Всё, что было нужно, необходимо сказать, я им сказал, но от меня не отступались.
– Вот ты, человек, говоришь, что цель вашей жизни в том, чтобы заработать как можно больше денег? – продолжал донимать меня пришелец. – Но ведь деньги не приносят счастья?..
– А для чего мы ещё созданы? – удивился я. – Мы родились для того, чтобы работать, есть, пить, наслаждаться жизнью, любить женщин!.. Попробовали бы вы без денег!.. А этот костюм, который сейчас на мне?.. Между прочим, мне сшили его на днях! Он ведь тоже стоит денег! А вы думаете, что мне он достался бесплатно!?. Вот ваша одежда – вы ведь тоже за неё заплатили?..
– Нет, я за него ничем не жертвовал, – ответил пришелец.
– Люди так не рассуждают! – устало сказал я. – Сразу видно, что вы не жители Земли!.. Внешне-то вы замаскируетесь, но внутри – вы не тот... вас быстро раскусят!.. За такие рассуждения, как у вас, у нас, на Земле, могут признать человека психом и принудить к лечению в психиатрической больнице!..
Пришельцы переглянулись, видимо, меня не понимая.
– Психиатрическая больница – это такое место, куда эти подонки сажают тех, кто не согласен быть таким же сумасшедшим, как и они! – произнёс один из пришельцев, глядя на меня прямо с какой-то ненавистью, как будто я у него задолжал не одну сотню франков. – Они вообще, говоря по ихнему, любят подставлять ногу ближнему!.. Таким палец в рот не клади!.. Кстати – тоже выражение из их терминологии!.. У них всё время попадаются такие выражения... Например: вот... человек человеку – волк! Волк – это зверь, пожирающий других животных, а при случае не брезгующий и человеком...
– Как!?. – воскликнул кто-то. – На этой планете они едят друг друга?!. Но вы посмотрите на челюсти этого индивида, называющего себя человеком! По нему не скажешь!..
– Они называют себя – гомо сапиенс!.. Что означает – Человек Разумный!.. По-моему, они сделали это преждевременно...
– Позвольте! – не выдержал я, во мне заговорила какая-то до того дремавшая человеческая гордость. – Это вы-то считаете себя разумными!?. Да попадите вы на Землю без денег – любой из ваших пропадёт без денег! Ему придётся устроиться на работу в каком-нибудь полуподвале и носить ящики из одного угла в другой!.. Да кто-нибудь из вас умеет пользоваться молотком?!.
Пришельцы недоуменно смотрели на меня.
– Что это такое?.. – спросил один из них.
– Молоток служит для забивания гвоздей!.. Эх вы! – махнул я рукой. – Не завоюете вы никогда нашей Земли, если таких простых вещей не знаете!.. И вообще, летели бы вы к себе домой, на Марс или там какую-нибудь Альфа Центавру!.. У нас скоро будет конец мира, начнут бросаться водородными и нейтронными бомбами и всем придёт капут!..
– Это как – конец мира?.. – выпучил глаза пришелец. – Во времени или пространстве?..
– В любом отношении!.. Эх!.. Не знаете вы политических новостей! Дети! Наивные дети!.. У нас же любой школьник знает, а вы меня мучаете такими вопросами!.. У вас Совесть есть?..
– Совесть?.. Это что такое?..
– Э-э!.. Да куда вам понять с вашими куриными мозгами!.. – продолжал я, совершенно упав духом. – У нас всё вокруг Совести!.. У кого её меньше – у того денег больше! Однако, если ты с деньгами ты всех перекричишь! Было бы у меня много денег, я везде бы растрезвонил, что я-то и есть самый честный человек в мире!..
– Деньги и Совесть! – сказал пришелец. – Вот на чём держится ваше общество!.. Я понял!.. Дайте мне Деньги и Совесть и, манипулируя тем и другим, я берусь завоевать эту гнусную планету, где называют себя разумными и в то же время поедают друг друга!..
Я зевнул, мне хотелось спать, откровенно говоря – все эти переливания из пустого в порожнее, все эти перемывания наших земных дел и наших человеческих косточек мне из-рядно надоели и я ждал того дня и того момента, когда пришельцы отпустят меня на свободу. Для меня важно было не прогулять ни одного рабочего дня и вовремя попасть в цех, к своему станку; у нас, на предприятии, да и везде, не любят прогуливающих без уважительной причины и тех, кто часто допускает в себя блажь болеть...
Врач-психиатр смотрел на больного исподлобья, словно пытаясь проникнуть в самые сокровенные его мысли. Однако самые сокровенные мысли были тайной для психиатра, потому что быть психиатром – ещё не значит быть психологом, равно как и то, что лечиться от неведомого душевного недуга – ещё не значит быть больным, как и не значит быть кому бы то ни было видимым насквозь, даже самым изощрённым докторам-психоаналитикам...
Больной был во всём похож на здорового, но он утверждал, что видел пришельцев из космоса и даже вступал с ними в контакт, вернее, они вступали с ним в контакт и задавали ему разные вопросы. Он настаивал на том, чтобы его заявление опубликовали. Психиатру это казалось необычной выдумкой, он полагал, что новоприбывший, а новоприбывшие всегда считаются больными, потому что на них заводится карточка, он полагал, что больной разыгрывает его, или прямо издевается над ним. Больной, издевающийся над врачом, должен прочно, раз и навсегда усвоить, что врач – это лицо ответственное и серьёзное, так сказать уполномоченное лицо, и по крайней мере, не может быть объектом для отпускания всевозможных колкостей и безответственных шуток. Что касается самого больного – он чувствовал, что врачу не нравится думать о всяком таком, что не входит в круг повседневных вопросов, а уж думать о нашествии пришельцев из космоса и подавно. Брови душевнобольного сдвинулись с места, лохматые брови спасителя рода человеческого надвинулись на глаза, на две жаровни, изрыгающие два пламени, на которых нельзя поджарить пятки, но можно поджарить с одного боку Совесть.
