Почти два года пробыл Коробов на фронте. Не раз лицом к лицу встречался со смертью. Сначала было страшно. Но потом привычка победила страх или, может быть, загнала его в потаенные уголки души. А воля приказала ему молчать. И во многом это было потому, что в сердце Коробова, как и каждого другого, путеводной звездой сияла Надежда.
Не раз рядом с ним умирал человек, который еще пять минут назад поделился с ним табаком. Было больно и жалко. Но не было возможности долго думать об этом, потому что и для него смерть стояла рядом. Он вытирал сухие глаза и шел навстречу смерти.
Врачи думали, что капитан Коробов умрет, но он выжил. Он сумел выиграть жизнь, оставив смерти половину своего здоровья.
Его демобилизовали в конце 1943 года.
Два года прошло с тех пор. Отгремели салюты Победы. Плененные немецкие военачальники прошли по Москве вместе с нестройной колонной военнопленных. Черные фашистские знамена были брошены к ногам победителей.
Но снова пришлось Коробову встретиться со смертью.
Закрыты шторами окна. В двух комнатах его квартиры беспорядок. Еще не прибрана кровать и возле нее на стуле – пузырьки и склянки. В комнате еще пахнет лекарствами, но этот запах с каждым часом всё сильнее перебивается тем специфическим запахом, который присущ квартире, где есть покойник.
Коробов думал, что после пережитого на фронте его сердце непроницаемо забронировалось. Но нет! Видимо не придумано брони для человеческого сердца, которое способно чувствовать и любить.
Вот – стол. За этим столом они шесть лет назад справляли свадьбу. А теперь на нем – его жена. Ей нет еще и тридцати. Она не имела права умирать, если он остался жить там, где умереть было также просто, как сосчитать до трех.
Смеркается. С улицы глухо доносится шум большого города. Коробов сидит на стуле у изголовья жены. Иногда он ищет в кармане папиросы, не находит их и забывает. Он смотрит на жену, но не может постичь, что она умерла. Какие-то мелочи семейной жизни встают в памяти и разрастаются до огромных и важных событий.
Вот хотя бы это шелковое платье, которое надето на ней. Ее любимое платье. Он подарил ей этот шелк еще до войны. Пять лет прошло, а платье совсем как новое. Потому что она надевала его в исключительных случаях. Только вот на внутренней стороне правого рукава заметно небольшое чернильное пятнышко. Он всё собирался принести специальный химический состав, чтобы его вывести, да так и не успел. Теперь это уже не нужно.
Лицо жены было спокойно холодом мрамора. Лишь в ушах как бы сами по себе жили зеленоватые огоньки - изумруды в ее серьгах. Жена любила носить их, и Коробов даже не представлял ее лица без этих сережек.
Утро принесло ему много забот. А она всё лежала в своем красивом платье, и ей уже ничего не было нужно.
Разошлись знакомые и провожающие. Коробов остался один. Ему не хотелось возвращаться в квартиру, где готовились поминки и хозяйничали чьи-то чужие руки.
Уже темнело. На кладбище было пусто и сыро. Тоскливо выглядела эта свежая могила. И только здесь Коробов по-настоящему понял, что у него нет никакой надежды встретиться с ней снова. Никогда! Он страшно жалел, что нет Бога, загробной жизни, чудес. Поднять бы руку, крикнуть магическое слово - и чтобы раздалась земля и вышла бы из земли молодая женщина с изумрудными серьгами в ушах и в шелковом платье!
Дома в течение многих дней всё напоминало о недавнем присутствии здесь женщины: комод с трельяжем и духами, диван с вышитыми ею подушками, шкаф, где висели ее платья. Эти осиротевшие вещи снова упрямо напоминали ему, что их хозяйка никогда не вернется.
Коробову было немногим за тридцать. Он имел хорошую работу, мог бы без труда найти новую жену, если бы захотел. Но ему казалось, что после смерти жены жизнь для него потеряла всякий смысл.
