Из автобиографических записок.
Фото из интернета: Подвиг Зои Космодемьянской.
Поздний вечер. За окном мокрая мартовская метель, тишина, комендантский час. А у нас за столом праздник: в свете лампадок поблескивает бутыль с самогоном, на блюдах тёмная квашеная капуста, кишечные шкварки, горка обветренных хлебных горбушек - это из бабушкиных запасов, и ещё какая-то снедь, принесенная, как и самогон, гостями.
Гостей трое: мамина знакомая и двое бородатых мужиков. По повадкам, мужики не старые, но обросли как попы: именно такими я представляю себе служителей церкви, – с волосами до плеч и бородатыми. Такими, какими видел на картинках, в жизни попы мне ещё не встречались. Кроме них за столом мама и дядя Фёдор, покинувший укрытие в подполье.
Мне любопытны их разговоры, но они идут тихо, а мы с сестрой загнаны на печь, на лежанку.
Мы почти уснули, но тут начались песни и мы слезли. Я чтобы полакомиться останками пиршества, а Лена, любящая песни, подпевать своим звонким голоском. Её звонкость тут же приглушили - пели тихо, в полголоса.
Пели старые, мне хорошо знакомые песни. Но тут мамина знакомая, задорно тряхнув короткой стрижкой, сказала:
«А теперь нашу Танюшу!» И я впервые в жизни слышу:
«… а девушку по имени Татьяна фашисты выводили на мороз!
В глазах её бесстрашие пылало, у ней нашли гранату и наган,
Пытали, но, ни слова не сказала, не выдала Танюша партизан!»
Эта песня поразила и нас, детей, и взрослых. Стали запоминать слова, разучивать мотив. И уже через несколько минут пели все слаженно, хором.
Через пару дней песню распевали подружки сестры. Естественно, уединившись и вполголоса, что не избавляло их от подзатыльников матерей - не дай Бог услышит посторонний!
К рассвету гостей в комнате уже не было, а вскоре исчезли мама и дядя Фёдя. А мы с бабушкой вернулись к своим обычным заботам о хлебе насущном - походам на скотобойню и "с сумой" по прилегавшим к городу деревням.
По окончанию оккупации мама рассказала, кто был на той встрече, и чем она закончилась. Молодая женщина и оба деда были партизанскими разведчиками.
Встречались с дядей Федей, чтобы оговорить все детали его сопровождения в отряд. Впрочем, это попутно, по просьбе мамы — их связной. У них были совсем другие задачи в Рославле.
Через неделю мама провезла брата по железной дороге, здесь у неё были знакомые машинисты – словаки. А дальше дядю везли на бричке эти мужики, один в качестве возчика, другой – нацепив повязку полицая, олицетворял районную власть. Дядю, переодев поинтелегентней, выдавали за немецкого помещика осматривающего свои будущие земли. И не слова не говорящего по-русски.
В деревнях на их пути были только старосты и полицаи, заискивающие перед представителями районной полиции и живым «паном». На все вопросы он выдавал несколько слов по-немецки, добавляя всем понятное «русише швайн». Так, рискуя нарваться на случайного немца, и добрались.
Уже после войны дядя Федя со смехом вспоминал, что впервые надел фетровую шляпу, галстук и коверкотовый плащ-реглан, изображая немца – будущего помещика.
Я не знаю, когда была написана песня «Татьяна». Но на оккупированных землях её пели уже через два месяца после гибели Зои Космодемьянской, не зная о ком эта песня.
В нашу семью эту песню принесла партизанка, организовавшая вывоз дяди Феди в отряд и погибшая через полтора года на тюремном дворе Рославля. Попала в облаву выполняя очередное задание.
О её гибели мы узнали после освобождения. Думаю, что песня эта и о ней.