Врач-психиатр вздрогнул физически, весь состав души его поколебался, он предался колыханию, как тростниковая роща где-нибудь на юге Вьетнама в пору ветра и дождей, на секунду ему показалось, что он подумал за всё человечество, – и он, испугавшись этой новой роли, решил, что плечи его слишком хрупки для неё и что он живёт в эпоху, когда человека ничем не удивишь, когда не бывает ничего невозможного, но и когда доверие является одним из человеческих пороков, которые если губят не душу, то, по крайней мере, портят человеку положение в обществе, престиж и ещё много чего. Ещё в молодости доктор взял себе за правило – никому не доверять. Он дошёл до того, что даже стал подозревать самого себя, но под конец решил не верить этому подозрению, а в настоящий момент своей жизни подвергал тщательному изучению своё неверие, с тем, чтобы сокрушить и его, эту последнюю цитадель мира, взявшего его в плен и заставляющего его поверить в его существование. Доктор был идеалистом, в тайне он полагал, что материи не существует. Больной, доказывающий об угрозе, которую представляет для человечества, по его мнению, космические пришельцы, раздражал его. Его доводы в пользу существования Разума во Вселенной помимо Земли, казалось, были направлены на целостность духа доктора и, казалось, хотели заметно поколебать его единство. «Нет! – сказал мысленно отверженный от мира сего. – Я не могу принять этой концепции! Я ничему не верю!.. Этот человек тяжело больной, у него самая ужасная из существующих в природе форм Шизофрении!.. Он почти Идиот!.. У него мания преследования! Так и запишем!..»
Он раскрыл книжку, где стояло имя ново поступившего и начал писать: «Умственное расстройство. Мания преследования. Утверждает, что видел братьев по разуму, говорил с ними, и они хотят завоевать Землю...» Он писал ещё несколько минут, склонившись над столом. Больной молча наблюдал за ним.
– Что это вы там пишете?.. – поинтересовался он.
Врач поднял на него глаза и натянуто улыбнулся. Ему вспомнилась приятная мысль, что после окончания рабочего дня он с женой пойдёт в театр, где ставят новую оперу, и, словом, проведёт хорошо вечер. Врач вообще любил жить, любил выпить за обедом стакан хорошего вина, уважал во всём порядок. Сейчас он посмотрел на больного чуть удивлённо и ответил:
– Во всём должен быть порядок!..
Последнее слово было за учёными, это от них зависело теперь всё, это они должны были установить существование внеземной жизни, незаконно проникшей на Землю...
Больному хотелось напасть на врача, схватить его своими большими рабочими ручищами за тонкое, костлявое горло – и душить, душить его... Но больной на самом деле был здоровым и ему пришлось отказаться от этой мысли.
– Почему вы мне не верите?.. – снова спросил он.
– Я вам верю!.. Верю!.. – охотно отозвался врач, оскалив два ряда железных зубов, которыми можно было грызть и рыбу и даже кости. У врача-психиатра был хороший друг-дантист, зубной врач, он поставил ему на все зубы отличные коронки и не взял с него денег... «Когда ты попадёшь ко мне на приём! – добродушно осклабил зубы психиатр, когда уходил от дантиста, – я сделаю всё от меня зависящее!.. Боль души в какой-то мере напоминает зубную боль», – сказал он. Дантист ничего ему на это не ответил и только подумал: «Душа – не рот, эмоции – не зубы!.. Психиатрия – не наука!..»
Психиатр – шарлатан, если не верит в могущество психиатрии и готов ей отказать, как науке. Но если он ей поклоняется, как богу, если он верит, что психиатрия – панацея от всех недугов духовных, то он попросту дурак...
Этот врач-психиатр ещё не был дураком, но уже не был и шарлатаном. Он любил стройность и порядок. Главное для него было – писать истории заболеваний. Если у больного было хорошее настроение, он писал: «Хорошее настроение…» Если у больного было плохое настроение, если он тосковал, жаловался на бессонницу, говорил, что его ничего не интересует, врач писал: «Настроение плохое, жалуется на бессонницу. Ничем не интересуется, тоскует». Он мог записать в книжку всё, что рассказывал больной. Он мог бы переписать в неё отрывок из «Записок из подполья» или, в целях улучшения своих каллиграфических способностей, переписать в неё целиком какую-нибудь балладу, мог бы и вклеить объявления из газет, – в сущности, это не имело никакого значения. Всё равно на книжке стояло бы: «История болезни такого-то и такого-то...» Эти истории никто не читал, а инспекция, бывающая в клинике один или два раза в год, представляющая из себя сухого старичка, больного всеми болезнями в мире, вдобавок полуслепого, – словом этого старичка могли ли всерьёз интересовать болезни других, в том числе и социальные беды, национальная трагедия и общечеловеческий катаклизм, выражающийся в полном равнодушии абсолютно всех абсолютно ко всему на свете?.. Если бы он увидел случайно пустые истории болезней, если бы он, заглянув в больничные палаты, увидел бы здоровых розовощёких людей, специально приведённых в клинику для этого дня, он сделал бы вид, что ничего странного в этом не видит, в сущности понимая, что с ума сходит весь мир, но безумием было бы думать излечить этот мир от всех его пороков, используя всякие примитивные средства...
Жизнь мира – стихия стихий, смысл его существования не менее загадочен, чем смысл существования далёких звёзд, рассыпанных по небу в ясную ночь... Если Сириус пришлёт своих детей на Землю, и если они, увидев человеческую цивилизацию, останутся равнодушными ко всему и без всякого шума улетят обратно на своих тарелках – это будет так же естественно, как нерадение ревматического инспектора, как радикулит, как вседозволенность зарвавшихся государственных деятелей и голод жадной до всего, в чём она испытывает необходимость, толпы. Толпа всегда в чём-нибудь испытывает необходимость, у неё только нету необходимости преодолевать узость своего миропонимания... Отдельный человек, так как жизнь его ограничена в рамках времени, может ещё при желании приподняться над своей Природой, общество – никогда, но поэтому-то оно неистребимо, но когда ему удастся в полной мере свершить акт самоуничтожения, вот тогда можно будет сказать, что оно стало выше самого себя, выше своей Природы. Жаль – некому будет сказать!..
