На спор

Иван Шестаков
                Нас дурят, а мы верим и платим по счетам

  Весь вчерашний день дядя Платон провёл на аэродроме – коз пас.
  Аэродром – так, одно название: огромное ровное поле на вершине возвышенности плюс терминал прилёта-вылета в виде тесной избушки с услугой «по нужде» на улице. Вот и весь аэродром.
  Главную проблему аэродрому создавали домашние козы, самостоятельно пасущиеся в пойме реки, которые почему-то были неравнодушны к миру техники. От поймы до аэродрома далеко и высоко, но козы всё время устремлялись к прилетающим самолётам-кукурузникам Ан-2, к которым и имели неудержный (неудержимый) интерес. Поэтому хозяев коз обязали следить за тем, чтобы те не пополняли статистику катастроф гражданской авиации. Так изо дня в день технический интерес коз разбивался о бдительность пастухов, которые загоняли его в натуральное хозяйство – в пойму траву щипать. В общем, пастьба было мероприятием ответственным, и дядя Платон никому его доверить не мог, и, когда подходила очередь, всегда сам следил за козами. И вчера тоже.

  Сегодня же с самого утра бригаде плотников-строителей, в которой трудился дядя Платон, что-то взгрустнулось. А как не взгрустнуть? Хотели объект под крышу завести со всеми вытекающими (из пол-литры) последствиями, а материал не подвезли. Вот бригада в полном составе и грустит на стропилах – баклуши бьёт, а чего ещё делать, какое-никакое, а занятие. И тут летит самолёт.
Дядя Платон оживился.
  – Лёнька! – обратился он к парню из бригады, только что отслужившему на морской границе. – Глянь-ка, кто прилетел.
  Лёнька, навострив глаза, стал всматриваться в аэродромную даль. Аэродром хоть и кажется, что как на ладони, но всё-таки находится далеко от объекта, и узнать пассажиров у него не получалось.
  – Не вижу, дядя Платон, далековато.
  – Да как ты не видишь!? – возмутился тот. – Как вас, молодёжь, в армию-то берут, да ещё и рубежи нашей Родины охранять!? Далековато ему! Лучше смотри!
Лёнька полез на конёк крыши, чтобы оттуда оправдаться и «защитить» границу.
  – Вот, вижу! – донеслась с конька. – Жёнки идут, трое и несут что-то.
  – Ну, глазастый, – стали похваливать Лёньку мужики из бригады.
  – А кто конкретно прилетел? – требовал пофамильный список дядя Платон.
  – Нет, не узнать, далеко, отсюда не видно,– сползая с конька, сообщил Лёнька.
  – Как не узнать!? – завёлся дядя Платон. – Не узнать ему. Сейчас я сам узнаю! Ну и молодёжь пошла, всё самому надо делать… – встал он, матерясь, и через мгновение начал восторженный доклад о прилетевших.
  – Вот смотри, Лёнька, и учись у нас, у стариков! Слева впереди идёт Авдотья и ведро эмалированное с красными ягодами несёт, справа Любаха с синим ридикюлем вышагивает, позади Анфиска у Прокопа в цветастом платье…
  – Не ври! – вырвалось у Лёньки (только матом), – ты под носом у себя ничего не видишь, а тут больше километра и красные ягоды в ведре разглядел?
  – Это я вблизи не вижу, а в даль-то ещё ого-го, хоть на границу, – парировал дядя Платон, но видя, что Лёнька не поверил ему, предложил пари.
  – Хорошо, давай так: если я ошибся, то ставлю бутылку, а если нет, то ты ставишь.
  – Давай, – сыграла молодая кровь в Лёньке и отправилась с проверкой навстречу предполагаемым дамам.

