струн, например,  заранее задается геометрия компактифированных пространств и  топология компактифакции. Поскольку возможны множественные геометрии многомерных пространств и множество способов «сворачивания» измерений,  то существуют и разные струнные концепции. В результате каждая из множества  теорий струн  оказывается зависимой от фона,  описывающей наперед  заданное пространство-время, в то время  как взаимодействие  движущихся струн в принципе  не может рассматриваться на фиксированном фоне, поскольку, согласно общей теории относительности,  они изменяют фон, когда  перемещаются по нему. Различное же число измерения пространства как раз представляется вполне естественным в духе стратегии,  заложенной Эйнштейном: поскольку размерность топологическая величина и часть геометрии, то она  может динамически меняться в зависимости  от времени, гравитации, энергии.   
Каждая заданная геометрия, каждый  фон, на котором определена теория струн, является решением уравнения Эйнштейна или некоторого его обобщения. Растущее число теорий струн означает, что на самом деле  конституируется не фундаментальная теория, а находятся  частные случаи некоторой более глубокой, но все еще не известной теории, метатеории, поскольку каждая ее часть есть теория. Подобная  метатеория  может оказаться  тем  самым фундаментальным законом, к которому и стремятся все физические унификации.  Метатеория в принципе не должна  формулироваться ни в каком пространственно-временном фоне, должна быть независимой от фона, предполагать пространство меняющимся вместе с его топологией и, в частности, размерностью.
А существующие в физике независимые от фона описания пространства порождают  парадоксальные идеи. Например, рассматривают пространство как эмерджентное свойство квантовой материи, говорят о пространстве или пространстве-времени как о возникающем из чего-то более фундаментального.
 В самом деле, если начинать   описание физической реальности не с пространства или с чего-нибудь еще, движущегося в пространстве,  а с некоторой  квантовой структуры, то  пространство может  быть описано как некоторое усредненное ее свойство, подобно тому как температура  описывается усреднением скорости  составляющих тело молекул.  Утверждение «пространство-время является эмерджентным феноменом»  становится популярной онтологической идеей, разрабатываемой в различных направлениях теоретической физики, в первую очередь, в теории квантовой гравитации.
 Если пространство является эмерджентным, то континуум пространства является иллюзией,   а само оно возникает как  результат построения из некоторых «блоков», которые можно исследовать.  Иногда предполагается, что пространство «сделано» из дискретных «атомов» пространства, амеров, это согласует теорию относительности и квантовую механику. Но самым радикальным является выведение  существования пространства из причинности.  В самом деле, благодаря теории относительности известно, что ничто не может двигаться быстрее света,  и знание того, как распространяется свет, позволяет определить, что есть причина, а что – следствие: пространственно-временная геометрия содержит информацию о причинности, определяет причинные связи. Но возможно и обратное рассмотрение: причинные связи могут определять пространственно-временную геометрию.
Подобный взгляд задает весьма популярную на сегодняшний день стратегию исследования: пространство является эмерджентным, его более фундаментальное описание дискретно, и  в основании этого описания лежит причинность. В теории твисторов знаменитого английского математика и  физика Р. Пенроуза   привычный способ рассмотрения событий в пространстве-времени обращается.   Традиционно  приято считать одно событие исходным,  другое - вторичным и определять причинно-следственные взаимоотношения между ними. При этом реальными предполагаются  сами события, а причинные отношения между ними  - просто их свойствами. В этом случае имеет место классическая онтологическая модель: существует пространство и время, в них происходят события, и именно благодаря существованию пространства и времени можно считать одно из них причиной, а другое -  следствием. Пространство и время тогда представляются фундаментальными сущностями, а причинно-следственные отношения – производными от них. Но можно  сделать и обратное:  считать элементарные причинные процессы фундаментальными, а события  определять  в терминах соответствий между причинными процессами. И тогда возникает принципиально иная  онтология:  первичными являются причинно-следственные отношения, а происходящие события, пространство и время существуют как вторичные сущности. Поскольку причинно-следственные отношения в теории относительности  задаются распространением световых лучей, то можно   построить новое пространство, состоящее из всех возможных световых лучей в пространстве-времени и  транспонировать  в  него все  физические законы.  Пенроуз назвал  фундаментальную структурную единицу такого пространства твистором (рис. 2.) и построил  удивительное по красоте пространство световых лучей,  для которых привычные  пространство и время   являются всего лишь  характеристиками отношений.
 

Рис. 2.
Твистор Пенроуза

Геометрия наблюдаемого четырехмерного пространства-времени  является производной от структуры пространства твисторов, а  реальные события  представляются определенными поверхностями в нем. Такой поход позволил записать уравнения, описывающие разные виды частиц, которые в пространстве твисторов  приобретают одну и ту же простую форму.
Другая успешная «причинная»  модель  пространства носит название причинных динамических триангуляций.   Главная ее идея заключается в том, что пространственно-временная геометрия  выстраивается из  элементарных причинных процессов.  Существуют правила, по которым это происходит, и вероятности появления разных геометрий квантового пространства-времени. Одним из основных  следствий  этого представления является то, что каждое квантовое пространство-время должно рассматриваться как последовательность возможных пространств, которые дискретно сменяются, подобно тиканию универсальных часов. Это значит, что  и история мира может рассматриваться как последовательность пространственных геометрий, которые сменяют  друг друга во времени. Получается, что  наблюдаемое  четырехмерное пространство-время возникает  подобно «собиранию кубиков», появляясь из недр квантового мира, основанного только на дискретности и причинности (рис. 3).
Сегодня известно, что если в квантовой механике не установлено ограничение в отношении причинности, то классическая пространственно-временная геометрия не возникает -  только существование причинности  в микромире обуславливает физическое конституирование мирового пространства! «Теория причинного ряда» идет еще дальше; выбирает  фундаментальные  основания пространства-времени в виде «голых» событий, содержащие последовательные списки своих причин. 

 

Рис. 3.
 Модель квантовой Вселенной в соответствии с теорией динамической триангуляции. Рисунок изображает историю модельной квантовой вселенной с тремя пространственными измерениями.
Итак, независимые от фона, не предполагающие заданную геометрию пространства физические теории  дают интересные и онтологически нетривиальные результаты, позволяющие считать пространство производным от некоторых более  фундаментальных мировых сущностей.
В заключение обратимся к многомерности пространства как к эпистемологической идее.  Не останавливаясь на этом подробно ,  особо отметим, что постижение всей сложности физического пространства-времени инициирует создание  не менее сложных умозрительных пространств: многомерных,  динамически меняющих размерность и связность, причинно-обусловленных, способных служить моделями социальных и ментальных порядков и беспорядков. Например, пространство твисторов сейчас активно исследуется в контексте построения кантовых моделей сознания.  Простор для подобных представлений в социальных и гуманитарных науках ничем не ограничен, и именно они  во многом определяют будущее этих наук,  особенно в связи  с появлением сверхсложных глобальных социальных, информационных, коммуникационных пространств. 
Итак,  мы можем констатировать следующее.
1.Многомерность пространства-времени является фундаментальным онтологическим свойством материального мира,  обуславливающим единство и связь  фундаментальных частиц и взаимодействий.  Представления о многомерности пространства  предполагают возможность  создания единой универсальной теории, описывающей  все уровни физической реальности.
2. Постнеклассическая онтология  физического пространства многомерна. Пространство в этой онтологии сущностно связано со временем, материей, энергией, динамика этой связи определяется фундаментальными физическими законами. Наблюдаемое пространство-время предполагается лишь четырехмерной проекцией ненаблюдаемого многомерного, остальные  измерения считаются  компактифироваными или в принципе не доступными наблюдению.
3.Существенной характеристикой  постнеклассической онтологии пространства является неопределенность: число измерений  пространства-времени, топология, кривизна, форма наблюдаемого пространства в ней не определены. Число измерений пространства-времени и его топология могут рассматриваться как динамические величины, меняющиеся в разных областях Вселенной.
4. Не определен и  генезис пространства-времени. Основными концепциями его происхождения являются теория Большого Взрыва, предполагающая, что нынешнее пространство-время впервые возникло после появления нынешней Вселенной, и теория Большого Отскока, описывающая нынешнее пространство-время как результат спонтанной (жесткой) трансформации топологии «предыдущего» мира, существовавшего до нашей Вселенной, его коллапса.  Предполагается также, что во Вселенной существуют области пространства с разной топологией. Кривизна наблюдаемого пространства и его глобальная форма также не определены. Значительная неопределенность основных характеристик пространства-времени делает его постнеклассическую онтологию открытой и динамичной.
5. Постнеклассическая онтология пространства допускает его рассмотрение как эмерджентного свойства более фундаментальных феноменов и процессов: элементарных пространственных объемов, квантовой материи, элементарных причин, элементарных событий.
6. Постнеклассическая многомерная онтология пространства определяет эпистемологическую парадигму  умозрительных многомерных, топологически сложных пространств, динамически меняющих свои характеристики. Эта эпистемологическая парадигма может использоваться в любых естественных и гуманитарных эйдетических науках  для исследования сложных феноменов любой природы. 



 
Глава 5.
Пространство: фрактальная онтология

Построение постнелассической онтологии пространства немыслимо и без представлений о фрактальности. Нецелое число пространственных измерений, на наш взгляд, является  еще  более революционной онтологической  идеей, чем многомерность. В самом деле, представления о многомерности пространства  время от времени возникали в неклассической физике,  существовали в мистических и паранаучных  учениях и  в принципе свойственны человеческому сознанию, способному создавать идеальные многомерные пространства как вместилище теоретических сущностей или образы «иных» миров. Дробная же размерность  долгое время  оставалась за пределами научных парадигм и являлась предметом изучения лишь особых разделов математики как специфический, не имеющий отношения к реальности феномен. 
Однако в последней трети двадцатого века синергетикой были открыты  топологически нетривиальные объекты (странные аттракторы ), радикально меняющие привычные представления о том,  число измерений с необходимостью должно быть целым. Эти объекты были названы фракталами, а их нетривиальное топологическое свойство – фрактальностью.  Геометрическая сложность фрактальных объектов  поставила перед исследователями проблему адекватного описания их топологических и метрических характеристик, привлечения особых математических и физических методов. Именно фрактальность представляется свойством, существенно меняющим онтологические представления о пространстве.
  Сложность фракталов требует их подробного описания. Фрактальным множеством, или математическим фракталом  (от лат. fractus - раздробленный, сломанный, разбитый),  называется  множество точек в n-мерном математическом пространстве, обладающее самоподобием при различных масштабах и дробной размерностью, меньшей, чем n.  В  простйшей интерпретации, фрактал  - это   геометрический объект составленный из  большого числа частей, каждая из которых подобна всей фигуре целиком, т. е. несвязный.
 Размерность фрактальных множеств  является   дробной, это означает, что благодаря своей сложной структуре фрактал не  заполняет  целиком того пространства, в котором помещается. Самоподобие фракталов предполагает  наличие иерархичной, самоповторяющейся структуры; фрактальность  тождественна существованию масштабной инвариантности: часть любого фрактала повторяет целое с некоторым коэффициентом подобия. Фрактальные  множества долгое время   исследовались лишь в математике  и только как экзотические, нетипичные топологические образования. Множество Кантора (Г.Кантор, 1883 г)  и кривая Коха (Х. Кох, 1904 г)  почти столетие оставались  практически единственными  примерами фракталов и служили простейшими  образцами «плохих», всюду негладких (прерывных)  множеств с бесконечным числом сингулярностей (разрывов или изломов). 
Канторово множество  – это подмножество единичного отрезка, которое  получается в результате  бесконечного числа его делений отрезка  на три части и выбрасывания средней трети, в результате чего  образуется сложная структура  бесконечно большого числа точек, лежащих между нулем и единицей (рис. 4). Длина канторова множества  в классическом смысле точно не определена, а размерность лежит между нулем и единицей - это уже не просто набор точек,  хотя еще и не отрезок.


