Песни на танцах

Гордеев Роберт Алексеевич
               
        Первый семестр первого курса подгребал к концу, но был ли тот вечер Новогодним или всё-таки посвящён седьмому ноября - не помню. На учебную группу полагалось всего два билета, и жребий, честный морской счёт указал на Вовку Басалаева и меня!
        В переполненном актовом зале народ стоял даже возле стен и в проходах. Второе отделение концерта открыли джаз-синкопы, издаваемые саксами, корнетами и скрипками оркестрантов, облачённых во что-то жёлто-голубое. Из-за кулис появилась победно-красивая девушка в ярко-алом платье, и зал дружно выдохнул "Лида!" Мы с Вовкой забеспокоились - кто такая? На нас посмотрели, как на зачумлённых: не знать Лидку Дубинину, солистку хора студентов Ленинграда, лауреата Фестиваля молодёжи в Париже!...
        Стоп! В каком таком Париже? Не было в том году в Париже фестиваля (вот он, след пропаганды пятидесятых, выползший вдруг сегодня из памяти!): в Париже состоялось только одно мероприятие, затем фестиваль был перенесён в столицу одной из "стран народной демократии", кажется в Прагу (были в том Париже какие-то подстроенные трудности, то ли провокации - не вспомнить!). А на том первом моём институтском вечере и подавно было наплевать: фестиваль, не фестиваль, бились ли в унисон (как утверждала пропаганда) или молчали молодые сердца, осенённые заботами партии и родного Сталина, но необычайная красота цвела на сцене, и чудный голос, прерываемый обвалами аплодисментов, снова и вновь взвивался над притихшим залом. Пожалуй, напрасно я позволил себе тут иронизировать над казённой патетикой начала пятидесятых: песни песнями, но в Лидку был влюблён весь институт, и я тоже не избежал этой участи...
        Концерт закончился, в спортивном зале начались танцы. Я метал глазами по сторонам, искал в толпе алое платье: есть ли девицы в зале, как таковые, или нет, и бывают ли вообще (было не до них!) - не помню. Наверное, были...
        Музыка вдруг прекратилась, вокруг зашумели: "Песню! Где Костя? песню, песню!... Пускай тогда Сашка!... Давайте "скрипача"!... "нытиков"... "тётю Шуру"..." Появился аккордеон, на шведскую скамейку забрался рыжий парень с открытым лицом и стал неумело размахивать руками. Слитная группа ребят вступила резко:
                Песнею мы вас приветствуем новою,
                шуткою мы вас встречаем весёлою!
                Жаль нам тех, кого пугает весёлый смех,
                кто не смеётся, печалится,
                а смех считает за грех!...
        Это была недавно созданная (кстати, впервые в стране) студенческая агитбригада Военмеха. Народ толкался, стекался, протискивался ближе к поющим. Вовку я потерял, девушка в призывно-алом почему-то не появлялась, незнакомые лица вокруг и рядом... Рядом, горя глазами, ребята отрывались в песне:
                Девушки, -  что приуныли, красавицы?
                Или вам - ребята наши не нравятся?
                Жаль нам тех, - кого пугает - весёлый смех...
                Нытики, - как далека ваша сессия!
                Что же вы - носы до полу повесили?
                Жаль нам тех, - кого пугает...
                В жизни нам - бороться часто приходится.
                нытикам - борьба дороже обходится!
                Жаль нам тех...
        Никогда, никогда раньше не слыхал этой песни!... Вокруг захлопали, и перекрывая новые выкрики "тётю Шуру", "скрипача", рядом зашелестело многоголосое: "Костя!", и ещё один высокорослый парень с лицом таким же открытым, как у первого, потеснив его уверенно стал дирижировать:    
                Молод и горяч жил один скрипач
                страстный и порывистый, как ветер,
                и, душой горя, Отдал он себя
                той, которой краше нет на свете.
                Пой скрипка моя, пой!
                Слышишь, сердце радостно смеётся?
                Расскажи ты ей о любви моей
                и о том, как сердце сильно бьётся...
        Невольно отметилось, как хорошо и слитно пели все вокруг, как заливался аккордеон:
                Но пришёл другой с сУмой золотой:
                разве можно спорить с богачами!
                И она ушла, сердце унесла -
                только скрипка плакала ночами. 
                Плачь, скрипка моя, плачь!
        (неожиданно резко вклинилось мужскими голосами: РЫДАЙ!) 
                Расскажи, как нА сердцЕ тоскливо,
        (и снова мужское: КОШМАР!)
                расскажи ты ей о любви моей -
                может быть, она с другим счастлИва...
        Чувствовалось, дирижёр привык ко всеобщему вниманию - заслуженному. Парень явно был из породы руководителей, да и голосом бог не обидел:
                Денег ни гроша, но поёт душа,
                изливаясь в звуках нежных скрипки.
                В восемнадцать лет счастья в жизни нет:
                всё ушло в одной её улыбке!