Человек в белом халате врача писал. Написав всё, что требовалось, и ни слова больше, он поставил точку и закрыл «Историю болезни...»
Больной, понурив голову, пошёл в свою палату...
Уже наступило время обеда. У врача сосало под ложечкой, есть он хотел так же сильно, как и всякий душевнобольной... А когда хочется есть – и космические пришельцы, и смысл жизни, такое понятие как Совесть, даже боль души – всё это становится не столь важным и существенным. В конце концов, понимаешь, что все человеческие помыслы, чувства, мечты, всё это не что иное, как энергия перевариваемого нами белка. В конечном итоге можно даже прийти к абсурдной мысли, что всё жаждет пищи, что всё есть своеобразный белок. Вакуум – белок, планеты, дальние и близкие – белок, духовный потенциал Человека – белок...
Вот этот-то белок и возмечтали все получить в час обеда, везде, где было только можно, на сей Земле, даже на Сириусе, везде, где есть, кому его потреблять...
Потребляют белок все – от величайших по объёму живых существ, до самых ничтожнейших по объёму, которые ещё меньше жучков, микробов, меньше того, что можно обнаружить под микроскопом. Вся Вселенная совершает благое дело...
Это бы всё ничего, но люди придумали одно слово...
Слово это – ФАШИЗМ...
Люди заметили одну закономерность...
Бросилось в глаза, что одни люди, назвав других не людьми, бросились их уничтожать... Они изобрели средства массового уничтожения, например, сжигали людей в печах, а пепел вывозили на поля, в качестве удобрения...
Но пусть бы эти убитые люди не были людьми, пусть бы они были животными... Допустим на одну минуту... Но разве поголовное уничтожение животных – не преступление?.. И наконец – если эти люди не были людьми, а были животными, почему их не использовали в пищу, почему господа фашисты отказались есть мясо этих загадочных существ!?. Или, может быть, они были вегетарианцами?.. Да нет, насколько располагает история фактами, фашисты употребляли мясо, ели свинину, говядину, ели мясо прочих животных?.. Так почему же они отказывались от мяса поляков, русских, французов и евреев?..
Видимо, потому что все перечисленные всё же были людьми, а человек человека не может есть, оставаясь сам человеком...
Это, так сказать, первый пункт... Есть и другие...
Замечено также, что когда кто-то мешает кому-то (для удобства, первого, который мешает, назовём, например, Пьер, а другого, которому Пьер мешает, назовём Жан), это производит на свет странные явления. Вот, к примеру, такая ситуация. Пьер, который волею судьбы призван мешать Жану, ничего плохого не совершает, он скромный труженик, где-то не глуп, открыт, честен. Вдруг судьба его пересекается с судьбой Жана и Жан замечает, что он много хуже по своим человеческим качествам, чем Пьер. Люди это вообще переносят болезненно... Данный случай делает из Жана человека, мягко сказать, неблагородного. Он переполнен завистью, он тайно ненавидит, он ищет с Пьером ссор. Наконец, случай подвернулся. Жан радуется, что оказался в более выгодном положении, чем Пьер, он говорит ему в лицо всё, что давно ему хотел сказать, он порочит Пьера за глаза, распускает про него слухи, что Пьер замешан то в одном, то в другом грязном деле, он, как можно, поливает его помоями, он рад был бы, но не может, причинить более вещественный урон человеку, ничего плохого ему не сделавшему... Наконец, он выводит теорию, удобную для себя, замечательную по-своему теорию. Теория эта сразу убивает всех зайцев, даже где-то примиряет двух врагов... Он приходит однажды к выводу, злопыхатель Жан, что Пьер – вообще неполноценный человек, которого не ненавистью надо одарять, а ЖАЛЕТЬ!.. «Боже мой!.. – вскакивая среди ночи, кричит он при свете луны, видящей этого по-своему великодушного мучителя и ненавистника. – Он же больной человек, и не просто больной, а душевнобольной!..» Жан знает некоторые слова, он хоть и не семь пядей во лбу, да всё же не явный невежа, он знает такие слова, как ШИЗОФРЕНИК, ИДИОТ... ИДИОТ для него не подходит, все его засмеют, если он назовёт Пьера ИДИОТОМ, все поймут, что он ЗОЛ, что продолжает ненавидеть, чего доброго над Жаном за спиной начнут посмеиваться и подшучивать... А вот что касается ШИЗОФРЕНИКА – это просто клад на дне озера!.. И вот руки Жана потянулись к этому кладу и извлекли его на свет божий... Отныне Пьер ходит в ШИЗОФРЕНИКАХ, в общем, в неполноценных, считай, и не человек вовсе, а так, ноль целых пять десятых... Разрыты все навозные кучи, где-то раз добыты сведения, ничем не подтверждённые, как говорится – вилами на воде писано... Жан с успехом проводит свою теорию в жизнь и весьма рад был бы упечь Пьера в психиатрическую больницу или, как говорят в народе, в сумасшедший дом. Если он был бы более проворен, он мог бы и в самом деле постараться воплотить в жизнь самые яркие из своих фантастических грёз; воплощение этой социальной уже (не только личной, Жановской), человеческой, если хотите, мерзости принесло бы ему невиданное доселе счастье!..
Предположим на одно мгновение, что ему это удалось!.. Что здоровый, умный, талантливый человек, Пьер, полезный член общества, попадает в сумасшедший дом, а поскольку «вылечить» здорового человека дело и безнадёжное и абсурдное, нелепое дело, он, вполне понятно, на самом деле может шевельнуться рассудком и пропасть, затеряться в больничных палатах, под лицемерные вздохи Жана и его приспешников, в общей сложности представляющих из себя банду преступников, этакую мафию от благороднейшей и честнейшей медицины, с которой не имеют ничего общего и человеколюбивые идеалы которой легко втаптывают в грязь!..
Это ещё что!.. Поправится один раз, можно использовать и другой! Действует на неискушённых людей – без промаха!.. Рождается таким образом новый вид преступности, дающий начало социальной и общечеловеческой заразе, название которой ФАШИЗМ!..