 


Рис. 4.
Структура канторова множества

Множество Коха (снежинка Коха) представляет собой линию, получающуюся бесконечным повторением одной и той же геометрической процедуры:  бесконечным делением единичного отрезка на три равные части и замены среднего интервала равносторонним треугольником без этого сегмента (рис. 5).

 

Рис. 5.
Структура множества Коха

Из сказанного ясно, что фрактальные множества имеют четко выраженную структуру, их построение подчиняется строгому алгоритму. При характеристиках фрактала  с необходимостью возникает  представление о сингулярности, особенности, негладкости: фрактал прирастает и множится углами, остриями, изломами, пустотами – это всегда чрезвычайно сложное топологическое образование, не описываемое классическими геометрическими построениями, основными на представлениях о непрерывности.
  Открытие фрактальной природы странных аттракторов инициировало в конце прошлого века исследовательский бум,   в результате чего стало ясно, что  фрактальность является универсальным свойством пространственных объектов, а фракталы  типичны для природы и социума.  В настоящее время известно, что фракталами  являются   галактики и звездные кластеры;  береговые линии  материков, водоемов, государств и регионов; сети дорог;   практически все живые ткани, биологические организмы и их системы;  все макромолекулы; все кристаллы; все пористые материалы (металлические порошки, угли, протеины, ветвящиеся полимеры, смолы, стекла).   Дальнейшее исследование показало, что помимо природных существует еще и множество искусственных фракталов: фрактальной структурой обладают живописные, архитектурные, музыкальные, литературные произведения. Фракталами являются и многие значимые социальные объекты: коммуникационные сети, финансовые структуры, социальные сообщества, города, организации и многое другое.
Разумеется, физические, социальные и искусственные фракталы отличаются от математических, не обладают всеми свойствами последних, не имеют математической «чистоты»: их самоподобие только приблизительно, они  не содержат бесконечного числа частей. Примером   «физического» фрактального самоподобия являются деревья:  ветви многократно разделяются, повторяя свою форму в уменьшенном размере, но не точно и не до бесконечности (рис. 6). Однако  самая существенная пространственная характеристика, дробная размерность,  свойственна и  реальным фракталам.
 

Рис. 6.
Дерево – физический фрактал

Прояснить смысл дробной размерности можно, сравнив  ель с  защищающим ее от мороза  дощатым параллелипипедом: объем  и размерность  ели очень сложно  вычислить из-за ее непростой формы, объем и размерность ящика элементарно определяются. Параллелепипед с очевидностью трехмерен, дерево не полностью заполняет  трехмерного пространство, его размерность меньше трех. Очевидными примерами  фракталов являются снежинки и  кружевные салфетки, площади которых не совпадают с площадями покрывающих их целых кругов того же диаметра, а размерность оказывается меньшей двойки,  поскольку снежинки и салфетки далеко не заполняют собой плоскость.
Физика фракталов имеет своим основанием фрактальную геометрию, однозначно связанную с именем Б. Мандельброта, исследовавшим свойства фракталов и создавшим теорию фрактальности.   В настоящее время известно, что фрактальные объекты не только имеют сложную форму и нецелую размерность, но и особенности поведения. Фракталы   нетривиально развиваются: существуют законы фрактального роста и выделенные направления развития фрактальных объектов. 
Пространственная фрактальность  влечет за собой временную,  обуславливает существование фрактальной сети событий во времени – существуют  временные фракталы. Пространственно-временными фракталами  являются  многие физические процессы,  такие как диффузия, определяющая динамику огромного числа смесей, растворов, расплавов;  адсорбция;  рассеяние; флуктуации  температуры и плотности в жидкостях и газах; биологически значимые процессы полимеризации; турбулентность жидкостей и газов; рост кристаллов; образование облаков; эволюция горных пород; образование трещин; отвердевание жидкостей и  сплавов;  структуризация молний и других электрических разрядов; процессы  химического и  биологического транспорта; скручивание спиральных галактик; распределение материи во Вселенной. Существуют   биологические и социальные временные фракталы: эпидемии, миграции, динамика популяций, рост социальных сетей, распространение информации, движение финансовых потоков.
Значимость феномена  фрактальности как  универсального свойства физической реальности приводит не только к необходимости переосмысления традиционных метрических и топологических характеристик пространственных объектов, но  и к поиску онтологического смысла фрактальности как таковой, к пониманию того, что  онтология фрактальных объектов должна естественным образом включаться в постнеклассическую онтологию пространства. Феноменологическое прояснение понятия «фрактальность»  приводит к ее осмыслению как  предельной пространственной и временной сложности,  обусловленных законом собственного развития.
Феномен фрактальности порождает значительные гносеологические и методологические проблемы в исследовании пространственных объектов.   В самом деле, из-за негладкости фракталов, существования в них множества разрывов и изломов, классическая протяженность теряет для них привычный смысл. Выше уже говорилось, что  протяженность -  свойство всякого материального тела занимать некоторую часть пространства, иметь длину, ширину, высоту, а значит, - площадь и объем. Именно благодаря протяженности, которая легко вычисляется или измеряется в классическом случае,  физические объекты соотносятся со всеми остальными и сравниваются, поэтому определение протяженности тождественно установлению взаимопорядка.  Существование у фракталов  многочисленных сингулярностей означает, что  для  определения длины  математического фрактала приходится  искать сумму   бесконечного числа  малых величин – и эта операция не определена в классической геометрии,  вычисление длины фрактала требует гораздо более сложного алгоритма. Определение же протяженности  физических фракталов и вовсе затруднено,  это иллюстрирует пример  очень изрезанной  береговой линии России вдоль Северного Ледовитого океана, длину которой вычислить чрезвычайно трудно, или пример с «длиной» любой социальной сети.
Для фрактальных объектов протяженность теряет свои классические характеристики, прекращает быть непрерывной, перестает быть определенной и однозначной. Это  приводит к трудности, а иногда  - и к невозможности, определения и сравнения  размеров фрактальных объектов, а значит  - и к невозможности установления их взаимопорядка. Для плоских фрактальных объектов  неопределенной оказывается площадь, для объемных - объем. Вычисление площадей и объемов физических фракталов  на сегодняшний день весьма проблематично, если вообще имеет смысл. Таким образом, при изучении фракталов,  возникает принципиальная необходимость переосмысления фундаментальных метрических характеристик, таких как протяженность, длина, ширина, площадь, объем.
Существует и чрезвычайно важная, связанная с существованием фракталов онтологическая проблема, на сегодняшний день далекая от решения. Дело в том, что фрактальность, с одной стороны, означает существование строгого пространственного и (или) временного порядка, наличие четкого алгоритма, закона построения или роста. С другой стороны, известно, что фрактальность  - атрибут хаотичности временного развития физической системы, «след» его непредсказуемого, неупорядоченного поведения, а дробная часть фрактальной размерности определяет степень хаотичности поведения системы. Возникает закономерный  вопрос: как именно существуют фракталы, упорядоченно или хаотически?
Подобное соотношение хаоса и порядка в существовании и динамике фрактальных объектов является парадоксальным  для  классического научного познания, основанного на   поиске противоречий и противоположностей, но оказывается вполне естественным для адихотомичного постнеклассического мышления. Последнее не только допускает, но и считает естественным существование «упорядоченно-беспорядочных», «определенно-неопределенных», детерминировано-хаотических объектов - возникает «ситуация дополнительности».   Ранее мы говорили, что в  микромире  теряют смысл  макроскопические понятия «частица» и «волны», а любая  микрочастица обладает и корпускулярными, и волновыми свойствами, не имея аналогов в макромире. Точно так же, в случае фрактальных объектов теряют смысл  онтологические пространственные свойства «непрерывность-дискретность» и «порядок» и «хаос», а любой фрактал не имеет классических аналогов. 
Сравнение двух фракталов, для которых нельзя определить классические  протяженности и  существование которых является следствием некоего хаотического процесса, означает обнаружение не их взаимопорядка, не их  относительного взаимобеспорядка, а чего-то третьего, что  в современной науке и философии категориально не определено, никак не называется  -  исследуется сложное отношение взаимных упорядоченности и хаотичности, если такое исследование вообще имеет смысл. Чтобы проиллюстрировать сказанное, приведем пример двух близких по расположению природных фракталов: развитых и переплетенных корневища  растения и грибницы.  Нельзя сравнить их протяженности, следовательно,  нельзя определить  порядок их взаимного расположения; нельзя  и определить,  что из них является более беспорядочным. А ведь этот пример сравнения двух достаточно «простых» фракталов, и можно представить, насколько более сложной оказывается сравнение двух развитых фрактальных коммуникационных сетей.  Мы приходим к  нетривиальному, на наш взгляд,  эпистемологическому результату:   исследование топологических свойств фрактальных объектов позволяет фальсифицировать классические онтологические представления о порядке и хаосе,  предполагает постнеклассическую «упорядоченно-хаотическую» онтологию. При этом нивелируется один из трех классических фундаментальных смыслов пространства как  порядка сосуществования тел.
Еще одной важной особенностью фракталов является динамичность фрактальной размерности, которая меняется при изменении масштабов. В самом деле,  один и тот же фрактальный объект имеет разную фрактальную размерность при большем разрешении. Примером может служить снежинка Коха, которая становится все более и более фрактальной при увеличении числа итераций. Или  кусок пористого шоколада, который издалека кажется целым бруском, при ближайшем рассмотрении являет все свои поры-сингулярности, а через микроскоп демонстрирует еще  большую фрактальность благодаря фрактальному устройству молекул, из которых он состоит. Сказанное касается любого фрактала, и тогда фрактальность представляется относительным феноменом, зависящим от способа рассмотрения.
Первым напрашивается утилитарный вывод: фрактальностью как свойством можно пренебречь, если масштабы достаточно велики – и это верно. Но верно и другое:  любой кажущийся не фрактальным объект при изменении масштаба оказывается фракталом, и  фрактальность может оказаться чрезвычайно важной для понимания его природы. Кроме того, существуют  явно «большие» фракталы (природные, социальные, искусственные),  фрактальность которых очевидна, но всегда может оказаться еще большей при более «мелком» рассмотрении.   Относительность фрактальности делает ее не менее, а более значимой для физического существования, потому что последнее становится пространственно-многоуровневым, имеет разные онтологии в различных пространственных масштабах, и, следовательно,   различное описание.
Определение фундаментальных онтологических причин подобной сложности  фрактальных объектов неизбежно связано с определением свойств самого пространства. Многообразие  природных фрактальных объектов заставляет в очередной раз вспомнить высказывание Б.Рассела о недоказанности положения геометрии Евклида   о трехмерности пространства. В самом деле, если фрактальность так часто встречается в живой и неживой природе, если она есть  универсальное и тотальное пространственное  свойство огромного числа физических объектов, не является ли она следствием более сложной, чем это представлялось до недавнего времени структуры самого физического пространства? Иными словами, не является ли фрактальность физических объектов следствием фрактальности самого пространства? Не является ли само пространство дробно-размерным?
С точки зрения классической  геометрии пространства  последний вопрос  может быть оценен как бессмысленный или маргинальный, но в рамках постнеклассической онтологии  он закономерен.   И тогда осмысление феномена фрактальности приводит не только к необходимости новой интерпретации важнейших пространственных характеристик реальных физических, бтологических и социальных объектов, не  только к решению связанных с этим гносеологических проблем, но и к возможности радикально новых онтологических представлений о самом физическом пространстве.
Весомые аргументы в пользу  существования нетривиальной топологии  физического пространства дает   теоретическая физика.  Помимо  представления о многомерности физического пространства современная теоретическая физика активно создает и представления о его фрактальности. Фрактальность пространства обусловлена следующими обстоятельствами. Во-первых, в пользу фрактальности пространства свидетельствуют  струнные теории, поскольку в них пространство-время предполагается «сотканным» из одномерных квантовых «нитей», и выглядит непрерывным и гладким лишь на больших масштабах, а при  достаточном разрешениях оказывается структурированным. Во-вторых, фрактальность на еще более глубоком уровне связана с «зернистостью» (квантованностью) пространства, проявляющейся согласно некоторым гипотезам нелокальной квантовой теории поля на  размерах 10;46 см,  что в 1013 раз меньше размеров струн. На  таких сверхмалых масштабах пространство может рассматриваться как принципиально дискретное (а значит – и фрактальное!) даже в случае, если струн в нем нет. Маленькие квантовые ячейки пространства, по сути, его «атомы» определённым способом соединены друг с другом, так что на малых масштабах длины и времени они создают пёструю, дискретную структуру пространства, а на больших масштабах, как и полагается фракталам,  плавно переходят в непрерывный и гладкий пространственный континуум. «Зернистость» пространства в настоящее время проверяется экспериментами по исследованию гамма-излучения, приходящего от далеких звезд.
Фрактальность пространства утверждается  и в  теории петлевой квантовой гравитации Л. Смолина.  Согласно этой теории структура пространства образуется из чрезвычайно малых  дискретных объемов (квантов пространства)  и изображается  «спиновыми сетями». Спиновая сеть  – это дискретная математическая модель пространства,  фундаментальными  для которой являются описания связей между объектами, а не описания положений объектов в пространстве-времени,  а элементарной ячейкой – квант, элементарный объем пространства. Возможные значения элементарного пространственного объема измеряются в единицах, производных от длины Планка, которая связана с силой гравитации, величиной квантов и скоростью света. Самая маленькая возможная площадь, отличная от нуля, примерно равна 10-66 см2, наименьший возможный объем, отличный от нуля, - 10-99 см3. Таким образом, в каждом кубическом сантиметре пространства содержится приблизительно 1099 его квантов. Квант объема настолько мал, что в кубическом сантиметре таких квантов больше, чем кубических сантиметров в видимой Вселенной (1085).  Эти величины и определяют масштаб, при котором геометрию пространства уже нельзя считать непрерывной.
Однако недостаточно представить квант пространства в виде простой совокупности фиксированных  кубов или сфер: пространство  оказывается сложной фрактальной сетью,   сплетенной из так называемых «спиновых нитей» (рис. 7).  Вся эта структура динамична, и именно ее динамика обуславливает сосуществование и взаимодействие известных сил и полей.

