Только что было очень хорошо вместе, а теперь я держусь руками за ее талию и бегу сзади.
Вокруг сосновое редколесье.
Мы должны скрыться от пикирующего над деревьями летательного аппарата.
Этот аппарат фюзеляжем очень похож на пассажирский лайнер с двумя маленькими треугольными крыльями вдоль каждого бока под ровными рядами иллюминаторов.
Он враждебен и нескладен.
Но летает быстро, часто-часто шевеля короткими крыльями, и ловко маневрирует между и над соснами.
Сначала мы прятались около стволов, прижавшись щеками к шершавой красноватой коре, а потом в отчаянии решили тоже взлететь.
И тогда начали разбег.
И вот я бегу сзади, крепко обхватив Фаню ладонями.
В прыжке она наконец-то отрывается от земли.
Но мои ноги продолжают чувствовать земную твердь.
Это непорядок.
Летать мы должны только вместе.
Но...
Отталкивайся, не отталкивайся – все равно совместный полет не получается.
В воздух поднимается одна Фаня.
Высоко в небе нескладный летательный аппарат делает фигуры «кобра».
Одну за другой.
А мы все еще на земле.
Я держу Фаню за талию и опять быстро переставляю ноги по утоптанной почве.
Уловив момент, когда обе ноги Фани в беге оторвались от земли, я с силой толкаю тело девушки вверх, а затем подпрыгиваю.
Ура!
Мы наконец-то в воздухе!
Набираем высоту.
Сзади раздается протяжное завывание сирен.
Это нас догоняет тот самый летательный аппарат.
Мы с Фаней действуем, как одно целое, наши тела синхронно поворачиваются, избегая взрывов.
Вот делаем «мертвую петлю», пристраиваемся в хвост к летательному аппарату, ныряем вниз, обгоняем преследователя и резко тормозим.
Разочарованно просвистев сиренами над нашими головами, летающий враг улетает куда-то далеко вперед.
***
Иду с котом на руках по тротуару между проезжей частью и сквериком, в котором гуляют мамы с детьми.
Кот дремлет на руках.
На мостовой пустынно.
Вдруг кот вздрагивает всем телом и начинает шипеть.
Из-за угла беззвучно появляется огромная машина, в которой угадываются контуры странного летательного аппарата, преследовавшего нас в полете.
Кот спрыгивает на асфальт и длинными стелющимися прыжками пересекает проезжую часть прямо перед передними колесами гигантского автомобиля.
Машина начинает тормозить.
Бешено вращающиеся покрышки дымят, машину разворачивает поперек дороги, она валится на бок и летит прямо на детский скверик.
Мамы с детьми разбегаются, остается одна девочка в розовом платье.
Она, не мигая, смотрит на летящий автомобиль.
Кидаюсь вперед, подхватываю девочку и быстро бегу на безопасную противоположную сторону дороги.
По тому месту, где только что был ребенок, прокатывается груда чадящего, дымящегося металла.
Девочка смотрит на меня.
Платье темнеет на глазах, руки остаются белыми.
«Фаня где?» – спрашивает девочка и превращается в черного кота с белыми лапами.
***
Я уже обошел все гулкие подъезды во дворах, укрытых темно-серыми фасадами мрачных домов.
Я бессчетное количество раз поднимался по лестницам с чугунными перилами.
Я наизусть знаю, что находится на каждом городском чердаке.
Но следов Фани нигде нет.
Остаюсь в городе, построенном в «юджин штиле».
Теперь я подмастерье плотника, которого зовут Папа Молоховец.
У него рыхлое, большое, продолговатое тело, отграниченное от окружающего мира рамкой непропорционально маленьких рук, ног и головы.
Краевые части Папы Молоховца постоянно в движении. Топчась на месте и тряся головой, плотник все время что-нибудь строгает.
Кот живет вместе с нами в мастерской.
Он похудел.
На боках шерсть свалялась, и белый мех на лапах пожелтел. Желтые глаза теперь занимают почти половину мордочки. Но иногда в них проскакивают розоватые огоньки, и тогда кот запрыгивает на верстак и начинает выть, пристально вглядываясь в большое долото…
Наконец-то в плотницкую мастерскую завозят нужный материал.
Среди груды сосновых бревен, одно оказывается необычным.
Светло-зеленая древесина с вишневой сеточкой сосудов. Очень плотная. Совсем незнакомая порода дерева. Бревно большое, без коры, в два моих обхвата толщиной, и в мой рост длиной.
С трудом тащу бревно на верстак.
Тяжелое.
Молоховец молча наблюдает за мной. Из-под его рук веером вылетают стружки…
Скрипит винт струбцины.
