Променад по древнему Гюмри
Ара Геворкян
К 25-летию землетрясения в Армении
Я опять на своей земле, в своем городе, где родился, где жил больше сорока лет, где видел, как некогда величественный и один из богатейших городов Закавказья буквально за 46 секунд превратился в руины, в город мертвых…
Опять перед глазами мелькают сцены: вот я с отцом, тестем и двоюродным братом то пешком, то на попутных машинах спешим в ленинаканский аэропорт, куда дядя с сестрой отвезли мою первоклашку Анушик, спасенную из-под завалов школы № 16. Кто знал, что она унеслась на Небо на руках у сестры всего через десять минут после чудотворного спасения и срочной отправки в направлении аэропорта…
Листочек мой, слетевший с Древа жизни,
Где мне найти тебя, когда кругом
Лишь кружат ветры, и так неподвижны
Твои черты, и снова слышу стон,
Последний стон: «Спаси меня, спаси…»
Я приехал в родной город в середине сентября, чтобы отметить 40 лет со дня смерти мамы, я приехал, чтобы подышать свежим воздухом воспоминаний и заодно погулять по дорогам прошлого, которое прочно сидит во мне и не отпускает…
Вот и знаменитая площадь бывшего Ленинакана, куда с детства я привык ходить с друзьями на майские и ноябрьские парады и где в 1998 году я с братьями своими перед возвращением в Ростов засел в открытом кафе напротив только что восстановленной церкви Семи ран Христовых и приглашал всех проходящих мимо знакомых, а их было так много, что уже к вечеру набралось больше ста человек.
Но в этот раз, по прошествии пятнадцати лет, мало осталось знакомых в городе – разъехались по разным концам мира, многие умерли. Но увиденное мною было настолько великолепным и оглушительным, что я излечился от грустных воспоминаний, целиком обострив внимание на внешнем виде моей любимой площади.
Площадь стала панорамной и волшебно-пространственной, сохранив свой внешний вид, но одновременно обогатившись новой скульптурной композицией в своей центральной части – спарапета Вардана Мамиконяна со своими воинами-великомучениками, погибшими за веру христианскую в далеком 451 году, когда персидский царь сасанидской династии Йездикерд Второй хотел силой вернуть армян к языческой вере – огнепоклонничеству. Этот монументальный барельеф, возведенный бывшим мэром Гюмри Варданом Гукасяном, как бы является прологом нового христианского преображения древнего Гюмри, пережившего ужас декабрьского землетрясения, но сохранившего свой дух, свою традиционность и патриархальность.
От Александровского бульвара до сказочной гостиницы «Александрополь» как бы расширилась главная площадь ширакской столицы. А смотрящие друг на друга церкви – Церковь Семи ран Христовых и Церковь Сурб Аменапркич (Всеспаситель), (бывшая филармония) – придают центру города некую магическую монументальность и завершенность. На обложке моей армянской книги «Мер кандвац екехецинерин» стоит изображение полуразрушенной стены церкви. Но когда смотришь на ракурс уже восстановленной церкви, удивляешься тому, как в условиях полунищего бюджета Вардан Гукасян сумел придать городу тот значительный вид, который был присущ ему в лучшие годы расцвета.
Сегодня мы обожествляем деяния бывшего председателя ленинаканского горсовета Сурена Матнишяна, порой забывая, что он опирался на бюджет могучей советской державы. А вот суметь восстановить разрушенный город, который почти десять лет после землетрясения котировался как вымерший поселок, смог только тот, кто знал свой город и гордился его прошлым. Это и безукоризненно воздвигнутые памятники Ованесу Ширазу, Аветику Исаакяну, Фрунзику Мкртчяну, ашугам Дживани и Шераму, великому Шарлю Азнавуру, спарапету Вазгену Саргсяну (разве легко перечислить все), это и Аллея Багратидских царей, Аллея древних хачкаров, барельефы жертвам землетрясения в нескольких местах, это и десятки прекрасно аранжированных фонтанов-родников, и воссозданный любимый горожанами парк Горки, это и пять восстановленных церквей, в том числе и русская православная Церковь (в народном говоре Плплан Жам – светящаяся церковь).