Зиждется ФАШИЗМ на полном равнодушии к человеку, которого ненавидишь. Ненависть перерождается в жалость, когда Жан и ему подобные изобретают теорию людей и нелюдей... Психбольницы, концлагеря, печи для смертников, селекция, призванная выводить высшую расу – всё это лишь средства, орудия палачей, преступников рода человеческого...
Есть, видать, грань, которую нельзя переходить...
а) Нельзя психиатрические больницы использовать в качестве пожизненных тюрем для здоровых людей, на которых поставлено клеймо: душевнобольной... Нельзя играть на общественном незнании, безрассудстве и попустительстве. Психиатрию нельзя использовать в качестве лазейки, куда может втиснуться человеконенавистничество и вся вытекающая из него программа... Нельзя под прикрытием благодушия и великодушия использовать такую важную отрасль медицины, как психиатрия, в виде оружия с личными недругами, не приятелями и общественными нарушителями... Это зло, порождающее пренебрежение к ЧЕЛОВЕКУ, даёт возникнуть росткам ФАШИЗМА, ибо ФАШИЗМ – всё, что обращено против ЧЕЛОВЕКА и ЧЕЛОВЕЧЕСТВА, против элементарной ГУМАННОСТИ и СОСТРАДАНИЯ к человеческим мукам...
б) Нельзя лишать человека свободы и человеческого образа жизни, это уже проявление ФАШИЗМА явного и наглого. Строить концентрационные лагеря и загонять в них людей, мирных жителей, оторванных от места жительства и от труда – это оголтелый ФАШИЗМ. Нельзя по признаку национальному или расовому делить человечество. Нельзя ради благополучия одних людей топить в крови других. Таким образом никого не сделать счастливым. Такая мысль бесплодна, ибо благополучие общества прямо зависит от численности его. Горстка людей никогда бы не создала цивилизацию, и достижение человечества – это его многочисленность, это возможность творить новое и держать в миллионах человеческих умов старое...
в) Недопустима ни в коем случае мысль, что какая-то часть человечества – рабы, хуже рабов или животные!.. Впрочем, это можно только сказать, поверить в это нельзя, недаром же во всех войнах люди, даже невиновные, уничтожались, тогда как это нельзя сказать про скот, к которому продолжали относиться как к скоту, то есть относились лучше, чем к людям. Скот не сжигали, не вешали, не пытали бессмысленно, не били, не морили голодом, словом, не издевались и не надругались над ним... Надругались над людьми и эти надругательства косвенно можно толковать как подсознательное признание людей людьми, ибо можно издеваться только над человеческой природой, над мыслями, чувствами, над человеческим достоинством, над честью, над всем лучшим, что есть в человеке и что составляет человека. Фашисты никогда не могли поверить, что обращаются со скотом, не то бы они не издевались и не втаптывали Человека в грязь!.. Они бы берегли «скот», хорошо бы его кормили, и, словом, поступали бы с ним как с людьми, но единственно, в чём ущемляли бы этот «скот» – это запрещали бы смешиваться ему с «людьми». Впрочем, тут опять несуразная вещь... Биологически все нации и расы ничем не отличаются друг от друга и ничто не мешает им смешиваться между собой... Так что «люди» попали бы в неловкое положение, и что это были бы за «люди», если бы они, несмотря на запреты, постоянно бы смешивались со «скотами»... Во всех случаях выходит гнусно, некрасиво и продиктовано каким-то неумным расчётом, к которому подошли без всякой логики, несерьёзно, поддаваясь на первые, горячие чувства, на спесь, высокомерие, презрение и ненависть. Словом, подобные теории, делящие людей на низших и высших, на рабов и хозяев, не выдерживают мало-мальски практического экзамена на зрелость... Они заранее, ещё не возникнув, обречены на провал...
г) Что касается селекции, выведения лучшей человеческой расы, то сама эта мысль, может быть, не так уж плоха, если учесть, что в этой селекции будут участвовать все человеческие расы, а не какая-нибудь одна, где у власти будут ФАШИСТЫ. Смешно и подумать о выведении какой-то высшей расы среди остального, не участвующего в этом процессе селекции, человечества... Идея селекции при участии лишь одного государства – замысел достойный скудоумных вырождающихся кретинов, которым не помышлять надо о национальной замкнутости, а мечтать о скорейшей ассимиляции другими государствами и народами, пока, как говорится, не поздно и есть что ассимилировать, а то ведь, может быть, через какое-то время кроме пыла нацистского ничего в недрах государства не будет...
Вот четыре неблаговидных примера, характеризующие с четырёх сторон ФАШИЗМ...
Начинается этот ФАШИЗМ с мелочей, из круга повседневных вещей. И надо распознавать его в самом зародыше, и в самом зародыше уничтожать эту заразу...
Пренебрежение к человеку, непризнание за ним человеческих прав, достоинства, попытки воспользоваться всякого рода теориями, удобными для свершения преступлений, направленных против жизни и свободы людей – зачатки социальной Чумы!..
Когда Жан выдумывает слово ШИЗОФРЕНИК и прикрепляет его к Пьеру – это первая опасность!..
Когда Пьера помещают в СУМАСШЕДШИЙ ДОМ и насильно пытаются его «лечить» – это вторая опасность! Это уже весьма тревожный симптом!.. Гной набухает под кожей, пора делать надрез!..
Когда из Пьера делают ИДИОТА, когда он настолько оказывается напичкан лекарствами и всевозможными медицинскими препаратами, что мозг его не выдерживает и он сходит с ума, а затем и вовсе перестаёт напоминать живого человека, потому что больше схож с тенью, готовой отправиться в загробный мир, это уже первые плоды практического ФАШИЗМА...
Там, где можно замучить одного человека, можно замучить и десятки, а там, где можно убить сотни, можно свети на нет и тысячи... Словом, вот он ФАШИЗМ, который под прикрытием милосердия, может быть, имеет место в человечестве в настоящий момент, когда концлагеря и крематории стали слишком опасны и громоздки... Человечество живёт в неведении, считая внешнее спокойствие фактором благоприятным и не вызывающим беспокойства и тревоги...
