Смерть короля

Глава первая

Комната была залита ярким солнечным светом, хотя часы показывали лишь половину шестого утра. Окна квартиры на первом этаже выходили в парк и воздух был свежий, наполненный ароматами цветов и трав. На окнах от лёгкого ветерка слегка подрагивали занавески, а тишину раннего утра нарушало лишь пение птиц, радующихся наступлению нового дня.
Однако для следователя уголовного розыска Виктора Анциферова оглушительное птичье песнопение звучало не громче комариного писка: вернувшись далеко за полночь, он спал беспробудным сном. Скрюченное тело едва умещалось на небольшом кожаном диванчике, голова неестественно свешивалась, и было непонятно, как он ухитряется спать в столь сложном акробатическом положении. Внезапно пронзительно зазвонил телефон, но разбудить Анциферова было не так-то просто. Телефон не умолкал, и он наконец слабо шевельнулся. С трудом, не открывая глаз, на ощупь взял трубку:
– Слушаю.
– Здравствуй, Виктор, это Ивлиев.
– Привет, Ивлиев, что-то стряслось?
Трубка радостно застрекотала:
– Естественно, стряслось, не думал же ты, что я звоню тебе в такую рань, чтобы обсудить вчерашний футбольный матч?
– Ладно, не остри, у меня голова сейчас лопнет, в чём дело?
– Только что поступил звонок из Малаховки, звонил некий Дроздов. Его жена сегодня ночью покончила с собой. Тело обнаружили сегодня утром в её спальне. Сам понимаешь, нужна экспертиза, так что срочно выезжайте. Диктую адрес: Малаховка, улица Победы, дом сорок.
– Ладно, высылайте машину.


Глава вторая

Полицейский «Мерседес» стремительно подъехал к коттеджу. Массивные железные ворота были открыты настежь, и огромный трёхэтажный коттедж хорошо просматривался с улицы. Выйдя из машины, ребята из опергруппы с интересом его рассматривали, и Анциферов раздражённо подумал: «И чего только не понастроят! Ну просто средневековый замок! А ведь выглядит как затрапезный сельский клуб – ни изящества, ни вкуса».
За домом простирался большой парк со старыми могучими соснами, елями и раскидистыми дубами, своей естественной красотой хоть немного скрашивая и облагораживая это помпезное архитектурное сооружение. Оглядев людей, которые толпились возле дома, Виктор без труда определил среди них мужа погибшей. Рядом, по всей видимости, стоял его сын. Носилки, закрытые простынёй, поставили в «скорую помощь», и мужчина беззвучно затрясся, закрыв лицо ладонями. Остальные стояли в немом оцепенении, не проявляя никаких эмоций. Милицейская машина уехала, и все побрели к дому. Анциферов немного помедлил, затем вслед за всеми направился к коттеджу.


Глава третья

На совещание к старшему следователю Иваницкому опергруппа явилась с опозданием, чем вызвала у него сильное раздражение. Сварливое настроение старшего усугублялось ещё и тем, что накануне у него сильно разболелся зуб, а сходить к врачу времени не было. Он сидел за столом, злобно сверкая глазами и судорожно подпирая рукой щёку, и его красивое, хотя уже немолодое лицо было красным, как светофор.
Выдержав драматическую паузу, он наконец процедил:
– Нам поручили расследовать довольно непростое дело. Первая и пока единственная версия – самоубийство. Поскольку вы уже побывали на месте происшествия, хотелось бы знать ваши соображения. Давай, Анциферов.
Согласно кивнув, Виктор Анциферов рассеянно взъерошил рукой свои светло-русые волосы, незаметно ослабил на шее галстук и, разложив на столе записи, не спеша принялся докладывать. Речь его была монотонной и неторопливой – сказывалась бессонная ночь накануне.
– Странное дело, это первое, что приходит на ум. Такая красивая женщина лет шестидесяти, прекрасно выглядит…
Иваницкий нетерпеливо его оборвал, желая ускорить темп повествования:
– Пожалуйста, поменьше эмоций. Выглядела. Эта женщина уже труп.
Виктор прибавил темп и для убедительности подключил жестикуляцию.
– Но она действительно… В вечернем платье, с норковой шалью или… как её там.
– В норковом палантине, – авторитетно уточнил его напарник Антон, стрельнув глазами в сторону начальника.
Старший в ответ пронзил его испепеляющим взглядом, но смолчал.
Анциферов меж тем продолжал:
– Предварительный осмотр даёт основание сделать предположение, что погибшая приняла смертельную дозу снотворного. На руках брильянты, в ушах тоже. На шее жемчужное колье, несколько рядов. Целое состояние.
Виктор жестом изобразил на своей шее колье, и Антон немедленно дёрнул его за полу пиджака, делая знак «не показывай на себе». Заметив недовольный взгляд старшего, он заискивающе ввернул:
– Константин Яковлевич, я вот только хотел сказать: а может быть, это фальшивые украшения?
Иваницкий выпрямился на стуле и строго посмотрел на него, как учитель на провинившегося школьника:
– Ты что, умом тронулся? У такой женщины? Муж – потомственный дипломат, всю жизнь по заграницам ездили…
– Ах, ну да, я не учёл характер личности…
Виктор в сомнамбулическом состоянии совершенно не замечал их перебранку и монотонно бубнил:
– Да, и в доме тоже всё настоящее. На мой взгляд, домик этот выглядит не хуже, чем вилла у Алена Делона.
Второй оперативник, Николай, негромко хохотнул, и Антон опять не смог промолчать:
– Ты что, был у него на вилле?
Окончательно выйдя из себя, Иваницкий хватил ладонью по столу:
– Антон, хватит!
Но ничто не могло вывести Виктора из себя, он упрямо твердил о своём:
– В каком-то журнале видел. Откуда у людей такие доходы? Я имею в виду потерпевших. Хотя глава семейства порядочный человек, работает в иностранной фирме, один из её соучредителей. Но всё равно трудно охватить это нашим незамутнённым сознанием.
Забыв на какое-то время о больном зубе, Иваницкий отнял руку от щеки и начал постукивать костяшками пальцев по кожаной папке, время от времени бросая строгие взгляды на подчинённых. Затем задумчиво глянул в окно:
– Да, выглядит как обычное самоубийство, но уж больно всё как-то гладко.
Последние слова старшего вдруг пробудили Анциферова от спячки, и он встрепенулся:
– Да, кстати. Горничная нашла записку, она утром первая зашла в комнату.
Иваницкий прямо-таки подскочил в кресле, но тут же со страдальческим видом стал медленно оседать. Лица сотрудников вслед за ним приобрели такое же кислое выражение, и все испуганно замерли.
Наконец Иваницкий пришёл в себя, отнял руку от щеки и тихим, но очень сердитым голосом начал разнос:
– Ну почему вы мне сразу об этом не сказали? Вилла, вилла, палантин, порют какую-то ахинею, а о самом главном – не говорят. Это просто чудовищно!
Опергруппа разом загалдела, все заговорили, перебивая друг друга, и Анциферов, всех перекрикивая, принялся оправдываться:
– Я как раз собирался вам о ней сказать, просто, чёрт, голова ватная, всю ночь не спал. В этой записке, вообще-то, чепуха какая-то, её и запиской назвать нельзя, каракули какие-то: «Смерть короля». Записка лежала на туалетном столике, её нашла горничная...
На короткое время в воздухе повисла пауза, каждый обдумывал собственную трактовку полученной информации, и Николай, словно ни к кому не обращаясь, просто размышляя, изрёк:
– Написано «Смерть короля», а оказалось – королевы. Выглядела как самая настоящая королева. Но зачем расставаться с жизнью?
Антон ухватился за эту мысль и постарался её развить:
– Думаешь, что-то знала? Правда, совершенно неожиданно в сценарии произошло изменение, и смерть настигла саму королеву.
Немного придя в себя, Иваницкий осторожно подпёр рукой щёку и назидательным тоном принялся объяснять:
– Я к самоубийствам отношусь с большим подозрением. На мой взгляд, они вообще не существуют, но это лично моё мнение. Разумеется, когда речь идёт о людях нормальных и психически здоровых. Когда же такое всё-таки случается, то чаще всего это либо инсценировка, либо доведение несчастного до такого критического состояния, что он сам сводит счёты с жизнью. Но это всё равно убийство, хоть и косвенное. Теперь о записке. Нужно немедленно отдать её криминалистам…
Оперативники дружно закивали головами, и Анциферов заверил, что уже отдали. Старший меж тем методично продолжал:
– …внимательнейшим образом её изучить и обязательно ещё раз съездить на место происшествия. Если это не самоубийство, то просто чудо, что записку не уничтожили. Хотя… присутствие записки всегда говорит именно о самоубийстве.
Выждав паузу, Виктор Анциферов заметил:
– Возможно также и то, что записка содержит в себе некую скрытую информацию?
– Вот именно, которая даст ключ к разгадке.
Хорошенько взвесив и обдумав очередную реплику, Антон внёс свою лепту:
– А может, наоборот, в этой нелепице заключена какая-то очень простая информация, но она понятна лишь посвящённому человеку?
На лице Иваницкого впервые за всё время совещания мелькнуло что-то вроде подобия улыбки:
– Ну, вот смотри-ка, можешь ведь, когда захочешь, соображаешь. Очень интересное замечание, хотя нельзя исключить, что записку просто подбросили, дабы сбить нас со следа. Одним словом, пока медэксперты подготавливают отчёт, вы должны ещё раз съездить на место происшествия, поговорить с соседями, провести повторный обыск. Расспросите, видели ли они ещё кого-нибудь в доме на момент так называемого самоубийства? Одни ли только родственники были в доме? А главное – горничная, узнайте о её отношениях с погибшей. Она может знать намного больше, чем родственники. Но тут действуйте крайне осторожно, чтобы, не дай бог, не спровоцировать убийцу. О каждом своём шаге докладывать мне лично. На сегодня всё.
Опергруппа дружно встала и покинула кабинет.


Глава четвёртая

В убойном отделе после разговора со старшим обстановка несколько разрядилась. Виктор Анциферов сидел за столом в углу комнаты и, рассеянно глядя в записную книжку, что-то тихо бормотал себе под нос. Николай и Антон разбирали бумаги и вполголоса переговаривались. Крупный, атлетически сложённый, Николай смотрелся несколько старше изящного, невысокого роста, Антона, хотя на самом деле был на год его младше. Оба очень разные, отличающиеся не только внешне, но и характерами, они тем не менее превосходно дополняли друг друга и были большими приятелями как на работе, так и в жизни. Остроумный и находчивый Антон отлично уживался с рассудительным, здравомыслящим Николаем, а истории, в которые они вечно попадали, сплотили их в единую крепкую команду. На сей раз решалась очередная «мировая» проблема, в которую оба ненароком оказались втянуты.
Незаметно бросив взгляд в сторону Виктора, Антон сообщил Николаю новость:
– Варвара-то родила. Троих.
– Да ну! А ты откуда знаешь?
– Да уж, довелось полюбоваться. Я спрятал её на всякий случай в подвале, подальше от Ниловны.
– Всё равно узнает. Теперь она нам всю плешь проест.
Не вдаваясь в суть разговора, Виктор уже по интонации почувствовал нерабочую обстановку и оторвался от своих записей:
– Что за проблемы?
Антон не заставил себя долго ждать и тут же выложил новость дня:
– Да вот, про Варвару говорим.
Порывшись в памяти, Виктор не припомнил никакой Варвары.
– Кто такая?
Незаметно лягнув ногой Николая, Антон подключил его к дискуссии, и тот поспешил разъяснить:
– Да кошка, которую мы тут недавно подобрали – у нас, на Петровке.
Виктор слегка удивился, и на него неожиданно вдруг нашло шутливое настроение.
– Надеюсь, приличная особа? Никаких тёмных пятен в биографии? Вот и правильно, будет нам тут мышей и тараканов ловить.
Антон грустно усмехнулся:
– Да кошка-то приличная, только вот беременная оказалась. Недавно тут родила, и я чуть с ума не сошёл.
Услышав подобное откровение, Виктор не удержался, чтобы не съехидничать:
– Что, роды принимал?
Николай весело хмыкнул, а Антон досадливо махнул рукой:
– Да какое там! Наоборот, прихожу, а она уже их всех умыла, причесала, и они спят, как ангелочки. Ну, прямо роддом устроила! Нет, нам-то что, а вот Ниловну удар хватит. Представляешь, сколько сразу котов! Нет, пока не поздно, надо эту братву куда-то пристроить.
Он с надеждой поглядел на Николая, но тот был настроен пессимистически:
– Да кому ты их здесь пристроишь, наивный человек?
Антон сдаваться не собирался, мысли его лихорадочно двигались в заданном направлении:
– Понятное дело, здесь они никому не нужны, а может, их продать на птичьем рынке?
Виктор перестал улыбаться, лицо его стало серьёзным, и он погрузился в нелёгкие думы. Похоже, он, как и Николай, считал обустройство Вариных котов делом безнадёжным.
– Нет, ну что за чепуха, в самом-то деле! Правильно, давайте сейчас всё бросим… Правда, не исключено, что это может оказаться очень прибыльным делом. – На последних словах он о чём-то вспомнил и принялся листать записную книжку.
Антон скептически хмыкнул:
– Да уж, настолько прибыльным, что мы не будем знать, куда девать деньги.
Поскольку было ясно, что Виктор в реализации котов им не помощник, Антон вновь обратился к Николаю:
– Ладно, пока Варя сидит в подвале, её дети в безопасности. Но в ближайшее время нужно съездить на «птичку». Думаю, это не займёт много времени.
Не отрываясь от своих записей, Виктор сердито проворчал:
– Лучше бы уж вы собаку беременную привели. Щенки всё-таки могли бы пригодиться кинологам, а коты… Ну, не знаю, зоопарк какой-то развели.
Зазвонил телефон, и Антон поспешно снял трубку.
– Да, да, хорошо, пропуск вам заказан.
Обернувшись к Виктору, он пояснил:
– Звонил Дроздов, это муж потерпевшей. Сказал, что подъедет минут через десять.
Решительно отодвинув бумаги, Виктор распорядился:
– Значит, так. Я сам, лично с ним побеседую. А вы пока можете заняться своими делами, сходите пообедайте, что ли, не болтайтесь тут без дела, – но только ненадолго, потому что сегодня должен ещё подъехать Денис, сын Дроздова.
Антон и Николай быстро собрали вещи и, словно два метеора, вылетели из комнаты. Виктор проводил их подозрительным взглядом и снова углубился в свои записи.


