ПЕРВЫЙ ПОЦЕЛУЙ
После Новогодних каникул нам объявили, что Мария Яковлевна заболела и у нас будет новая учительница. Мы-то знали, чем она «заболела» - давно заметили ее животик, но были рады этой долгой разлуке. Мы не любили нашу первую учительницу. Она была злющая, и три года изо дня в день, вбивая знания, стучала нам по головам пальцем, на котором кроваво блестел огромный перстень с рубиновым камнем.
Пока в классе царило безвременье, мы успели распуститься без строгого пальца с перстнем, и расселись по партам, кто с кем хотел. А потом к нам пришла старенькая, тихая и добрая Ефросинья Михайловна. Она по доброте душевной не стала пересаживать нас, и все остались при своих интересах.
При Марии Яковлевне я сидела с Козловой Тамаркой - общепризнанной красавицей класса и воображалой. Теперь я сидела за ней. С обоюдного согласия мы расположились на следующей парте с Наташкой Пеханик. Наташка жила через два дома от меня, и мы вместе ходили в школу и домой. И так как мне не разрешалось после школы нигде «шататься», Наташка по обыкновению шла ко мне, и пока не приезжал с работы папа, мы с ней благополучно бездельничали. Наташка не любила учиться, зато была выдумщицей, каких поискать! Ее каждый день посещали какие-нибудь идеи. Однажды она принесла нам мышку - в подарок кошке. Та не успела ее ухватить, как мышь забилась за шкаф и целую неделю пищала под ним, доводя маму до истерики, пока папа не решился отодвинуть тяжеленный шкаф. Потом она придумала сделать из моей кошки парашютистку. И мы полдня мастерили парашют из платка, обвязывая кошку веревками. А когда спустили ее с балкона, парашют запутался в ветках дерева. И до приезда папы многострадальная кошка орала так, что под деревом собралась чуть не вся улица. Потом Наташке пришла идея делать петушки на палочке и продавать их в школе. Из этой затеи, конечно, ничего не вышло, но все сковородки мы пожгли. Нас, как водится, и ругали, и наказывали. Но этого хватало не надолго – до следующей Наташкиной выдумки.
Вот с ней-то мы и сидели теперь за одной партой. Первым делом Наташка вполне резонно рассудила: зачем нам каждый день таскать с собой все учебники? Вполне хватит одного на двоих. И мы стали носить учебники по очереди. А потом и того лучше: зачем таскать два портфеля, когда все можно уместить в одном? И перед школой все наши пожитки мы укладывали в один, дежурный портфель.
Как-то на одном из уроков Наташка похвалилась:
- А я вчера ходила в кино со старшим братом!
- Ну и что? А я с папой хожу!
- Знаешь, что я смотрела?
- Что?
- «Анжелику – маркизу ангелов»!
- А как тебя пропустили? – оторопела я от зависти.
Тогда с контролем «до 16» было строго.
- Я брата упросила, чтобы он меня под пальто спрятал.
- Как это? Ты же не вещь какая-нибудь…
- Он надел папино пальто, а я позади него под пальто спряталась, и прошли…
- Ничего себе! – в очередной раз восхитилась я Наташкиной смекалкой.
– Ой, они там так целовались! Класс!
В это время Ефросинья Михайловна сделала нам замечание, и Наташка на некоторое время замолчала.
- Люд, а ты можешь целоваться? – через некоторое время продолжила она.
- Откуда?..
- Я тоже… А давай учиться! – предложила Наташка.
- А как?
- Полезли под парту, я тебе покажу, как они в кино целовались.
И мы, недолго думая, одна за другой улитками сползли под парту…
Сколько времени мы, сопя и толкаясь, учились целоваться, я не знаю. Нас привел в себя недоуменный голос Ефросиньи Михайловны:
- А где же у нас Конева и Пеханик? Я их, кажется, с урока не отпускала?
И тут Тамарка Козлова на весь класс радостно заорала:
- А они под партой целуются!
Хохот в классе стоял почище, чем в цирке! Мы вылезли из-под парты красные, как вареные раки, готовые задушить Тамарку.
- Придется мне вас рассадить. Конева, садись к Козловой.
- Я не могу.
- Почему не можешь? – удивилась добрая Ефросинья Михайловна.
- У меня учебников нет.
- Как нет учебников? Почти год проучилась, и нет учебников? – еще больше удивилась Ефросинья Михайловна. – Придется поговорить с твоими родителями.
- А они с Пеханик их по очереди в школу носят, - опять сдала нас зловредная Тамарка. Наташка в ответ показала ей кулак.