После смерти жены прошло еще две недели, когда на ее имя пришло письмо от студенческой подруги. Ничего не было в этом странного, но Коробову почему-то показалось это необыкновенным. Он много думал об этом письме, но не ответил на него, потому что ему было тягостно писать слово "умерла". Втайне он надеялся, что придет еще письмо, хотя сам не знал, зачем это ему нужно.
Прошло еще месяца два. Время медленно, но верно брало свое. Утихала первая горечь утраты.
Теперь он старался меньше бывать дома и после работы шел в кино или в театр.
Это случилось в театре. Шла старая популярная пьеса. Играли плохо, натянуто, и Коробову было скучно.
Перед последним действием он прогуливался в фойе и вдруг увидел… свою жену. Это была ее фигура, ее прическа. Но самое главное она была одета в то самое платье, в котором он ее похоронил! Она шла под руку с каким-то мужчиной, он пошел за ними шагах в десяти. Коробов шел и не мог оторвать глаз от платья. До мельчайших подробностей фасона – это было то самое платье! Что это? Галлюцинация? Бред?
Почувствовав на себе его напряженный взгляд, женщина обернулась. Глаза их встретились.
Нет. Чужое незнакомое лицо. Она была моложе жены и грубо накрашена.
Коробов резко свернул и пошел в зал.
Последнего действия он не видел. Он думал о платье. Да, оно похоже до мелочей, но ведь бывают же совпадения. Если его жена могла сшить платье по определенному фасону, то точно также могла сделать и другая женщина. Мода. И все-таки наперекор логике в нем утверждалась мысль, что это платье принадлежит его жене. Эта мысль не давала ему покоя.
С трудом дождался Коробов окончания спектакля и бросился в гардероб, разыскивая женщину в загадочном платье.
Меньше становилось людей в очереди, вешалки пустели, а ее не было. Очевидно, она ушла до окончания спектакля.
С этого вечера незнакомка в платье жены стала часто сниться Коробову. Он собирался сходить к врачу, но всё откладывал визит. Зато часто ходил в театр в надежде опять встретить эту женщину. Но ее не было.
Однажды Коробову приснился стол и на столе она в платье. На внутренней стороне правого рукава чернильное пятно. Неожиданно оно начинает расползаться, заполняет весь рукав, переходит на грудь, спускается на подол. И вот уже нет ничего, кроме огромного черного пятна.
Коробов проснулся. Учащенно билось сердце. Было страшно. В эту ночь он не спал до утра, решив во что бы то не стало разыскать незнакомку.
Он встретил ее случайно в магазине и узнал сразу. Незаметно следуя за ней, Коробов узнал, где она живет.
Дальше было просто. Словоохотливый дворник, посасывая коробовскую папиросу, рассказал, что Зоя Федоровна живет в седьмой квартире, в прошлом году разошлась с мужем и работает машинисткой в тресте, на улице Горького.
Последнее сообщение обрадовало Коробова, потому что в этом же тресте работал его знакомый.
- Ну и вкус же у тебя! – недовольно поморщился он. Ну ладно, приходи завтра. Познакомлю.
И действительно познакомил.
Коробову почему-то казалось, что на ней будет «то» платье, но женщина была в сером костюме.
- А ведь мы с вами встречались! – воскликнула она. В театре! Мне ваши глаза вовек не забыть! Вы так смотрели… Я даже испугалась.
Коробову были неприятны ее густо накрашенный рот, напудренное лицо с подведенными бровями. Однако после работы он пригласил Зою в кино, а потом и поужинать в ресторане.
Он охотно согласилась:
- И потанцуем!
- Попробуем – натянуто улыбнулся он. Только, знаете, Зоя, давайте зайдем к вам. Вы переоденьтесь.
- Разве я плохо одета? – обиженно спросила она.