Глава пятая

Дроздов мчался в новеньком «Ягуаре» и мучительно соображал. Как такое могло случиться с ним, жизнь которого никогда не давала сбоев, всегда баловала!
Он в тысячный раз прокручивал в голове события последних дней, но вспоминать их не было необходимости – это неотступно стояло перед глазами. Уже не осталось никаких сил. «Нет, надо постараться отключиться от ужасных мыслей, иначе можно сойти с ума...»
Участь Дроздова-младшего была решена ещё до того, как он родился. Отец и его ближайшие родственники были дипломатами, следовательно, у Дроздова-младшего выбора не было.
Как в любой русской семье, главной темой для разговоров у них всегда была политика: кого из министров посадили, кого нужно посадить и когда, наконец, закончится вся эта свистопляска. Поскольку семья принадлежала к дипломатическому клану, считалось непреложной истиной, что именно эти люди «делали политику». Всякий раз, собираясь вместе, они рассказывали друг другу, как их ценят на службе, как стремительно они продвигаются вверх по карьерной лестнице, а красавицы жёны, пользуясь случаем, хвастались дорогими мехами, золотыми украшениями и драгоценными камнями. Дроздов просто не мог видеть этих лоснящихся, расфуфыренных старух. Разумеется, когда-то они слыли непревзойдёнными красавицами; красота была их главным козырем, визитной карточкой. Ведя праздный, богемный образ жизни, растратив весь свой пыл и ум в погоне за деньгами, драгоценностями и предметами роскоши, они уже давно потеряли вкус к жизни. Традиционные семейные сборища, проходившие ежегодно в канун Нового года, были, пожалуй, единственным местом, где они ещё могли хоть немного взбодриться и пустить друг другу пыль в глаза.
От этих семейных встреч Дроздова просто тошнило, но больше всего его изумляло то, насколько всерьёз они себя воспринимали, как жадно выслушивали комплименты, с готовностью глотая самую грубую лесть. Может быть, именно потому, что он с детства насмотрелся на обратную сторону дипломатического поприща, оно не стало для него смыслом жизни. Однако, будучи человеком умным и незаурядным, Дроздов сумел извлечь из этого максимум выгоды. Окончив МГИМО, он, не без участия отца, попал в МИД, где на протяжении многих лет работал честно и добросовестно. Денег зарабатывал он немного, зато сумел заслужить себе отличное реноме. Ему не чуждо было тщеславие, и, пользуясь умением нравиться и производить выгодное впечатление на окружающих, он при каждом удобном случае стремился себя показать. На дипломатических приёмах блистал красноречием, был чрезвычайно учтив с дамами, остроумен с мужчинами. Женщины особенно были от него в восторге, в основном дамы постбальзаковского возраста; он старательно поощрял проявление их чувств. Ведь это имело множество плюсов, а главное, помогало росту его карьеры.
Однако в стране начались перемены, и он, ни минуты не колеблясь, оставил карьеру дипломата и устремился к новым вершинам. К тому времени он уже приобрёл достаточно связей, чтобы не упустить свой шанс. Одна известная иностранная торговая фирма предложила ему работу на весьма выгодных условиях, и он сразу же дал согласие. Умение очаровывать пригодилось и здесь. Дроздов без труда снискал авторитет у руководства, а вскоре и сам вошёл в состав директоров компании. Это стало началом его фантастического взлёта. Теперь никто из родственников не смел говорить с ним в панибратском тоне. Ещё бы, ведь Роман Дроздов стал одним из богатейших людей России. И стал им только благодаря своим личным качествам и трудолюбию. Достигнув вершины карьеры и обзаведясь очаровательной женой, Дроздов получил практически всё, о чём мог мечтать. Но именно тогда, когда он достиг этой вершины, он вдруг отчётливо понял, что находится на ней в гордом одиночестве…
Дроздов тяжело вздохнул и, резко затормозив около здания на Петровке, вышел из машины. Поставив её на сигнализацию, медленно побрёл к проходной.
Пройдя длинный коридор, он зашёл в комнату, где его уже поджидал Виктор. Комната была обставлена старой, уютной мебелью и ничем не напоминала обычный казённый кабинет следователя, и это произвело на Дроздова успокоительное действие. Усевшись в высокое мягкое кресло, он тихонько выдохнул и затих, погрузившись в свои тяжкие раздумья. Анциферов обратил внимание на то, что одет был Дроздов крайне небрежно, видимо, надел первое, что подвернулось под руку: поверх джинсов с футболкой тёмная помятая ветровка. Да и внешне он выглядел не лучше: под глазами чёрные круги, небрит, страшно подавлен.
Виктор привстал, чтобы пожать ему руку:
– Здравствуйте, Роман Львович. Мне нужно задать вам всего несколько вопросов. Не беспокойтесь, надолго не задержу.
Дроздов грустно на него взглянул и согласно кивнул:
– Понимаю. На то вы и следователь, чтобы задавать вопросы. Что ж, я к вашим услугам.
И всё же, хотя Дроздов был не в лучшей своей форме, он произвёл на Виктора благоприятное впечатление. Нельзя было не отметить его прекрасную выдержку.
– Насколько мне известно, вы были первым, кто узнал о смерти Валерии Павловны?
Дроздов ответил не сразу:
– Да…
В этой паузе Виктору почудилась некая театральность.
– Ваша жена никогда не страдала депрессиями?
Лицо Дроздова немного оживилось, и он стал объяснять:
– Что вы, наоборот. Лерочка… была… очень эмоциональным человеком, очень светлым, сильным, умела и остальных заразить своим жизнелюбием. Мы все получали от неё массу положительной энергии. Мне кажется, даже цветы это чувствовали, у нас в доме они всегда так цветут…
Грустно усмехнувшись, он смешался и замолчал.
Виктор, выждав паузу, задал вопрос деликатного характера:
– В каких отношениях вы были с женой?
– В нормальных. Я человек очень домашний, никогда не давал ей поводов для ревности, хотя, надо сказать, она имела на этот счёт собственное мнение.
Виктор перестал писать и, внимательно поглядев на Дроздова, спросил:
– То есть, хотите сказать, ваша жена была ревнивой?
– Увы, да, и даже очень. Собственницей, впрочем, как и всякая другая. Каждую женщину, которая появлялась около меня, воспринимала как соперницу. Но, уверяю вас, совершенно беспочвенно…
Анциферов чуть раздражённо перебил:
– Что значит – «каждую женщину, которая появлялась около меня»? То есть вы хотите сказать, что не безгрешны? Так это надо понимать?
Дроздов смутился. Он понял, что неудачная оговорка раскрывает его перед следователем совсем в ином свете, и попытался объяснить:
– Да как бы это сказать… Я всегда нравился женщинам, но это не моя вина, так уж получалось. Возможно, я не был с ними слишком строг и категоричен, возможно, вызывал напрасные надежды… Ну кто из нас не без греха? Однако, уверяю вас, я никогда не изменял жене. Мне это было не нужно.
Глядя на его красивое лицо, которое не смогла испортить даже смерть жены, Виктор подумал: «Да, бабы, конечно же, не могли пройти мимо такого красавца».
Дроздов меж тем продолжал откровения:
– В молодости вообще была катастрофа: она устраивала мне сцены ревности почти каждый день. Со временем, правда, прошло, но иногда недоразумения всё же возникали.
– Что вы называете недоразумениями?
– Сейчас объясню. Вы только не подумайте, что мы с женой не ладили. Вовсе нет. Иногда мне казалось, что эти сцены ревности были нужны ей, чтобы зарядиться энергией. Нет, ничего плохого, ни о каких издевательствах речи не идёт, всего лишь требовала доказательств моих чувств. Она всегда предпочитала жить на самом гребне, золотой середины для неё просто не существовало. Если ей кто-нибудь нравился, то от её любви свет мерк, ну а уж если она кого-то ненавидела, то… ух! Такому не позавидуешь.
Виктор отложил ручку, поняв, что теперь на смену фактам пойдут сплошные эмоции, и дал Дроздову выговориться, не прерывая и не задавая вопросов. «Да уж, видимо, женщина – пламя, с такой с ума сойдёшь! Но всё-таки, что это за странный эгоизм – столько прожить с мужем, вырастить сына, внука и в шестьдесят лет устраивать сцены ревности? Нет, это уже отдаёт какой-то патологией… Да, и вот ещё: он сказал что-то странное, вроде того, что, когда она кого-нибудь любила, свет мерк. Может, оговорился? Но не означает ли это, что он не знал, как от неё освободиться? А может, наоборот, – полный восторг и счастье? Или, может быть, у неё был любовник? Надо будет это запомнить».
Виктор решил сменить тему:
– Как вы думаете, у Валерии Павловны были враги?
Услышав слово «враги», Дроздов удивлённо посмотрел на него:
– Вы подозреваете, что Леру могли убить?
– А вы не можете такое предположить?
Роман Дроздов тяжело задумался, затем медленно, с трудом подбирая слова, заговорил:
– Нет, что вы, такого не может быть, хотя ничего нельзя исключать. Возможно, я недостаточно хорошо знал свою жену. А если рассуждать, что это сделала она сама… Я всё время думаю об этом, о том, что случилось, и пытаюсь понять – зачем? Но надо было знать её, прожить с ней не один год... В порыве ревности она часто бросала мне такие угрозы. Очень часто. Но я никогда не думал, что когда-нибудь она попробует это сделать. Я не могу поверить в то, что она сама могла… поэтому – не знаю. Нет, всё-таки, думаю, она этого сделать не могла. Если только не роковая случайность, ну а больше я ничего не знаю.
Он тяжело затих, обхватив голову руками.
– Насколько мне известно, накануне вы поссорились?
– Да, но это была обычная ссора, бывали ссоры и посерьёзнее. Моя жена была крайне неуравновешенной, но, к счастью, всегда быстро остывала. Я привык к её характеру, поверьте, даже не обращал внимания на это, потому что отлично знал все эти её бабские штучки.
Анциферов снова пытливо взглянул на него:
– И всё-таки, как вы думаете, это могло быть убийство?
Дроздов помолчал, обдумывая вопрос, затем ответил:
– Нет, я не могу такое предположить. Как в нашем доме, где были только самые близкие, любящие Лерочку люди, могло такое случиться? Честно скажу, я себе такого представить не могу.
– Ну что ж, у меня к вам больше вопросов нет. Пока нет. Сами понимаете, следствие ещё только началось. Распишитесь вот здесь.
– Да, я понимаю.
Анциферов протянул протокол и взял у Дроздова пропуск:
– Давайте подпишу.
Подписав, отдал Дроздову, и тот нерешительно направился к выходу. В какой-то момент Виктору показалось, что он хочет его о чём-то спросить, но, видимо, передумал и вышел из кабинета.
Выйдя на улицу, Дроздов медленно побрёл к машине. Внезапно он ощутил какое-то странное состояние невесомости, даже не невесомости, а словно увидел себя со стороны. Это так испугало и оглушило его, что на короткий миг он погрузился в амнезию, и хотя это длилось мгновение, от ужаса Дроздова прошиб пот. Видимо, сказывалось перенапряжение, накопившееся за последние дни. Собрав всю волю в кулак, он на ватных ногах подошёл к машине, открыл её и тяжело плюхнулся на сиденье. Только захлопнув дверцу и отгородившись от внешнего мира, он немного успокоился. Ему вдруг нестерпимо захотелось куда-нибудь уехать, сбежать от этого непрекращающегося кошмара, перенестись куда-нибудь в другое место, подальше от всего. Дроздов с тоской подумал о том, каким было бы чудом вернуться назад и прожить свою жизнь заново…
Наконец он очнулся и понял, что уже давно сидит в машине и не трогается с места. Увидев, что к нему направляется милиционер, Дроздов ему кивнул, давая понять, что всё в порядке, и, торопливо включив зажигание, отъехал от уголовного розыска.


Глава шестая

В это время на птичьем рынке бушевали нешуточные страсти. Николай и Антон носились с коробкой, в которой важно восседали три толстых котёнка, и пытались поскорее их пристроить, потому как времени было в обрез и нужно было срочно возвращаться на Петровку. Николай говорил по телефону с Анциферовым, старательно маскируя место своего пребывания, и деловито рапортовал:
– Думаю, минут через двадцать. Есть. Хорошо. – Засунув телефон в карман куртки, он чертыхнулся: – Виктор звонил. Интересуется, где мы… Девушка! Девушка! Не проходите мимо. Породистые котята, британцы… Если узнает, голову оторвёт.
Проходившая мимо блондинка остановилась около них и с любопытством поглядела на котят:
– А почему такого странного цвета? Британцы ведь должны быть дымчатые, голубоватые такие.
Антон немедленно включился в торги, выложив за две минуты липовую родословную Вариных котят:
– А вы что, никогда не слышали о такой породе? Это же стаффордширский британец – разновидность голубого, редчайшая порода.
Девушка с восхищением рассматривала котят, поглаживая каждого из них по очереди, а те с готовностью подставляли ей свои маленькие пушистые головки.
– Надо же, никогда не слышала о такой породе. Очень симпатичные. И сколько стоят?
Николай, не задумываясь, брякнул первое, что ему пришло в голову:
– Сто.
По всей видимости, такое предложение девушку вполне устроило и заинтересовало.
– Надо же, недорого, а они точно породистые? Документы-то на них есть?
Разыгрывая из себя опытного заводчика, Антон устало пояснил:
– Милочка, если бы у них были документы, они стоили бы двести.
Девушка понимающе кивнула, всё более проникаясь чувством к неизвестной «стаффордширской» породе:
– Ну да, я знаю, знаю, они же очень дорогие. Если ничего не путаю, подруга мне говорила – в клубе стоят около тысячи.
Антон её поправил:
– У нас в клубе они вообще по две тысячи. Просто эти – алиментные.
Последний аргумент окончательно её убедил, она достала бумажку в сто долларов и протянула Николаю. Увидев на его лице некоторое смятение, она поспешила заверить:
– Да не волнуйтесь вы, не фальшивые, только что сняла в банкомате.
Кивнув головой, Антон незаметно ткнул Николая локтем в бок, и тот, взяв деньги, засуетился:
– Вам кого? Мальчика или девочку?
– Пол абсолютно не важен, мне нравится вот этот толстяк…
Она бережно вытащила котёнка из коробки и аккуратно усадила в свою сумочку, напоминающую формой корзинку. Антон и Николай с умильным выражением на лицах помахали вслед девушке и котёнку, но едва она скрылась из виду, как Антон накинулся:
– Ты что, с ума сошёл? Ну и авантюрист! Я, можно сказать, пошутил про породу, но ты-то, тоже мне, заломил цену, и как только не стыдно, спекулянт несчастный!
Но Николай радовался, как дитя, своей удачной сделке:
– Да ведь я же имел в виду сто рублей!
– Это за голубого-то британца? Да ты хоть знаешь, пень замшелый, сколько стоит такой элитный котёнок?
Николай лишь досадливо от него отмахнулся:
– Да откуда мне знать, я что, на птичьем рынке работаю и с утра до вечера продаю котов? А ведь признайся, здорово у нас получилось всунуть ей котёнка. Теперь можем Вареньке корзинку купить, знаешь, такие утеплённые корзиночки, они есть в любом зоомагазине.
От подобных речей Антон просто рассвирепел:
– Правда? Чтобы она в этом будуаре принимала своих кавалеров? Да этой рыжей морде не корзиночку нужно, а коврик из щетины. А то вон принесла в подоле, а мы теперь выпутывайся.
Пока они спорили, к ним подошла элегантная пожилая женщина в симпатичной шляпке и лайковых перчатках, изяществом и утончённостью напомнив персонажа из детской сказки. Легонько прикоснувшись к котёнку, она спросила:
– Мальчики, сколько у вас стоит такой котёнок?
Мгновенно оценив открывшуюся перспективу, Антон активно включился в работу:
– Недорого. А вам как ветерану ВОВ – скидка.
Женщина, не отрывая взгляда от котят, по очереди гладя каждого, невозмутимо пояснила:
– Во время войны я танцевала. Я балерина, знаете ли.
Услышав такое признание, Николай задохнулся от восхищения:
– Ах, так вы – балерина? Здорово! Тогда вам – двойная скидка. Заслуженным артистам, артистам балета, артистам Большого театра – скидка.
Бывшая танцовщица с манерами герцогини была необыкновенно хороша. Очаровательно улыбнувшись, она внесла окончательную ясность:
– Я танцевала в Мариинском театре.
Тут уж пришёл черёд Антона, и он горячо воскликнул:
– Тогда вам – бесплатно!
Преувеличенно-театрально удивившись, она всё же уточнила:
– Да, но почему всё же бесплатно?
Николай, оттеснив в сторону Антона, дабы тот опять не ляпнул какую-нибудь очередную глупость, почтительно заверил:
– Потому что мы – давние фанаты… то есть поклонники Мариинки. Так что примите от нас в дар одного из этих котят.
Долго упрашивать даму не пришлось. Выбрав котёнка, она усадила его в элегантную дамскую сумочку и с достоинством английской королевы не спеша удалилась.
Николай и Антон с глупейшими улыбками глядели ей вслед, и Николай в восхищении изрёк:
– Фея!
Антон согласно кивнул и с тоской бросил взгляд на коробку, в которой оставался последний котёнок. Время поджимало, им нужно было мчаться на работу, и его осенило:
– Слушай, а может быть, этого котёнка мы подарим тебе? Как участнику боевых операций.
Столь широкий жест напарника не произвёл на Николая ожидаемого эффекта, напротив, был расценён как провокация.
– Покорно благодарю, у меня уже есть один подарочек. Моя Зося не потерпит конкуренции, да и сестра будет не в восторге. А давай-ка лучше подарим его тебе?
Антон замахал на него руками:
– С ума сошёл? У меня собака – стаффордширский терьер. Они знаешь что делают с котами?
Но Николай продолжал наседать:
– Так ведь котёнок-то – стаффордширский британец. Может, как-нибудь сговорятся?
– Не мели чепухи, – оборвал его Антон. – Лучше поехали в контору. А то нам сейчас такой разгон будет! «Где были?» – «Котов продавали». Да нас сразу комиссуют, как двух кретинов.
Николай не мог с ним не согласиться:
– Ладно, вернём пока котёнка Варе, а потом что-нибудь придумаем.


