Только сейчас, оставшись один на один с собой, прикрыв глаза и прислонившись головой к стене дома, понял Валерий Викторович, как сильно он устал. Но усталость эта была несравнима с той, когда свет не мил, когда хочется послать к чёрту всех и вся, закрыть глаза и забыться. В «той» усталости он вполне понимал тех, кто хватался за стакан со спиртным, чтобы уйти от действительности хотя бы на какое-то время. Забыть всё, что было вчера, сегодня, и что непременно должно произойти завтра, и послезавтра, и после-после завтра. И что, совершенно невозможно куда-то деться от этой, по сути, рабской зависимости, а главное - безнадёги.
Усталость же Валерия Викторовича была не в тягость, а в радость ему. Потому как, устал он от работы для тех, кто действительно нуждался в этом, и был по настоящему рад и благодарен ему. Для тех, кто заслуживал усилий его ума и физического напряжения. Осознание всего этого, делало усталость Валерия Викторовича приятной и отнюдь не обременительной.
Приди сейчас к нему кто-нибудь и позови помочь сделать то-то и то-то, он тут же бросился бы на этот зов, позабыв и о своей усталости, и ноющих мышцах.
С огромным наслаждением он вдыхал чистый, ни чем не испорченный, не загаженный какой-либо химической гадостью воздух, подставив своё лицо под ласковые солнечные лучи. Эти чувства когда-то уже испытывались им. И не раз. Но только очень и очень давно. И порой, припомнив что-то из той, прошлой жизни, Валерию Викторовичу казалось, будто происшедшее с ним когда-то, не имеет к нему, сегодняшнему, ни малейшего отношения. Да и произошло это совсем даже не с ним, а с кем-то совершенно другим, незнакомым ему человеком. И что бы лишний раз не причинять себе боль, не бередить до сих пор ноющие раны, он выбросил ключ от замка непреступной двери, закрывающей доступ к замурованным воспоминаниям.
Но наши сердца по-своему решают те или иные вопросы. Что им чьи-то чаяния, желания, мысли? Не очень-то они и спрашивает, дескать, хочешь ли ты того или иного, а может быть, не хочешь? Сердце берёт и поступает именно так, как ему заблагорассудиться, ни чуть не задумываясь, ни о разрешении, ни о согласовании своих решений с нашими желаниями и разумом.
И вот сегодня, сердце впервые за долгие годы вынуло из своих тёмных запасников памяти, закрытых когда-то Валерием Викторовичем на огромный замок, то, что, по его мнению, должно быть забыто навсегда, и захоронено.
Вот они с Лидкой сидят на берегу реки. В руках у него удочка, поплавок которой давно уже плавает под водой. А вскоре будет откушена рыбой и леска. Но ему и Лидке на это глубоко наплевать – крепко обнявшись, они целуются до тех пор, пока их губы не немеют, теряя полностью чувствительность. Потом моросил мелкий дождь, которого они, естественно, не замечали. И только когда наступает кромешная тьма, побросав снасти, они со смехом бегут на взгорок, чтобы едва успеть на последний пригородный автобус...
А вот он носит на руках Лидку, которая сама держит в руках их спящего первенца и еле-еле сдерживается, чтоб громко не расхохотаться и не разбудить ребёнка... И первые шаги...
Такие милые, робкие первые шаги сына. И он еле сдерживается, чтобы не заплакать от радости и любви к нему. Дочка... Сколько дум, сколько надежд было связано с ней. А сколько отдано любви, ласки. Кажется – порой сам бы распластался в луже, только что бы его доченька не замочила свои ножки, такие маленькие, такие нежные, такие родные. Он мог часами сидеть и наблюдать, как спит его любимица. Как она смешно в своём сне надувает губки, пытаясь с кем-то разговаривать. А вот она улыбнулась чему-то, или кому-то, и легонько повела обеими ножками – ясно, куда-то побежала.
- Всё! - приказывал себе Валерий Викторович. Хватит, меня терзать - память! Но она продолжала и продолжала рисовать картинки прошлого не жалея его нервы, не щадя ни сердце, ни душу.
Ах, Лидка, Лидка. Нет, не та Лидия Андреевна, от которой ему пришлось сбежать. А другая, молоденькая, вечно смеющаяся Лидка, которой было наплевать – есть ли хлеб в доме, нет ли его. Главное, что в их доме всегда имелось с избытком - понимание, вера друг в друга и любовь.
- Всё! Всё! Вскакивая со скамейки и открывая глаза, - проговорил вслух Валерий Викторович. Всё-таки я действительно устал и требуется какая-то разрядка. А что если мне... успел только подумать Валерий Викторович, как послышались приближающиеся к дому голоса. И самый громкий из них был голос Валентина.
- Вот и он сам, - говорил тот, показывая кому-то рукой в его сторону.
- А мы к тебе, Валерий Викторович, с огромной улыбкой - проговорил он.
- Что так официально, Валя?
- Так я же не один. Вот, привёл к тебе пятерых наших новосёлов.
Следом за ним подошли пять женщин и Иван Трофимович.
- Мы их и так, и сяк развлекаем, - весело прогудел тот, - а они ни в какую. Ведите, говорят, нас к мэру города. Мы, говорят, хотим официального разрешения на поселение.
- К какому такому «мэру»? - удивлённо проговорил Валерий Викторович.
