Я люблю Вас, Ольга

Иван Кожемяко 3
Иван Кожемяко


Я ЛЮБЛЮ ВАС,
ОЛЬГА




© Кожемяко Иван Иванович
21 июля 2013 года


Компьютерный набор
 и вёрстка автора




МОСКВА
2013 г.

***
Я ЛЮБЛЮ ВАС, ОЛЬГА

 

Молодой офицер, держа в своей руке изящную кисть Великой Княжны Ольги, старшей дочери последнего Императора, сказал эти слова без всякой рисовки, позы и фальши.
А так как в этих грёзах, во сне-мареве, этим армейским офицером был я сам, то отчётливо помню всю щемящую боль и тоску от этого признания, за которым не было никакого будущего.
– Я люблю Вас, Ольга. Всей душой люблю. И нет той жертвы, которую я не смог бы принести во имя Вашего благополучия.
В запале я стал говорить дальше:
– Ольга, одно только Ваше слово – и я найду верных людей, которые пожертвуют жизнью, чтобы спасти Вас, Государя.
Мы арестуем и разоружим конвой генерала Корнилова, найдём один эсминец, на котором и вывезем Вас всех в безопасное место.
– Хороший мой, – произнесла Великая княжна, – я это знаю, но не могу. Не могу воспользоваться Вашим предложением по многим причинам.
Папинька сам распустил нашу охрану и в письме к нам написал, чтобы мы вверили свои судьбы Господу. Он не может допустить кровопролития даже во имя спасения как своей, так и наших жизней.
А потом, Владислав, я же дочь Государя Земли Русской – и позорно бежать не могу, не имею права.
Временное правительство – ныне законная власть страны. Вы же знаете, что даже Священный Синод отринул Государя, Помазанника Божьего, призвал весь народ России к повиновению новому правительству России.
Она тяжело вздохнула и дотронулась своей рукой до моего плеча:
– Дядюшка Кирилл, привёл свой флотский экипаж в распоряжение Временного правительства и присягнул ему на верность.
Поэтому, с учётом этих обстоятельств, уважаемый Владислав, я и не могу воспользоваться Вашим предложением.
Но оно мне очень дорого. Так важно осознавать, что в мире ещё остались души и верные, и любящие.
И уже более твёрдо:
– А теперь – прощайте, Владислав. А то меня хватятся. И позвольте мне… Вас поцеловать.
Она дотронулась своими душистыми губами правого уголка моих губ, застыла на мгновение, недвижимо, а затем решительно пошла по дорожке к дворцу.
Вдруг остановилась на половине пути, бегом устремилась ко мне и протянула небольшой медальон на золотой цепочке.
Когда я открыл его – внутри, на левой половине, увидел её изящную маленькую фотографию, а на другой – небольшой локон её волос.
Я благоговейно поцеловал фотографию и локон, хранящий запах её духов, и спрятал медальон в карман мундира.
Назавтра утром я был у дворца семьи Государя в Царском Селе..
Со мной было два десятка молодых офицеров, вооружённых и готовых на любые жертвы во имя спасения венценосной семьи.
Завидев Корнилова, стоящего у ворот в окружении старших офицеров и нескольких генералов, я спокойно подошёл к нему и официально представился:
– Ваше Превосходительство! Капитан Изместьев, командир батальона Чонгарского полка. Разрешите обратиться?
Корнилов досадливо поморщился, но всё же повернулся ко мне:
– Я слушаю Вас, капитан.
Его взгляд, на секунду, остановился на моей Георгиевской шашке и многочисленных наградах.

– Да, Ваше Превосходительство, это за Брусиловский прорыв, когда Вы… благополучно сидели в австрийском плену. Вместе со всей своей дивизией.
Голова Корнилова при этом затряслась, и пламя ненависти выплеснулось из его глаз.
Вся армия знала эту постыдную страницу его биографии и мы, армейские офицеры, откровенно презирали этого генерала.
– Мальчишка! Как Вы смеете, мне, специальному уполномоченному Временного правительства…
– Смею, Ваше Превосходительство, – перебил я его, – ибо Вы сейчас стоите на пороге ещё большего бесчестия. Задумайтесь, генерал, с чем Вы войдёте в историю? Вам не стыдно арестовывать детей, прислугу? Это доблесть, украшающая Вас? За сколько сребреников душу-то продали?
Помню, что я был готов уже подать команду своим соратникам, и оружием проложить путь к спасению царской семьи.
Но тут из дворца выбежала Ольга:
– Капитан, я прошу Вас сдержать данное мне слово. Никакого насилия, прошу Вас. Иначе – Вы меня не … любите…
Я сразу весь поник.
Сделав жест правой рукой, призывающий моих соратников следовать за мной, я ушёл, в их сопровождении, от дворца.
В этот же день мы уехали, в поезде, на Дон, где отставленный Временным правительством генерал Каледин, знали об этом от верных людей, собирал офицеров для будущих битв…

***

Декабрьская позёмка мела снежную крупу над Доном.
Только что отполыхал жаркий бой передового отряда генерала Каледина с конным отрядом Красной гвардии.
И хотя успех добровольцев был полный, мы рассеяли отряд красных полностью и вошли в Ростов, радости от этого никакой в наших сердцах не было.

В бою погиб наш командир полка, к этому времени – уже подполковник Изместьев.
Погиб, не тронутый в страшном бою, за несколько минут до этого, ни осколком, ни пулей, ни клинком, как часто бывает на войне – от случайного снаряда, который разорвался у ног его коня.
Умирал долго и трудно. Сказать ничего не мог, так как кровь алым ручьём шла у него изо рта, но всё же, последними усилиями, когда мы расстегнули на нём шинель, вынул из кармана мундира медальон белой эмали, в золоте, и прижал его к своим кровавым губам.
Мы, его старинные соратники ещё по фронтам Великой войны и крымским событиям, знали, что в этом медальоне.
Так с ним мы его и похоронили.
А так как за гражданскую войну погибли в страшных боях и мы все, так и осталась тайна этого медальона никому не известной.
Так и покоится с ним наш славный боевой товарищ, которого коснулось солнечное крыло пусть и безнадёжной, но такой высокой и святой любви, на высоком берегу Дона.

***