 
 
Рис.7.
Модель спиновой сети

Вся спиновая сеть может быть неограниченно большой и сколь угодно сложной. И если бы  можно было бы изобразить квантовую картину  пространства в деталях, т.е. геометрию  дискретного пространства Вселенной, искривленного и перекрученного гравитацией, то получилась бы гигантская спиновая сеть невообразимой сложности, содержащая приблизительно 10184 узлов.  Линии и узлы этой сети - это и есть пространство,  топология которого определяется только тем, как они соединяются.
Топология пространства в виде спиновой сети определяет  существование в нем материи. Элементарные частицы соответствуют определенным узлам спиновой сети, а движение частиц и распределение полей в пространстве представляет собой дискретное (скачкообразное) перемещение по сети, изображается квантовыми переходами между узлами сети. Сказанное приводит к парадоксальному выводу: существуют «атомы» движения!
Если ввести  в описание еще и время, то линии спиновой сети становятся двумерными поверхностями, а узлы растягиваются в линии  -  спиновые сети  превращаются в так называемую «спиновую пену».  Пространство-время и  есть спиновая пена.  Заметим, что «спиновая пена» - это не метафора, а строгая математическая модель, основанная на фундаментальных физических теориях. Любой мгновенный снимок происходящего подобен поперечному срезу пространства-времени. «Снимок»,  пространственно-временной срез, спиновой пены представляет собой спиновую сеть. Само же время в такой модели тоже дискретно:  в то время как пространство определяется дискретной геометрией спиновой сети, время задается последовательностью отдельных шагов, которые перестраивают сеть. Время не течет непрерывно, а «тикает, как часы», его в  наблюдаемой Вселенной отмеряют мириады часов: там, где в спиновой пене происходит один квантовый переход, часы делают один «тик». Интервал между «тиками» примерно равен времени Планка, или 10-43 с, этот интервал и определяет существование «атома» времени. Временные интервалы, меньшие этого значения, в принципе не могут существовать. Время тоже оказывается фрактальным.
Итак, существуют фрактальные природные объекты и, возможно, фрактальность  физического пространства и времени. Связаны ли они? Конечно, нельзя утверждать, что фрактальность галактик, береговых линий, дорог или деревьев, например, является очевидным и прямым следствием дискретности пространства или существования квантовых струн, равно как и невозможно утверждать, что социальные процессы или человеческое мышление  - прямые следствия определенного устройства микромира. Однако и характер социальных процессов,  и человеческое мышление определяются природой человека, в том числе, - его биологической и физической природой. То, что человек такой, каким он является, связано  с устройством его тела и мозга; их строение, в свою очередь, определяется  свойствами биофизических процессов и биохимических реакций;  те – строением молекул, атомов и элементарных частиц и, в конечном итоге, квантовыми законами. И тогда получается, что социальные процессы и человеческое мышление  связаны с устройством микромира, но не напрямую, а через сложнейшую  цепь элементарных и более сложных событий - социальные процессы и устройство микромира  соединены сложнейшей фрактальной сетью причинно-следственных связей . Точно так же,  фрактальная структура  пространства и фрактальность физических объектов определяются существование одних и тех же фундаментальных симметрий, физических полей и законов. Фрактальность пространства и фрактальность пространственных объектов связаны   многомерной фрактальной сетью причинно-следственных отношений, далеко не все узлы которой очевидны. Несмотря на недоказуемость этого  утверждения, фальсифицировать его непросто.
Подводя итоги,  можно выделить основные  идеи построения  постнеклассической онтологии пространства. Физическое пространство на сегодняшний день представляется не только многомерным, но и фрактальным (дробно-размерным), связанным со временем, материей, энергией фрактальной сетью причинно-следственных отношений. Фрактальная топология пространства-времени связана с представлениями о струнах, суперструнах, спиновых сетях и спиновой пене, но всё еще недостаточно определена. 
В заключении  обратимся к эпистемологическому аспекту   фрактальных представлений о пространстве. Фрактальность является универсальным топологическим свойством всего пространственного и, возможно, всего временного, а значит, должна включаться в онтологию  любых сложных пространственных и временных объектов как существенное свойство. Сказанное означает, что построение фрактальной онтологии пространства, выделение фрактальности в качестве универсального пространственного свойства превращает фрактальность в общенаучную эпистему,  универсальную  стратегию познания пространственных отношений объектов любой природы. Остановимся на этом подробнее. 
На сегодняшний день теория фрактальности имеет важные  приложения, связанные с социальной динамикой, созданием социальных, политических, культурных и технических объектов. Мы уже говорили, что фрактальностью обладают социальные пространства, инфраструктуры, высокотехнологичные  средства коммуникации, любые сетевые организации (в том числе, политические партии), культурные артефакты. Феномен фрактального роста  определяет такие значимые социальные процессы, как миграции, распространение информации,  динамика финансовых  операций, формирование общественного мнения. В этой связи знание особенностей структуры социальных фракталов оказывается не только теоретически важными, но и практически необходимыми.
Покажем,  насколько эвристичными оказываются идеи фрактальности при исследовании феномена города. Мы выбрали город из-за его социальной значимости и онтологической сложности, позволяющей продемонстрировать эффективность фрактальных методов при решении целого ряда   социальных задач. Во-первых,  тезис о фрактальности города  в принципе меняет онтологические представления о нем,  дает его новое осмысление. Город вообще, а мегаполис - в особенности, представляет собой сложнейший пространственный объект с нетривиальной топологией. Действительно, город представлен в сложнейшем пространственном единстве: совокупности всех особенностей территории и ландшафта;  системы улиц и архитектурных объектов; разветвленной инфраструктуры  (дорог, транспортных тепловых, энергетических, коммуникационных, информационных сетей). Уникальная сложность подобного пространственного объекта   позволяет определить его как фрактал и приводит к пониманию того, что классических геометрических представлений для его изучения  недостаточно (рис. 8).   Поскольку фракталы отличаются друг от друга своей структурой и скоростью роста,  то знание того, к какому классу фракталов относится тот или иной город, может позволить решить многие проблемы урбанологии. Город является «очевидным» фракталом, поэтому  специальные исследования в рамках фрактальной геометрии  позволяют отнести его к определенному типу фракталов, то есть строго описать его структуру.

 

