Хервуд Сероглазый. Глава 3

Андрей Мерклейн
     Баня…маленький волшебный домик, наполненный горячими клубами пара, жаром своим снимающие усталость и изгоняющие хворь, ломоту в суставах и недомогание - что может быть лучше для человека, изнурённого долгим странствием, холодом, голодом и лишениями? Надо ли говорить, какое счастье испытала Корин, погрузившись в это блаженное тепло! И как же здорово было после парной нырнуть в приготовленную заботливым хозяином большую лохань с покачивающимися на поверхности воды лепестками цветов!

     Лишь когда баня начала остывать, девушке волей – неволей пришлось оставить это замечательное местечко ( а то так и просидела бы здесь весь день); напоследок Корин ещё раз окунулась с головой, хорошо промыла спутавшиеся за время скитаний волосы душистым цветочным настоем, полежала в этой водичке… и так хорошо стало на душе! Словно и не было никакого странствия, бессонных ночей в страшном лесу, вечного непроходящего страха…

      Вместо cвоей изодранной одежды Корин надела платье, которое дал ей Эрмунд: как поведал отшельник, раньше оно принадлежало его дочери. Платье оказалось почти впору, правда, немного широковато, но зато по длине вполне подходяще. Однако своё, изношенное, девушка решила всё же не выбрасывать, а выстирать и подлатать – авось пригодится ещё.

      Гостеприимный хозяин за время отсутствия гостьи успел проверить сети в реке, и теперь был занят чисткой рыбы. Корин хотела было помочь ему, но старик лишь качнул головой:
     - Э, нет, гостья моя дорогая, не стоит после бани с рыбой возиться, успеешь ещё. Я её и сам почищу, а ты пожарь…умеешь жарить? Так, чтобы корочка была?
     - Конечно! Я дома с самых малых лет готовила.
     - Вот и договорились! Будет у нас сегодня на ужин жареная рыба! А ты возьми-ка вот тот горшочек, там у меня целебный настой на меду, после бани в самый раз будет.

      Корин послушно налила в кубок жидкость и выпила: вкусный душистый напиток, и словно волны свежести и бодрости возникают внутри при каждом глотке.
      - Ой! Что-то у меня там такое словно шевелится! – поначалу даже перепугалась девушка.
      - Это к тебя силы возвращаются, не пугайся, оживаешь помаленьку! –улыбнулся отшельник, - Ещё пару дней мои настойки попьёшь – и все хвори вообще напрочь отстанут.
      - Так хорошо…я прямо совсем как новая стала!
      Хозяин снова улыбнулся:
      - Новая! Нет, пожалуй, рановато об этом говорить! Не окрепла ты ещё, лучше ещё пару глотков выпей.

     Корин и не думала возражать, ибо напиток был вкуснее всех тех, что доводилось пробовать ей до сей поры.
      - Как же мне тебя благодарить, дедушка… даже не знаю, что со мной было бы, если бы я не в ту сторону пошла.
      - Так не пошла ведь! Наверное, ноги сами направили тебя туда, куда надо. А я иду, и вдруг вижу: лежит кто-то! Ближе подошёл, гляжу – а это юная красавица! Глазам не поверил: откуда здесь, в глухомани, это прекрасное создание? 

        Корин густо покраснела, даже глаза опустила в смущении, а хозяин, заметив это, весело рассмеялся:   
          - Ну, не смущайся, не смущайся! Что есть – то есть: красавица ты, небось все деревенские парни на тебя заглядывались?
      - Не знаю…не спрашивала… - ещё больше смутилась Корин.
      - Вот потому, наверное, тебя за всё время путешествия ни волки, ни медведи не тронули: очаровала ты их своей красотой, не иначе! – хохотнул Эрмунд, - Ну да ладно, не буду тебя больше смущать; однако я и в самом деле диву даюсь – как это ты столько дней по лесам бродила, и ни одного зверя не встретила?
      - Не встретила…слышать – слышала, как они воют, волки эти. На дерево забиралась и до рассвета там пережидала.
      - Эх, бедняга… - вздохнул старик- Да уж, неласково с тобой судьба обошлась, страху сколько натерпелась.
      - Ох, натерпелась… у нас в народе много плохого про эти леса говорят, не любят сюда люди ходить.
      - Ну, может, преувеличивают люди? Лес - он ведь тоже не любит посторонних, живёт своей потаённой жизнью, непонятной разуму человечьему. Как может, защищается от непрошеных гостей, а те этого не понимают и потом всякие страшные байки рассказывают. Хотя, конечно, и зверьё хищное тут изобилует, и ещё кое-что есть пострашнее.
      - Говорили у нас про каких-то диких людей, правда ли это? И в самом деле живут такие в лесу?
      - Верно, обитает в лесах дикое племя, жестокий и свирепый народ, но дальше к северу, в этих местах их нет. Хотя, бывало, и сюда они забредали.
      - А ещё рассказывали про злого колдуна, который опутал лес своими чарами; и если кто попадёт в его владения, колдун его сразу же учует - закружит, запутает, заставит кругами ходить, а потом сделает так, что бедняга или в болоте окажется, или его волки разорвут.
     - Хм… - старик задумчиво почесал затылок, - сколько лет живу здесь, а про такого чародея не ведаю. Может, врут люди, и вовсе нет его, душегуба?
     - Не знаю, дедушка…может, и врут.