Глава седьмая

В убойном отделе пожилая женщина орудовала тряпкой и шваброй, производя основательную уборку. Покончив с полами, принялась смахивать со столов пыль. Неожиданно на столе, где она наводила порядок, зазвонил телефон, и уборщица, которую в уголовном розыске уважительно называли Ниловна, взяла трубку:
– Аллё. А вам кто нужен? Нету его, на выезде. Когда будет? Знаете, ихняя работа не минутная. Это может и через полчаса, а может – через пять часов. Как пойдёт дело. Вы что, товарищ, не понимаете? Хорошо. До свидания.
На пороге комнаты появились Николай и Антон и, увидев Ниловну, сразу занервничали.
– О, Ниловна!
– Ниловна, привет.
Не отрываясь от дел, Ниловна скользнула строгим рентгеновским взглядом, давая этим понять, что у неё, в отличие от них, дел невпроворот.
– Привет, привет. Вот на звонки вместо вас отвечаю. Проходу от них нет – и звонят, и звонят.
Николай осторожно, боком, обошёл её и посоветовал:
– Посылай их всех… к начальству.
В это время в сумке запищал котёнок. Ребята тут же принялись шуметь, бурно что-то обсуждать, пытаясь заглушить звук, и Антон засунул сумку под стол, надеясь, что оттуда кошачий писк будет не так слышен. Но Ниловна уже пошла на звук. Тут же бросила тряпку, лицо её просветлело, и, прислушиваясь к мяуканью, она тёплым, ласковым голоском спросила:
– Антоша, ты ничего не слышишь?
– Нет, а что?
Ниловна окинула комнату взглядом:
– Вроде бы котёнок где-то мяучит.
Обернувшись к Николаю, Антон притворно удивился:
– Ник, ты что-нибудь слышишь? Лично я – нет. У тебя, Ниловна, похоже, на почве кошек уже глюки начались.
Николай пришёл на помощь приятелю и тоже принялся изумляться:
– Да, и я ничего не слышу.
Но Ниловна, не обращая внимания на дезориентацию, упрямо продвигалась к источнику звука. Подойдя к сумке Антона, она наклонилась и внимательно прислушалась.
– Так это ж отсюда.
Отлично понимая, что выкрутиться им не удастся, Антон сочинял на ходу:
– Ну, отсюда, ну и что? У меня мобильник так звонит. Я установил кошачий сигнал.
Ниловна разогнулась, уставила руки в боки и устремила на Антона испепеляющий взгляд. Отлично понимая, что её разыгрывают, она медленно, с расстановкой, поинтересовалась:
– А что же ты тогда не снимаешь трубку?
Антон раздражённо ответил:
– Кто сказал? Почему это не снимаю – снимаю.
Он открыл портфель, и оттуда, пища без умолку, немедленно вывалился крошечный котёнок.
Стараясь прийти ему на помощь, Николай сделал вид, что страшно удивлён:
– Ой, смотри-ка, котёнок!
Оба стали искренне удивляться, особенно усердствовал Антон:
– Надо же, а я думал, что телефон. Кто это мне его подсунул?
Ниловна, которой эта клоунада изрядно надоела, смерила внимательным взглядом котёнка, затем посмотрела на кошачьих заводчиков и строго спросила:
– А это, случайно, не Варькин котёнок? Гляди-тко, расцветка точь-в-точь как у неё.
Ребята наконец решили сдаться на милость врагу:
– Ну, Ниловна, ну, разведчица! Одна можешь заменить опергруппу.
Ниловна, проглотив эту грубую лесть, словно карась наживку, не могла не похвастать:
– А ты поработай-ка с моё, уже двадцать пять лет в органах работаю. Кой-чему да научилась. Вы мне лучше скажите, где Варя? Я её уже несколько дней не видела. Небось, спрятали, чтобы я котят не тронула. Да вы что, думаете, у меня бы поднялась рука? Конечно, ругаю я её иногда, но ведь за дело. Животное нужно приучать к порядку, вот как.
Расчувствовавшись от такого признания, Антон принял решение:
– Убедила. – Он обратился к Николаю: – Ну что, раскрываем карты?
Тот согласно дал рукой отмашку:
– Раскрываем. Пошли, Ниловна, сейчас мы тебе кое-что покажем.
Втроём они вышли из комнаты, прошли по длинному коридору, а затем по чёрному ходу спустились в подвал. В комнатушке на стеллаже на матрасике удобно расположилась Варя, со всех сторон обставленная едой. Ребята возвратили ей котёнка, и он тут же полез к матери за молоком, а Варя, довольно замурлыкав, принялась его вылизывать.
Растаяв от такого неслыханного счастья воссоединения со своей любимицей, да в придачу получив очаровательный сюрприз в виде котёнка, Ниловна запричитала тонким старушечьим голоском:
– Ах ты, мамка ты моя! Как похудела-то!.. А что только одного котёнка принесла?
Усмехнувшись, Антон солидно её заверил:
– Других мы пристроили в хорошие руки, этого вот не удалось.
Ниловна взяла котёнка на руки и тоном, не терпящим возражений, сделала заявление:
– В общем, так. Заберу-ко я Варю к себе на дачу. У меня там уже живут две кошки, будет ещё одна.
Ребята, не ожидавшие такого поворота дела, переглянулись, и Антон искренне поблагодарил её за такой альтруизм:
– Молодец, Ниловна, ты настоящий человек. А за твой гуманный поступок награждаем тебя премией.
Порывшись в карманах, он вытащил стодолларовую бумажку и протянул её Ниловне:
– На, владей. Это честно заработанные на котах деньги.
Ниловна с интересом взяла купюру в руки и принялась её разглядывать.
– Это что же, доллары? А что, рублей не было? Ты вот что, Антоша, поменяй-ко их, а потом отдашь. Я на эти деньги буду котов целый месяц деликатесами кормить. Мне ваши доллары не нужны, мне хозяйство нужно вести.
Ребята перемигнулись и заверили, что сделают всё в лучшем виде, при этом не смогли удержаться, чтобы не съехидничать:
– А мы и не знали, что у тебя на иждивении столько кошек. И не трудно тебе их всех содержать?
– Да сколько они там едят! А потом, я же не одна живу – с сестрой, Машей, она тоже любит животных. Они ведь так скрашивают нашу жизнь.
В это время у Антона зазвонил телефон.
– Слушаю. Уже идём.
Отключив его, он накинулся на Николая и Ниловну:
– Так, заканчивайте! Преступник разгуливает на свободе, а вы тут носитесь со своими котами, как с писаной торбой. Виктор нас уже, оказывается, битый час ждёт. Сейчас подъедет Денис, и Николай должен взять у него свидетельские показания.
Ниловна сразу засуетилась:
– Господи боже ты мой, идите скорее, я тут сама разберусь. Бегите, бегите…
Покинув кошачью богадельню, Николай и Антон стремительно помчались наверх, оставив Ниловну нянчиться со своими подопечными.


Глава восьмая

Николай, увидев Дениса – Дроздова-младшего, сразу понял, что он сильно взвинчен и даже не в состоянии это скрыть. Поэтому, предложив ему сесть, без лишних предисловий приступил к вопросам:
– Расскажите, пожалуйста, всё, что вам известно. С самого начала.
Денис тотчас вспыхнул и довольно резко ответил:
– С какого момента? Со дня моего рождения или со дня моей свадьбы?
Словно не заметив этого дерзкого выпада, Николай уточнил вопрос:
– Опишите подробно весь вечер, когда в вашем доме случилась трагедия. До того самого момента, когда вы узнали, что ваша мать мертва. Поймите, нас интересуют все мельчайшие подробности. И не волнуйтесь вы так, просто мне нужно чётко представлять себе картину происшедшего.
Почувствовав доброжелательность, Денис понемногу успокоился и стал говорить более спокойно:
– Мы отмечали очередное семейное торжество, посвящённое годовщине со дня знакомства отца и матери. – Он горько усмехнулся. – Знаете, это поколение всегда проявляет какую-то излишнюю сентиментальность и с назойливым упрямством следует своим традициям, хотя невооружённым взглядом видно, что им и самим от них уже давно тошно.
В этом Николай с ним решительно не согласился:
– Ну почему же? Что плохого в том, что люди трепетно относятся к таким событиям своей жизни?
Но Денис, не обращая на него внимания, продолжал откровения:
– Мне всегда в этом видится какая-то неискренность, фальшь. Но не прийти – значит проявить чёрную неблагодарность и надолго испортить отношения с предками. Поэтому мы с Леной, как бы для нас это ни было неприятно и как бы мы ни были заняты, всегда считали своим святым долгом в этот день к ним прийти. – Слова о святом долге он интонационно подчеркнул. Выдержав паузу, вновь заговорил: – В тот вечер мы собрались в гостиной за праздничным столом, посидели, выпили шампанского, всё было как обычно. Те же глубокомысленные, сентиментальные разговоры, те же душещипательные воспоминания. Родители, особенно мама, всегда испытывала душевный подъём от таких мероприятий, она всегда обожала внимание к себе. Правда, в тот вечер…
Он запнулся, и это не ускользнуло от Николая.
– Что в этот вечер? Что-то было не так – вы это хотели сказать?
Денис еле заметно кивнул головой:
– Да нет, всё было как всегда, так же, может быть, даже ещё скучнее… Возможно, они и сами наконец стали ощущать искусственность семейных праздников, этих мероприятий «давно минувших лет». Во всяком случае, мама… Не знаю, может быть, конечно, это сейчас мне так кажется… Но мне действительно показалось, что всё было не так, как всегда. И касалось это именно её. Да.
Следователь отложил ручку и теперь лишь внимательно слушал.
– Но что именно не так? Вы не волнуйтесь, постарайтесь хорошенько припомнить все мало-мальски значительные детали. Они могут оказаться чрезвычайно важными.
Поёжившись, словно от сквозняка, Денис продолжил рассказ, но это было скорее похоже на рассуждение вслух:
– С одной стороны – торжественная, нарядная, даже очень нарядная; с другой – равнодушная, усталая какая-то. Так на неё не похоже… У неё ведь всегда был отменный, безупречный вкус, одевалась с огромным изяществом, с превосходным чувством меры. А в тот раз всего было как-то слишком много – и драгоценностей, и макияжа. Словно хотела показать своё превосходство, что она лучше всех. Какой-то глупый, тупой кич… Что доказать и кому?
Он замолчал и глубоко задумался, и Николай не решался задать вопрос, понимая, что сейчас происходит у него в душе. Наконец не выдержал:
– Может быть, хотела что-то доказать вашему отцу?
Денис встрепенулся и удивлённо посмотрел на Николая:
– Отцу? Да нет, что вы, он и так прекрасно знал, что она самая лучшая, всегда об этом тысячу раз говорил, да он никогда и не смотрел ни на кого, кроме неё. Он действительно очень её любил. Нет, скорее всего, – нам.
– То есть вам и вашей жене? Понятно. Вы когда-нибудь видели, как они ссорились?
– Господи, да конечно же! Всякий раз после этих ссор они по очереди мне жаловались, и приходилось их мирить. Всё моё детство прошло под знаком этих баталий. Но вы не подумайте, что это был ужас какой-то или у меня было тяжёлое детство. Нет, обычная, нормальная жизнь очень любящих друг друга людей, как это кому-нибудь ни покажется странным. Я знаю, многие думают о моей матери, что она не любила отца, а жила с ним только из-за того, что он осыпал её драгоценностями и мехами. Но это не так, и я отлично знаю, что для неё эти драгоценности всегда были на втором месте. Конечно, она любила роскошь, отец её приучил к этому, но знаете... Помню, как-то она со мной разговорилась… И удивила меня тем, что сожалела не о молодости – нет, возраста своего никогда не боялась; она сказала, и я очень хорошо это запомнил, что никакие деньги и богатства не могут заменить любовь. Рассказывала, что вышла за отца, когда он был ещё студентом, совсем без средств, а она, дочь именитого прокурора, влюбилась в него без памяти, совсем ещё девочка. Ей не было и восемнадцати, им пришлось ещё полгода ждать, чтобы их расписали в загсе. Благополучие пришло не сразу, они много переезжали с места на место, – неустроенность, маленький ребёнок, то есть я, работа; но то была самая лучшая пора её жизни, потому что тогда, как она сказала, они были вместе. Думаю, да я это знаю, она действительно любила отца, и выгода здесь была абсолютно ни при чём.
Путаный, эмоциональный рассказ Дениса тем не менее достаточно отчётливо изобразил картину его взаимоотношений с родителями, и у Николая даже возникло чувство неловкости и досады за Валерию. Странно было слушать о любви этой немолодой, пресыщенной особы, которой, вообще-то, кроме как лелеять собственные чувства, было ещё чем заняться. Да уж – видимо, не знала, куда девать свободное время. Горничная, прислуга. Наверное, единственное, чем могла себя развлечь, – это перебирать свои драгоценности, которые и надеть-то, кроме семейного ужина, было некуда.
Как можно более деликатно Николай спросил:
– И всё-таки, как вы думаете, почему она в последний вечер была несколько не уверена в себе? Есть у вас какие-нибудь предположения?
Денис, вконец опустошённый и расстроенный, ответил:
– Не знаю, может быть, я просто пытаюсь найти причины случившегося и сам что-то надумываю. Возможно, всё это мне только показалось.
– А как она себя в последнее время чувствовала? Не болела?
Энергично тряхнув головой, Денис категорически это опроверг:
– Ну, вот это уж точно нет, потому что буквально за неделю до этого она вернулась из Франции – гостила у своей подруги, а потом ещё провела две недели. Там было и обследование, много всяких процедур. Нет, со здоровьем всё было в порядке. Если что-то и было не так, то какая-то психологическая причина, словно от чего-то устала, появилось какое-то равнодушие… к нам. Не знаю. Хотя, возможно, всё это мои сегодняшние домыслы. Сейчас ведь на происшедшее смотришь совсем другими глазами.
Николай искренне сочувствовал парню, но понимал, что не может позволить эмоциям взять над собою верх.
– Попытайтесь вспомнить точнее, что было после того, как вы поужинали?
Медленно подбирая слова, Денис продолжил рассказ, но было видно, насколько это ему тяжело, с каким трудом он возвращается туда, в тот вечер, когда его мать ещё была жива.
– После ужина мы с отцом и сыном пошли поиграть в бильярд, а мама… и Лена остались в гостиной. Когда вернулись, застали только Лену – мама уже ушла к себе в комнату. Лене она сказала, что разболелась голова, и попросила её сегодня не беспокоить. Мы не очень удивились: это было абсолютно в мамином стиле – пригласить гостей, а потом в разгар вечера объявить, что у неё болит голова или что ей нездоровится, и преспокойно удалиться. На самом деле, я думаю, она обиделась на нас за то, что мы ушли играть в бильярд и оставили её одну с Леной…
Николай сразу же ухватился за последнюю фразу:
– Между ними были разногласия?
Ответ Дениса был сух и лаконичен:
– У них не было задушевных отношений, но они отлично находили общий язык. Обе достаточно хорошо для этого воспитаны. – На короткое время он замолчал, обдумывая свои слова, затем пояснил: – Наверняка вы знаете, как это бывает. Любимый и единственный сын, мамина гордость, – я, кстати, очень похож на неё внешне. Она всегда любила это повторять, что я – её копия. И что у меня и все её привычки, и даже здоровье такое же, как у неё. В ней был сверх меры развит материнский инстинкт. До абсурда. И вдруг появляется девушка, которая всё это у неё отбирает. Конечно, для неё это была стрессовая ситуация, и она не могла с ней смириться. Мама вообще всегда была упряма, своенравна, при этом совершенно не умела лгать. Говорила только то, что думала. Многим, конечно, это не нравилось. Она была не глупа, но иногда совершенно не могла понять простые истины. Например, то, что каждый человек индивидуален, что он ни на кого не похож, что он – другой и не надо навязывать ему свои привычки и вкусы. Этого она не понимала и не принимала категорически, а главное – не хотела понимать. Лена не принимала её собственнические замашки и всегда относилась к этому резко отрицательно, что и вызывало между ними разногласия. Но в общем она всегда воспринимала мамины претензии с пониманием и чаще всего уступала.
Денис умолк и тяжело задумался, а Николай про себя подумал: «В общем-то, обычные отношения между свекровью и невесткой», – но его покоробил трезвый, тщательный анализ поступков матери. Видимо, особой любовью к своей родительнице парень не страдал, а может, эта любовь просто со временем улетучилась.
– Давайте пропуск, я подпишу.
Пожимая Денису руку, Николай постарался вложить в рукопожатие как можно больше искренности и сочувствия.
– Большое спасибо, и извините, что вызвали в такое тяжёлое для вас время. Если вдруг понадобитесь, придётся вызвать ещё раз, уж не обессудьте.
Денис, кивнув, взял пропуск и стремительно вышел из комнаты.