Но каковы будут последствия этой тишины?.. Не ожидает ли планету новый Потоп, на сей раз Потоп МРАКОБЕСИЯ?!.
И зазвонят тогда колокола, и молитвы появятся на устах у разуверившегося Человечества!..
Кому оно будет молиться на сей раз, от кого будет ждать помощи!?.
На Земле было относительно спокойно... Можно не брать во внимание отдельные междоусобные войны и стычки среди государств, границы которых соприкасаются вплотную, а также волнения внутри отдельных государств. Земля неукоснительно продолжала свой путь по орбите, каждый километр которой был с точностью выверен земными астрономами… Люди жили своими заботами, торопились добыть для себя как можно больше благ, выражающихся в их понимании в относительной свободе, положении в обществе, в деньгах, выплачиваемых людям за их труд, всегда, пока за него платят, считающийся нужным и полезным... Словом, всё шло своим чередом...
Армии упражнялись в военном искусстве и военные очень удивились бы, если бы им вдруг сказали, что армия – это пережиток тяжёлого прошлого и скоро армий и вооружения не будет, потому что их услуги уже никому не понадобятся...
Заводы и фабрики, шахты и доменные печи, всевозможные бесчисленные предприятия работали и выпускали свою продукцию. Например – домашние шлёпанцы, вино, лак для ногтей, кальсоны, фарфоровую посуду, модные журналы, словом – всякую всячину, ставшую необходимой, без которой мир уже обходиться не мог, по крайней мере цивилизованный мир, особенность коего в том и состоит, чтобы придумывать то, чего, может быть, и не нужно вовсе придумывать, и употреблять то, что даже опасно и ни в коем случае не надо употреблять. Впрочем, тут очень трудно судить наверняка – что необходимо для цивилизованного человека, а что сразу можно было бы вычеркнуть из его быта... Журналы, кстати, не вычеркнешь, ибо все сразу отстанут от моды и последствия этого будут весьма плачевными, не вычеркнешь духи и разные одеколоны, ибо все, кто раньше испускали благоухание, начнут ужасно вонять, кое-кто и начнёт смердеть, потому что не моется по долгу. Если упразднить вино – все будут трезвыми, начнут задумываться, а это не слишком входит в планы государственных мужей, для них лучше, если народ пьёт и ни о чём не беспокоится!.. Сигареты... если запретить сигареты, многие умные физиономии, очень выигрывающие от сигарет, поглупеют... тоже выйдет нехорошо!..
Работали больницы, в том числе и психиатрические...
В больнице, куда был положен человек, общавшийся с представителями внеземной цивилизации, обедали...
Больной видел, что ничего не смог доказать врачу относительно опасности, нависшей над человечеством. И он ужасно нервничал, а потому исправно съел всё, что ему дали.
Когда обед кончился ему сделали несколько уколов в руку и ягодицу, затем привязали прочно к кровати. Через некоторое время у него начались в теле ужасные боли. Он кричал, молил о том, чтобы его развязали, но санитары затягивали жгуты потуже... Часа через два больной не то уснул, не то потерял сознание и так, не шевелясь, пролежал до ужина. Затем его, похлопав по щекам, привели в себя. Открыв глаза, он бессмысленно таращил их на своих мучителей, его спросили, как он себя чувствует. Он попробовал ответить, но лицо его свело судорогой, а изо рта пошла белая пена... Он снова впал в истерию, пробовал освободиться от пут, резавших ему руки и ноги, давивших грудь и шею, вопил о гуманности и человеколюбии. Если бы широкие слои масс видели это непривлекательное зрелище, они содрогнулись бы, таким кошмарным бы оно им представилось. Но никто этого не видел... Тут, в психиатрической лечебнице, в пригороде Парижа, был свой мир, были свои законы, свои судьи и свои палачи, которым человеческий крик нисколько не мешал переваривать плотные обеды, человеческий вопль им даже был необходим, ибо, как всякая иная профессия, профессия санитаров имеет свои преимущества и у занятых ею имеются свои маленькие, или большие, профессиональные слабости. Директора и начальство мебельных фабрик отделывают свои квартиры под дуб или под красное дерево, деятели мясной промышленности домашними запасами мясных продуктов могли бы продержаться год, а специалисты по психическим заболеваниям, в обществе вполне приличные, обыкновенные люди, грешат садистскими наклонностями в больничных палатах, поэтому среди них так мало бывает убийц, любителей рыбной ловли, охотников и прочее в том же духе. Они свою природную жестокость всегда удовлетворяют на работе, причём ласковая, почти отеческая улыбка не сходит с их губ, когда они выслушивают несвязные лепетания своих подопечных, для которых лечащий врач то же самое, как для мышей кошка, почитаемая мышами за самое сильное, самое страшное, самое влиятельное существо на всём белом свете...
Кое-как накормив привязанного к кровати строптивца и сдобрив порцию каши приличной порцией всевозможных таблеток, что входило в состав ужина, санитары сделали бедняге ещё пару уколов и оставили его наедине со своими мыслями...
На этот раз страдалец не кричал, терпя муки и сжимая челюсти так, что слышен был скрип зубов. Ему пригрозили, что если он и дальше будет нарушать тишину заведения, то его переведут в подвальное помещение, сырое и холодное, и на сей раз привяжут, раздетого догола, к металлической сетке кровати, чтобы он, по их выражению, осознал всю степень своей виновности и впредь был бы умнее...
Так прошла ночь... Утром больного снова накормили из ложки. Он уже не сопротивлялся, только просил сжалиться над ним. В глазах его сквозили боль и смирение, к которым рано или поздно приходит всякий настоящий христианин... Санитары сказали ему, что всё зависит от врача, взявшегося его лечить, предписания которого они всего-навсего выполняют. Но они пообещали ему, что если он будет вести себя хорошо, то они попросят врача, чтобы он сделал своё лечение несколько мягче теперешнего...
