У приямка опять Васьки не было! Ну, скотина!..
Она поспешила к будке машинистов, к ней вели белые следы.
Василий, вытряхивая из полуботинок муку, переобувался в сапоги.
– А чо печь остановила? – спросил он безразличным голосом.
– Она, как и ты, поспать решила. Автоматика сработала.
– Ну и хорошо, хлопот меньше.
– Зато работы больше. Тебя же и Астафьев предупреждал и Чебертун, ты что, забыл?
– Да вздремнул малость.
– Ни хрена себе – малость! И на работе.
– Да думал немного, да увлёкся малость... – опять повторил он лениво.
– Сном что ли?
– Да не-ет. Загляделся там, как голубь голубку обхаживал и топтал. А на самом деле – это были Маша Константинова и Филя.
– Как... Маша... и Филя?..
– Вот точно. Как вот тебя сейчас вижу. В кустах он её там, в лесочке... Вот и увлёкся.
Нина смотрела на Васю раскрытыми от удивления глазами.
– И часто тебе что-то такое сниться?
– Нечасто, но бывает. Тебя вот, например, с полмесяца назад видел.
– Как?..
– Козёл тебя бодал, а ты блеяла.
– Ккк-какой козёл?
– Да тоже почему-то Филя...
У Нины Лысцовой нижняя челюсть отвисла. Она вдруг выскочила из будки и на весь зал расхохоталась. А чтобы не упасть, опёрлась бедром на пожарный ящик, стоявший у стены под широким и мутным окном. Лысцову как будто бы скручивала какая-то внутренняя пружина, Нина изгибалась и стонала.
Вышел и Вася и в недоумении наблюдал за женщиной. И, видя, что Нина хохочет, тоже заулыбался.
Все время, работая ли на уборке приямка, в пультовой ли при запуске цеха, Нина не могла успокоиться от смеха. Стоило ей, увидеть Васю или вспомнить их разговор в будке, она прыскала от смеха. Вся злость на него истаяла. И поработала вдоволь и насмеялась всласть.
Уже выходя после смены из цеха вместе с Васей и идя по территории завода в бытовку, Лысцова попросила:
– Вася, ты свои сны больше никому не рассказывай. Ладно?
– Ладно.
– Но мне можешь. Хорошо?
Он согласно кивнул: хорошо.
Нина про себя усмехнулась: надо же, а сны у него как будто в руку...
А ночь летняя хоть и поздно опустилась на землю, но была такая лунная, хоть сказки читай.