Глава девятая

Идя по улице, Виктор размышлял. Да, Денис практически единственный на сегодняшний день человек, у которого нет никаких мотивов для убийства. Но стопроцентного алиби и у него нет. Что же касается его жены, Лены, возможно, она и ни при чём… Но как-то уж очень слаженно все они поют, эти родственнички, в одну дудку, и прав Иваницкий – больно складно получается.
Криминалисты уже установили время смерти Леры, и оно почти совпадает со временем её ухода в спальню, плюс-минус полчаса. Это подтвердила и горничная, которая встретила Леру, когда та заходила к себе в спальню; таким образом, время практически достоверно. Получается, вошла, не раздумывая, приняла снотворное, и – конец. Перед этим была весела, остроумна, выглядела, правда, немного усталой, но это всё субъективные показатели. Ведь усталость ещё не повод для сведения счётов с жизнью. Осталось дождаться заключения патологоанатомов. Если это была смертельная доза снотворного, то, конечно, самоубийство исключить нельзя, но, пардон, при чём тогда здесь записка? Хорошо, допустим. Но предсмертные записки, как правило, всё же пишутся до того, как принимается яд или снотворное. А в данном случае записка была написана слабеющей рукой, буквально из последних сил... Стоп. Пишет слабеющей рукой, самостоятельно, – значит, рядом никого нет? Одна – и никакого убийцы рядом? Возможно, именно поэтому и записку не уничтожили – надеялись, что это собьёт нас с толку. И всё же кто-то помог ей уйти. Но кто? Нужно будет ещё раз осмотреть место преступления.
Жену Дениса Виктор видел только мельком, но эта блестящая красавица настолько не вызвала в нём никакой симпатии, что он даже за себя огорчился – стареет, что ли? Да нет, вроде на других всегда реагирует, иной раз прямо кровь закипает. Нет, тут дело в чём-то другом…
Он вспомнил своё детство, как непросто было отцу с матерью его растить. Они целыми днями пропадали на заводе, и, хотя семья никогда не бедствовала, достаток всё же был скромным. Поскольку Виктор часто оставался дома один, он рос вполне самостоятельным парнем: и полы мог помыть, и обед приготовить. Тем более что жили они в коммунальной квартире, и, когда он готовил на общей кухне, всегда было кому подсказать и научить. Да, теснота, шум, но жили они дружно. Соседка тётя Наташа из квартиры напротив, которая работала в магазине, часто угощала его конфетами или яблоками, а то и печеньем баловала. Часто заходила старушка Игнатьевна – то за спичками, то соли попросить, а потом битый час сидела, обсуждая международное положение. Сведения её ограничивались только тем, что услышала по радио или в очереди в магазине, и потому в её сознании царил полнейший хаос. Какой там школьник – ни один взрослый не смог бы разъяснить ей политическую обстановку в стране. Хотя кто её вообще-то может объяснить? Слава богу, отец и мать Виктора политикой никогда не интересовались и были нормальными, жизнерадостными людьми. Никогда ни на что не жаловались, ко всему относились с оптимизмом, иногда даже с излишним. Виктор не был похож на своих родителей, он был другим, каким-то более серьёзным, рациональным. Учился хорошо, с удовольствием, успевал заниматься во множестве школьных кружков и секций, ну и, конечно же, как и большинство подростков, обожал детективные романы.
На лестничной площадке рядом с ними, в большой отдельной квартире, жил его закадычный друг Толик. Виктор не часто заходил к нему в гости – только когда его родителей не было дома, а в основном Толик навещал его сам. Отец и мать у него были врачи, много работали, и он, как и Виктор, был предоставлен самому себе. Вообще-то, их поколение было страшно самостоятельным, не то что нынешнее. С ними никто не нянчился, не опекал, а вот выросли ведь и стали нормальными, даже очень успешными людьми. Отец Толика, человек тихий и молчаливый, был хирургом, а мать – детский врач, педиатр – полная ему противоположность. Всегда яркая, нарядная, шумная, Елизавета Петровна напоминала скорее известную артистку, чем врача. Её визиты для Виктора всегда были приятны, от неё так вкусно пахло духами, что даже голова немного кружилась от удовольствия. Она, сама того не подозревая, была для Виктора олицетворением женской красоты и привлекательности. Даже сейчас, спустя не один десяток лет, Виктор, вспомнив её, улыбнулся. Говорят, истинная красота лечит не только душу, но подчас и тяжёлые недуги. Если это так, то Елизавета Петровна была идеальным врачом. Каждый раз, заходя за сыном, она восторгалась Витиными успехами в школе, которыми её Толик, к сожалению, похвастаться не мог – он учился довольно средне. Мать нежно бранила сына за тройки, но было видно, как она его любит и балует. И всё же такое абсолютно бессистемное воспитание и поблажки его не испортили, впоследствии он поступил в университет. Но вот что на самом деле объединяло их, так это страсть к шахматам. Часами напролёт они просиживали за шахматной доской, жертвуя футболом, катанием на коньках и другими развлечениями. И лишь когда возвращались домой родители, они буквально насильно выталкивали их на улицу – подышать воздухом. Но хватало их ненадолго – уже через полчаса возвращались, чтобы продолжить свои шахматные баталии. Ко времени окончания школы Виктор уже твёрдо решил идти в юридический институт и серьёзно готовился к поступлению, совмещая учёбу с занятиями в боксёрской секции, что, по его мнению, было совершенно необходимо для будущей профессии.
А работать Виктор мечтал только в уголовном розыске и настойчиво к этому стремился. Он блестяще окончил институт, получил красный диплом и был распределён на работу в МУР. То есть всё случилось в его жизни так, как он сам того хотел. Толик пошёл по совершенно иному пути. Окончив механико-математический факультет университета, закончил аспирантуру и занялся наукой. Жили они теперь в разных концах Москвы, у каждого была своя интересная и насыщенная жизнь, Толик к тому же успел ещё и обзавестись семьёй. Тут Виктору до него было далеко, судя по всему, он был закоренелый холостяк. Но дружили они как и прежде, даже ещё крепче, и, встречаясь, как в старые добрые времена, сражались в шахматы. От воспоминаний у Виктора потеплело на душе, он неожиданно понял, что ему просто необходимо в ближайшее время встретиться со своим старым другом. И настроение его от этого сразу же пришло в норму.


Глава десятая

Войдя в комнату, Николай застал Виктора разговаривающим по телефону. Чувствовалось, что эта беседа уже сильно затянулась, и наконец, выждав очередную паузу, Виктор решительно попрощался:
– Спасибо, Татьяна Николаевна, обязательно сообщу. Телефон ваш я записал, так что всего доброго, а то у меня тут ещё куча важных дел… Хорошо, обязательно. До свидания. – Положив трубку, он рассеянно посмотрел на Николая и пробормотал: – Вот так сюрприз – ещё одна свидетельница, правда, на месте происшествия её не было, но отлично знала Леру, а главное, знала, что ей грозит смертельная опасность.
– Надо же, какая удача! И откуда, скажите на милость, взялась эта подруга и как она тебя разыскала?
– Господи, ну что в этом удивительного! Телефон она узнала от горничной, я оставлял его на всякий случай. Это Лерина подруга детства. Дело в том, что отношения с Лерой у них были несколько своеобразные, во всяком случае, в доме Дроздовых она никогда не появлялась.
На лице Николая мелькнула ехидная улыбка:
– Так, понятно, и поэтому она была в курсе того, что там происходит.
– Вот опять ты торопишься с выводами. Человек она интеллигентный – филолог, доктор наук, пишет книжки, сидит в архивах; ну и поэтому круг интересов её, сам понимаешь... Если ты думаешь, что у неё есть время для того, чтобы собирать сплетни и судачить, – ошибаешься. Всё, что она знает, рассказала мне с большой деликатностью, без лишних подробностей. Общих интересов у них с Лерой было крайне мало, сам понимаешь. Одна – писательница, мыслитель, философ; другая – светская пустышка, суетливая и бездарная; но вот, гляди же ты, сумели же остаться задушевными подругами. Чудеса! Трудно понять женщин, что им на самом деле нужно для полного счастья? И выходит, что Лера имела собственную, частную жизнь, о которой никто не знал.
Николай горячо ему возразил:
– Да брось ты, Виктор, ну такое часто бывает. Много ли у Леры было друзей, которые бы жаждали с ней общения? Наверняка большинство из них завидовали – вся в золоте, в мехах и шелках, муж красавец; но любить её – вряд ли! Знаю я этих баб, те ещё подруги. Потому, наверное, и тянулась к своей давней подружке, с которой её не связывали никакие корыстные интересы. Так бывает, старик, мир не настолько испорчен, как ты думаешь.
Но Виктора больше интересовали странности их взаимоотношений.
– Да я не спорю, что в целом всё обстоит именно так, но всё же, согласись, Лера не так проста. Ну почему, например, Татьяна к ним никогда не приезжала? Что, кто-то ей это запрещал? Нет. Тогда зачем такая скрытность?
– Может быть, просто оберегала её от своих циничных родственничков, не хотела, чтобы они их рассорили. Ты их видел? Это же скопище напыщенных индюшек…
– Во всяком случае, она не могла её ввести в свой круг, у неё ведь совершенно другая жизнь. Как знать, может быть, Лера не приглашала её потому, что, увидев, в какой роскоши она живёт, Татьяна почувствовала бы себя неловко.
Однако это объяснение показалось Виктору не очень убедительным.
– Возможно, хотя трудно сказать наверняка… Но при этом сама Лера навещала её часто, помогала и деньгами, и подарки делала. Но всё равно как-то смешно.
Николай удивлённо на него взглянул:
– Что в этом смешного?
– Да так, не обращай внимания, просто мысли вслух. Татьяна рассказала – однажды Лера призналась, что завидует ей. Как же всё-таки странно устроен человек! Купалась в роскоши, а завидовала подруге, которая живёт более чем скромно. Ты же знаешь, сколько получают у нас гуманитарии. С другой стороны, конечно же, понятно. У Татьяны интересная, насыщенная жизнь: книги, друзья, знакомства, встречи, всегда в делах и заботах; а Лере даже брильянты надеть некуда. Разве что нарядиться на семейный праздник и сидеть за столом, посверкивая драгоценными огнями.
Николай многозначительно кивнул и сказал:
– Конечно, ты это нашей Ирке расскажи, а то она у нас с отцом уже второй год клянчит норковую шубу.
– Ну, это как раз нормально, старик, мы ведь живём в стране, где девять месяцев в году зима, так что покупай сестрёнке шубу, не отлынивай. А возвращаясь к разговору о звонке Татьяны… Очень она расстраивается и горит желанием помочь в деле раскрытия этого убийства.
– Так и сказала – убийства?
– Именно. Я же говорил тебе, что Татьяна знала о смертельной опасности – Лера ей сама рассказывала. Предчувствовала, что ли, а может, что-то знала. Татьяна ругает себя последними словами, что не отнеслась к этому серьёзно, а обратила всё в шутку. И вроде бы тогда – ну так ей, во всяком случае, показалось – Лера успокоилась и больше об этом не заговаривала. А когда через две недели Татьяна вернулась и позвонила ей, было уже поздно. Теперь не может себе этого простить. Как только немного пришла в себя, первое, что сделала, – позвонила нам.
– А ты стопроцентно уверен, что в их семье никто не знает о существовании Татьяны?
– Господи, да конечно же знают. Как такое можно утаить? Да и потом, не может же человек никогда не говорить о своих знакомых, друзьях. Даже если бы она и скрывала от них подругу, всё равно рано или поздно проговорилась бы. Просто, думаю, не рассказывала о том, что с ней встречается, а говорила, что общается лишь по телефону. Поэтому все и думали, что это обычное старое знакомство. Да это, впрочем, им было и ни к чему. Правда, есть одно но. Если…
– Если среди них нет убийцы?
– Совершенно верно. А если есть, то он отлично понимает, что Лерина подруга может очень и очень многое знать. Словом, как только раскидаем дела, немедленно съездим к Татьяне. Я её строго предупредил, чтобы о своих подозрениях не распространялась – ни в личном разговоре, ни по телефону. И чтобы была предельно осторожна. В общем, как только, так сразу.
– Abgemacht!