Больному оставалось ждать и надеяться, как всем несчастным в этом мире, единственная отрада для каких – мысль о том, что когда-нибудь им будет лучше, а значит для этого стоит жить, чтобы узнать моменты высшего для их печального положения счастья. Они также постоянно живут воспоминаниями о прошлом, приводящем их в слёзы и трогательно умиляющем их; для всех несчастных, коим настоящий момент кажется непереносимым, прошлое представляется идеальным, им кажется, что они были всю жизнь счастливы вплоть до последнего момента... Привязанный к постели мученик вспоминал о муках распятого Христа и мысль, что кто-то уже терпел до него, немного успокаивала его...
Перед обедом путы его ослабили, и он вздохнул облегчённо. Затем он поел сам, держа тарелку и ложку в своих руках... Через некоторое время, на тихом часу, пришли санитары и освободили его совершенно от пут и сказали ему, что его приглашает в кабинет лечащий врач. Почти счастливый, распрямив плечи, человек пошёл к врачу... Тот встретил его ласковой улыбкой и в уме счастливца промелькнула мысль, что врач – очень хороший, милый человек, у него была даже мысль поблагодарить его, но он вовремя сдержался...
– Ну, как вы себя чувствуете?.. – спросил его врач, глядя в его глаза с отеческим участием.
– Уколы ещё продолжают болеть, – пожаловался больной.
– О! Это ничего, это пустяки!.. – заметил врач. – А скажите, вы по-прежнему считает, что видели марсиан?..
– Да, я их видел, – несмело ответил больной.
– Ничего, это пройдёт! Поверьте, пройдёт!.. И скоро вы совсем будете здоровы!..
– Когда – скоро?..
– Ну, месяца два-три... Бывает, мы держим и дольше, но в основном мне пациенты попадаются всегда покладистые!.. Мы с ними вместе боремся за их выздоровление! Главное – очень захотеть! И все иллюзии, миражи, всё уйдёт в небытие!.. Так кажется!.. – и врач улыбнулся какой-то особенной, сочувственной улыбкой. – Мне очень жаль, мой дорогой, но те суровые меры, которые к вам применили после того, как мы с вами виделись... э-э… в последний раз... они были вынужденными!.. Теперь вы знаете, что это в ваших же собственных интересах... – врач остановился и помолчал, красноречивым взглядом давая понять всю глубину своих мыслей.
Настроение у него было превосходное. Он недавно пообедал, выкурил сигарету, полистал научно-популярный журнал с интересными статейками, расширяющими читательский кругозор и способствующими поднятию хорошего самочувствия, даже, можно сказать, помогающими как-то переваривать организму съеденную только что пищу. При этом у него ещё были живы яркие вспоминания от вчерашнего дня, вернее, от вчерашнего вечера, проведённого в театре на весьма забавной опере. Особенно трогателен был антракт, когда все повставали со своих мест и отправились проветриться, выпить чашечку кофе с коньяком, коктейль... Разговор важных, знающих себе цену, мужчин, занимающих важные посты, о политике, о кризисах, с оттенком философских раздумий – о! это оч-чень важно!.. Выкурить с понимающим видом сигарету, вставить в разговор нужное, именное то самое словцо, чтобы все заметили твоё остроумие и наверное оценили его – эт-то далеко не мелочи, как кажется некоторым, далеко не мелочи!..
Конечно, ни в каких марсиан доктор не верил, он верил только в себя, да и то не до конца. Когда он начинал задумываться о том, что случилось бы, если бы и вправду на Землю прилетели гости из других миров, у него всё перемешивалось в голове... Это была трудная тема, в его сознании не могло уложиться такое необыкновенное событие, как, впрочем, не могло бы уложиться у многих людей на его месте... Недостаток воображения – существенный изъян так называемого среднего человека, но этому недостатку мир обязан тем, что он из себя представляет. Плох он или хорошо – об этом можно судить, разумеется, располагая изрядной долей воображения, ибо одно придётся сравнивать с другим, примеры для сравнения опять же надо искать, и потом, есть такие вещи, которые просто не с чем сравнивать... Но чтобы изо дня в день упрямо делать своё дело и верить, что так необходимо, что это даже полезно для мира в целом, для того, чтобы жить однажды изобретённым штампом, чтобы верить в определённые принципы, рыночная цена которых доступна и для банкира, и для служащего, и для нищего, надо полностью лишить себя всякого рода воображения, надо медленно, год за годом, зубрить прописные истины и выучить их назубок, как таблицу умножения, чтобы потом, не думая, жить, творить своё «счастье», говорить, полагая, что думаешь, а на самом деле пользуясь уже готовым, вылившимся в форму так называемой общественной мысли, шаблоном... Вот оно – сознание общественного бессознания!.. Вот она – мудрость Природы, повелевающей жизнью по своему усмотрению!..
А между тем, несмотря на робость человеческого мышления, пришельцы из космоса шаг за шагом постигали смысл человеческих поступков. И они казались с их точки зрения более чем странными...
Впрочем, чтобы постигнуть странный и необъяснимый смысл таинственных человеческих поступков так, как они того заслуживают, вовсе не надо быть пришельцем из космоса... Достаточно, не полагаясь ни на чьи плечи и умы, самому задаться некоторыми важными вопросами, вполне естественно, без всякого принуждения или насилия со стороны встающими во всяком более или менее нормальном человеческом существовании...
Пришельцы из космоса пытались понять, что движет людьми, составляющими Человечество. Они изучали языки, читали книги, газеты, журналы, следили за телевизионными передачами, уделяли много внимания таким сферам искусства, как кино, театр, музыка, живопись. Они доставляли на борт своего космического корабля людей и говорили, говорили с ними... Им нужно было понять, кто же такой Человек...
Не нравится мне эта планета... Чуждый, враждебный нам мир, где царит хаос и случай и до настоящего Разума ещё далеко...
Мы уже здесь более двух месяцев, а всё ещё не можем понять психологии обитателей этой планеты... Может быть, нам это вообще будет не под силу?.. Они вроде и на нас похожи, вроде уже и не звери, но развитие их общества пошло по какому-то непонятному нам, странному для нас пути... Да и все по отдельности они постоянно чего-то боятся, опасаются!.. Видимо, это характерная особенность здешних мест. Признаться, все наши тоже ощущать начали какую-то загадочную перемену в себе. В душу время от времени вкрадывается какая-то необъяснимая тревога. Среди нас уже появились первые ростки недоверия друг к другу... Если так дело пойдёт и дальше, мы перестанем понимать друг друга, рассоримся все... последствия могут оказаться весьма нежелательными.