Рис. 8.
Город как фрактал

Во-вторых, представления о фрактальности города позволяют исследовать процесс его становления, понять его историю. Фрактальную природу имеет город как географический и архитектурный объект, само «тело» города. Улицы любого города, малого или большого, провинциального или мегаполиса, связаны во фрактальные сети. Свойство пространственной иерархии частей (фрактального самоподобия) для многих городов является очевидным. Очень часто, зарождаясь в историческом центре, город распространяется в окружающее его природное пространство вложенными кругами, кольцами, подобными по своей геометрии и разделенными  транспортными кольцами: исторический центр, центральный деловой район, зона плотной застройки, фактическая граница города. Кольца городского фрактала  интегрируются в общее пространство улицами, транспортными сетями, развязками, мостами, усложняющими общую пространственную структуру. Новые районы растущего мегаполиса  по своей структуре обычно подобны центральной части, имеют свой центр, собственные транспортные сети с ветвями, соединяющими спальные районы и центр всего города. Такие кольцевые фракталы являются типичными для городов с длительной историей, а фрактальность пространственной структуры  может служить мерой урбанизации и мерой исторического времени жизни города. Существуют города и с другой фрактальной структурой, пространственно разнесенные, имеющие несколько центров,  например, Нью-Йорк. Подобная структура обладает еще большей степени сложностью и предполагает совершенно иную социальную динамику. 
В-третьих,  представления о фрактальности позволяют иначе взглянуть на проблему роста городов,  представляющую особый интерес для урбанологии. Города в процессах своего роста встречают природные и искусственные препятствия: водоемы, рельеф местности, населенные пункты, дороги, границы -  и вынужден «просачиваться» в окружающее его географическое пространство, занимая пригодные для строительства участки, экспансия городов подобна  процессам диффузии.  Движение города от центра к периферии подобно  процессам диффузии или перемешиванию жидкостей, и  можно говорить о  «диффузии городов». Сложность  формы городского фрактала ограничивается тем, что процессы градостроительства планомерны и целенаправленны, но город всегда растет только  в тех направлениях и только так, как позволяет ему окружающее фрактальное географическое пространство, протягивает «пальцы» и «щупальца» только в пространственные пустоты.  Экспансия городов не может быть бесконечной, границы фрактального роста городов определяются фрактальностью  окружающего ландшафта, неравноценностью мест, включенных в городское пространство,  структурой уже имеющихся коммуникационных сетей; ограничиваются временем, которое необходимо затратить на достижение главного центра.  Знание фрактальной геометрии дает возможность  дать прогнозы и практические рекомендации по будущей пространственной организации города.
В-четвертых, фрактальные представления могут быть полезны при  решении проблемы неравномерности расселения. В самом деле, густота населенности любого города  тоже образует фрактальное множество:  районы с большой плотностью заселения сложным образом перемежаются с менее плотно заселенными районами. Предпринимаемые в урбанистике попытки аппроксимировать подобную структуру  правильными фигурами: звездами, многоугольниками, эллипсами,  - заведомо обречены на неудачу. Важным является следующий факт: даже на еще незастроенной территории все точки  будущего городского пространства уже изначально неравноценны в смысле преимущественного расположения относительно центра, а  во всех крупных городах  существуют области концентрации и деконцентрации, соответствующие уплотнениям и пустотам фрактальной структуры. Разница между благоприятными и неблагоприятными участками может составлять всего несколько метров, «хорошие» зоны сложным образом перемежаются с «плохими» («дырками в застройке») –  налицо фрактальная структура. С проблемой «негладкого» расселения не могут справиться градостроители и архитекторы,  но это именно свойство города рассматривается  фрактальной геометрией как существенное и необходимое, и тогда  проблема сводится не к тому, чтобы застроить «плохие» участки, а к тому, чтобы определить «хорошие», в которые городской фрактал непременно распространится. И напротив, если фрактальная структура уже образовалась, попытки «сгладить» ее архитектурными средствами, например,  превратить благоприятные участки в неблагоприятные, обречены на неудачу. Знание фрактальной структуры города позволяет   оптимизировать процессы застройки и расселения.
В-пятых,  фрактальная геометрия позволяет решить практически значимую проблему согласованности различных коммуникационных сетей. Транспортные сети образуют отдельные фрактальные структуры,  известным примером транспортного фрактала  является московский метрополитен. Существование уличных и транспортных сетей в урбанизированных пространствах обуславливает и существование фрактальных сетей коммуникаций, при этом возникают ситуации перегруженности сетей и задержек (например, транспортные «пробки»). Возникновение в городе сетей огромных размеров и сложной топологии, которым свойственны непрерывное расширение и динамические характеристики, существенно ограничило возможности применения обычных методов их моделирования и оптимизации, в связи с  чем актуальной стала задача их фрактального исследования.  Рассмотрение сложных коммуникационных сетей в виде фрактальных структур позволяет найти общие закономерности движения  потоков по ним. При этом речь может идти о сетях любой природы: телекоммуникационных, сетях сотовой связи, транспортных сетях и т.д.
Наиболее важной задачей представляется исследование   зависимости  скорости  движения по  сложным  сетям от  их фрактальной размерности. Коммуникационные свойства сетей качественно иные,  чем у точечных объектов, в них появляются принципиально новые онтологические свойства (живучесть, надежность, множественность маршрутов, неустойчивость, конфликтность), которые существенным образом зависят от их фрактальной размерности. Сложность моделирования и описания больших коммуникационных сетей заключается в том, что интенсивность потока изменяется в различных областях зоны обслуживания и может быть оценена при помощи географических и демографических характеристик;  при этом распределение плотности населения однозначно определяет интенсивность потока. Сказанное означает, что узлы сети должны быть  частыми в областях с высокой плотностью пользователей и редкими в областях с низкой плотностью пользователей. Например, для достижения эффективной конфигурации сети мобильной связи основные объекты сети (базовые станции и центры коммуникации) должны быть расположены близко к предполагаемым источникам трафика. В свою очередь, правильно организованные сети коммуникаций (транспортные сети, сети сотовых станций и других телекоммуникаций, сети магазинов, больниц и систем обслуживания населения и т.д.)  способствуют развитию и росту социальных объектов. В общем случае задача сводится к определению наложения коммуникационной сети на сеть расселения. Для оптимального покрытия  социального объекта сложной коммуникационной сетью их топологии должны быть согласованы, а фрактальная размерность сети превышать фрактальную размерность социального объекта (района, города, регион и т.д.).  Применение методов фрактальной геометрии при исследовании  больших сетей дает возможность повысить  эффективности их использования. Этот подход может использоваться и при исследовании важнейших социальных и политических процессов: формирования политических приоритетов; партийного строительства; создания сетевых организаций; продвижения политических и экономических брендов.
Но  возможности фрактальных методов при исследовании города не ограничиваются только пространственным, географическим описанием последнего. Можно утверждать, что и система временных отношений городской жизни образует единый временной фрактал. В самом деле, динамика  города и  динамика отдельных его систем зависит от множества случайных событий, любое происходящее в городе событие связано с огромным множеством других. Классическое описание такого множества событий в виде цепочки причинно следственных связей   некорректно, и имеет смысл говорить о многомерной фрактальной сети связанных с городом ситуаций и событий и о городе как о пространственно-временном многомерном фрактале. Такое   осмысление может существенно изменить существующие представления о городской динамике и социальной динамике вообще.
Но существует и еще одна, более глубокая, связь фрактальности   с феноменом города: город   является и смысловым фракталом. С тех пор, как на земле появились города,  они существуют не только в реальном пространстве, но и в символическом пространстве как символ, как архе¬тип сознания, как  ментальный паттерн, как определенный образ. Тип общественного сознания той или иной культуры откладывается  в структуре города, определяя порядок  или хаос городских пла¬нов. Сеть улиц, острова площадей, причудливые контуры городского  пространства -  это автопортрет культуры, во¬площение в пространстве ментальных структур. В свою очередь, культура нередко обращается за по¬мощью к   пространству города,  создавая метафизи-ческие и символические города как модели мироздания.    С городским  ландшафтом принято соотносить и  формы человеческого сознания: го-родами видятся  память человека, его мечты и утопии, его подсознание, мир  снов и сказок. И Рим, и Иерусалим, и Москва - особые символические структуры соз¬нания. Именно в символическом  пространства городе реализуется  фрактальный ландшафт человеческой мысли.  Символическое пространство города есть ментальный фрактал, исследование которого  представляется в рамках социальной онтологии, философии культуры, искусствоведения, психологии.
Подобным образом могут  анализироваться любые топологически сложные в пространстве и (или) во времени социальные, культурные, политические, символические объекты, и ограничений тут нет. Это означает, что идея фрактальности лежит в основе универсальной методологии исследования сложных пространственных и временных объектов, позволяющей  плодотворно изучать то, с чем не справляются классические геометрические методы. Важность этой методологии усиливается тем фактом, что большинство значимых социальных и ментальных объектов в принципе фрактальны.
Подведем итоги этой главы.
1.Универсальным свойством объектов разной природы является фрактальность, принципиально меняющая представления о возможных топологических свойствах пространственных и временных объектов. Фрактальность как мера пространственной и временной сложности предполагает особую онтологию фрактальных объектов,  особые законы их развития.
2. Представления о  фрактальности рождают серьезные эпистемологические проблемы, связанные с невозможностью определить классическую  протяженность, приводят к необходимости переосмысления последней.
3.Фрактальность   служит мерой хаоса и порядка одновременно, чем меняет классические представления о порядке и хаосе, предполагает непротивоположное,  адихотомичное их сочетание, существование хаотичного порядка и упорядоченного хаоса. Представления о фрактальности нивелируют  классический смысл пространства как взаимопорядка.
4. Физическое пространство-время является фракталом. Представления о его фрактальности  конституируется в теоретической физике в моделях дискретного пространства-времени,  в моделях струнной топологии, в моделях спиновых сетей и спиновой пены. Фрактальность физического пространства- времени приводит к представлениям о фрактальности движения.
5. Фрактальность является эпистемой, постнеклассической стратегией научного познания,  позволяющей исследовать любые топологически нетривиальные пространственные и временные  структуры, решать практически значимые проблемы. В ракурсе этой эпистемы онтологические представления о  самом пространстве образуют развивающийся во времени  смысловой фрактал.
 