- Нет, не плохо… Но мне очень нравится видеть вас в том платье, в котором вы были в театре. Оно вам очень идет.
- А мне этот костюм больше нравится, - капризничала Зоя. Там фасон старый. Теперь уже так не носят.
Коробов мягко, но настойчиво убеждал ее и она в конце концов согласилась.
- Какой вы странный!
Он остался ждать ее возле подъезда.
В ресторане, едва она сняла пальто, Коробова вновь охватило то же чувство, что тогда, в театре. Зоя стала казаться ему лучше, словно бы обрела облик его покойной жены. Он смотрел на рукав, но не мог разглядеть пятнышка.
За столиком Коробов предоставил Зое полную возможность заказывать ужин по своему усмотрению, чем она с удовольствием занялась. Коробов же смотрел на ее платье и думал о своем.
- Что это вы на меня так смотрите, словно я стеклянная?
- Платье… - машинально проговорил он.
- Платье, да платье! Далось вам это платье! Я в нем совсем не интересная!
И надулась, не дождавшись заверений в обратном.
- Откуда оно у вас?
Зоя не ответила, потому что официант принес ужин, и она вступила с ним в мелочный спор.
Коробов наполнил рюмки. Она потянулась чокаться. Правый рукав ее платья поднялся так, что была видна его внутренняя сторона. На рукаве он увидел маленькое чернильное пятнышко и замер с протянутой рюмкой. Как тогда во сне, ему показалось, что пятно становится всё больше и больше – и вот уже какая-то черная женщина сидит перед ним.
- Ой, что это с вами? Честное слово, я вас боюсь!
Коробов медленно поставил рюмку на стол.
На эстраде всхлипнул оркестр и пропитый голос певца заполнил зал безысходной тоской:
Здесь под небом чужим, я как гость нежеланный…
За столиками вокруг громко разговаривали, смеялись, поднимали рюмки, уходили танцевать… Никто не обращал внимания на Коробова и его спутницу. Они же смотрели друг на друга. Она со страхом, он – с отвращением и гневом.
- Где ты взяла это платье? – еще раз спросил он, понижая голос до свистящего шепота, с силой упираясь в нее взглядом.
- Я его ку… купила… на базаре. Это мое платье! У меня свидетели есть Я две тысячи уплатила! – О т незаслуженной обиды лицо ее стало некрасивым и покраснело. Она была готова расплакаться. Но сила, которую излучал упорный и непонятный взгляд собеседника удерживала Зою от слез. Она смутно почувствовала, что невольно приобщилась к какой-то тайне, что здесь не просто обвинение в краже. Она боялась этого мужчину и не могла бы ему соврать, даже если бы хотела этого.
- А пятно на рукаве было?
Она медленно, словно под гипнозом, поворачивала голову, пока ее непонимающий взгляд не остановился на черном пятнышке.
- Пятно… - она вспомнила и встрепенулась. – Было пятнышко! Я еще тогда внимание обратила, когда торговалась…
- Когда же… Когда ты купила его?
Коробов еще надеялся, что всё это может оказаться случайным совпадением.
Но оказалось, что Зоя точно помнит и день покупки, так как специально покупала платье ко дню своего рождения. И она назвала дату. Было это спустя четыре дня после похорон жены.
На эстраде продолжал играть оркестр:
- Вот всё ближе они и всё громче рыданья,
Видно, скорбную весть вы с собой принесли…
Наваждение исчезло. И Коробов вдруг с неожиданной ясностью представил всё, что произошло, резко поднялся, опрокинув стул и начал руками отталкивать от себя что-то невидимое и ужасное до отвращения. И вдруг исступленно закричал на весь ресторан:
- А её?! Ее ты тоже купила?!!!
Звуки оркестра слились для него в одну волчью ноту. Столики закачались и поплыли в тумане. Закружилась и стала переворачиваться эстрада с музыкантами. А потом погас свет и всё исчезло.