- Да к тебе же, к тебе. Так как, ты и есть наш мэр, - ответил тот.
- Хорошо, ответил Валерий Викторович, я шутки понимаю. - Давайте будем знакомиться, - проговорил он, повернувшись к женщинам.
- Ты погоди, погоди, Валера, - уже на полном серьёзе проговорил Валентин.
- Пока ты тут насиловал компьютер, мы на общем собрании постановили, - негоже строящемуся городу быть без головы. Вот и проголосовали единодушно. Ты – Мэр города.
И не спорь, пожалуйста, проговорил он, видя, что сейчас Валерий Викторович будет возражать.
- Ну, ладно, с этим как-нибудь потом разберёмся. А сейчас давайте знакомиться. Меня зовут Валерий Викторович, можно и просто – Валерий, я не возражаю.
- Ну и скажете же, - проговорила одна из них.
- Демократия демократией, но панибратства я сама терпеть не могу.
– Кораблёва Елена Сергеевна, бывший преподаватель математики в средней школе, - представилась она.
- Очень приятно, - ответил ей Валерий Викторович, слегка сдавливая её руку.
- А это подруга моя, - проговорила снова она. Мы вместе с ней преподавали в одной школе.
- Лена, я и сама могу, - остановила её стоящая рядом женщина.
- Морозова Валерия Павловна, преподаватель немецкого, английского языков. Могу преподавать французский, итальянский. Но они не введены в учебные программы, а жаль, замечательные языки. Рука у «англичанки» была мягкая и нежная, в отличие от «математички».
- Очень приятно, очень, - проговорил Валерий Викторович, едва пожимая её столь мягкую руку.
- Интересно, - вдруг пронеслась у него дурацкая мысль – и как она с такими ручками собирается жить в сельской местности. Но тут же отбросил эту мысль и наклонил голову, словно испугавшись, чтобы стоящая напротив него интересная женщина, может прочесть эту мысль в его глазах. Со стороны же это смотрелось, словно Валерий Викторович делает аристократический поклон головой.
- Ася, - добродушно назвалась пухленькая, не высокая женщина.
- Ася Владимировна Пирогова, - полностью назвала она своё имя.
- Всю свою жизнь я проработала поваром. Последние десять лет была шеф-поваром ресторана.
- Ого! – проговорил Иван Трофимович.
- Вот это да! Я непременно хотел бы узнать у вас, Ася Владимировна, как готовятся настоящие котлеты по Киевски? - Ну, это совсем несложно, - проговорила повариха и глянув на удалого военного, покрылась красными пятнами. - Я непременно научу вас этому, Иван Трофимович.
- Ловлю на слове, уважаемая Ася Владимировна, - проговорил тот, улыбаясь.
- Надеждина Валентина Вячеславовна, почтовый работник, - представилась четвёртая женщина. Была она бледна и худа.
- У меня, знаете ли, гастрит. Давно не давал знать о себе, а тут как на зло, - проговорила она извиняющимся тоном, увидев взгляд Валерия Викторовича.
- Это не беда, - бодро проговорил он, пожимая её сухую руку. - Вы подойдите к Карине Самвеловне, это врач наш, она враз поставит вас на ноги.
- Я уже была у неё на приёме, - ответила почтовик, и она уже помогла мне. Сегодня я чувствую себя намного лучше. Спасибо. - Я очень рад, - проговорил новоиспечённый Мэр, в ответ.
- Таисия Валерьевна Соловьёва, - проговорила пятая женщина, раздвинув своих подруг и подойдя почти вплотную к Валерию Викторовичу.
- Я и просто медсестра, и хирургическая сестра. С огромной радостью познакомилась с Кариной Самвеловной и отныне буду её помощницей.
- Это очень приятно слышать, потому что город наш так и называется городом стариков, и в этой связи, медработники нам очень нужны.
- Как вас расселили наши ребята? - спросил он у женщин. Восторгам их не было предела.
- Вы так восторгаетесь, словно жили в каких-нибудь дореволюционных бараках.
- Ну, что вы, Валерий Викторович. У всех нас были и свои квартиры, и свои дома. Мы все, пятеро, жители городские.
- Так что же, в таком случае, подвигло вас побросать свои насиженные гнёздышки и на склоне лет пуститься в такую авантюру?
- То, что вы, Валерий Викторович, называете авантюрой, мы с подругами воспринимаем, как своеобразную романтику. Вы помните песню нашей молодости: - «а мы едем за туманом, за туманом и за запахом тайги».
- Конечно, помню, - с улыбкой ответил тот. Но ведь... возраст, дорогие мои. Песню эту пели те, кто был несколько моложе, что ли.
- Да вы не стесняйтесь, Валерий Викторович, называйте вещи своими именами, мы не обидимся. Но представьте себе – именно сейчас, именно в таком вот возрасте, очень, понимаете – очень, захотелось снова ощутить ... и «туман и запах тайги». Та накатанная колея, по которой мы колесили все последние годы по замкнутому кругу, стала давить ярмом, душить. И именно поэтому, просто необходимо было что-то менять. Иначе – лавочка, семечки, палочка, маразм и... Ну, сами понимаете.
- Я очень понимаю вас. А потому ещё больше рад, что в город к нам приезжают не только одинокие, брошенные, забытые, но и такие вот, как вы – жизнелюбы, романтики, я бы даже сказал – авантюристки. Конечно, в самом хорошем смысле этого слова.