Глава 6.
Пространство: виртуальная онтология

Постнеклассическая онтология пространства будет неполной и без осмысления существования множества виртуальных пространств и виртуальных свойств физического пространства. А определить, что  представляет собой виртуальное пространство, невозможно  без  понимания того, что есть виртуальность как таковая.
Двадцатый век поставил восклицательный знак около существования особых, практически неописанных классикой онтологических объектов – виртуальных.   Относительно виртуальных объектов нельзя говорить о материальности, субстратности, телесности  в классическом смысле. Это объекты с неполной, частичной, иногда почти отсутствующей телесностью, не идентифицируемые непосредственно ни органами чувств, ни физическими приборами. Самые очевидные, тривиальные примеры виртуальных объектов – это производимые IT-технологиями компьютерные, телевизионные, масс-медийные образы, и именно их появление инициировало современный интерес самых разных наук к виртуальному. Это те самые симулякры, образы несуществующего, «копии копий»,  отражения того, чего нет в реальности, о которых писали Платон  и Ж. Бодрийяр.
Однако серьезным заблуждением является доминирующее в настоящее время представление о том, что виртуальные объекты являются исключительно продуктом человеческой деятельности, артефактом. Виртуальное укоренено в природе и в человеческом сознании , более того, согласно представлениям естественных наук,  имеет самое непосредственное отношение к происхождению мира и к его основаниям. Существует  множество естественных виртуальных объектов, без которых материального физического мира просто не было бы. Так, существование виртуальных микрочастиц  обуславливает фундаментальные физические процессы и  наличие у реальных частиц важнейших субстратных характеристик, таких, как масса и заряд;  виртуальные объекты  сыграли  важнейшую роль в происхождении Вселенной и формировании ее законов ; сложной совокупностью виртуальных процессов являются  хаотические режимы;  рождение живого из неживого также можно  описать как реализацию определенного виртуального состояния.  Вообще, виртуальность сопровождает любое рождение, любое начало, любые изменения, переходы, обмены. Однако, несмотря на такую свою природную значимость, виртуальные объекты всегда обладают специфическими свойствами, отличающими их от реальных. Так, для виртуальных частиц нарушаются фундаментальные физические законы, например, эйнштейновское соотношение между массой и энергией. 
Феноменологический анализ позволяет выделить существенные свойства и дать определение виртуального :
1.Виртуальные объекты недовоплощены.  И если телесность могла бы считаться атрибутом существования, то виртуальные объекты следовало бы определить как несуществующие или онтологически ущербные. Однако это не так, и существование виртуальных объектов – просто принципиально иное, отличное от материального.
2.Виртуальные объекты существуют  короткое время:  они  всегда неустойчивы, динамичны, мобильны, подвижны, изменчивы более и быстрее, чем их реальные аналоги. Следует заметить, что короткая жизнь – понятие относительное, время существования виртуального объекта следует сравнивать со временем существования аналогичного реального, и в абсолютных единицах оно может быть достаточно большим.
3.Виртуальные объекты существуют в процессах взаимодействия, перехода, обмена, рождения, становления, изменения и сами являются переносчиками взаимодействий.
4.Виртуальные объекты не познаются чувственно в классическом смысле. Они в принципе не регистрируются никакими физическими приборами, непосредственно не воспринимаются человеческой телесностью. Это связано и с неполной воплощенностью виртуальных объектов, и с их малым временем жизни. Присутствие виртуальных объектов в физическом мире определяется только опосредовано, через результат их воздействия на материальные объекты. Именно поэтому следует говорить об особом способе  познания виртуальных объектов, для которого до сих пор не существует  подходящего классического термина: это опосредованное обнаружение непосредственного влияния.
5.Но даже неполной телесности виртуального достаточно для того, чтобы влиять на материальное.   Виртуальное влияет на материальное, определяет его свойства и даже способно реализовываться. 
 Выделенные  существенные свойства виртуальности позволяют дать ее онтологическое определение: «Виртуальное – это недовоплощенное, короткоживущее, чувственно не познаваемое, существующее в переходных  состояниях и  определяющее   свойства материального». Способность виртуального влиять на материальные объекты заставляет говорить о его телесности,  однако неполной и именно поэтому чувственно непознаваемой. Виртуальность – это  недовоплощенная телесность,  влияющая на  телесное и определяемая лишь опосредовано; нематериальное, присутствующее в физическом мире; непознаваемое, обуславливающее возможность познания.
Принимая существование виртуальных объектов,  следует констатировать, что мир онтологически сложен, есть множество способов существования,  а классическая онтологическая схема, выделяющая только  материальные и нематериальные объекты, недостаточна. Остановимся на этом подобнее.
Проблема возможных способов существования (онтологического статуса существующих объектов)  обусловила традиционное противостояние последовательных идеалистических и материалистических учений. С античности, со времени введения платоновских «вещей» и «идей», европейской философии  свойственно выделять всего два  возможных онтологических статуса любого существующего – материальное и идеальное бытие. Разница между ними принципиальна: материальное существование предполагает наличие материального носителя, субстрата,  тела, идеальное – их отсутствие. Любой объект мира при таком рассмотрении  существует либо как материальный,  либо как идеальный, как тело или как не-тело. Разумеется, в истории философии существуют и учения, расширяющие это простейшее дихотомичное представление. В первую очередь, это метафизика Аристотеля,  постулировавшего существование бесконечной лестницы творений с различным соотношением материального и идеального. Однако  философская онтология традиционно сосредоточена на противопоставлении материального и идеального существования, и это стало стереотипом философской классики.
Телесность сложна. Благодаря успехам наук известно, что телесное, материальное, не есть только состоящее из вещества:  это и поля, и физический вакуум – не все телесное человеку удается увидеть, услышать, потрогать,  непосредственно определить органами чувств. Однако можно ввести критерий телесности: все материальное идентифицируется если не органами чувств, то теми или иными физическими приборами, которые, по сути, являются рукотворными продолжениями органов чувств.  Тело – это то, что допускает чувственное познание. Так определенное тело в общем случае может не иметь характеристик классического «физического тела»: массы, размеров, вида, формы и пр.  Оно может  быть или не быть веществом, полем или какой-либо еще формой существования материи, но оно непременно должно определяться чувственно. Термин «тело» кажется нам более  уместным для обозначения материального, чем уже ставшая архаизмом платоновская «вещь» (хотя это сущностные синонимы!), или чем кантовский «феномен»,  прекрасно обозначавший  всё чувственно познаваемое, но  сильно изменивший смысл и ставший неоднозначным после его гуссерлианской интерпретации. 
Итак, способ существования, онтологический статус любого объекта мира в классической онтологии практически исчерпывается идеальным или материальным бытием.  При этом предполагается принципиальная онтологическая противоположность, полярность материального и идеального, основанием которой является именно наличие или отсутствие телесности.  Классическая онтологическая  модель  постулирует сосуществование материальных и идеальных объектов как совершено изолированных друг от друга, разделенных непреодолимой онтологической пропастью: у любого объекта мира тело либо есть, либо нет; в первом случае он материален, во втором – идеален, и третьего не дано.  И тогда самые общие возможности существования укладываются  в  простейшую дихотомичную онтологическую схему «материальное-идеальное», «тело-нетело».  И даже сложность телесности, невидимость, неосязаемость,  а иногда – и непознаваемость материальных объектов не меняет  этой биполярной онтологической модели. 
Однако существование виртуальных объектов позволяет утверждать, что   возможны иные, отличные материального и  идеального бытия, способы существования. В отличие от материального и идеального, виртуальное недовоплощено. Про виртуальное нельзя сказать, что у него нет плоти вообще или что она  есть. Но ему можно приписать частичную телесность, хотя и никогда нельзя с уверенностью говорить, какова эта часть.   Виртуальные объекты – это недотела: полутела, четверть-тела, тела на одну, восьмую, на одну миллионную и т.д.  Любой виртуальный объект – это недотело, способное превращаться в тело.   
Представление же о том, что виртуальное обладает частичной телесностью, и части эти могут быть разными, заставляет полагать, что существует онтологическая иерархия виртуальностей, заполняющая «этажи» бытия между материальным и идеальным: дом, в котором раньше  присутствовали только пол и крыша, оказывается бесконечноэтажным;  материальная «твердь» соединяется с идеальными «небесами» виртуальной дымкой.  В результате конституируется постнеклассическая онтологическая модель, в которой виртуальные объекты  заполняют онтологический разрыв и, обладая частичной телесностью, снимают классическую дихотомию  материального и идеального. И  именно существование виртуальности обеспечивает «сквожение физического мира»: появление и проявление в нем нематериальных, неизмеряемых,  чувственно не познаваемых вещей. 
Существование виртуальных объектов с различной степенью телесности позволяет ввести представление об их онтологическом весе или онтологической плотности и говорить о более «тяжелых» и «легких» виртуальностях.  И тогда возможна  классификация виртуальностей по степени их «тяжести», воплощенности. Здравый смысл заставляет признать природные, «физические», виртуальности  самыми воплощенными из всех возможных, присвоить им хоть и частичную, дробную, но максимальную для виртуальных объектов  телесность – ведь именно они определяют реальные  свойства физических объектов всюду в мире. «Технологические» виртуальности, к которым следует отнести виртуальные феномены, создаваемые IT-технологиями и существующие в компьютерных и масс-медийных сетях, обладают меньшей, чем физические, но всё еще достаточной степенью телесности, создающей иллюзию восприятия органами чувств: кажется, что  эти виртуальные объекты видимы, слышимы, иногда даже осязаемы.   На более высоких ступенях онтологической лестницы  помещаются «культурные» виртуальности: мифологические,  фольклорные, этические, литературные, художественные, научные образы. Это менее «зримые», менее телесные объекты, которые, тем не менее, обладают самым значительным свойством виртуальности: определяют свойства реальных объектов.  И, наконец, самыми невоплощенными являются  «психологические» виртуальности, производимые индивидуальным сознанием: любые идеи, фантазии, проекты, мечты, сны, измененные состояния. Это наименее проявленные виртуальные объекты, совсем уже скрытые от чужих глаз, но от этого не менее действенные, определяющие существование социальной реальности. Разумеется, деление это очень условно, но, на наш взгляд, необходимо и наглядно, потому что хотя бы приблизительно и схематично позволяет разобраться во всем разнообразии виртуальных объектов.
С точки зрения возможности познания, виртуальность  вносит дополнительную неопределенность  в создаваемую постнеклассическими науками картину мира.  Можно показать, что неопределенность является важнейшим предикатом виртуальности. В самом деле, любая виртуальность соответствует процессам зарождения, становления, обмена, перехода. Появление в переходных состояниях эквивалентно выбору одной из ряда возможностей, а процесс выбора всегда характеризуется случайностью, неопределенностью. Поэтому виртуальность задает поле возможностей, поле неопределенности для  реальных объектов, и это касается виртуальностей всех онтологических уровней: физических, технических, социальных, культурных, мистических. Таким образом, способность создавать новое и связанные с ними случайность, непредсказуемость, неопределенность  являются  существенными свойствами виртуальности. Неопределенность виртуальных состояний особенно сильно проявляется на квантово-механическом уровне, принципиально вероятностном,  на котором виртуальные объекты и процессы играют важнейшую роль.
Но если виртуальность – это особый вид существования, недопроявляющий себя в реальности, а значит,  - и в физическом пространстве, то  можно ввести представления о пространстве или пространствах, в которых виртуальные объекты являют себя во всей полноте.  Мы примем  в качестве рабочего следующее определение: «Виртуальное  пространство – это пространство, в котором виртуальные объекты приобретают свойства реальных, т.е. имеют то же время жизни и не меньшую степень воплощенности, чем все остальные объекты этого пространства».
В первой главе  мы показали, что пространство является универсальной научной эпистемой, и любое теоретическое познание так или иначе может быть описано  в терминах умозрительных пространств, создаваемых науками .  Все эти пространства, по определению,  являются виртуальными.  Представляется, что и творческие процессы связаны с создаваемыми человеческим сознанием культурными виртуальными пространствами (литературными, мифологическими, музыкальными и пр.).
Виртуальные объекты   с одинаковыми степенями воплощенности  являются онтологически равноправными,  вполне «реальными» друг для друга и помещаются в одном виртуальном пространстве – и тогда можно определить порядок их взаимного существования. И, напротив, можно говорить о существовании разных виртуальных пространств, в которых помещаются объекты разного онтологического веса: существуют, например, интернет-пространство, заполненное IT-виртуальными феноменами,  и виртуальное пространство литературных образов, во втором случае степень воплощенности виртуальных объектов явно меньше.  Очевидно, что для объектов из разных виртуальных пространств нельзя определить порядок взаимного сосуществования.