                Плачь, скрипка моя, плачь! - РЫДАЙ!
                Расскажи, как нА сердце тоскливо! - КОШМАР!
                Расскажи ты ей о любви моей -
                может быть, она с другим счастлИва...
        И - снова припев: Плааааа-ачь, скрипка моя, плачь!...
        Вокруг были - без преувеличения - счастливые лица... Оказывается, девицы всё-таки присутствуют в этом зале! Алое платье вспомнилось, конечно, но, да жаль - нет его... Репродукторы вдруг проснулись, но публика вокруг, однако, зашумела: "Ещё, ещё!" Через пару тактов музыка стихла, и первый парень (Сашка, что ли?) вдруг обратился к собравшимся:
        - Так, что - танцы или петь будем? Может, "тётю Шуру"? - и, обернувшись ко второму, - давай, Костя! 
        Новая песня, как говорится, "не показалась" мне, вроде б, - доморощенная какая-то:
                У меня, да, у меня есть тётя Шура.
                Очень видная она фигура,
                и про неё все говорят,
                что тётя Шура - просто клад! (эх, да!)
                Тётя Шура, тётя Шура, тётя Шура!
                Я скажу вам без прикрас:
                тётя Шура, тётя Шура, тётя Шура!
                Я по ночам не сплю, всё думаю о Вас!
                И на кухне, и на кухне тётя Шура -
                тоже видная она фигура,
                и без возвышенных идей
                вам бесполезно спорить  с ней! (эх, да!)
        Не буду снова приводить повторяющийся припев, хотя совсем неплохо звучали мужские голоса, шелестевшие: "тётьшура, тётьшура, тётьшура"...
                Мой приятель, мой приятель как-то сдуру
                вдруг влюбился в тётю Шуру,
                изменился он с лица
                и повторял всё без конца (эх, да!)
                Если вы, да, если вы за нашей тётей,
                да, вдруг ухаживать начнёте,
                то я скажу вам наперёд,
                что этот номер не пройдёт (эх, да!)...
        Видимо, песенный голод публики был утолён, поскольку в дальнейшем до конца вечера  в зале звучала только популярная танцевальная музыка. Вовка Басалаев нашёлся, девушку в алом платье пригласить на танец мне не удалось: вокруг неё увивалась более солидная публика; в частности, и Сашка, и Костя оба долго в чём-то убеждали её. Когда все стали расходиться, мы с Вовкой снова увидели в вестибюле ребят из агитбригады; редеющая публика, проходившая мимо, почти без интереса выслушала, как всухую, без аккордеона была спета ещё песня:
                Настала ночь, весь город спит,               
                огни погашены, закрыты двери...
                Спят инженеры, спит альпинист,
                спят академики и пионеры.
                Нырнул влюблённый в ночную мглу,
                идёт по улицам, стихи бормочет...               
                Весь исстрадался, и нет ему, и нет ему
                спокойной ночи, спокойной ночи.
                Товарищ, бросьте! К чему страдать:
                она вас любит, хоть и не очень!
                Она вас любит- идите спать, идите спать!
                Спокойной ночи, спокойной ночи!
                А в общежитии студент Попов:
                то он привстанет, то он привскочет.
                Ему приснилось, что нет клопов, что нет клопов...
                Спокойной ночи, спокойной ночи!
                Играть и петь вам мы очень рады,
                но - извините: устали очень!
                Вы посидите, а мы пойдём, а мы пойдём...
                Спокойной ночи, спокойной ночи!...
        Хороший вечер был, многое я понял. Во-первых... Нет, во-вторых, я решил всё-таки найти красавицу-певицу в алом платье; как и когда - пока не представлял. Большое впечатление произвели агитбригадские ребята! Познакомился с ними, когда после завершения зимней сессии мы с двоюродным братом Сергеем беседовали  возле окна на третьем этаже в районе библиотеки, а рядом четверо в новеньких лыжных костюмах вывернулись с лестницы (пятикурсник Серёжка, как выяснилось, учился с ними в одной группе). Подначивая друг друга, они немного потолковали о лыжных походах, я прислушивался молча. А через год сам уже был в агитбригаде. Лидка Дубинина тоже получила приглашение, но... успела к тому времени выйти замуж, и супруг не отпустил её в поход. А эти песни...
        Как-то раз мы их пели, возвращаясь из майского похода 53-его года по Сиверскому району (в начале пятидесятых пригородные поезда, в основном, водили паровозы, ходили они медленно, и песни на долгом пути помогали скоротать время); слушал нас весь вагон. Особенно остался доволен один из пассажиров, хранитель Золотой кладовой Эрмитажа, и в качестве благодарности пригласил нас посмотреть на сокровища. Без всякой очереди и бесплатно (видно, неплохо исполнили мы песни)! В Золотой кладовой было, действительно, ну, о-очень интересно! Жаль, за прошедшие шесть с лишним десятилетий впечатления мои слегка подвыветрились...
        Точно помню, песен в кладовой мы не пели.