Пока не поздно, надо покинуть эту планету... Наши пока ещё молчат об этом, но в глазах каждого это написано. Но никто не хочет признаваться другим в своих недобрых чувствах... среди нас возникает разобщённость. Информация, которую получаем мы с этой планеты, как бы действует на нас разлагающе, и противно – а впитываем её в себя, эту информацию, и она – отрава для нас, может быть, это наша гибель, но наши этого ещё не понимают...
Они, эти существа, которых мы пытаемся понять, по отдельности ничего из себя не представляют, умственный потенциал их крайне низок, никаких понятий о мире, в котором они живут... Это мир каких-то сумасшедших, придумавших для себя какие-то нелепые отношения и дальше этих отношений не идущих!.. И кто бы мог подумать, что Разум может развиваться так причудливо?!. Они же решительно делают всё, чтобы затормозить свой прогресс, они даже уничтожить себя готовы и, кажется, были бы даже не прочь самоуничтожиться вместе со своей планетой... Ни поисков Истины, ни Великого Смысла Жизни!.. У них этого ничего нет... То, что представляет у них Науку и Просвещение – какая-то жалкая пародия на наш мир, но мы даже в древности превосходили их во всём, у нас была чёткая программа действий, твёрдая философия, которой мы неукоснительно следовали!.. Но у нас и условия были труднее... Может быть, мы поэтому более жизнеспособны?.. Тут царят Зло, Коварство, Алчность, Стяжательство, Эгоизм!.. Мы себе такую роскошь позволить не могли, это вошло нам в кровь – и мы до сих пор остались самими собою... Тут составляют программы, трактуют религии – чтобы сделать себя совершеннее! Но кто из них стал?.. У них есть свои герои, жертвующие собой для каких-то общих целей, но их героизм зачастую бессознателен!.. Разве мы были такими!?. Мы были в сто, в тысячу раз лучше их героев!.. И мы выстояли, мы победили, мы заселяем другие планеты...
А может быть, всё-таки этот Разум чего-нибудь добьётся?..
Они наивно полагают, все, с кем мы имеем дело, что мы хотим завоевать их планету!.. Они не могут и мыслить иначе! Другие так же простодушно считают, что мы счастливы оттого, что попали на эту планету, и вот-вот хотим вступить с ними в самый настоящий контакт!.. Они недоумевают, почему мы не поделимся с ними теми знаниями, до которых они самостоятельно, вероятно, вовсе не доберутся!.. Ну да, эти знания перевернули бы всё их сознание, они сразу поняли бы своё ничтожество... они поняли бы, что напрасно родились, что не имеют права говорить о себе, как о разумных!.. И они уничтожили бы сразу свой мир, если бы получили эти знания!.. Они вывернули бы себя наизнанку, чтобы посмотреть, что в них есть, и оказалось бы, что в них ничего нет, кроме глупого самодовольства и веры в неприкосновенность тех самых принципов, которые уже не могут помочь им бесполезно и бессмысленно тратить драгоценное время их короткой жизни!..
А как бы они распорядились своей жизнью, если бы продолжительность её увеличилась в десять, в сто, в тысячу раз?!. Предполагаю, что их объял бы великий ужас при мысли о том, что их мукам не предвидится конца!.. Жить в их понимании – значит мучиться, терпеть лишения, отсюда и всё зло, которое они причиняют друг другу – от их неверия в то, что жизнь их не случайна и что назначение её таково, какое они сами ей придадут!..
Правда и то, что жизни их чрезвычайно коротки! Не успевают они получить нужный опыт, который должен был бы поставить их на следующую, более высшую ступень развития, как они умирают... И сколько поколений этих заблуждающихся окончило свою жизнь в невежестве и мраке, не зная ничего кроме вражды к себе подобным и страха за свою ничтожную жизнь!..
– Вы не имеете права!..
Он вымолвил это задыхаясь и тут же подумал, что человеческие права на гостей из космоса не распространяются.
– Ты увидишь другой мир, человек, ты узнаешь то, чего никогда не узнают твои собратья...
Пришелец смотрел на него немигающим взглядом и думал о своей далёкой планете, о её садах и каналах, о своих братьях, пославших его сюда.
– Это какая-то чудовищная фантастика!.. Как же мои больные!?. Ведь они...
– Ничего с вашими больными не случится! Ваши больные иногда мыслят более трезво, чем ваши здоровые!.. Кстати, зачем вы мучили того бедного человека, который был у нас, но потом попал к вам!?.
– Я тогда не знал...
Он опустил голову, лицо его было усталое, глаза воспалённые.
– Это единственное обстоятельство, смягчающее вашу вину…
Врач вдруг подумал о том, что поступил жестоко с тем человеком, но даже теперь он не чувствовал раскаяния. Он только испытывал страх оттого, что вся его жизнь теперь изменится и он будет постоянно ощущать себя в роли какого-то более низшего существа рядом с НИМИ.
– Зачем я вам нужен?.. – внезапно, подняв глаза на пришельца, спросил он. – Почему вы выбрали именно меня?..
– Вы удачно совмещаете в себе все слабости, присущие среднему представителю вашего вида...
– А как же я?.. Что будет со мной – вас не волнует?!.
– Тут у вас таких ещё много, как ты...
Глаза человека вспыхнули:
– А вы!.. ты!?. Ты – непогрешим!?. Может быть, вы безгрешные ангелы и посланы самим богом!?.
– Мы, оказывается, не ошиблись в выборе! – пришелец улыбнулся, на его сером, землистом лице заиграли розовые пятна.