Кроме того, возможны и ситуации, когда  в виртуальном пространстве появляется менее воплощенный («легкий») виртуальный объект: например, в интернет-пространстве возникает литературный образ, или в пространстве героев Л. Кэрроллла - расплывающийся, призрачный Чеширский Кот с явно меньшей телесностью, чем «реальная» Алиса. Такой более «легкий» объект  может рассматриваться в более  «тяжелом» пространстве как виртуальный, и  тогда  оценить порядок его сосуществования со всеми остальными тоже не удастся. Сказанное означает, что  любое виртуальное пространство, так же, как и реальное, определяет порядок сосуществования помещенных в нем объектов, но лишь  в том случае, когда речь идет об объектах одинакового «веса». В случаях же, когда онтологический вес различен, появление более легкого виртуального объекта в реальном или виртуальном пространствах вносит беспорядок в существование.
Различных виртуальных пространств не меньше, чем различных видов виртуальностей, и они имеют тот же онтологический вес, что и помещенные в них объекты. И тогда существует иерархия виртуальных пространств с различными степенями воплощенности в реальности. Так,  интернет-пространство имеет большой онтологический вес, его хорошо «видно» в социальной реальности,  в то время как пространство математических величин, например, воплощено значительно меньше. Онтологическую структуру подобной иерархии исследовать чрезвычайно трудно, но можно постулировать, что она не вложенная (горизонтальная), а лестничная (вертикальная), и существуют границы между различными виртуальными пространствами, прозрачные для виртуальных объектов. И если вспомнить представления Аристотеля о «бесконечной лестнице творений», на которой располагаются все бытийствующие в мире сущности, то ступени этой лестницы как раз и будут соответствовать различным виртуальным пространствам, причем на первой ее ступени должно помещаться реальное трехмерное физическое пространство.
Очевидно, что более «тяжелые» виртуальные объекты не могут подниматься в более «высокие» виртуальные пространства,  однако более «легкие» виртуальности могут сходить в  более «низкие» виртуальные пространства благодаря прозрачности онтологических границ. Схождение же в самое «низкое» пространство, реальное физическое, как раз и означает реализацию виртуальности. Вообще, единая картина множественных виртуальных пространств удивительна похожа на общую картину лестницы иерархичных миров, которая рисуется различными мистическими учениями.
Если говорить о генезисе виртуальных нефизических пространств, то часть их сотворена интерсубъективной интеллектуальной человеческой деятельностью. Но и индивидуальное сознание способно создавать личные, собственные виртуальные пространства. Существуют ли виртуальные нефизические   пространства, сотворенные не человеческим сознанием, коллективным или индивидуальным, а чем-то или кем-то еще, можно только предполагать, но исключить их существования нельзя. Единственный виртуальный объект, который может помещаться в любом из известных виртуальных пространств – это человеческая мысль. Это заставляет предположить, что либо она является самым онтологически легким объектом, либо способна менять свой онтологический вес.
Метрические и топологические свойства виртуальных пространств ничем не ограниченны. Например, размерность виртуального пространства определяется лишь нуждами познания или творчества и может быть какой угодно: нулевой, конечной или бесконечной, дробной, переменной, даже отрицательной или мнимой. Любое виртуальное пространство обладает  динамически меняющимися топологией и метрикой. Виртуальное пространство может быть прямоугольным, криволинейным, сферическим, цилиндрическим или сложной формы, не описываемой классическими геометрическими фигурами. Виртуальные пространства могут быть и фрактальными: сетевыми, дырчатыми, иметь вид сложнейших лабиринтов.  Сетевая структура Интернета, например,  с необходимостью предполагает фрактальность интернет-пространства.
 Именно для подобных пространств в неклассической топологии и виртуалистике введено понятие «топос». Топос – пространство с  произвольной и переменной топологией; топосом является любое  нетривиальное пространство, состоящее из подпространств разной размерности, например,  коллажи, включающие плоские и объемные части. Но и реальное, наблюдаемое пространство Вселенной тоже является топосом, поскольку его  топология переменна и сложным образом зависит от  движений и взаимодействий помещенных в нем физических объектов.
В настоящее время в виртуалистике принято считать, что существование топоса является непременным условием виртуализации реальности, и напротив, виртуализация обуславливает появление определенного топоса. Топосы связаны с  созданием нового, с  творческими процессами. Виртуальные  позволяют работать с принципиально новыми структурами  мира Идеальных объектов – структурами монтажа, гипертекстов. Они являются, например, одним из рабочих методов постмодернизма, в котором  строятся виртуальные миры, иногда совершенно абсурдные и нарушающие причинно-следственные связи, и именно в силу этого производящие на людей особо сильное воздействие.
Подобные топологически нетривиальные пространства в настоящее время широко используются для объяснения и осмысления многих онтологически значимых, но бестелесных феноменов. Существование в виртуальном пространстве с необходимостью ведет к появлению необычных, парадоксальных структур: они начинаются в человеческом сознании, а заканчиваются в изучаемых объектах. Именно такие открытые динамические структуры предлагал использовать М. Хайдеггер в своих лекциях о Пармениде в 1940 г. ,  для глубокого осмысления и понимания  свободы.
Представления о топосах всегда интуитивно воспринимались  как неотъемлемые свойства нефизических и  внефизических объектах: расширяющиеся и сужающиеся пространства многократно описаны в литературе - достаточно вспомнить, например, «Божественную комедию» А. Данте с его сложным структурированным адом, «Алису в стране чудес» Л. Кэрролла с мышиной норой, меняющей размеры,   время  и причинно-следственные отношения, или «Мастера и Маргариту» Булгакова , с раздвигающимся пространством и замершим временем. Самым ярким примером топоса является «сквожение физического мира», приводящее к изменению числа пространственных и временных координат, а также размеров самого пространства,  описанное Д. Андреевым в «Розе мира».  Наглядным, хотя и упрощенным примером топоса может служить практически любое произведение сюрреалистической живописи, например,  полотна С. Дали или И. Босха.
Свойственная виртуальным феноменам неполная телесность кратковременность, изменчивость, хаотичность могут осмысляться на основе той принципиально новой динамики, которую приобретают в виртуальных  пространствах топологические структуры. По-видимому, нечто подобное описывал П.Флоренский в своей работе «Мнимости в геометрии»: «…мы наглядно представляем себе, как, стянувшись до нуля, тело проваливается сквозь поверхность… и тогда наступают качественно новые условия существования пространства… Все пространство мы можем представить себе двойным, составленным из действительных и совпадающих с ним мнимых гауссовых координатных поверхностей, но переход от поверхности действительной к поверхности мнимой возможен только через разлом пространства и выворачиванием тела через самого себя».  Вообще, математическое описание  виртуальных пространств предполагает мнимость, отсутствие в реальности некоторых значительных онтологических характеристик, например, мнимость телесности.  Внутри топоса любая телесность либо становится мнимой, либо приобретает мнимую составляющую, и в этой связи уместно говорить  о виртуализации человеческой телесности  в виртуальных пространствах, даже о «наборе» различных тел для «человека виртуального». 
Виртуальность относительна. Одним из существенных свойств виртуальности является краткость существования, и тогда  человеческая жизнь, например,  мелькает на фоне существования Вселенной подобно тому, как мелькают виртуальные микрочастицы на фоне гораздо более долгоживущих макропроцессов. В этом смысле все социальные процессы являются виртуальными по сравнению с естественными, а социальное пространство является одним из самых значимых виртуальных пространств.
Возникает закономерный вопрос: как соотносятся физическое и виртуальные пространства? Как они «расположены» друг относительно друга? Вспомним, что реальное физическое пространство многомерно, а его наблюдаемая трехмерность определяется тем, что высшие измерения компактифированы и  в   реальности проявляются только  через связь физических объектов. И поскольку высшие измерения обнаруживаются лишь опосредовано и недовоплощены в реальности, то они виртуальны для наблюдателя в трехмерном пространстве. Тоже можно сказать о Мультивселенной, помещающейся в многомерном пространстве: для наблюдателя из трехмерного мира она – всего лишь виртуальный объект.
 Отсюда следует важнейший онтологический вывод: существует естественное, физическое виртуальное пространство – многомерное пространство Мультивселенной.  Представляется, что все виртуальные  физические объекты, в том числе, виртуальные микрочастицы и компактифированные высшие измерения в многомерном пространстве Мультивселенной полностью воплощены. Реальное же четырехмерное пространство-время есть  только часть многомерного виртуального пространства-времени, всего лишь его материальная проекция, вещественное подпространство, а значит,  является более простым  онтологическим объектом.  Генезис виртуального физического пространства   определяется теми же естественными физическими законами, что и генезис наблюдаемого трехмерного пространства – не только человеческое сознание , но и природа способна творить виртуальные пространства.
Мы в очередной раз через  анализ свойств пространства пришли к онтологически нетривиальному результату:  материальное может быть частью  виртуального! Тот факт, что виртуальное может быть частью материального, достаточно давно известен: например, любое реальное хаотическое движение есть совокупность множества короткоживущих виртуальных состояний.  По-видимому, точно так же наблюдаемая материальная Вселенная является частью Мультивселенной, виртуальной для всякого наблюдателя из нашего мира. Однако достаточно трудно привести примеры других реально существующих в макромире материальных объектов, помимо пространства-времени Вселенной и ее самой, который был бы частью чего-либо виртуального. 
Особо отметим, что даже в том случае, если гипотеза о многомерности физического пространства несправедлива, то, все равно, мировое пространство имеет существенную виртуальную составляющую. В самом деле, согласно представлениям общей теории относительности пустого пространства не существует.  Физический же вакуум, который составляет значительную часть Вселенной, а значит, и пространства, согласно квантовой теории является, «кипящим бульоном» из виртуальных частиц. Сказанное означает, что значительная часть мирового пространства является виртуальным хотя бы из-за существования вакуума.
В случае же виртуальных нефизических пространств дело обстоит несколько иначе. Очевидно, реальное физическое пространство не является их подпространством, в противном случае действующие в нем физические законы определялись бы и их существованием, а значит – были бы неоднозначными, а это не так. Однако в реальном физическом пространстве нефизические виртуальности пусть и неполно, частично, но являют себя, воздействуя на реальность и даже превращаясь в нее . Тогда следует предположить, что виртуальные пространства образуют с физическим некоторое пересечение или пересечения, через которые виртуальные объекты и попадают в реальный мир. Можно было бы предположить, что пересекаются виртуальное и реальное через человеческое сознание. Но и общественное сознание переполнено виртуальными феноменами: мифами, архетипами, религиозными, нравственными, идеологическими и  научными идеями, ценностями, общественными проектами. Сказанное означает, что существует некоторый онтологический слой,  через который  и происходит  «сквожение мира», вхождение виртуального в физическую и социальную реальности.  Этот слой – виртосфера, виртуальная «оболочка» Земли.  Внутри виртосферы существуют особые пространственные и временные отношения и максимально являют себя в реальности виртуальные феномены. С точки зрения пространственных представлений,  виртосфера  является пересечением физического и  всех возможных виртуальных пространств.    
Особо отметим, что поскольку существование виртуальностей не ограничивается жесткими пространственно-временными рамками и следующими из них физическими законами, то это более свободное существование. Именно поэтому  внутри виртуальных пространств и посредством виртуальных феноменов  имеет смысл описывать многие важнейшие процессы,  имеющие непосредственное отношение к становлению реальности и связанные с выбором одной из множества возможностей. Так,  например, оценку возможности реализации любого проекта  удобно начинать с анализа соотношения различных вариантов в соответствующем виртуальном пространстве, в котором последние приобретают максимальную воплощенность, то есть имеют вид реальных.
Вообще, только исследование виртуальных  пространств позволяет изучить процессы развития во всей их сложности и со всеми скрытыми возможностями, а значит – и управлять ими. Для некоторых систем возможно и математическое моделирование виртуальных пространств (например, фазовых), содержащих образы  возможных состояний. Фазовые пространства нелинейных систем  (по определению, мультистабильных) содержат множество образов всех возможных движений, только одно из которых реализуется в данный момент времени и при заданных внутренних и внешних параметрах. Все остальные возможные состояния являются виртуальными до тех пор, пока изменение условий не приводит к их реализации. Однако именно эти  скрытые в реальности, виртуальные до определенного времени  состояния зачастую обуславливают направление и особенности развития системы. Более того, в фазовых пространствах нельзя отличить то состояние, которое  в настоящий момент реализуется, от  всех остальных, поскольку все они равноправны, и только выход в реальность. сопоставление ситуации в виртуальном и реальном пространствах, позволяет обнаружить, что есть реальное, а что виртуальное. Наблюдая за каждым из сосуществующих в виртуальном пространстве возможных состояний системы, мы, по сути, видим разные возможные истории ее жизни. Такое «проигрывание» процессов развития позволяет в ряде случаев выбрать оптимальный из всех возможных. В контексте сказанного становится ясным, насколько важной является, например, виртуальная история, которая может моделировать варианты развития исторических событий, определять возможности и извлекать уроки из неслучившегося. Не менее важными виртуальные исследования являются для футурологии.