Глава одиннадцатая

Войдя в дом, Виктор первым делом распахнул все окна и отправился в душ. После душа занялся ужином, поставил в духовку пиццу и, включив таймер, высунулся в окно и закурил. Окна его кухни выходили на детскую площадку, посредине которой стояла большая, длинная скамейка. На ней, независимо от погоды и времени года, традиционно собиралась компания старух. Сейчас, разморённые дневной жарой, они молча сидели, наслаждаясь вечерней прохладой. Виктора эти старухи всегда страшно раздражали. Вроде выглядят слабыми и больными, а как сплетничать с утра до вечера на адской жаре, так здоровья у них хватает.
Вообще-то, к старикам Виктор относился с большой симпатией, большинство его знакомых были добрыми, умными людьми. Вот взять хотя бы Ниловну: уже далеко за семьдесят, а всё работает. Виктор с нежностью вспомнил и о своих стариках. Вот кто никогда не сидел сложа руки. У них было большое хозяйство, огромный сад, огород, – когда им было прохлаждаться?
…Дым сигареты, размывавший очертания реальности, унёс его в далёкое прошлое. Он всегда поражался, с какой точностью, до мелочей, помнил дедов дом. В нём уже давно живут чужие люди, его перестроили, изменили двор, сад… Но где же тогда то, что он так отчётливо помнит и что так хорошо знает и видит? Может быть, существует в каком-то другом, параллельном мире, о котором не принято говорить всерьёз…
Ему виделся одноэтажный домик, побелённый извёсткой, и слегка покосившееся крыльцо из почерневших деревянных досок. Посредине двора – огромная шелковица, а рядом с нею – будка, в которой жила собака Эльза. С дерева падали ягоды, и она иногда на них наступала; от этого на земле оставались размазанные фиолетовые пятна. Ягоды было немного жалко, но и собаку тоже. Когда мама читала Виктору сказку Пушкина об учёном коте, который день и ночь ходил вокруг дуба, он всегда видел старую овчарку Эльзу. В детстве она переболела чумкой, и её уши так и не встали торчком, как положено овчарке, а безвольно повисли по-дворняжьи, но благородное происхождение всё равно чувствовалось. Эльза никогда попусту не лаяла, взгляд её мудрых стальных глаз был красноречивее любых слов. Вик (так его звали в детстве) обожал эти глаза – умные, почти волчьи; она вообще была похожа на волка и казалась ему большой, просто огромной. Это особенно ощущалось, когда Эльза сидела, а он стоял рядом и их головы соприкасались. Вик любил обнимать Эльзу, прижимаясь к толстой серой шкуре, у него едва хватало рук, чтобы обнять её за шею. От неё пахло зверем, и ему это очень нравилось; а она, как и положено овчарке, сдержанно терпела нежности. Для Вика Эльза была прекрасна, как может быть прекрасна фея. Конечно, собачья фея, но всё равно она была само совершенство.
Дед любил рыбалку, и его любовь передалась Вику, – но не процесс ловли, а неповторимая атмосфера отшельничества. Часто они втроём – Вик, дед и Эльза – ходили на озеро. Вставали рано, засветло, когда над озером ещё висела лёгкая дымка и было «тихо, как в раю». Так говорил дед, и Вику это сравнение очень нравилось. Тишина не была полной: весело щебетали птицы, словно альты, держа верхние ноты; им вторили лягушки, выводя средний регистр; а в траве стрекотали кузнечики, задавая ритм. Это была сложнейшая музыка, полная смысла и абсолютной гармонии, которую Вик обожал. Это было настоящее волшебство!
В такие минуты на него находила такая мечтательность, что он совершенно забывал о цели своего прихода. Он впитывал красоту природы, её звуки, запахи, и сердце его наполнялось радостью и счастьем. Дед отлично всё понимал и не мешал ему. Он забрасывал удочку, усаживался поудобнее и начинал тихо, вполголоса, рассказывать свои бесконечные истории, в которых все были живы – и его мать, и отец, и братья с сёстрами. Эльза смирно сидела рядом с дедом и спокойно глядела на озеро. Она была уже слишком взрослой, чтобы позволять себе такие шалости, как гоняться за птицами или облаивать лягушек. Вик усаживался рядом с Эльзой и, затаив дыхание, слушал дедовы рассказы. И потом, став уже взрослым, он никогда не мог представить себе рай как-то иначе, чем та заповедная речка, и бесконечное поле, и таинственный далёкий лес, сходящийся с горизонтом. Лучше и прекраснее места на земле он никогда больше не встречал...


Внезапно громкие голоса прервали его мысли. Среди старух, которые, точно скульптурная группа, неподвижно восседали на скамейке, внезапно возникло оживление. Инициатором была Надежда Степановна – Виктор почти всех их уже знал по имени. Она встрепенулась, словно курица на насесте, и загалдела:
– Она говорит ему: «Милый мой!..» «Милый ты мой», – говорит.
Это сенсационное сообщение осталось без внимания: разморённые жарой старухи продолжали мирно клевать носами. Какое-то время пауза продержалась, затем одна из них не вытерпела и лениво отозвалась:
– Ну и что такого – «милый мой», многие так говорят. Подумаешь…
Надежда Степановна на корню подавила ересь:
– Да ты что, ты видела её морду? Такая наглая, самоуверенная, а туда же – «милый мой»!
Виктор невольно хмыкнул. А на себя-то в зеркало давно смотрели? Тоже мне, красотки выискались. Но разговор на скамейке уже нёсся в другом направлении. Инициативу перехватила старуха в туго завязанном платке, с лицом военного генерала:
– А Нонка-то толстая какая. Отец у ей толстый, а она – вообще. Такая огромная задница…
Востроносенькая соседка живо откликнулась:
– Дак ещё бы. Семнадцать тысяч получают, вот и разъелись…
Не успели они закончить эту тему, как с другой стороны скамейки загудел ворчливый басок Надежды Степановны. Глядя, как около дома разгружают грузовик, она прокомментировала:
– Алиминий привезли, цельную машину, лифт будут новый устанавливать. Цельную машину алиминия…
«Почему алюминий? – подумал Виктор. С чего взяла? И где это она видела, чтобы лифты делали из алюминия?»
В это время к скамейке подошла ещё одна старуха, и всё внимание переключилось на неё. На короткое время воцарилась тишина, затем Надежда Степановна неуверенно спросила:
– Люб, ты, что ли?
Баба радостно откликнулась:
– Я-я… кто ж еща?
Пристально на неё посмотрев, Надежда Степановна пояснила:
– Дак я в платке тебя и не узнала.
Виктор хмыкнул. Можно подумать, что, надев платок, Люба стала неузнаваемой. Она принесла очередную новость, и старухи, вытянув шеи, жадно её слушали, боясь упустить мельчайшую подробность. Речь шла о том, что в некую церковь ночью забрались грабители, чтобы выкрасть иконы, – «а там уже и красть нечего, никаких старинных икон нету, всё без них давно покрали!» Старуха зычно засмеялась, довольная собственным остроумием, но натолкнулась на ледяное молчание. Это остудило её веселье, и она сердито подытожила:
– Иконы не взяли, так зато все свечи поутащили, изверги проклятые.
Старухи равнодушно слушали, разочарованные столь незначительным происшествием, а Виктор вдруг вспомнил: «Русский человек произносит имя Божие, почёсывая себе задницу...»
Да, что-что, а слепым фанатизмом русский человек никогда не отличался. Потому и свечи спереть из церкви – плёвое дело, даже старух этим не проймёшь.
В это время в зоне их видимости появились два подвыпивших мужика. Бабы, как по команде, словно сплочённое войско, повернули головы в их сторону и грозно воззрились. Те немного покрутились, но поняли, что здесь им пристроиться не удастся, снялись с якоря и двинулись дальше.
Вдогонку незамедлительно последовал комментарий:
– Опять нажрались…
Виктор почувствовал запах пиццы и отошёл от окна. Да-а-а, ничто не меняется в этом регионе, ничто не в силах изменить мышление сограждан – ни электрификация, ни новация, ни нанотехнологии. Виктор горько усмехнулся своим мыслям. Лишь в одном можно быть абсолютно уверенным: в обозримом будущем отсутствие работы ему не грозит.


Глава двенадцатая

На следующий день, увидев Николая в отделе, Виктор первым делом спросил его о Денисе:
– Ну и как он тебе?
Вкратце передав суть разговора, Николай поделился впечатлениями:
– Справный парень. Аккуратный такой, очень неглупый. Думаю, мать много сил положила на его воспитание.
Листая бумаги, Виктор ворчливо отозвался:
– Да, это хорошо, а вот моему племяннику уже двадцать лет, а он всё в солдатиков играет.
– В солдатиков?
– Ну не играет, обменивается с такими же… любителями солдатиков. Когда, наконец, ума наберётся?
Улыбнувшись, Николай весело его успокоил:
– Да ладно тебе, между прочим, Павел Первый в бытность свою великим князем, представь себе, тоже играл в солдатиков, а был уже женат. А ведь примерно такого же возраста был, как сейчас твой племянник.
Анциферов досадливо отмахнулся:
– Да знаю я... Но ведь Павел-то к тому времени был уже прекрасно образован. И не сидел, слава богу, часами в Интернете.
– Смотри на всё философски. Может быть, Костик со временем станет великим полководцем.
– Ага, как Кутузов. Ну хватит, поговорили. Что нового можно добавить к следствию после твоего разговора с Денисом?
Мгновенно перестроившись на серьёзный лад, Николай принялся обрисовывать ситуацию:
– Вроде бы ничего нового не сказал. Так что мужскую часть, не считая маленького мальчика, внука Дроздова, мы допросили. Его, думаю, не стоит – это уже лишнее. Хотя как знать, бывают интересные случаи… Осталась только жена Дениса – Лена. Она последняя видела свою свекровь, и, мягко говоря, между ними не было взаимной симпатии…
Виктор нетерпеливо перебил:
– Да мало ли кто её не любил; кому была нужна её смерть – вот главный вопрос. Так сказать, мотив преступления, а если говорить шахматным языком, миттельшпиль – главное звено. У меня всё время какое-то ощущение, что чего-то не хватает.
В комнату вошёл Антон и с пол-оборота подключился к разговору:
– Чего не хватает?
Виктор пожал ему руку и ответил:
– Чего-то или кого-то.
Николай недовольно поморщился:
– Чересчур замысловато изъясняетесь, господа, нельзя ли как-нибудь попроще?
– Хорошо. Убийство мог совершить лишь тот, кто находился в доме, потому что вечером двери и окна в таких коттеджах, как вы сами понимаете, наглухо закрываются изнутри и залезть в дом незаметно, без шума, невозможно. Да, в общем-то, и днём это невозможно сделать незаметно. Думаю, вы с этим не будете спорить?
Стоя в картинной позе, вальяжно облокотившись на стул, Антон согласно кивнул; Николай же слушал Анциферова недоверчиво.
– У всех присутствовавших в злополучный вечер на дне рождения на сегодняшний момент – железное алиби.
Антон с ним согласился:
– Это точно, самой подозреваемой изо всех можно назвать лишь горничную. Но я не представляю, какой у неё мог быть мотив, и, потом, девушка – из сибирской деревни, добропорядочная, пусть и не хватает звёзд с неба...
Николай насмешливо покосился на Антона:
– Ну, ты, конечно, как всегда, сказанул. Можно подумать, убийство – это высокое искусство, исключительно дело рук благородных девиц.
Не обращая на них внимания, Виктор продолжал вслух рассуждать:
– Не исключаю, что был кто-то ещё, пусть не из родственников, но человек, хорошо знающий Леру и отлично ориентирующийся в доме. Может, так случилось, что этого человека никто и не видел. Ну, мало ли, на минуту все вдруг отвлеклись, вышли из гостиной, а он зашёл и поднялся к Лере…
Николай нетерпеливо ему возразил:
– Да такого просто не могло быть! А если вдруг и представить, что был ещё кто-то, то получается, что все они хором врут и покрывают убийцу либо действительно никого не видели. Ну хорошо, пусть, предположим – все сговорились. Но ведь была ещё горничная. Ей-то зачем скрывать убийцу – она человек чужой; и не посвятить её в план было нельзя: всё время ходит по дому, у неё куча дел. Скорее бы уж её освободили в этот день, устроили ей выходной. Но нет же, она присутствовала. Так что версия спланированного убийства отпадает. Слишком велик был риск, такое просто невозможно.
Виктор немного помолчал, потом на полном серьёзе вдруг выдал:
– Остаётся лишь один вариант – человек-невидимка.
Антон молча, рассеянно слушал, думая о чём-то своём; но Николай буквально подскочил:
– Ну слава богу, наконец-то хоть одна правдоподобная версия – человек-невидимка! Если бы Конфуций знал, что его слова станут расхожей цитатой в Московском уголовном розыске, он был бы страшно польщён.
Виктор, довольный своей шуткой, засмеялся и не смог не процитировать набившую оскомину цитату из Конфуция:
– «Трудно искать чёрную кошку в чёрной комнате, особенно если её там нет». Но дело в том, что, по всем приметам, кошка должна была быть, и нам необходимо её найти. Значит, так: я сейчас иду к криминалистам, а вы – в Малаховку, расспросите соседей. Не может быть, чтобы никто ничего не слышал и не видел. Я буду на связи, и как только появятся какие-нибудь новости, немедленно звоните. Мой нюх мне подсказывает…
Антон устало закатил глаза, а Николай немедленно подхватил:
– Я даже себе уже представляю совещание у старшего: «Нюх нам подсказывает…»
– Да ладно тебе, я же фигурально, предчувствие тоже нельзя не брать в расчёт. А теперь катитесь в Малаховку, и чтоб через пять минут вас здесь не было.
Антон взял под козырёк и продекламировал:
– «И старший в ответ: „Есть, капитан“».
Николай собрал сумку и стал энергично подталкивать Антона к выходу. Тот, мгновенно войдя в роль, стал изображать возмущение, оказывать яростное сопротивление, упираясь изо всех сил, хватаясь за столы и стулья, – но Николай, приложив титанические усилия, вытолкнул его за дверь. В финале этого импровизированного спектакля в проёме двери на секунду театрально показалась рука Антона, цепляющаяся за косяк, но Николай решительно её отодрал, и в комнате наконец-то воцарилась тишина. Виктор весело хмыкнул и, открыв записную книжку, снял трубку телефона и набрал номер.