Обернутые кожей стальные губки зажимают бревно.
Спавший в углу кот просыпается и запрыгивает на верстак. Чихнув, он приподнимает и вытягивает в струнку левую заднюю лапу. Делает такую же «ласточку» правой лапой и воет на долото.
Обматываю ручки инструментов мягкой тканью, и начинаю...
***
Тряпки на ручках инструментов совсем истерлись.
Работа была долгой и изнуряющей.
Мои ноги до колен погружены в щепки и стружки.
Боль.Терплю.
С деревянных рук стекают смолистые струйки живицы.
По металлическому жалу долота они попадают на обработанное дерево.
Розовым язычком кот втирает живицу в отделанную поверхность. Вишневые разводы сосудов медленно погружаются в изумрудную глубину древесины.
Все изделие начинает равномерно светиться изнутри.
И это теплый нефритовый цвет.
На верстаке лежит Фаня.
Кот вздыхает, сворачивается клубком и засыпает на животе моей нефритовой Фани.
Ее голова зажата струбциной.
А я забыл, в какую сторону надо откручивать винт, чтобы освободить изделие.
Вправо – свобода, влево – смерть?
Или наоборот?
Надо отдохнуть, тогда вспомню.
Тянет в сон…
***
Дергаю за ручку.
Двери мастерской заперты.
Забинтованные руки беззвучно барабанят по доскам.
Вязкая кисельная тишина обволакивает все вокруг.
Подхожу к круглому окошку и заглядываю внутрь.
Спиной ко мне стоит Папа Молоховец.
Он открывает консервным ножом одну из железных бочек.
На покатом боку другой распят веревками мой черно-белый кот с кляпом во рту.
«Отдай! Кота отдай!»
Кажется, что кричу изо всех сил, чудовищно напрягая голосовые связки…
Но звуков нет.
Между тем, Папа Молоховец вываливает на пол короткие обрубки ржавых труб и несколько больших деревянных рогаток.
Видно, что на дне бочки осталась темная, бурлящая радужными пузырями, жидкость.
Папа Молоховец берет малярную кисть на длинной ручке, макает в жидкость, идет к верстаку и начинает что-то делать с телом Фани.
Видно только большую спину Молоховца.
Закончив, он оборачивается, смотрит на меня, улыбается и делает рукой «кобру».
Вдруг понимаю, что окошко, через которое я смотрю в мастерскую – это всего лишь один из бесконечного числа иллюминаторов того странного летательного аппарата...
Летающий враг нас все-таки достал...
***
Папы Молоховца уже нет.
Двери мастерской распахнуты.
Вхожу внутрь.
Верстак пуст.
В глазах привязанного кота тоска и страх.
Освобождаю его от пут.
В шкафу раздается шорох.
Кот шипит.
Распахнув дверцы, я начинаю вытаскивать пакеты с химикалиями и швырять их на пол.
Сыплются разноцветные едкие порошки.
Муть в глазах.
Вытираю слезы себе и коту.
В шкафу стоит живая Фаня.
Она вытягивает шею.
Ее изящный острый носик рядом с моим лицом.
Я точно знаю, что если обнять ее, то опять будет наш полет.
Полет, в котором Фаня раскроет крылья.
Но это случится только тогда, когда я обниму нефритовое тело…
Нефритовое…
Однако что-то изменилось в моем изделии, моей Фане.
Тревожно. Не могу заставить себя обнять ее.
Фаня отворачивается.
Вижу спину...
О, ужас!
Сзади она плотно покрыта атласными черными перьями.
Теперь Фаня нефритовая наполовину.
Только спереди она деревянная.
***
Ловушка мрачного города в «юджин штиле» осталась далеко позади.
Дорога петляет между гигантскими отвалами земли.
Нависают корни вывороченных пней.
Куски жирной коричневой почвы иногда срываются сверху и скатываются на каменистую тропу, где рассыпаются мелкими комочками и тут же высыхают.
Когда деревянные ноги случайно наступают на такой комочек, то происходит маленький пылевой взрыв.
Получается, иду по беззвучным взрывам.
В такт ходьбе за спиной раскачивается рюкзак с дремлющим на инструменте котом.
Изредка долото звонко стукается жалом о молоток, и тогда кот недовольно ворчит.
Где-то далеко впереди должен быть Никогдаиникемнетронутый лес.
Там с помощью кота я обязательно найду дерево с нефритовой древесиной и вишневой сеточкой разводов.
После того, как срубленное дерево высохнет, я снова обмотаю ручки инструментов ветошью, и...
Я иду, чтобы творить новую Фаню.
Я – Создатель.
Я – Буратино своей Фанерины.