И если процессы развития можно уподобить течению реки, то  реальность соответствует только ее поверхности,  а непроявленные виртуальные  возможности обозначают  скрытые механизмы развития, его «глубины», «пороги», «перекаты» и «подводные течения».  Управление же процессами развития возможно в тех случаях, когда в соответствующем виртуальном  пространстве обнаружены все состояния системы, исследованы условия реализации и даны рекомендации по их достижению. Сказанное становится особо значимым в свете того,  что подобные  пространства можно построить не только для физических, но и для биологических, экономических, социальных систем, а значит – и управлять ими.
Если  обратиться к виртуальному времени, то оно, так же как и виртуальное пространство, обладает специфическими свойствами, существенно отличающими его от реального. В первую очередь, это касается неопределенности его масштаба. Временные параметры компьютерной виртуальной реальности, например,  задаются человеком и опосредуются компьютерными устройствами. Если процессы в природе протекают в реальном физическом времени, то при конституировании виртуальной реальности возможно устанавливать любые временные масштабы и длительности, удобное временное протекание событий. Возможность делать со временем все, что угодно, - особенность творения  виртуальной реальности и погружения в виртуальное пространство. Масштаб виртуального времени не определен, произволен, не является объективным свойством происходящих процессов: виртуальное время может существенно опережать физическое или отставать от него. Как правило, течение виртуального времени ускоряется, этот факт связан с чрезвычайно малой «энергией» объектов, существующих в  виртуальных пространствах и огромной скоростью распространения информации в них; малая же энергоемкость виртуального бытия обуславливается недопроявленностью, слабой телесностью виртуальных объектов.  И даже в тех случаях, когда временные масштабы специально не выбираются, виртуальные времена зачастую оказываются существенно меньшими времен протекания аналогичных реальных процессов.
Но возможны и ситуации, когда течение виртуального замедляется, так происходит, например, в некоторых  компьютерных экспериментах и в ситуациях глубокой психологической погруженности человека в виртуальные процессы.   В виртуальных пространствах возможны даже  ситуации, когда время обращается вспять или исчезает вообще. Обернуть виртуальное время вспять  очень просто: достаточно задать его обратное течение в компьютерном эксперименте, поднять переписку или просто что-то вспомнить. Память вообще является очень важным и интересным виртуальным пространством, в котором неопределенность виртуального времени и его инверсии максимально и активно проявляются. Заметим также, что временная инверсия, которая недостижима в физической реальности,  предполагается фундаментальными физическими законами, инвариантными относительного обращения времени. Это означает, что именно в виртуальных пространствах время обладает  именно теми свойствами, которые описываются физическими законами, но  искажаются  реальностью.
Онтологически значимым представляется и эффект возможного исчезновения виртуального времени. В самом деле, в виртуальных пространствах состояния, движения, процессы развития опредмечиваются, имеют вещные, перманентные, константные образы, как это происходит, скажем, в случае фазовых пространств.  При этом настоящее, прошлое и будущее, сосуществуя как равноправные виртуальные состояния, становятся не различимыми, а временное описание становится неявным или теряет смысл.
Индетерминированный масштаб (скейлинг) и даже возможное отсутствие  делают  виртуальное время онтологически незначительным, вторичным по отношению к пространству; побочной сущностью, производной от пространства. Вспомним, что нечто подобное, но в более слабой форме,  имеет место и в случае реального физического пространства: объединение пространства и времени в единый четырехмерный континуум в теории относительности предполагает, что изменение пространственных и временных координат связаны через массы, силы и энергии. Но тогда при описании движения достаточно задания только пространственных характеристик, из которых следуют и временные, а временные изменения можно описать в терминах других физических величин, например, энергий или сил. 
С другой стороны, именно отсутствие времени, по сути,  -  рассмотрение в вечности, позволяет обнаружить в виртуальных пространствах идеальные отношения помещенных в них объектов, то есть те, которыми они должны были бы обладать  при отсутствии физической реальности, всегда искажающей идеальные законы.  Только в виртуальных умозрительных пространствах возможно обнаружение идеальных порядков, отношений, законов для различных реальных феноменов – и это делает виртуальные пространства универсальной эпистемой.   Именно виртуальные пространства на протяжении  столетий и даже тысячелетий и поддерживают   смысл пространства как способа познания, выделенный нами в первой главе. И те математические чистые, идеальные законы, которые обнаруживаются в виртуальных пространствах, затем, как и полагается  виртуальным объектам, реализуются в артефакты, производства, технологии, социальные практики.   
Отсутствие времени, идеальность, вечность,  обозначают и еще один важный онтологический факт: причинно-следственные связи, которые подразумевают, что одно событие с необходимостью следует из другого, могут вовсе и не предполагать их традиционного расположения во времени  как «прошлое-будущее»: причина и следствие связываются не простейшими временными, внешними отношениями, а более глубокими внутренними,  сущностными связями. И здесь снова стоит вспомнить  современные теории физического пространства, некоторые из которых предполагают пространство и время лишь вторичными по отношению к причинно-следственным отношениям, об этом мы говорили в первом параграфе этой главы. Сказанное означает, что реальное пространство и время не только приобретают свои наблюдаемые свойства благодаря существованию виртуального многомерного физического пространства, но и могут быть  теоретически исследованы только как объекты умозрительных виртуальных пространств.
Итак, в одном и том же виртуальном пространстве могут существовать разные времена. Это означает, что не существует жесткой связи виртуального пространства с виртуальным временем, как в случае  физического пространства-времени. И если в реальном случае следует говорить о пространстве-времени, то в виртуальном случае – о пространстве-временах или  - просто о пространстве. Результатом подобной независимости виртуальных пространств и времен является отсутствие для виртуальных  объектов  строгих законов существования, наличие  которых в реальном  случае обуславливается, как мы показали выше, именно жесткой пространственно-временной связью.
В заключение этого параграфа покажем, как представления о виртуальных пространствах могут быть  использованы при онтологическом анализе города. Очевидно, что город нельзя описать только как городское тело, городской субстрат, помещенный в наблюдаемое физическое пространство – это гораздо более сложный, полионтичный объект.  Онтологически сложным является  и пространство города. Бытие города определяется существованием множества виртуальных пространств: социального, культурного,  жизненного.  Историческая ретроспектива исследования  городского пространства связана и с осознанием его метафизических, незыблемых оснований:  определенных мифологем, сакральных построений, экзистенциальных переживаний. Пространство города включает не только всевозможные здания и сооружения, но и является хранилищем различных кодов, знаков, реализованных и нереализованных возможностей, иллюзий, мифов и т.д. Динамику любого города  определяет и появление  «полезных пространств» (М. Фуко), пространств, связанных с общественной деятельностью, производством, торговлей, болезнями, смертью, преимущественно и определяет динамику развития любого города. Городское пространство с одной стороны, образует рамку, внутри которой мифологическое, символическое и архетипическое обнаруживают себя, как «универсальные модусы бытия в знаке», а с другой, оно «старше этих модусов».  Но, оторвавшись от пространства и став по видимости самостоятельными, эти модусы продолжают находиться «в пространственном пленении: вне сферы пространственности они не мыслимы, и, более того, пространство задает условие (их) реализации и актуализации»  Таким образом, городское пространство – сложное полионтичное образование, включающее в себя иерархию виртуальных пространств. Городское пространство, многомерное и многоуровневое, не укладывается в рамки классического описания,  имеет помимо реальной физической и многочисленные виртуальные составляющие.
Городское пространство обладает основным свойством топоса – оно изменчиво и динамично. Ю. Лотман так сказал о динамичности Петербурга:  «Это глубочайшая иллюзия думать, что подвижное меняется, а каменное запечатлевает. Именно каменное – лицо этого города. Потому что он каменный, потому что он неподвижен, потому что он прибит железным гвоздем к географии, – он стал динамичным… Это постоянно создает сложную динамику взаимодействия». 
Доминирующий модус существования людей, населяющих городское пространство, -  подвижность, а социальные единицы, населяющие подобное пространство и определяющие его свойства, - номады. Номадические траектории специфичны, поскольку номадическое пространство является «гладким»,  не имеющим внутренней структуры. Номадическое пространство не является неограниченным: оно всегда находится между неосвоенным и структурированным пространствами, является примером беспорядка и аномического хаоса.  Именно в пространстве города реализуется стыковка разного рода, национальных, социальных, стилевых кодов и текстов, осуществляется их перевод и перекодировка.
Город представляет собой и архитектурный топос. Формообразование городских ансамблей – это синтез архитектонических искусств: архитектуры, зодчества, градостроительства, дизайна, рекламы, ремесел, декоративно-прикладного искусства. Творческие принципы построения сложных пространственных форм приводят к разграничению на уровни и группы искусств, образующих многоуровневое и разноразмерное пространство городского ансамбля в комплексах продуктов многоликой архитектонической культуры общества. Творческие принципы построения сложных пространственных форм приводят к разграничению на уровни и группы искусств, образующих пространство городского ансамбля в комплексах продуктов многоликой архитектонической культуры общества.  Городской ландшафт всегда обладает топологическими особенностями, для любого наблюдателя его размерность и связность  непрерывно меняется, в нем всегда найдутся нетривиальные сооружения и объекты. Город представляет собой меняющуюся конструкцию в пространстве, нечто такое, что можно воспринять только за продолжительное время. Поэтому проектирование города - это временное искусство, хотя в нем редко удается использовать контролируемую последовательность, характерную для других временных искусств, например музыки. В разных ситуациях и для разных людей порядок города перевертывается, перебивается, рассекается или вовсе отбрасывается. Все воспринимается не само по себе, а в отношении к окружению, к связанным с ним цепочкам событий, к памяти о прежнем опыте. У всякого горожанина есть свои ассоциации, связанные с какой-либо частью города, и этот персональный образ пронизан воспоминаниями и значениями.
Город не только объект, воспринимаемый  миллионами людей, различающихся социальной позицией и характером, но еще и продукт деятельности множества застройщиков, постоянно изменяющих его структуру на основе собственных соображений. Будучи в общих очертаниях какое-то время стабильной, эта структура вечно изменяется в деталях, а ее рост и форма поддаются контролю только частично. Здесь не бывает окончательного результата - только непрерывная последовательность состояний. Ярким примером архитектурного топоса может служить т.н. «перетекающее пространство» с постепенным наращиванием одних свойств при убывании или сохранении других, или коммуникационная городская система, постепенно переходящая от скоростных и обходных дорог к главным городским улицам и пешеходным путям.
«Ситуация топоса» многократно усиливается эпохой постмодерна. Постмодерн  характеризуется  новыми  поверхностностями, основанными на культуре  виртуальных образов;  усилением новых, ускоренных форм частной мимолетности; и изменениями в прожитом опыте самого застроенного пространства, в котором главными ожидаемыми эффектами являются доминирование и дезориентация. Возникающему гиперпространству застроенного окружения, заявляющему о себе как о тотальном пространстве, законченном мире, миниатюрном городе, обеспечивающем условия для нового способа объединения индивидуумов — гипертолпы, невозможно противостоять. В результате не существует  полного совпадения между  реальным городом, и образом, который возникает в воображении человека при звучании его названия, при воспоминаниях. Город выступает как гигантский  динамически меняющийся коллаж, где линейное и плоское соседствуют с трехмерным, где возникают подпространства больших размерностей.  И только осмысление того, что город принадлежит иерархии виртуальных пространств, позволяет построить его «правдивую» онтологию.
Подведем итоги.
1.Постнеклассическая онтология пространства невозможна без представлений о виртуальных свойствах физического пространства и множестве виртуальных пространств. Виртуальное пространство - пространство, в котором помещаются и максимально являют себя недовоплощенные в реальности феномены. Виртуальными пространствами  можно считать все умозрительные пространства, создаваемые человеческим сознанием в процессах познания и творчества.
2.Существует физическое виртуальное пространство – недопроявленное в наблюдаемой реальности  многомерное пространство Вселенной, в котором полностью реализуются физические виртуальности наблюдаемого мира. Физическое виртуальное пространство является топосом – пространством с переменной топологией.
3.Существует иерархия виртуальных пространств с разным онтологическим «весом», в которых помещаются виртуальные объекты с различной степенью воплощенности в реальности. Виртуальные пространства обладают неопределенными и переменными метрическими  и топологическими свойствами, могут  содержать любое число измерений, обладать  любой формой, кривизной и связностью.
4.Не существует однозначной связи виртуального пространства и виртуального времени: одному и тому же виртуальному пространству могут соответствовать разные виртуальные времена; время в виртуальных пространствах может иметь любой масштаб, обращаться вспять и даже исчезать. Следствием этой неопределенности является отсутствие строгих законов виртуального существования.
5.Процессы выбора, изменения, перехода и будущие возможности реальных  систем существуют как онтологически полноценные объекты виртуальных пространств, их исследование позволяет  управлять реальными процессами развития.
6.Виртуальные пространства являются универсальной эпистемой.

