Родная дочь гармонии — снежинка.
Цветам и птицам — сводная сестра.
Хотя она чуть больше, чем песчинка,
И легче пёрышка из птичьего брюшка.
Обманчива её недолговечность,
Как песнь её безмолвная тиха.
И в линиях — Вселенной бесконечность,
От Центра расцветающей — видна.
Был путь далёк. — В пучинах океана,
Там, где чудес бессчётных хоровод.
В волнах седых, всё бьющихся о скалы,
За годом год.
В прибое тёпло-ласковом, лазурном,
Цветные ракушки несущем для ребят.
В подземных гротов мраке непробудном,
Где тайны на алмазных ложах спят.
Какое счастье быть дождём в пустыне!
Росой в цветке.
Нектаром ароматным, соком дыни
в медовой мгле.
От многих ног в зверином водопое
мутна вода.
Стать молоком газели, тигра кровью —
судьба светла.
Но участь горькая — быть горькою слезой.
Из раны кровью тёмной и густой.
И в непосильном — пота тяжкой каплей…
Что хуже? — Стать отравленной водой!
По чьей-то воле равнодушно-злой.
И смерть нести всему, что жизни жаждет.
Гораздо лучше грязной лужей быть.
В болоте целый век с лягушками дружить.
Последней быть из тех, кто удаляясь
Стать белым облачком сумеет, испаряясь.
Но день пришёл — исполнилась мечта:
Лететь пуховой тучкой над лугами,
Горами, долами, стадами и садами.
С весёлым ветром неба даль — близка.
Но память их зовёт и сводит в тёмной туче:
"Скорее вниз! Мы там нужней всего!"
И в вихре бури, в блеске молний жгучем,
На землю ливень рухнет тяжело.
Чтоб в травах сочных по ветру клониться.
Ручьём прозрачным по лесу журчать.
Дождём прохладным в жаркий день пролиться.
Кувшинки в круглом озере качать.
Загадочно-задумчивым туманом
Окутывать поля, деревья и кусты.
Лежать в лощинах мягким одеялом,
Клубиться над рекой и обнимать цветы.
В волну речную опуститься,
Плакучей ивы ветви полоскать.
Ночами звёзды тихие качать.
Таинственным виденьем обратиться.
А днём для шустрых водомерок
надёжной твердью быть.
И домом для плотвы и толстых карасей.
Был долог путь…
Теперь настало время
В тяжёлой снежной туче отдохнуть
И жизни бурной радостное бремя
В спокойных тихих снах перетряхнуть.
И память будет течь к далёкому истоку,
Взбираться медленно по тонкому лучу,
Чтоб в ясной полноте, в волнении глубоком
Вернуться то ли вверх, а может — в глубину.
В той светлой глубине торжественно сиянье.
Избыток жизни, буйство, пестрота!
Уже или ещё — там лев гуляет с ланью,
И в каждой капле — Света доброта.
Пронизанная Силой Обновленья,
Хранящей мир, Светящей изнутри,
Гармонии и Жизни откровенье,
Дар светлый изначальной чистоты. —
Снежинка. Ничего она не позабыла,
Но всё прозрачно в ней и светом пронзено.
Есть в хрупкости её неведомая сила.
И в нежности её нездешнее тепло.
Обетованьем Милости сверкала
В сияньи радужном торжественно она:
И в тайне белизны вновь радугою стала,
И вестью Милости Земле возвращена.
Искрится, медленно кружа.
Нам в окна смотрит неспеша.
О звёздном Свете Рождества
Песнь дивную поёт.
Хрустальна песни глубина,
И неземная тишина
Снежинкой на руку легла. —
С надеждой смотрит, ждёт.
Услышит ли её душа?
Замрёт, в волненьи, не дыша.
Или без отклика, без отсвета,
Как павшая звезда,
Неузнанное чудо промелькнёт…
Печаль как снег светла.
Путь дальний только начат.
И, может быть, потом,
Уж если не теперь…
Унынью места нет. И тает, а не плачет
Снежинка нежная в февральскую капель.
Её тепло — внутри. Ему освободиться
Поможет щедрый луч оранжевой Звезды.
В сиреневой дали весёлою синицей
Щебечет и поёт искрящийся ручей…