В последнее время пришелец сильно изменился в характере, он стал жёстче, недоверчивее, лукавее, подозрительнее. Он уже обдумывал свой будущий доклад на родной планете, который должен был изложить перед членами специальной комиссии. Он хотел повернуть дело так, чтобы комиссия приняла его доводы безоговорочно. Какие же мысли держал пришелец в голове?.. Он хотел представить жителей Земли, как тупиковую ветвь Разума, ни к чему не приводящую и, стало быть, если и не подлежащую истреблению, то, по крайней мере, подлежащую вытеснению, изгнанию с большей части земного пространства, чтобы на свободных площадях могли вольготно разместиться прибывшие на Землю колонисты, которым надо было где-то жить... Человечество внушало пришельцу неприязнь, впервые в жизни он начинал ощущать странную ненависть – и эта ненависть радовала его, потому что была нова. Он наслаждался в глубине души этим новым чувством и смотрел на человека, сидящего перед ним, как на существо неразумное, живущее инстинктом и имеющее более оснований называться животным...
Человек закрыл лицо ладонями и молчал...
Что он ещё мог сказать?..
Он думал об этих пришельцах, вторгшихся в его жизнь, и сетовал на свою беспомощность, теперь, впервые за всё время его существования, он вспомнил, что ещё существует Человечество. И ему стало его жаль, боль пронзила его сердце, когда он подумал, какая ответственность возложена на него... Он никогда не думал о больших вещах и теперь, когда они сами напомнили о себе, это ошеломило его.
Человек всегда думал о себе, да иначе и не могло быть в тех условиях, в каких он жил. В нём прочно обосновалось равнодушие к чужой боли, даже дух экспериментирования давал в нём о себе знать, когда смотрел он на чьё-нибудь горе или беду. Жизнь его, весь её порядок – казались ему непогрешимыми и непоколебимыми... Каждому человеку грезится, что жизнь его пробежит спокойно и все неприятности обойдут его стороной, потому что он, собственно, ни причём... Так же и он, с дипломом врача в кармане, имеющий достаток и хорошее отношение со стороны окружающих, думал беззаботно прожить свою жизнь, а потом с лёгким сердцем умереть. Причём, он не боялся смерти и соглашался с ней полностью, если бы её захотели устранить, он бы ратовал за неё, потому что у него была уверенность в том, что жизнь не имеет смысла вообще, а уж жизнь непрерывная, не имеющая границ – и вовсе пуста... Теперь ему так не казалось. Происходили вещи удивительные, к которым он ещё не привык и против которых его трезвый ум практического человека восставал. Он спешил думать, как бы навёрстывая упущенное, и думал он за целые годы, за всю свою жизнь. И вывод, напрашивался сам собою, был очевиден и жесток в своей правде. «Я слишком был погружён в себя и не замечал других, кто, может быть, нуждался в моей помощи! – с тоскою и ноющим, как рана, сердцем решил он о себе. – И ведь так мы все, не я один! И то, что случилось со мной, могло бы случиться с каждым из них! Но случилось со мной!.. Я думал, что со мной уже ничего не может случиться... и ошибся!.. Никогда невозможно угадать, никогда нельзя сказать: «Со мной уже ничего не может случиться...»
Так он думал, закрыв лицо бледными, бескровными руками...
Пришелец стоял к нему боком и тоже думал о своём. Он думал о благополучии своего народа, о том, что он не должен затеряться среди звёзд во Вселенной и погибнуть бесславно и безвестно. Он желал своему народу размножиться и расселиться по всей Галактике и ещё дальше, потому что верил в силу Разума и необходимость Жизни... До последнего времени он думал только о своём народе, теперь же в нём ещё глухо, но всё настойчивее, рождались мысли о себе, он думал о своём «я». Земля сильно повлияла на него, иногда он даже пугался своих мыслей, ловил себя на том, о чём раньше не думал. И ему становилось стыдно от этих мыслей... Это было бессмертное существо, не знающее чувства любви к противоположному полу, не понимающее смысла в раздвоении человеческого рода на два пола. Это было существо, обходящееся без сна и чувствующее себя всегда бодрым и здоровым, готовым к любой работе. Не удивительно, что человек, сидевший перед ним, казался ему слабым и нежизнеспособным. По его мнению, всё Зло в человечестве произошло от лёгкой жизни человеческого рода, этот же человеческий род, ему казалось, слишком изменился, изнежился, исхирел и поглупел, причём деградация, как он считал, шла одновременно с возрастанием научного прогресса...
Человек оторвал руки от лица и поднял лицо, по которому пробежала как будто бы судорога, в глазах его застыл немой вопрос, какой всегда можно читать в глазах животных, не знающих слов и понятий, но отнюдь не обделённых Природой там, где дело касается искренних, сильных, настоящих чувств. Он смотрел прямо в глаза пришельцу и взгляд его был столь продолжительным, что пришелец готов был почувствовать лёгкое смущение, не понимая, откуда вдруг берётся такая сила в душе этого слабого существа.
– Вы – Человек!?. – наконец вымолвил пленник. – В вас есть что-нибудь Человече-ское?!. Если есть, то как же вы могли сделать такие разграничения?..
– Какие разграничения?.. – спросил холодно пришелец.
– Ну, как вы это устанавливаете... кто разумный, а кто – нет!?. Может быть, мы, по-вашему, животные?!.
Пришелец отвёл взгляд в сторону. Он стоял со сложенными на груди руками, высокий, широкоплечий, большелобый – и не знал, что ответить.
– Я жду ответа!?. – напомнил человек.
Пришелец бросил на него хмурый взгляд и сказал коротко:
– Ты признал нездоровым человека за то, что он хотел предупредить об опасности весь ваш человеческий род!.. А теперь говоришь о разграничениях!?.
И сказав это, шагнул к выходу, оставляя человека одного под наблюдением роботов... Бесшумно вход закрылся за ним...
Это происходило в звездолёте гостей из Космоса, здесь, на Земле...
Каков он, настоящий ЧЕЛОВЕК?.. Где его Мир?.. Кто он, воплощение Идеала Разума, Сердца и Духовной Красоты?!! Отзовись!!!
Космический корабль, созданный не нашими руками, уходит в звёздную даль, но он ещё вернётся, и с чем он вернётся!?. Это касается всех нас!..
6 сентября 1980 г.