     Теперь уже Корин взяла на себя хлопоты по приготовлению ужина, ибо управляться у очага она умела: рыба аппетитно подрумянивалась на шипящей сковороде, а Эрмунд сидел, постоянно принюхивался к соблазнительным запахам и всё время что-то рассказывал.
      - Ловко у тебя получается! Дочь моя, Кэйла, тоже на все руки мастерица: и приготовит, и смастерит что-нибудь, и с огородом управляется. А когда ещё совсем девочкой была, сама научилась стрелять: вытащила из чулана мой старый лук, приладила на дереве мишень и давай стрелы пускать. И так ловко у неё это получаться стало, что скоро уже и на охоту ходить стала; веришь ли, никогда с пустыми руками не возвращалась. Подросла – и промышлять этим стала, как заправский охотник: дичи в лесу набьёт, в каком-нибудь селении продаст, а на вырученные деньги либо для хозяйства что-нибудь купит, либо муки на зиму, либо обновку какую-нибудь. В зимнюю пору на пушного зверя ходит, шкурки опять же либо продаёт, либо мы из них для себя что-нибудь шьём. Она и сейчас на промысле; но чует моё сердце – скоро вернётся, раз такие события в мире разворачиваются.

      - Дедушка Эрмунд, а супруга твоя где? – поинтересовалась Корин и сразу же пожалела, что задала этот вопрос.
      - Умерла… давно уже, дочке тогда годика три было. Я куда-то отлучился по неотложным делам, а супруга моя в полынью на реке провалилась, когда воду набирала. Простудилась сильно, и умерла от простуды; я домой возвратился через несколько дней, а супруга в постели, уже дух испустила. Вернись я чуть пораньше – непременно вылечил бы её. Дочка бедная, некормленная, по холодному дому бродит и плачет. От неё я и узнал, что случилось….

      Старик украдкой смахнул слезу и замолчал, а у девушки кошки в душе заскребли: и зачем она об этом спросила?
      Гнетущую тишину нарушил сам Эрмунд:
    - Корин, не готова ли рыбка? Уж больно вкусно пахнет!
    - Да, дедушка Эрмунд, пожалуй, готова! Где у тебя тарелки?
Вкусна была свежая речная рыбка! Хозяин с удовольствием похрустывал хрустящей корочкой да всё нахваливал умение гостьи, а та всё краснела и смущалась.
     - Эх, хороша! Пожалуй, ты получше моей Кэйлы готовишь, у неё тоже вкусно получается, но не так. Вот бы вам с дядей харчевню открыть, от посетителей отбою не было бы!
     - Ох, дядя… где он сейчас, и что с ним? – вздохнула Корин
     - Ну, старый я пень! – досадливо хлопнул себя по лбу Эрмунд, - забыл совсем, что у тебя приключилось…прости меня, дурака, совсем из ума выжил!
     - Да ничего, дедушка Эрмунд, что уж тут поделаешь…

      Вот и вечер вступил в свои владения: за окном стало совсем темно, высыпали на небе первые звёзды, притихли птицы и угомонились лесные зверушки. Корин сидела у очага и задумчиво глядела на пляшущие языки пламени, а отшельник снова уткнулся в свою книгу, что-то там выискивал и иногда бормотал себе под нос какие-то непонятные слова ( судя по всему, на чужеземном языке).