Глава тринадцатая

После нескольких напряжённых дней у Виктора наконец появилось время, чтобы повидаться с другом. Его уже несколько дней ждали с нетерпением, поскольку Светлана, жена Толика, только что вернулась из Болгарии и им хотелось поскорее надарить ему подарков и накормить вкусной домашней пищей. Готовить Виктору было некогда, и потому Светлана к каждому его приходу готовила всякие деликатесы, стараясь накормить на неделю вперёд. Визиты его не были редкими: Толик со Светланой жили в нескольких минутах ходьбы от его работы, в Дмитровском переулке. Хорошая еда, бокальчик красного вина, полное отключение от проблем – вот всё, что ему сейчас было нужно. Ну и, конечно же, очень просто не терпелось поиграть в шахматы – без этого не обходилась ни одна их встреча. К тому же, переключаясь на игру, он часто совсем неожиданно находил ответы на вопросы, которые подспудно сидели в голове. Даже в детстве, если не получалась задачка по алгебре или геометрии, Виктор спокойно её откладывал и брался за шахматы. А спустя некоторое время ответ приходил сам собой. Иногда даже во сне!
Но в этот раз даже старый проверенный приём не помогал. Вот уже второй час друзья молча играли в шахматы, и было видно, что игра у Виктора совершенно не клеится – мысли его были слишком далеко. Толик всё отлично понимал и не лез к нему с разговорами.
Виктор предпринял очередной ход и сказал:
– Ну что же, жертвую тебе ферзя.
Толик не замедлил отреагировать:
– Ну что же, жертва ферзя – довольно хитрый ход, если это, конечно, делает не дилетант. А поскольку ты не дилетант, то либо решил спутать мне игру, либо – дать свободу своему королю.
Виктор рассеянно посмотрел на него, явно продолжая думать о своём. В это время в комнату вошла Светлана и, вытирая на ходу тарелку, решила поделиться своими скромными познаниями в шахматах:
– А знаете, я недавно прочла, что слово «шах» переводится с персидского языка как «король», а слово «мат» – «смерть». То есть «шахматы» можно перевести как «король умер». Здорово, правда?
Услышав это, Виктор поднял голову и замер. И по мере того, как он отрешённо смотрел на Светлану, ей становилось не по себе. Но вот медленно, боясь спугнуть мысль, Виктор начал проговаривать фразу заново:
– Ты сказала – «король умер»… Или, иначе говоря, – смерть короля. Так ведь? Господи, и как же я мог об этом забыть!
Светлана и Толик дружно закивали головами, изо всех сил стараясь быть полезными, хотя совершенно не понимали, о чём идёт речь.
– Смерть короля – это шахматы. Правильно?
Незаметно обменявшись многозначительными взглядами, они вновь дружно кивнули, а Светлана осторожно поинтересовалась:
– Витёк, у тебя всё в порядке? Толик говорил, что ты в последнее время много работаешь…
Виктор вдруг громко захохотал, стукнул Толика по спине и постарался прояснить ситуацию:
– Ребята, да вы просто молодцы! Вы даже не представляете, как мне помогли.
Толик, сгорая от любопытства, стал допытываться:
– Да чем же? Тем, что шахматы называются «шахами» и «матами»?
– Ну ладно, старик, не сердись, не могу я ничего говорить до окончания следствия. Спасибо вам, мне нужно сейчас всё срочно проверить, так что не сердитесь, но я должен ехать!
Светлана жалобно посмотрела сначала на гостя, затем перевела взгляд на мужа. Но тот лишь беспомощно развёл руками:
– Что ж, придётся Светлане печь ещё один пирог. Правда, теперь это будет в другой раз.
Надевая куртку, Виктор продолжал оправдываться:
– Как только освобожусь, доиграем партию. Запишешь, Толян? Мне сейчас, честное слово, надо бежать.
Толик похлопал его по спине и успокоил:
– Всё нормально, старик, запишу в лучшем виде.
Наскоро простившись, Виктор покинул друзей и со всех ног помчался на Петровку. «Какой же осёл, как я мог забыть! Ведь Татьяна хотела рассказать мне о шахматах, которые Лера привезла ей, когда приезжала в последний раз. Вот болван!» – ругал он себя. Вынув на ходу из кармана записную книжку, отыскал нужный номер.
– Алло, Татьяна Николаевна? Здравствуйте. Нам нужно с вами встретиться… Срочно.


Глава четырнадцатая

Антон с Николаем подъехали на служебной машине к коттеджу Дроздовых. Дверь открыла горничная Катя, она их узнала и впустила в дом. Не вдаваясь в подробные объяснения, ей сказали, что нужно ещё раз осмотреть комнаты и проверить, нет ли каких перемен в расстановке мебели и не пропало ли чего. Поначалу Екатерина держалась с ними холодно, отвечала сдержанно и односложно, но Антон включил весь свой шарм и обаяние, и она оттаяла, разговорилась. Оказалось, что эта простоватая деревенская девушка обладала хорошим аналитическим складом ума и отличной памятью. Николай порадовался, что, может быть, хоть от одного свидетеля будет польза, и надежды его сбылись даже раньше, чем он мог это себе предположить. Войдя в спальню Валерии, Николай попросил Катю посмотреть, не изменилось ли чего и всё ли стоит на своих местах. При этом он обратил её внимание на шкатулку с драгоценностями и поинтересовался: не пропали ли из неё какие-нибудь украшения? Катя с уверенностью ответила, что все драгоценности в целости и сохранности, что могут подтвердить и все остальные домочадцы. Сама она ничего не заметила. Хотя…
Девушка немного помедлила, потом сказала:
– Не знаю, какое это может иметь отношение к случившемуся, но, когда я ставила фужеры для шампанского в буфет, заметила, что одного не хватает.
Николай нетерпеливо её переспросил:
– А вы не могли ошибиться?
– Нет, это совершенно точно. Я несколько раз пересчитывала бокалы. Дело в том, что Валерия Павловна всегда очень трепетно относилась к посуде; вы видели, наверное, у неё сплошной фарфор и хрусталь, и она требовала обращаться с ними крайне осторожно. Я всегда очень слежу за этим.
Николай хотел ещё о чём-то спросить, но от волнения никак не мог вспомнить и только растерянно пробормотал:
– Та-а-ак, проморгали улику, теперь ищи ветра в поле. – И уже, еле сдерживая раздражение, сказал Антону: – Нужно немедленно вызвать наряд полиции, пусть обшарят весь дом и вокруг него. Любой осколок, любая даже часть стакана для нас бесценна. Я пока проинструктирую Катерину.
Повернувшись к Кате, уже более спокойным тоном он спросил её, не говорила ли она кому-нибудь о пропаже бокала. Она заверила, что никому ничего не говорила, но Николай на всякий случай её предупредил:
– Запомните: про то, о чём мы сейчас с вами здесь говорили, никому ни слова, никто ничего не должен знать. Вы меня поняли?
– Не-е, я никому не скажу. Будьте уверены.
– От этого зависит не только то, найдём мы преступника или нет, но и безопасность многих людей.
Глаза Кати округлились, и, насмерть перепуганная, она пролепетала:
– А мне угрожает опасность?
Николай взял её под руку и повёл вниз, на ходу давая инструкции. Антон вызвал по телефону наряд полиции, после чего вышел из дома.


Глава пятнадцатая

Пока Николай в сопровождении Екатерины осматривал дом снаружи, Антон решил не терять времени и пообщаться с соседями Дроздовых. Он вышел за ворота и увидел во дворе дома напротив огромного ротвейлера, который разгуливал по лужайке. Антон отлично помнил, что, когда они приезжали сюда в день убийства, в доме никого не было. Вряд ли, конечно, в таком случае они что-нибудь знают, но зайти всё равно не помешает. Он подошёл к калитке, однако открыть её не смог: с другой стороны она была надёжно блокирована мощной тушей ротвейлера. Осуществив подобный манёвр, пёс, страшно довольный собой, уселся, искоса поглядывая на Антона, громко дыша и весело молотя хвостом о забор. Несмотря на огромные габариты и мощные челюсти, выглядел он весьма добродушным, но Антон не стал доверять своим первым впечатлениям и решил подождать хозяйку. К счастью, она его уже увидела и спешила навстречу. Сделав строгий выговор своему сторожу, она оттащила его за ошейник от калитки и пригласила Антона войти. Соседка выглядела не старше шестидесяти лет, у неё была приятная, располагающая внешность, одета она была просто и аккуратно. Про себя Антон отметил, что женщины такого типа, как правило, чувствительны, словоохотливы и легко идут на контакт, и, как оказалось, не ошибся. Женщина и впрямь оказалась весьма добродушной, правда, несколько суетливой.
– Не обращайте внимания на Барсика – он у нас умный, никогда никого не трогает.
После такой блестящей характеристики собаки-охранника с кошачьим именем Антон безбоязненно потрепал его по огромной, как у медведя, голове, которую тот с готовностью ему подставил.
– Разрешите представиться: Антон Жаров, Московский уголовный розыск.
– Я так и подумала, мне соседи говорили, что вы о нас спрашивали. Моя фамилия Петрова, Вера Ивановна. Такое несчастье, такое горе. Только недавно мы разговаривали с Лерочкой, и вдруг… Кошмар. – Последние слова она произнесла уже шёпотом, приложив платок к глазам и тяжело вздохнув.
Антон выдержал небольшую паузу, затем сразу перешёл к делу:
– Вера Ивановна, мы знаем, что вы уезжали в Москву. Ничего не было необычного накануне, что могло привлечь ваше внимание? Нам сейчас важно буквально всё.
Вера Ивановна торопливо закивала:
– Да, да, я хотела вам кое-что сообщить, потому и вышла сразу из дома, увидев машину. Хотя не совсем уверена, что вам это пригодится, может, покажется ерундой…
– Для нас важно всё. Итак, я внимательно вас слушаю.
Женщина начала свой рассказ издалека, со множеством подробностей, но Антон терпеливо её слушал, не перебивая, что при его характере было нелегко.
– Дело в том, что я должна была уехать в Москву на электричке. Но потом позвонил муж и сказал, что приедет за мной на машине. Поэтому соседи думали, что я уехала вечером, а на самом деле – только глубокой ночью. Муж задержался, приехал поздно – около одиннадцати вечера. Я так тогда на него разозлилась, уже хотела сесть на электричку и уехать одна. И уехала бы, если бы в прошлый раз не забыла дома ключи. Вот и пришлось его ждать.
Антон поинтересовался:
– А вы часто уезжаете в Москву?
– Нет, я почти всё лето живу на даче, домой езжу только раз в месяц. Саша ведь работает; хотя выходные проводит на даче, но в Москве, дома-то, он один. Поэтому езжу. Надо и прибраться, и продуктов купить. Готовлю сразу на несколько дней. Могу себе представить, что он там без меня ест.
В этом месте рассказа Вера Ивановна притворно вздохнула, пытаясь изобразить внимательную, заботливую жену, но на Антона это не произвело должного впечатления.
– Понятно. Так что – можно сказать, поездка ваша была плановая?
– Да, можно так сказать.
Антон понял, что от лирических отступлений пора переходить к делу, и задал вопрос:
– Постарайтесь вспомнить, кто из соседей знал о том, что вы уезжаете. Поверьте, это очень важно. Ведь из ваших окон хорошо просматривается коттедж Дроздовых, и не случайно ли всё было устроено так, чтобы в день, когда всё произошло, вы отсутствовали?
Женщина согласно кивнула и на удивление чётко и толково принялась излагать факты, соблюдая при этом хронологию.
– Понимаю. Обычно я не очень-то распространяюсь, что уезжаю в Москву, – незачем это всем знать. А то, знаете как, пронюхают какие-нибудь гастролёры, что дом пустой, так ещё залезут. Хотя, конечно же, когда хозяева в отъезде, не скроешь, и уж кто-кто, а Дроздовы-то всегда знали, мой дом – напротив них. Собаку я тоже забираю с собой, поэтому даже по её отсутствию сразу ясно, что мы в отъезде. А в этот раз о том, что я еду в Москву, мне кажется, знали все. Дело в том, что ко мне зашла приятельница, моя подруга, и попросила привезти ей электронагреватель для воды. Я сказала, что буду покупать себе, вот и она надумала. И зачем только похвасталась? Ну, и сразу же понеслось. Соседки мне все уши прожужжали про эти нагреватели: какие лучше – проточные или с баком, какой сколько стоит... Знаете, бабам только подкинь тему, да хоть просто палец покажи, – тут же устроят диспут! Понятно, какие тут ещё новости – скучно. А в этот раз все поучаствовали, даже невестка Леры подключилась. Такой базар мне тут устроили! Весь посёлок эту тему обсуждал. Поэтому трудно себе представить, чтобы кто-то мог не знать о том, что я еду в Москву.
Антон понимающе кивнул:
– А о том, во сколько вы уезжаете, кто-нибудь знал?
Тут Вера Ивановна отрицательно покачала головой, решительно отметая всякое сомнение:
– Нет, вот как раз об этом не знал никто. Предполагалось, что я поеду электричкой на двадцать пятнадцать, на которой всегда езжу. И в этот раз уже собралась выходить из дома, как неожиданно позвонил Саша, мой муж, и сказал, что приедет за мной и чтобы я сидела и ждала его. Ну, я же уже вам об этом рассказывала. Обещал приехать в течение часа, а заявился только в одиннадцать часов. Я тогда тридцать раз пожалела, что согласилась, – изнервничалась вся, была как на иголках. Потом стала волноваться, не случилось ли уж чего, – телефон у него не отвечал.
Она раскраснелась, вспомнив, сколько эта поездка отняла у неё нервов, но Антон не дал в очередной раз рассказать историю опоздания мужа и вернул к теме разговора:
– Естественно, что вы никому не успели рассказать о ваших изменившихся планах?
– Конечно нет. Я ведь, как пришпиленная, сидела на террасе, ожидая его с минуты на минуту. Да, и вот самое главное, что я хотела вам сказать. Когда я ждала мужа, нервы, знаете ли, обострены и невольно обращаешь внимание на каждый звук, каждый шорох. Так вот, в какой-то момент я совершенно отчётливо слышала, как подъехала машина.
– К Дроздовым?
– Не могу утверждать, но мне показалось, что к ним. Машина остановилась на другой стороне улицы, под деревьями, и я даже сначала подумала, что это муж приехал. Подождала немного, но вскоре поняла, что это не он, опять расстроилась, ну и, естественно, смотреть не пошла. Мало ли чужих тут ездит, не выбегать же к каждой машине!
– А машин вообще много ездит?
Антон старался не упустить ни одну деталь, но этого и не требовалось – Вера Ивановна всё отлично помнила.
– Да полно, и москвичи, и местные, так и снуют, особенно по выходным. В тот вечер к ним точно приезжали дети, я знала о том, что у Леры день рождения, и, когда подъехала машина, подумала, что это кто-то из них приехал. Вообще, семейные праздники они всегда встречали в узком кругу. Ну, может, какие друзья и приезжали, но нас, соседей, никогда к себе в гости не приглашали. Поэтому даже и не знаю, кто там у них бывал. Они всегда сторонятся нас, больно уж важные особы. Конечно, если встретятся на улице, всегда вежливо поздороваются. Валерия всегда была приветлива, разговорчива. И муж её очень интеллигентный мужчина, всегда спросит, как здоровье, как дела; ничего плохого про него не скажешь, хотя понятно – это только из вежливости. А вот её невестка, Лена, та попроще, всё выспросит, вынюхает, всё-то ей надо знать. Лера-то против неё настоящая дама, а эта – так, пигалица, но туда же! Умеет мужиков к рукам прибирать.
Эта неожиданная подробность тотчас заинтересовала Антона.
– Вы имеете в виду её мужа?
Вера Ивановна хитренько покосилась и тихо, едва слышно, проворковала:
– И мужа, конечно, тоже.
По её многозначительному взгляду было ясно, на что она так прозрачно намекает.
– Вы хотите сказать, что Елена кокетничала с Романом Ивановичем?
Вера Ивановна, довольная, что ей не пришлось объяснять самой, радостно затараторила:
– Ну, так это же видно невооружённым взглядом. Просто откровенно его соблазняет. Хотя не знаю, как она себя ведёт с другими мужчинами, может, у неё манера такая...
Взяв себе на заметку столь ценное наблюдение, Антон тем не менее не подал и вида и вернулся к разговору о машине:
– Итак, подъехала машина. Тот, кто приехал, мог ли он знать, что вы дома? Что ещё не уехали?
– Вряд ли. Наша терраса выходит в сад, и свет от неё с дороги не видно. Тем более, свет от торшера сквозь деревья и в саду-то едва виден, а уж с дороги – точно нет.
Внезапно Антон почувствовал, что вплотную подошёл к разгадке, как говорится – взял след, и сердце его учащённо забилось.
– Вы сказали, что подумали, будто это кто-то из гостей. Но ведь тогда бы вы услышали, как эти гости входили в дом? Если их кто-то встречал? Голоса были бы слышны, разговоры…
Соседка не дала ему договорить:
– Да, слышны были бы. Если бы это были чужие люди. Но в тот раз калитка скрипнула, и всё стихло, и я сразу поняла, что это кто-то из своих. Открыл калитку своим ключом и вошёл в дом. У них ведь у всех свои ключи. Не знаю, как от коттеджа, но от ворот точно у каждого есть, это мне ещё сама Лера говорила.
Антон порадовался цепкой памяти Веры Ивановны, но на этом сюрпризы не закончились. Вера Ивановна оказалась настоящим Шерлоком Холмсом и Ватсоном в одном лице.
– Так вот. Вроде ничего особенного, и я вообще бы не обратила на это внимания, если бы через двадцать минут не услышала, как заработал двигатель и машина отъехала. Вот это мне уже показалось странным, и я решила посмотреть: кто же приезжал? К сожалению, увидела лишь хвост машины, поэтому не рассмотрела, какая это была марка. Но то, что она была серебристого цвета, разглядела точно.
Вера Ивановна сделала паузу, собираясь с мыслями, и Антон облегчённо выдохнул. Слава богу, хоть какая-то зацепка.
– А в семье Дроздовых у кого-нибудь есть машина серебристого цвета?
Вера Ивановна, не задумываясь, ответила:
– Так у Зинаиды.
– Зинаиды?
Вера Ивановна недоверчиво посмотрела на Антона:
– Ну да, мать Елены, а вы что, не знаете её?
Антон словно бы не расслышал её вопроса и нетерпеливо спросил:
– А вы уверены, что это была её машина?
Вера Ивановна чуть подумала, затем медленно, с расстановкой, ответила:
– Конечно, на сто процентов поручиться не могу, но в ту минуту у меня даже никаких сомнений не было, потому что кто же ещё? Хотя было довольно темно...
Понимая, насколько бесценную информацию он только что получил, Антон искренне поблагодарил Веру Николаевну:
– В любом случае огромное вам спасибо. Если у нас возникнут ещё какие-нибудь вопросы, мы обязательно с вами свяжемся. И вы, если вспомните ещё что-то, обязательно позвоните нам. Вот наш телефон. Николай или Антон, то есть я.
Вера Ивановна просияла от удовольствия:
– Очень рада буду помочь.
Антон попрощался с ней и Барсиком, который, по-видимому, решил пойти вместе с ним. Но его энергичные протискивания в щель калитки были пресечены, и Вера Ивановна, с трудом и не без помощи Антона, ловко захлопнула калитку прямо перед самым носом своего несознательного сторожа.


