***

1.
На улице было темно, я видел это даже сквозь закрытые веки. Но была полная уверенность, что уже достаточно поздно. Одеяло задралось и полступни были на улице. Некоторое время я пытался большим и указательным пальцем ноги закинуть одеяло обратно. Безуспешно. Ничего не выходило, видимо пальцы уже порядком замерзли.
- Вставай уже, - донесся голос жены из ванной, - скоро придет ортопед.
Я приоткрыл глаза и все окружающие звуки ворвались в меня. Грохот новостей из телевизора, гудение машин на эстакаде. Но сильнее всего звучала электрическая щетка. Можно было подумать, что это не щетка, а аттракцион с мотоциклистом, который ездит по стенкам трубы, только труба была большая и на достаточно большом расстоянии от меня.
Внезапно раздался щелчок и щетка замолчала - двигатель мотоцикла заглох и мотоциклист с грохотом и криком "ебтвоюмать" свалился на дно трубы. Ничего, он знал на что шел, подумал я.
Я перевернулся на спину и принял устойчивое положение. Несмотря на это чувствовалась какая-то несбалансированность, верхняя часть тела была значительно тяжелее нижней. Возможно за счет головы. Голова была похмельная, тяжелая, но пустая. Некоторое время я разглядывал потолок. Ничего нового на нем не было, никаких изменений, он просто застыл во времени. Я давно понял, что глупо думать, что однажды что-то изменится в этом потолке, но все равно я каждый день его разглядывал - это был ритуал. Всю свою жизнь я заполнил пустыми ритуалами, чтобы придать ей хоть какой-то смысл.

2.
Из задумчивости меня вывел голос сына. Он прозвучал очень близко но при этом нежно и тепло.
- Папа, пи-пи.
Четыре слога влетели в меня и разлились свежим, приятным потоком по всему телу. Я повернул голову на звук и увидел, что сын сидит на горшке в одной футболке со спущенными штанишками. Горшок был из синего пластика, наверное поэтому создавалось впечатление, что сыну было на нем тепло и комфортно, несмотря на то что в комнате было прохладно.
В комнату зашла жена и села на корточки рядом с горшком. Она была уже полностью одета, из чего я заключил, что ортопед придет уже очень скоро. У меня не было никакого желания показывать ему еще и свои ноги, поэтому я поднялся и начал натягивать домашние штаны.
- Что ты там так долго лежал, - спросила меня жена.
- Думал, - незадумываясь ответил я, и почувствовал как совесть кольнула меня в область ложечки (ложечка моя расположена в районе правой поясницы). Всегда когда у меня есть затруднения с ответом на вопрос, "что ты делал", я отвечаю, что "думал". У меня никогда не было проблем с этим, пока совесть не поняла, что все мы думаем, в принципе очень редко, за исключением тех моментов, когда думаем о том, что мы думаем.

3.
Я открыл дверь и увидел на пороге высокого худого молодого человека, с острым носом и короткой и редкой, но при том ужасно всклоченной бородой. За спиной на тесемке висела виолончель, на четвертом колке болтался растрепанный смычок.
- Приветствую вас родитель, - слишком весело для такого угрюмого образа сказал человек.
- И вам превед ортопед, - отозвался я и сделал жест рукой как половой в ресторане, приветствуя гостя.
- Будет вам сударь, мы же не в ресторане и вы чай не половой, - фыркнул человек.
- Вы правы, к черту условности, - поддержал я его и хлопнул по спине.
- Ну и где наш пациент, - сказал человек, снова радостным, задорным голосом и повел своим острым носом по всему периметру прихожей.
На его вопрос ответили жена, внезапно появившееся рядом.
- Он в комнате, - сказала она и махнула рукой в направлении всех трех комнат одновременно, - забился в угол и не хочет выходить. Он как-то не очень любит врачей.
- Это ничего, - сказал человек, - сейчас мы его выманим.
Он как-то разом снял виолончель, пуховик и оба ботинка, вышел на середину коридора, выкинул одну ногу вперед, запрокинул голову и набрал воздуха в грудь. Я был просто поражен сколько воздуха в него вошло, на секунду я даже засомневался останется ли в квартире хоть что-то чем можно было бы дышать и инстинктивно задержал дыхание в целях экономии кислорода.