      - Никак у меня из головы твой меч не идёт! – наконец признался Эрмунд, - Такие вещи случайно людям в руки не попадают. Может, припомнишь хоть ещё что-нибудь, какую-нибудь подробность, как меч в вашей семье оказался?
      Корин задумалась: в памяти хороводом крутились обрывки фраз, старых преданий, сказок… но ничего существенного не было.
     - Нет, дедушка Эрмунд, не могу ничего такого вспомнить. Помню, что отец мой хранил меч в сундуке и раз в полгода протирал его масляной тряпочкой. Потом, когда отца и маму болезнь унесла, дядя взял меня к себе, и меч тоже; хотя, вот сейчас я припоминаю, что он как-то обмолвился насчёт того, что меч отдан нам на хранение до…до каких-то времён. А что это за времена – он и сам не знал.

      - Ну вот, ещё одна загадка вместо разгадки! Чтобы вайнинг отдал меч чужим людям? Чудеса, да и только! Они же, северяне, как получали меч в день своего совершеннолетия, так потом всю жизнь с ним не расставались. Мечи у них, как я говорил, ковались специально для каждого, и потом скреплялись наговором – только хозяин мог вытащить его из ножен, ты и сама это видела. Эх, жаль, что я мало слов из их языка знаю, тяжело перевод даётся: всю жизнь с этой книгой вожусь, а ещё и половины не осилил!

        Корин молча слушала, слушала его, а потом вдруг начала кое-то понимать:
     - Дедушка Эрмунд, так что, эта книга – тоже от них, от вайнингов? Она ведь, похоже, очень старая?
     - Да! – старик с любовью провёл ладонью по страницам, - Этой книге нет цены, здесь вся история похода вайнингов, начиная с того момента, как они собирались в путь, какие вещи и предметы с собой брали, сколько повозок вышло, сколько конных воинов…и так далее. Начал писать её человек по имени Ленекур, что засвидетельствовано на титульном листе. Он , Ленекур, очень подробно описывал события, происходившие с ними во время пути, оставлял описание местности, где проходили вайнинги, и кроме того, замечательно рисовал – например, ты уже видела, как он изобразил меч. И даже портреты кое-кого из вайнингов тут присутствуют.
     Книга эта тоже имеет свою загадку: непонятно, почему она, как и меч, осталась здесь, в наших краях, и почему её не унесли с собой вайнинги, хотя это была летопись всего их похода? Потеряли? Весьма сомневаюсь. Оставили кому-то на хранение? Скорее всего, именно так; и очень странны эти совпадения, отгадки же я пока не вижу…

      Он снова уткнулся носом в исписанные мелкими буквами страницы; воцарилось молчание, которое девушка так хотела прервать, чтобы ещё порасспрашивать отшельника…но стеснялась. Впрочем,тот вскоре сам подал голос:
      - Корин, с твоего дозволения, давай - ка ещё раз взглянем на меч?
      - Конечно, дедушка Эрмунд! Достать его с полки?
      - Да, сделай милость, сними его. Дотянешься?

     Когда ткань, в которой покоился меч, была развёрнута, Эрмунд положил оружие перед собой и внимательно вгляделся в буквы, выгравированные на ножнах. Потом перевёл взгляд на страницу, где красовалось изображение меча, сделанное искуснейшим художником; затем вновь уставился на меч.
     - Гостья моя дорогая, посмотри-ка, пожалуйста внимательно, ибо слабоваты стали мои глаза, плохо вижу: вот тут на рисунке, на ножнах меча есть какие-то буквы. Они похожи на те, что на ножнах твоего меча? Только очень внимательно смотри!
      Корин внимательно провела взором по каждому изгибу линий, по каждому хвостику буковок, что едва виднелись на ножнах нарисованного меча. Каждую букву она сравнила с той, что была на мече, лежащем сейчас на столе. Сомнений не оставалось: надписи были совершенно одинаковы.
     - Дедушка Эрмунд, очень похожи. Ну, словно братья - близнецы. Даже располагаются одинаково, что на рисунке, что здесь: первые буквы начинаются сразу после вот этой чёрточки.

     Хозяин некоторое время водил пальцем по странице, подыскивая знакомые слова или буквы, негромко проговаривал их вслух…а потом вдруг вскочил и ошарашенно уставился на меч:
     - Не может быть..."Хервуд, сын Эйхарда": это же Хервуд Сероглазый! Сын того самого короля северян, что повёл свой народ на поиски новых земель!


Глава 4: http://www.proza.ru/2014/01/11/2070