Глава шестнадцатая

Освободившись, Антон пошёл разыскивать Николая и нашёл его сидящим в машине и увлечённо поглощающим бутерброды с сыром. Стараясь его заинтриговать, Антон, словно между прочим, обронил:
– Не знаю, как миттельшпиль, но эндшпиль вполне определился.
Николай перестал жевать и удивлённо на него уставился:
– Это откуда такая уверенность? Тебе что-то стало известно?
Долго уговаривать Антона не пришлось.
– Дело в том, что в тот вечер в доме был ещё один гость – некая Зинаида, мать Елены. Приезжала ненадолго, а потом почти сразу уехала. И знаешь, она очень даже подходит на роль чёрной кошки в чёрной комнате.
Быстро дожевав бутерброд, уже безо всякого удовольствия, Николай нравоучительным тоном произнёс:
– Вот только об этом не вздумай сказать Виктору или, того хуже, Иваницкому. Поговорил с какой-то дачницей – и сразу же раскрыл преступление. А ты знаешь о таком приёме, как направление расследования по ложному следу? Никому нельзя доверять на сто процентов, всё и всех проверять. А вдруг эта баба – заинтересованное лицо?
Антон возразил ему, но уже не столь категорично:
– Да, но ведь машина-то подъезжала, не могло же Вере Ивановне такое присниться? Хотя… Может быть, это кто-то другой приезжал на её машине. То, что это была она, конечно, пока только предположение.
Николай согласился и, налив из термоса кофе, протянул бумажный стаканчик Антону.
– Чем дальше я размышляю, тем больше прихожу к выводу, что всё идёт слишком гладко, как по накатанной плоскости. Будто не мы раскручиваем преступление, а оно нас раскручивает, словно кто-то нам помогает его раскрыть.
Антон расслабленно потягивал ароматный кофе, однако его мыслительный процесс не останавливался.
– Ты хочешь сказать, что…
– Вот именно. Кто-то очень умный поставляет нам улики, чтобы всё было именно так, как нужно ему. Срочно звоним Виктору.


Глава семнадцатая

Николай и Антон, проведя битый час в пробках, добрались наконец до Петровки и, зайдя в свой отдел, нос к носу столкнулись с Ниловной. Их сердитые лица выглядели полной противоположностью весёлой, сияющей Ниловне, и Антон, бросив на неё сердитый взгляд, ворчливо пробурчал:
– Тебе хорошо, Ниловна, у тебя самая большая проблема – пыль, ну в крайнем случае скомканные бумажки, что на столах валяются. Зато и приятностей сколько – кошки, котята. А нам тут с этой мотнёй туда-сюда даже поесть некогда.
В глазах у Ниловны вспыхнули весёлые искорки.
– Ну, уж сказал – кошки! Всего лишь три; котёнок ведь тоже оказался кошечкой, мы с Машей назвали её Розочкой.
Николай захохотал, а Антон театрально всплеснул руками:
– Вот за что я тебя, Ниловна, люблю, так это за твой неординарный ум. Ну, ведь как можно было назвать кошку? Да пропасть имён – Мурка, Муська, Снежинка, Пушинка, а вы назвали её Розой. Молодцы!
– А ты знаешь, Антоша, я ведь свою первую кошку по необходимости завела, чтобы крыс гоняла.
– У вас что, были крысы?
– Нет, всего одна, но, скажу тебе, стоила доброго десятка – весь подъезд терроризировала. Вот послушай, как было дело…
– Ну-ка, ну-ка…
Поставив швабру в угол, Ниловна подошла к письменному столу и, попутно разгребая бумажные завалы, принялась за рассказ:
– Мы с Машей тогда ещё жили с её дочерью, зятем и двумя маленькими детками. Тесно было, ну да ничего. В войну и похуже бывало. Так вот. Выхожу я однажды из нашей квартиры, а на нашем коврике, прямо у двери, крыса сидит. Когда я вышла, она отскочила, но не ушла. Сидит, смотрит на меня. Я уж и ногами топала, и гнала – не уходит. Сходила домой за веником, еле-еле выгнала её с площадки.
Услышав весёлое хихиканье Антона, Ниловна строго на него посмотрела, и он, спохватившись, принял серьёзный вид:
– Да это, наверное, была какая-нибудь ручная крыса, может, из цирка сбежала.
Рассердившись уже не на шутку, Ниловна отчитала его:
– Сам ты из цирка сбежал! Тебе бы только петрушку изо всех делать. Говорю тебе – самая настоящая крыса. Ну, в общем, пришла на работу – я тогда в диспетчерской работала, – рассказала своим девкам, а они мне говорят: «Ну, подруга, готовься к смерти». Ну, это они шутили, конечно, но всё равно мне стало как-то не по себе. На следующее утро Маша, сестра моя, выходит, а крыса опять возле двери сидит…
На сей раз не выдержал Николай:
– Может, квартиру перепутала, что-то ведь ей было нужно?
Ниловна лишь отмахнулась от него:
– Да ты послушай, что дальше-то было. Проходит три дня, и у нас помирает зять.
Услышав о таком исходе дела, Антон аж присвистнул:
– Мать честна, управилась-таки, упыриха!
Это совершенно справедливое замечание на сей раз было принято. Ниловна согласно кивнула и продолжила:
– А ведь когда она приходила, он в отъезде был, в командировке. Там и помер.
Николай с Антоном переглянулись, и Николай выдал весь арсенал знакомых терминов:
– Видимо, обладала какими-то паранормальными способностями, на расстоянии действовала, телепатически…
Ниловна, почувствовав в его тоне несерьёзность, недоверчиво покосилась:
– Ну, зять-то наш вообще-то пил, меры не знал. А уж если вырывался на волю, то пил беспробудно. Врачи констатировали у него удар – видимо, упился. Я Нинке говорила… – Тут она поняла, что сболтнула лишнего, и поскорее вернулась к прежней теме: – Да, так вот я о чём. Про крысу. До сих пор помню её взгляд – глаза красные, злые, как угольки сверкают...
На последних словах в комнату вошёл Виктор и тут же вклинился в разговор:
– Это у кого глаза красные? Небось, после дежурства. Я тоже, как ночь не посплю, глаза как у кролика.
Все, включая Ниловну, рассмеялись, и Антон пояснил:
– Да нет, это у одной знакомой Ниловны. Прямо криминальный элемент.
Виктор удивлённо на неё посмотрел, и Ниловна поспешила успокоить:
– Да не слушайте вы их, это я про крысу рассказывала, как она нас терроризировала. Но теперь у меня три кошечки, и мне никакие грызуны не страшны.
На словах о грызунах Виктор неожиданно вспомнил о еде:
– Ой, слушайте, а у вас тут ничего не найдётся погрызть? Я голодный как волк. Ну, или уж в крайнем случае хотя бы чайку попить.
Антон немедленно подхватил:
– Да я уже давно мечтаю о чае, а Ниловна вместо этого нас своими баснями кормит. С утра ничего не ел, в отличие от Николая. Он у нас человек запасливый, захватил с собою саквояж еды, а я вот не догадался и потому до сих пор маковой росинки во рту не держал.
Задохнувшись от возмущения, Николай принялся оправдываться:
– Это я-то практичный? Я же тебе предлагал… Неблагодарный!
– Тогда я ещё не хотел, а когда захотел – было поздно. Но сейчас-то я имею право попросить у Ниловны заварить мне чайку?
Сразу же приняв хозяйственный вид, Ниловна начала хлопотать:
– Да господи, ну конечно, сейчас заварю. А вы работайте, ребятки, работайте, не обращайте на меня внимания.
Дав Ниловне задание, Антон сразу же успокоился, повеселел и снова принялся балагурить:
– Вот что значит женская забота – сразу решены все бытовые вопросы, и ты снова можешь продолжать печься о судьбах человечества.
Услышав подобное откровение, Ниловна не преминула вставить шпильку:
– А нечего в бобылях ходить. Ишь, д’Артаньяны собрались тут, всё бы вам только гусарить.
Такой исторической эклектики Николай вытерпеть не смог:
– Ты, Ниловна, всё-таки определись, кто мы – либо французские д’Артаньяны, либо русские гусары. Что-нибудь одно.
– Дак вас как ни назови, вы всё одно – неженатики, а они что там, что здесь, хоть в Африке – бобыли.
В ответ на едкую сатиру Антон не остался в долгу:
– Что касается Африки, Ниловна, там проблема холостяков ребром не стоит, там, наоборот, не знают, что делать с высокой рождаемостью. То есть у них от отцов деваться некуда, а как следствие, и от произведённых на свет детей. Ты что, хочешь, чтобы и у нас так же было? А кто тогда будет ловить преступников, по-твоему? Нет, мы – бойцы невидимого фронта, и до семейных утех нам пока что далеко.
Ниловна выслушала его с ехидной миной, тихонько хмыкнула и, взяв чайник, направилась к выходу, но Антон успел бросить ей вдогонку:
– Ты лучше, Ниловна, скажи Виктору, как вы своего котёнка назвали.
Ниловна на бегу скороговоркой пробормотала:
– Как будто не помнишь – Розочкой! – И тут же умчалась за водой.
Анциферов удивлённо посмотрел на Николая с Антоном, ожидая разъяснений:
– Какая Розочка? Надеюсь, не очередная мать-одиночка, которую вы приютили?
Не отрывая взгляда от компьютера, Антон его успокоил:
– Да нет, это дочь Вари – маленький котёнок.
Анциферов фыркнул, а Николай с самым серьёзным видом принялся нахваливать выбранное Ниловной имя:
– А что, мне нравится имя Розочка – хорошее, редкое, не какое-нибудь вычурное, вроде Мурки, Милки или того же Василия.
Антон с ним не согласился:
– Сейчас имена домашним животным дают от фонаря. Я, например, в Малаховке встретил огромного пса, которого звали Барсик, хотя это типично кошачье имя. Я там свидетелей опрашивал.
Виктора через край переполняло отличное настроение, и он принялся потешаться:
– Значит, Барсик выступал у тебя в роли свидетеля…
Николай, устав слушать их галиматью, сердито заметил:
– Послушайте, долго мы ещё будем трепаться? У нас дело нераскрытое, просто голова кругом…
Но Анциферов и сам уже понял, что лирических отступлений на сегодня предостаточно. Подойдя к своему столу, он грохнул на него свой портфель и победоносно изрёк:
– Голова, говоришь, кругом? И дело нераскрытое? Ну, сейчас у вас действительно она пойдёт кругом. Значит, так: я только что от Татьяны…
В это время вновь зазвонил телефон, и Николай раздражённо снял трубку:
– Да!.. Сейчас, сейчас, минутку. – Зажав рукой трубку, он громким шёпотом произнёс: – Это Иваницкий. Виктор, тебя требует.
Виктор взял трубку, и по мере того, как он слушал указания старшего, лицо его становилось всё серьёзнее и серьёзнее.
– Хорошо, Константин Яковлевич, сейчас я к вам зайду. – Положив трубку, он поспешил к выходу, успев только сказать: – Потом расскажу, поступила новая вводная.