4.
В таком положении он стоял достаточно долго, хотя я не могу за это ручаться. В любом случае у меня уже практически закончился кислород. Возможно поэтому я почувствовал дискомфорт, хотя в тот момент мне казалось, что это от того, что не было понимания, что именно он хочет сделать. Я взглянул на жену - она была невозмутима.
И тут он запел. Пел он тихо, но при этом громко. Так громко, что заглушал все звуки с улицы. И так тихо, что я услышал как сын в дельней комнате повернул голову в сторону прихожей и сдвинул брови.
Думаю, что это была переработка чего-то оперного, но старинного. Уверен, что в оригинале было что-нибудь про Вещего Олега, лошадь и змия.
   
   Выходи-выходи на меня ты погляди,
   Я твои ножки посмотрю,
   Если нужно, то полечу.

   Ты не бойся меня,
   Я тебя не укушу,
   В темный лес не утащу-у-у-у.

В дверном проеме я увидел сына, на нем была беретка, футболка и шортики в стиле морячка - он улыбался. В прихожей стало светло. Человек взял его за руку и они пошли в комнату как закадычные друзья.
Я достал телефон и спросил у гугла: "как в музыке называется, когда тихо и при этом громко". Гугл не знал.

5.
Осмотр проходил как-то странно. Не смотря на то, что ребенок совсем перестал боятся ортопеда и выполнял все его пожелания, тот в свою очередь его постоянно развлекал и уговаривал, в чем, как мне кажется, не было никакой необходимости. За 10 минут осмотра он успел пожонглировать мячиками, раз 15 скорчить разные рожицы и рассказать несколько веселых историй.
Что именно он смотрел во время осмотра я так и не понял. Но когда все закончилось встал и сказал.
- Мамаша, вы не переживайте, все нормально, - улыбнулся он жене, - у вас прекрасный здоровый мальчуган.
- Вы уверены, - неуверенно спросила жена, - он иногда ходит на цыпочках и на пяточках.
Пока они вели медицинский разговор, большинство слов в котором я не понимал, я смотрел на сына. Тот в свою очередь не мог оторвать взгляда от виолончели. Спустя некоторое время он все-таки решился и направился к инструменту. Когда он взялся за гриф, жена посмотрела в его сторону, но к моему удивлению ничего не сказала.
Сын забрался на кровать, подтащил виолончель и как мог закрепил ее между ног. Это было сложно, виолончель была стандартная и явно великовата для двухлетнего ребенка. Левую руку он положил на гриф, а правой подхватил смычок и тихо повел его по струнам.
В комнате все стихло и заполнилось музыкой. Позже я узнал, что это была прелюдия к первой сюите Баха для виолончели.
Трудно описать мое состояние, мне кажется, что все клетки моего тела вибрировали вместе со струнами. Музыка была прекрасна.
Внезапно он остановился и сказал:
- Папа, ка-ка.
- Скорее-скорее, беги на горшок, - заторопила его жена, - она как и я улыбалась.

6.
Мы быстро прибежали к горшку и я усадил его. Я не мог налюбоваться на него, во мне все еще жила его музыка и его жизнь. Мне казалось, что все у него будет хорошо, что он будет счастлив и никогда не узнает горя. Человек не может выпустить на свет того чего не имеет в душе. Мой сын только что выпустил самое прекрасное, что я когда либо видел в жизни. Гордость и радость распирали меня.
- Сынок, ты в следующий раз играй пожалуйста на толстых струнах, а то тоненькими ты себе пальчики порежешь.
- Хорошо папа, я буду аккуратно - сказал сын и принялся тужится.
Я развернулся в сторону жены.
- Представляешь, он уже выучил слово "хорошо", "буду" и "аккуратно", - радостно  сказал я.
- Да он уже давно разговаривает, - округлила глаза жена, - ты все пропустил.
И я услышал, как захлопнулась дверь за ортопедом.

7.
Слова "ты все пропустил", прозвучали четко но отдаленно, как будто их прокричали с палубы удаляющего корабля.
Я понял, что пора вставать и идти на работу. Кофе я решил не пить, на работе позавтракаю, подумал я. Какой резон пить кофе в одиночестве в пустой и холодной квартире.