  Обратно к объекту Лёнька возвращался через магазин с бутылкой, которую и оприходовали до обеда прямо на крыше, не спускаясь. Вначале он (Лёнька) грустил, а потом ничего, отошёл, повеселел…

  Возвратившись с обеда, настроение бригады, как и утром, было неважнецкое. И тут летит самолёт.
  – Лёнька! глянь-ка, кто прилетел? – начал очередной развод дядя Платон.
  – Сам полезай, я с тобой больше спорить не буду.
  – Ладно, сам так сам, – и на всеобщее удивление дядя Платон полез на крышу, а вскоре стал перечислять прилетевших пассажиров, – Вот Лёнька записывай, кого я вижу: Марья-Рузаниха к сыну летала – прилетела; Евстолья внука привезла, Пряха их встретил и внука на руках несёт – довольный, аж светится, как медный самовар; Нина Петровна летала в райцентр за…
  – Да врёшь ты всё, – перебил Лёнька (только матом), – не можешь ты ничего отсюда видеть.
  – Не могу!? – вырвалось возмущение из дяди Платона, – Хорошо, давай тогда так твоё зрение проверим. Посчитай сколько чёрных и белых колец на кишке, не увидишь – с тебя бутылка.
  – На какой ещё такой кишке?
  – Да на той, которой на аэродроме ветер меряют.
  – Давай! а если ты не увидишь с тебя бутылка, – вновь сыграла молодая кровь в Лёньке и он с пущим рвением начал сканировать аэродром глазами. Но замаячивший пол-литровый выигрыш раньше времени затуманил разум, и перед его глазами только серое месиво кишки трепыхалось на ветру. Тут он решил схитрить и наугад «отрезал» по пять белых и чёрных колец.
  – Теперь сам смотри, – передал он эстафету, полагая, что слепому дяде Платону здесь делать нечего.
  Тот встал, чуть-чуть наклонился вперёд, грациозно приложил ладонь к глазам, как это делает Илья Муромец на картине Виктора Михайловича Васнецова «Три богатыря», и выдал.
  – Пиши, Лёнька, четыре белых и раз, два… – пять чёрных.
  – Хватит загибать! как ты их можешь видеть, если я не смог? – выдал себя Лёнька.
  – Не веришь!? Сходи на аэродром и посчитай. Только быстрей ходи, бегом туда-обратно, а то магазин закроется,– усаживаясь на бревно, наметил дальнейшие действия Лёньке дядя Платон.

  Путь с аэродрома вновь проходил через магазин…

  Рабочее время вместе с бутылкой подходило к концу, за целый день материалы для крыши так и не подвезли. И хотя настроение было хорошее, отсутствие материала печалило бригаду. И тут снова загудел самолёт.
  – Я не буду с тобой спорить, – опередил события пьяненький Лёнька, – мне всё равно, кто прилетел и с чем прилетел… Сам смотри, если хочешь.
  – А мне-то зачем смотреть? Я думал, что это тебе интересно, кто куда летает, кто с чем прилетает. А раз тебе не интересно, то мне тоже на всё напле…
  – Не интересно мне, – перебил речь дяди Платона Лёнька.
  – Конечно, не интересно. Этим остроту зрения разве проверишь? – начал очередной развод дядя Платон. – Вот я слыхал, что у вас на границе столбы смотрят, чтобы их враг не повредил, не сломал?
  – Наверно смотрят, я не знаю. Я же в Морфлоте служил…
  – Всё равно границу же охранял? – не выпускал нить рассуждений дядя Платон.
  – Всё равно, – подтвердил Лёнька.
  – Давай тогда, как на границе, посчитаем, сколько столбиков держат перила.
  – Где? Какие столбики с перилами, – не понял Лёнька. – Нет на границе перил.
  – Вон, на аэродроме возле избушки, – махнул рукой в сторону аэродрома дядя Семён.
  – Давай, – сыграла молодая кровь, тем более «как на границе», а граница для Лёньки – это святое.

  – Азартный ты игрок Лёнька! – не сдержались мужики, целый день наблюдавшие за кознями дяди Платона и насилу сдерживающие свой хохот.
  – Нашёл с кем связываться, дурень! Дядя Платон хоть и ничего не видит, но спорить, чтобы проиграть, не будет. Он же весь вчерашний день с козами ошивался и давно на аэродроме всё пересчитал и все новости обо всех узнал: кто, куда, за чем и в чём улетел и кто, когда с чем вернётся. А ты, как ребёнок споришь и споришь - сразу за бутылкой иди…

23.09.2013. 0855 С.Пб., 03.10.2013. 1635…1930 поезд 808 Мск.-С.Пб.