;




Заключение

Пространство является величайшим бытийным феноменом и на всем  протяжении развития человеческой мысли являлось важнейшим объектом познания. Несмотря на это, представления о нем до сих пор  активно создаются, а система философских взглядов на него далека от полноты и завершенности. Современная наука постоянно и продуктивно пополняет знание о пространстве, его существенных свойствах и значимых характеристиках пространственных объектов. В связи с этим возникает необходимость построения онтологии пространства, которая бы интегрировала самые значительные представления о нем, выделяла  бы его существенные свойства. И в этой работе  подобная онтология построена. Остановимся еще раз на этапах этого построения.
Сначала мы обратились к интеллектуальным образцам и выделили три  фундаментальных смысла пространства в философской традиции. Смысл «пространство как место» (как вместилище всего, как всеобъемлющее Нечто)  является  основой представлений об абсолютном пространстве и всех субстанциальных  (онтологических) концепций пространства, в которых пространство постулируется  не зависящей от человеческого сознания объективной реальностью, не влияющей на объекты мира, но позволяющей им существовать определенным образом. Смысл  «пространство как порядок взаимного существования» постигается через реальные отношения между  исследуемыми объектами и  фундирует  реляционные (гносеологические) концепции пространства. Смысл «пространство как  способ познания мира»  обозначает пространство как форму человеческого сознания,  как интенцию, наделяющую  объекты мира пространственными свойствами, и лежит в основании множества научных, в том числе, гуманитарных и социальных,  представлений о самых разных, материальных и нематериальных,  пространственных  объектах.
Затем мы показали, что феномен пространства полионтичен. Это значит, что существуют два принципиально разных онтологических вида пространств: единое мировое пространство и множество умозрительных,  нематериальных пространств, создаваемых интерсубъективной и субъективной интеллектуальной деятельностью и наделяемых общими смыслами. Они различаются не только способом существования, но и способом познания: первое познается чувственно,  остальные – интеллектуально. Метрические и топологические свойства  единого мирового пространства ограничены естественными законами,  свойства умозрительных  пространств  не ограничены. Существование множества умозрительных пространств  обозначают пространство как одну из двух основных  (наряду со временем) познавательных стратегий, как универсальную гносеологическую категорию, как общенаучную эпистему, позволяющую оптимальным образом упорядочить объекты некоторой области познания. Представления об умозрительных пространствах  генетически укоренены в мифологических, мистических, религиозных учениях и связаны с особенностями человеческого сознания, со смыслом «пространство как способ познания мира». Познание с помощью умозрительных пространств предполагает визуализацию нематериальных или невидимых в реальности сущностей,  мысленное овеществление невещественного.
  Мы полагаем, что и в социальных науках именно пространственные структуры позволяют адекватно и наглядно отразить значительные социальные трансформации, изменения в общественном развитии в виде иерархического (вертикального) или сетевого (горизонтального) устройства.  Важнейшим умозрительным пространством является социальное пространство, гносеологически амбивалентное: с одной стороны,  социальное пространство мыслится частью реального географического пространств и описывается в терминах, имеющих геометрические и механические аналоги: «социальное расстояние», «социальный объем», «социальные силы», «социальные дифференциалы», «социальные векторы»;  с другой стороны - представляется особой нефизической  и негеографической средой, в которой  актуализируется социальная реальность; многомерным нематериальным пространством социальных процессов, социальных отношений, социальных практик, социальных позиций и социальных полей, функционально взаимосвязанных между собой; логически  выстроенным конструктом. Исследование структуры социального пространства позволяет определить не только порядки и отношения социальных феноменов, но и их сущностные характеристики. Социальные пространства изначально представляются логической  конструкцией, полезной  для понимания единства системы общественных отношений, но значительный эвристический потенциал категории «пространство» приводит к выделению подпространств частных социальных и культурных практик: исторического, экономического, политического, культурного, психологического, жизненного.
Мы показали, что развитие   естественных наук   определило построение трех  парадигмальных, противоречащих друг другу онтологий мирового пространства. Первой из них стала классическая онтология пространства И. Ньютона, в которой пространство объявлялось абсолютным, объективно существующим, пустым, трехмерным, прямоугольным, непрерывным, однородным и изотропным, не связанным со временем и материей. Эта онтология верифицирована только теоретически, поскольку эмпирическая ее верификация недостижима из-за невозможности чувственного познания  пространства с  подобными свойствами.  Второй  фундаментальной онтологией стала  неклассическая модель пространства Эйнштейна,  построенная в рамках теории относительности и ее приложений, теоретически и эмпирически  верифицированная для макромира.  Пространство Эйнштейна объективно существует, относительно, связано со временем и материей, его свойства динамически зависят от свойств помещенных в него материальных объектов, и  наоборот; пространство-время четырехмерно, структурировано, всюду полно,  возникает вместе с материей, криволинейно, непрерывно;  его геометрия не фиксирована, эволюционирует во времени в соответствии с  фундаментальными физическими законами. Третья значимая онтология пространства – неклассическая квантово-механическая онтология пространства в микромире, до сих пор являющаяся неполной.  Пространство в ней недостаточно определено и в некоторых ситуациях теряет какой-либо смысл, но предположительно связано со временем и обладает сложной топологией и структурой: является дискретным, имеет минимальную возможную длину (амер), квантуется; его размерность не определена. Существование единого мирового пространства  предполагает в неклассической парадигме в качестве возможности, что его свойства и структура зависят не только от свойств существующих в нем объектов, но и от масштабов, в которых эти структура и свойства изучаются: разным пространственно-временным масштабам (мега-, макро- и микро-) могут соответствовать разные свойства пространства-времени.  Сказанное означает, что необходимо построение единой онтологии мирового пространства. Оно, на наш взгляд,   возможно в рамках постнеклассической научной парадигмы и означает создание такой хроногеометрической модели, которая предполагала бы новые нетрадиционные свойства пространства, отрицающие классические и неклассические его характеристики и снимающие дихотомию дискретного и непрерывного, что позволило бы  однозначно  описать его на всех уровнях существования, 
Далее мы выяснили, что существенными свойствами мирового пространства в постнеклассической научной парадигме являются многомерность, неопределенность топологических и метрических свойств, виртуальность и фрактальность. Именно многомерность пространства-времени является фундаментальным онтологическим свойством материального мира,  обуславливающим единство и связь  физических феноменов;  представления о многомерности пространства  предполагают возможность  создания единой универсальной теории, описывающей  все уровни физической реальности. Наблюдаемое пространство-время предполагается лишь четырехмерной проекцией многомерного, остальные  измерения предполагаются   компактифироваными или в принципе не доступными наблюдению. Число измерений  пространства-времени, топология, кривизна, форма наблюдаемого пространства не определены и  рассматриваются как динамические величины, меняющиеся в разных областях Вселенной.
Мы утверждаем также, что универсальным пространственно-временным свойством объектов различной природы  и разных масштабов является и  фрактальность, которая принципиально меняет представления о возможных топологических характеристиках пространственных и временных объектов. Само мировое пространство-время является многомерным природным фракталом, представления о  котором конституируются в  концепциях теоретической физики (моделях дискретного пространства-времени,  моделях струнной топологии, моделях спиновых сетей и спиновой пены). Как мера пространственной и временной сложности  фрактальность предполагает особую онтологию объектов мира,  особые законы их развития. Осмысление   фрактальности как феномена рождает значительные эпистемологические проблемы, связанные с невозможностью определить классическую  протяженность, предполагает непротивоположное,  адихотомичное сочетание порядка и хаоса и  нивелирует  классический смысл пространства как порядка существования. Фрактальность является  универсальной постнеклассической эпистемой, стратегией научного познания,  позволяющей исследовать любые топологически нетривиальные пространственные и временные  структуры, решать теоретически и практически значимые проблемы: в ракурсе фрактальности как эпистемы онтологические представления о пространстве образуют развивающийся во времени  смысловой фрактал.
Мы уверены и в том, что  построение единой онтологии пространства  предполагает как необходимые представления о виртуальных свойствах мирового физического пространства и множестве виртуальных пространств. Мы дали  авторское определение виртуального пространства: «Виртуальное пространство - пространство, в котором помещаются и максимально являют себя недовоплощенные в реальности феномены» - и на его основании  интегрировали виртуальность в онтологию пространства. Мы полагаем, что существует  виртуальное физическое пространство - недопроявленное в наблюдаемой реальности  многомерное пространство Вселенной, в котором полностью реализуются физические виртуальности наблюдаемого мира; оно является топосом – пространством с переменной топологией.  Существует и онтологическая иерархия виртуальных нефизических пространств с разным онтологическим «весом», в которых помещаются виртуальные объекты с различной степенью воплощенности в реальности; виртуальными пространствами  можно считать все умозрительные пространства, создаваемые человеком в процессах познания и творчества.  Виртуальные пространства обладают неопределенными и переменными метрическими  и топологическими свойствами, могут  содержать любое число измерений, обладать  любой формой, кривизной и связностью. Не существует однозначной связи виртуального нефизического пространства и виртуального времени: одному и тому же виртуальному пространству могут соответствовать разные виртуальные времена; время в виртуальных пространствах может иметь любой масштаб, обращаться вспять и даже исчезать; следствием подобной несвязности является отсутствие строгих и точно определенных законов виртуального существования.  Процессы выбора, изменения, перехода и будущие возможности реальных  систем существуют как онтологически полноценные объекты виртуальных пространств, их исследование позволяет  управлять реальными процессами развития. Виртуальные пространства являются универсальной  постнеклассической эпистемой.
Мы особо настаиваем на том, что постнеклассическая онтология пространства является открытой, фрактальной, развивающейся эпистемологической системой.  Открытость постнеклассической онтологии пространства  определяется принципиальной незавершенностью естественнонаучных взглядов на мировое пространство, несогласованностью  фундаментальных физических теорий в его описании,  постоянным приростом научного знания о нем, созданием все новых и новых гуманитарных и социальных концептов пространства. Фрактальность постнеклассической онтологии пространства обусловлена сложной структурой  естественнонаучных, социальных и гуманитарных  знаний о различных пространствах с особыми свойствами,  образующих «гносеологическое дерево».
Итак, вот она, наша онтология пространства. Пространство в ней  представляется полионтичным феноменом, имеющим реальную (наблюдаемое мировое пространство) и множество виртуальных составляющих (виртуальное мировое пространство и иерархия   творимых человеком виртуальных пространств). Существенными  свойствами любого пространства в рамках постнеклассической онтологии  являются многомерность, фрактальность, неопределенность и динамичность топологических и метрических характеристик. В постнеклассической онтологии пространство может выступать не как фундаментальное, а как вторичное свойство мира, производное от причинности, событийности или других, пока неизвестных свойств; в этом случае смысл «пространство как место» должен нивелироваться.
Именно открытость системы философских представлений о пространстве предполагает значительные перспективы его исследований.  Во-первых, это  создание дальнейших, более полных онтологических представлений о пространстве, которые с необходимостью должны входить в  основание постнеклассической онтологии мира как целого. Во-вторых, это исследования виртуальных пространств (социальных, культурных, личных), которые становятся все более и более значимыми и действенными для современного социума. В-третьих,  изучение фрактальных свойств значимых социальных и культурных объектов,  важность которого обусловлена сетевой структурой современных социальных взаимодействий.
Однако, несмотря на открытость построенной в настоящей работе онтологии пространства, мы надеемся, что она  значительно пополнила философские представления о нем.