Сейчас, когда мы говорим о Санкт-Петербурге, мы тут же вспоминаем подвижничество царя Петра Первого, одновременно зная, сколько жертв и лишений потребовалось для строительства новой столицы. Никакое подвижничество не обходится дешево, и если через десятилетия мы будем обходить город Гюмри, то с благодарностью вспомним о тех трудных временах, когда некогда царственный город Гюмри стоял весь в ранах и руинах и только с приходом нового мэра не только вернул позиции второго по значению города, но и расцвел, стал непревзойденным образцом архитектурного изящества и вкуса. А представьте, легко ли было это осуществить, когда в 1999 году, году избрания нового мэра, около семидесяти процентов населения Гюмри было безработным и 10000 семей ютились в аварийных самодельных домиках, полученных еще в первый год землетрясения. Новый мэр сумел не только организовать производство в мертвом городе, но и с помощью незначительного оборотного бюджета составил план преобразования нового Гюмри, начал крупные строительные работы как в центре, так и во вновь созданных городских кварталах. К тому же когда грузинские власти забрали у армянской общины Тбилиси дом-музей великого классика армянской литературы Ованеса Туманяна, мэр второго города Армении выкупил у них этот музей и безвозмездно подарил армянским братьям из Грузии.
И я опять кружусь в центре площади. Напротив уже почти отреставрированной Церкви Сурб Аменапркич, полное восстановление которой принял на себя ушедший в отставку бывший мэр, когда-то стояла наша знаменитая русская школа имени Кирова, считавшаяся лучшей школой республики. Ее снесли уже в 1969 году, в том году, когда я окончил школу, и перенесли в другое место. Рядом с церковью прекрасный памятник жертвам землетрясения, этот многоярусный монумент как будто сооружен на человеческих нервах, камень плачет и превращается в живую человеческую боль. Каким нужно быть бесчувственным человеком, чтоб не прослезиться, стоя перед этой живой исповедью горя…
Я снова стою в раздумье перед Церковью Сурб Аменапркич… Еще несколько взмахов волшебной палочки гюмрийских варпетов (мастеров) – и она станет полноправной владычицей людских сердец. Помню, как после землетрясения ее камни были выброшены на свалку, но нашелся истинный христианин Самвел (Удан), который по крупинкам собрал эти святые камни, пронумеровал и поместил на вершине холма, иначе они могли бы исчезнуть. Эти камни, вытесанные еще в конце 19 века по прообразу Анийской церкви (мастер каждый день ездил на фаэтоне из Гюмри в Ани, чтоб делать измерения), соединились в одно целое, чтоб стать рукотворными стенами христианской святыни. Не этот ли подвиг моего друга (да святится имя его, ибо он рано оставил нас) послужит укором тем, кто спешит выбросить то, что овеяно памятью, легендой и прошлым…
Я посетил и мамину школу, в которой она преподавала армянский язык. Помню, как в зимний холод я ждал ее на улице, внизу, и не поднимался наверх. Она вышла после занятий, обняла меня и сказала: «Что, Араик, жалеешь меня? А как будешь жалеть, когда меня не будет рядом с тобой…» Это были последние дни ее работы, и потом я жалел всю жизнь, ибо она сложилась трудная, и много раз я нуждался в мудром совете той, которая безвозвратно ушла, чтоб не вернуться больше…
Школа мамы, одна из старинных школ Гюмри, воздвигнутая еще в царские времена, бывшая женская гимназия, стояла обновленная и отреставрированная в самом центре квартала Слободки, в двухстах метрах от площади. И я в глубине поблагодарил строителей и бывшего мэра, так трепетно относящихся к старым традициям…
Сорок лучших гвоздик я выбрал для мамы и столько же для моей Луизы и вместе с родственниками, друзьями и двумя дудукистами посетил место их последнего упокоения.
Этот день 23 сентября был днем похорон мамы и смерти Луизы, и я захотел, чтобы соединились их души на том свете именно в этот день. Они отдыхают рядом, мама и моя жена, помощница во всех делах моих, мать божественной Анушик, ставшей жертвой землетрясения. И привез я с собой горсть земли с могилы дочки моей, ибо она похоронена рядом с отцом на родовом кладбище в Айкаване), чтоб смешать с землей материнской, чтоб на том свете встретились они и возликовали от встречи – бабушка, невестка и внучка… Но целый час шел проливной дождь, и мы долго ждали умиротворения природы.
В последний день я посетил отца и Анушик. Но что интересно: когда я возложил цветы к стеле моей девочки, ее грусть, воплощенная на фотографии, сменилась радостной улыбкой. Она улыбалась своему отцу, или мне это показалось, но брат, стоящий рядом, как бы подтвердил мою мысль:
– Араик, посмотри, это же чудо: Анушик была грустная, а вот положили к ее изголовью цветы – и она улыбается нам…
Я же ответил ему:
– Тарон, фотографию Анушик воплотил на житомирском камне лучший художник города Сергей Мирзоян, директор художественного училища и мой сосед, который с детства видел и знал мою девочку. И потому эта фотография оживает, как и дух моего города, когда я хожу по моим древним улицам…