- Ну, хорошо, сегодня посидите вместе, а завтра же пересядешь к Козловой. А то это не учеба, а цирк получается…
После четвертого класса Наташка осталась на второй год, а наш класс перевели в новую, только что отстроенную школу. К этому времени мы тоже переехали в дом рядом с новой школой. Так что наши пути с Наташкой как-то незаметно разошлись, и я на долгие годы потеряла ее из виду…
Жили мы тогда в Таджикистане, и после окончания школы я уезжала к тете в Самару, поступать в институт. Совершенно неожиданно, на вокзале я встретилась с Наташкой. Она провожала брата в Кишинев. Не того, который когда-то провел ее в кино, а второго - Пашу. У них была большая семья: два брата и две сестры. А тот, который проводил ее в кино - самый старший, к тому времени жил и работал в Кишиневе. К нему после армии и ехал Паша - поступать в физкультурный техникум.
Мы постояли на перроне, поговорили, вспомнили школьные годы, и разошлись к своим вагонам. Сразу же после отхода поезда Паша, под предлогом посмотреть, как я устроилась, пришел ко мне. Дескать, моя мама попросила его присмотреть за мной в дороге. Мое сердечко трепетало. Еще на перроне по взглядам, по неуловимым биотокам я почувствовала, что нравлюсь Паше. Мне льстило его внимание. Взрослый, серьезный парень, не то, что сверстники с дурацкими шуточками и ужимками. Да и просто хорош собой высокий, по-спортивному подтянутый. А глаза – в них и посмотреть было страшно. Кажется, только заглядись – и сразу камнем на дно! Мечта любой девчонки! Что там говорить, если бы не эта дорожная случайность, мне, дурнушке, какой я себя считала, на таких парней заглядываться и на ум не пришло бы.
До самой Самары Паша так и остался в моем вагоне. У меня была нижняя «боковушка», и мы никому не мешали. Ехать вместе нам было двое суток. И все это время мы почти не спали, и все говорили и говорили… О родном городе, о друзьях и знакомых, о любимых книгах, кино, музыке. Да мало ли о чем можно говорить ночами напролет в 17 лет? Да просто о том, как, оказывается, чудесно жить на этой огромной земле! Особенно, когда тебя понимают…
Нам было уютно и радостно вдвоем. Мы все больше и больше узнавали друг в друге себя, удивляясь единству мыслей, душ, стуку сердец. Казалось, что мы всю жизнь были рядом. И всего лишь на некоторое время расстались, а вот теперь встретились и торопимся поделиться всем, что с нами случилось. Еще не очень развитым женским чутьем я понимала, что я уже больше, чем нравлюсь Паше. Для этого не нужны были какие-то особые слова. Все это я видела в его бездонных ласковых глазах.
За бесконечными разговорами незаметно промелькнул Казахстан с изнуряющим зноем, с иссушающими все живое ветрами, с нескладными верблюдами... Мы уже радовались редким березовым рощицам, непривычному летнему дождю, прохладе, зеленеющим полям. И уже считали часы и минуты, оставшиеся до нашего расставания. Паша ехал до Москвы, а я выходила раньше, чтобы пересесть на другой поезд. Помню, я не ощущала особой горечи от предстоящей разлуки. Наверно, усталость бессонных ночей и страх перед новой взрослой жизнью как-то растушевали все происходящее. А вот Паша… Он заметно поскучнел, и все чаще горестно вздыхал:
- Как жаль, что Кишинев так далеко от Самары! И на каникулах не всегда удастся встретиться! Если бы поближе, я бы мог к тебе приезжать…
- Ничего страшного, будем переписываться, - успокаивала я его.
В тамбуре, куда Паша отнес мой чемодан и сумки, еще никого не было. Мы стояли молча, держась за поручни... Казалось, уже все сказано, а недосказанное пугало... Неожиданно Паша решительно повернул меня, обнял, нежно потянулся губами…
И тут случилось такое!.. Я взглянула на него, и почему-то вспомнила Наташку! В памяти отчетливо всплыло, как мы с ней учились целоваться под партой! Мало того, я так четко, совсем, как в киношной картинке, увидела, как мы с ней вылезали из-под парты. И совершенно не к месту я глупо и дико расхохоталась…
Паша молча отстранился, не сказав ни слова. А я не могла ничего объяснить, просто было ужасно стыдно. То ли за нерассказанную детскую проделку, то ли за неуместный хохот. А в тамбур уже начали выносить сумки, чемоданы, толкаться и шуметь люди…
Я думала, что после моей выходки он не станет мне писать. Но недели через три письмо все же пришло. А потом стали приходить чуть не каждый день. В письмах он был смелее и решительнее, чем в поезде. И все они заканчивались надеждой, что, может быть, хоть завтра он, наконец, дождется от меня ответа.
Но ни на одно из его писем я так и не смогла ответить. Наверное, потому что не смогла забыть боли в его таких красивых сине-голубых глазах, его подавленного и униженного вида при прощании. И чувство вины, с каждым его письмом разрастаясь, как раковая опухоль, задушило едва зарождающиеся отношения.
Все-таки удивительная штука – жизнь! Ведь, если бы не глупая выходка в третьем классе, кто знает, как сложились бы наши с Пашей судьбы? Но уже давно все сложилось, как сложилось, и только наши пути с Пашей больше не пересекались.