Глава восемнадцатая

Служебная машина МУРа подъехала к сталинскому дому на Ленинградском проспекте. Из неё не спеша вышел Виктор и набрал номер мобильного телефона:
– Консьержка? Предупредили? Отлично.
Войдя в подъезд, он увидел в окне консьержку и почтительно перед ней остановился. Она сидела в старом продавленном кресле и вязала. Услышав, что в подъезд кто-то вошел, она подняла голову и внимательно посмотрела на Виктора своими подслеповатыми глазами. «И почему все консьержки так похожи друг на друга?» – подумалось Виктору, но, встретив ледяной взгляд привратницы, он немедленно доложил:
– Московский уголовный розыск. Я к Дроздовым.
Консьержка чуть не выронила из рук своё вязанье:
– Ой, вы из МУРа?!
Виктор в ответ протянул ей своё удостоверение. Изучив документ, она услужливо закивала головой:
– Проходите, проходите, товарищ капитан. Елена меня предупреждала. Надо же, беда-то какая…
Последнюю фразу она произнесла ему вслед, потому что он уже поднимался по лестнице к лифту.
Елена была дома одна, но для Виктора это не стало неожиданностью. Сразу же, с пол-оборота, она постаралась установить контакт, и Виктор, мельком окинув взглядом её довольно откровенный наряд, поинтересовался:
– А где же Роман Львович? Вы говорили, что он тоже придёт…
Не дав ему закончить фразу, Елена объяснила:
– Ой, вы знаете, он сейчас – только что – позвонил и сказал, что в Шереметьево встречает делегацию из Лондона, поэтому немного задержится.
Виктор никак не выдал своего неудовольствия и, лишь едва заметно усмехнувшись, успокоил:
– Да ничего страшного, дела так дела. У меня к вам всего несколько вопросов, я не отниму у вас много времени. Даже не стану вести протокол. Мой визит – лишь желание с вами поближе познакомиться и взглянуть на женщину неотразимой красоты, о которой так много наслышан.
Елена была отнюдь не глупа и хорошо понимала, что все эти дежурные комплименты – пустой звук, и всё же сумела извлечь для себя выгоду и изобразила на лице очаровательную улыбку:
– К вашим услугам!
«Прямо так, с места в карьер! Очень плохое воспитание, – подумал Виктор. – Хорошие, видимо, были учителя». И, не обращая внимания на её стремление произвести на него впечатление, спокойно продолжил разговор:
– Скажите, Елена, какие у вас были отношения с Валерией Викторовной?
Девушка вскинула брови, и её бездонные синие глаза изобразили крайнее удивление.
– А что, эти отношения могут иметь какую-то связь с убийством?
Комедия, которую пыталась разыгрывать Елена, начала надоедать Виктору, и он довольно резко ей ответил:
– К убийству имеет отношение всё. Ну, так как же?
Девушка приняла кроткий, ангельский вид и стала рассказывать, какие нежные отношения связывали её со свекровью, какое меж ними было взаимопонимание и душевность. Она явно ждала подобного вопроса и хорошо подготовилась. Виктор внимательно слушал, но не верил ни единому её слову. Во-первых, потому что на прохладные отношения Валерии с невесткой намекал даже сам Денис, а во-вторых, вчера он разговаривал с Татьяной…
– Понятно. В доме в тот вечер присутствовали только Дроздовы или были другие гости?
На лице Елены отразилось столь искреннее изумление, что в какой-то момент Виктор ей даже поверил.
– Странно, почему вы задаёте такой вопрос, ведь мы уже, кажется, вам говорили, что отмечали день рождения только нашей семьёй. Разумеется, никого чужого в доме не было, если не считать горничную.
Виктор отметил, как она интонационно подчеркнула – «наша семья». Молодец, вон как – сумела отвоевать позиции. Ну а присутствие горничной – вообще откровенная удача. По-видимому, в тот вечер она была послана им свыше. В самом деле – лицо незаинтересованное, смело может проходить как свидетель. А может, всё-таки тщательно разыгранная партия, где каждая фигура играет свою конкретную роль?
Задумавшись, Виктор замолчал, но, заметив испытующий взгляд Елены, поторопился задать новый вопрос:
– А ваша мать, Зинаида Львовна Крюкова, сейчас в Москве или ещё на отдыхе?
По тому, как в глазах Елены мелькнул страх, Виктор понял, что попал в точку. «Впрочем, – подумал он, – а что в этом плохого? Каждая дочь может заволноваться, если матери угрожает опасность, – это естественная реакция. И если боится, значит, угрожает».
От былой самоуверенности не осталось и следа, и, как ни старалась Елена взять себя в руки, голос её выдавал.
– Вообще-то, непонятно, какое отношение к убийству Валерии имеет моя мать?
Перестав себя контролировать, она назвала свекровь по имени, и сразу как на ладони стала видна её вторая сторона – низкая и фальшивая.
Виктор презрительно объяснил:
– А разве я сказал, что она имеет к этому какое-то отношение? Следствие лишь отрабатывает все версии.
Елена прикусила язык, поняв, что сморозила глупость, и попыталась выкрутиться:
– Она только вчера вечером возвратилась из Болгарии – ездила отдыхать к друзьям.
Но Виктора не устроил такой расплывчатый ответ.
– В какой промежуток времени она там была?
Елена нахмурила брови и неуверенно ответила:
– Кажется, две недели, но точно сказать не могу.
Подчёркнуто официальным тоном Анциферов подвёл итог беседы:
– Ну что ж, это всё мы уточним, а если у нас появятся к вам ещё вопросы, вновь потревожим.
Елена, давя в себе раздражение, уже безо всякого кокетства, холодно и зло спросила:
– А как кофе? Не откажетесь же вы выпить чашку кофе?
Виктор с почтением склонил голову и довольно фамильярно ответил:
– В другой раз, детка. Адью.
Елена покраснела от злости и, метнув молнию из-под своих чёрных, густо накрашенных ресниц, сумела лишь выдавить:
– Всего доброго.


Глава девятнадцатая

Совещание у Иваницкого обещало быть долгим, но, судя по его отличному настроению, было ясно, что разносов на сей раз не предвидится. Накануне он решил проблему со своим больным зубом и теперь прямо-таки светился от счастья. Вообще-то характер у старшего был строгий, даже крутой, но мужик он был добрый, и все его любили. Он легко переходил от серьёзных дел к житейским проблемам, вникал во все мелочи и никогда не отказывался помочь. Вот и сейчас, находясь в отличном расположении духа, каждому пожал руку, с каждым перебросился парой-тройкой фраз, рассадил по местам и приготовился начать совещание.
В проёме двери показалась голова секретарши:
– Константин Яковлевич, что принести – чай, кофе?
– Да, Зинуля, приготовь-ка нам чаю, разговор у нас будет долгим.
Зинаида Васильевна, солидная немолодая дама, зарделась, услышав фамильярное Зинуля, и горделиво удалилась выполнять поручение.
Иваницкий, само братолюбие и гостеприимство, кивнул Анциферову:
– Витёк, давай-ка, друг, выкладывай всё по порядку и со всеми подробностями.
Тот, как обычно, серьёзно и неторопливо начал излагать:
– Да, Константин Яковлевич, нужно сказать, дело оказалось с секретом – так сказать, с закавыкой.
Иваницкого этот привычный штамп привёл почему-то в бурный восторг, и он немедленно развил эту тему дальше:
– Да уж, секретов и загадок в нашей работёнке хоть отбавляй. А в этом деле вам пришлось попотеть. Кстати, Виктор, я слышал, ты отличный шахматист. Почему бы тебе не организовать у нас шахматный кружок? Передавал бы свой бесценный опыт молодёжи.
Услышав о такой перспективе, Антон взбунтовался:
– Ну что вы, Константин Яковлевич, такое говорите! Какой шахматный кружок? И когда это нам в них играть – после того, как полночи в засаде просидим?
Это щенячье нахальство легко сошло ему с рук – уж слишком в хорошем настроении был Иваницкий, чтобы на него цыкнуть.
– Можно и после засады, а можно и в засаде. Ладно, шучу, прямо уж и пофантазировать нельзя. Ясное дело, у вас и для личной-то жизни времени нет, какие там кружки. Ну ладно, шутки в сторону, давайте о деле. Продолжай, Витёк.
Виктор, уже привыкший к лирическим отступлениям патрона, пометил себе что-то карандашом в блокноте и продолжил:
– Так вот, на сегодняшний день мы практически на сто процентов уверены, что убийство совершила Зинаида Крюкова, мать Елены Дроздовой, при полной поддержке и помощи последней. План убийства был рассчитан по минутам. Очевидно, Зинаида находилась где-то поблизости и ждала только сигнала, скорее всего телефонного звонка, и как только получила, подъехала к дому. Это случилось, когда мужчины все вместе спустились на нижний, подвальный этаж, играть в бильярд, – вот тут-то Елена ей позвонила. Оттуда абсолютно не слышно, что происходит в гостиной, – полная изоляция; он сделан на совесть, как бомбоубежище. Зинаида вошла в дом, наверняка разыграла какую-нибудь историю по поводу того, почему явилась без приглашения; а горничную Елена в тот момент, скорее всего, чем-то отвлекла, раз она её не видела. Времени было в обрез, и потому действовала Зинаида хладнокровно и дерзко. Незаметно подсыпала снотворное в бокал, они выпили шампанское, и Валерия сразу же почувствовала себя нехорошо. К тому же ей не терпелось избавиться от их общества, и она поднялась наверх, в свою спальню, сказавшись больной. Поскольку в гостиную в любую минуту могли войти, да и с горничной она боялась встретиться, поэтому вымыть фужер Зинаида не решилась и прихватила его с собой, чтобы затем уничтожить. Да, видимо, не донесла, разбила по дороге и, таким образом, оставила после себя главную улику. Осколки упали в густые заросли травы. Что-то подобрала, но один из осколков, очень ценный для нас, не заметила, а может, не очень-то и искала, не придав этому значения. А зря, ведь криминалистика сейчас делает чудеса. Оперативники нашли следы разбитого фужера, который горничная опознала. На осколках удалось обнаружить не только отпечаток пальца Валерии, но и, что особенно ценно, отпечаток Крюковой, наложенный на её отпечаток, – что говорит о том, что она держала бокал уже после того, как из него пила Валерия.
Иваницкий по ходу дела задал вопрос:
– А откуда у вас отпечатки пальцев Зинаиды, если не секрет?
Анциферов подробно объяснил:
– Ну, не зря же мы подключили горничную. Всё сделала, как научили. Полученный оригинал отдали криминалистам. Совпадение стопроцентное.
Иваницкий удовлетворённо кивнул и сделал знак Виктору продолжать, и тот сообщил:
– Кстати, следы снотворного тоже удалось обнаружить. В этом деле вообще много удачных совпадений. Например, то, что Катерина, домработница, так аккуратно относилась к своим обязанностям и заметила, что бокала нет на месте. А ведь иначе доказать, что это не самоубийство, было бы просто невозможно.
Николай, до сих пор не принимавший участия в разговоре, заметил:
– Да, а ведь теперь это одна из главных улик, на которой держится следствие.
Иваницкий с ним согласился, и Виктор перешёл к следующему пункту:
– Главная и теперь уже основная версия убийства – попытка завладеть драгоценностями.
Иваницкий не утерпел, чтобы не поддеть его:
– Как же, как же, две недели назад вы мне тут в деталях описывали, как выглядела убитая. Какое у неё на шее было колье, какие драгоценности…
Виктор немедленно отреагировал:
– Да, именно так, и эту часть сценария они хорошо продумали. Присутствие украшений на убитой должно было нас убедить в том, что драгоценности к её смерти не имеют никакого отношения и что это самоубийство. Сегодня можно сделать следующее заключение. Преступление было задумано в два этапа – сначала хотели устранить Леру, а уж потом завладеть её драгоценностями, причём во втором случае их просто бы присвоили.
Иваницкий откинулся в кресле и, задумчиво покачиваясь, спросил:
– То есть как это «присвоили»? Ты что, подразумеваешь какой-то конкретный вариант?
В разговор немедленно встрял Антон:
– Да ведь эта Елена уже давно втёрлась в доверие к Дроздову-старшему. После того как Лера была бы устранена, она бы легко заняла её место, получив в награду золото и брильянты.
Старший следователь понимающе кивнул:
– Смогла бы его увлечь? А что, сейчас романы с малолетками очень даже популярны.
Антон возразил ему:
– Да никакого романа с Дроздовым ей и не требовалось. Просто она так его обхаживала, так опекала, что он и впрямь решил, будто у его сына идеальная жена. Лера наверняка догадывалась, чего добивается Елена, подогреваемая своей матерью. Все их действия были направлены на то, чтобы возбудить её ревность, посеять рознь между ними и довести дело до развода. Но они недооценили чувства Романа Львовича – он действительно любил свою жену и никогда бы с ней не развёлся. И когда они это окончательно поняли, то решили её убрать.
По тому, как остальные слушали и изредка кивали, было ясно, что они разделяют его точку зрения. Иваницкий глубоко задумался, и Виктор, выслушав Антона, подвёл итог:
– Каждый, кто хорошо знал эту семью, очень бы удивился, услышав фразу: «Убили, чтобы завладеть драгоценностями». Действительно, ну в чём нуждалась Елена, став женой сына олигарха, и какие такие драгоценности были у Валерии, которые в нынешних обстоятельствах она не могла бы себе позволить? Ведь не грабители же они с матерью с большой дороги, чтобы грабить первый попавшийся им ювелирный магазин. Но вот в этом-то и кроется следующая загадка, и Николай сейчас подробно доложит. Детали, так сказать.


Глава двадцатая

Заждавшийся своей очереди Николай торопливо оправил ворот рубашки, одёрнул пиджак и начал рассказ, как всегда, издалека, с лирического отступления, что, похоже, уже стало доброй традицией убойного отдела.
– Если бы мне кто-нибудь из знакомых рассказал подобную историю, я бы, как Савелий Крамаров, сказал: «Брехня!» Слишком уж это всё похоже на сказку, правда, с несчастливым концом. Но то, что я сейчас расскажу, – истинная правда. Вот Виктор обронил тут фразу – «словно ювелирный магазин». Да, скажу я вам, это ещё смотря какой ювелирный магазин… Во всяком случае, драгоценностей, которыми владела Лера, хватило бы и не на один. Всё состояние Дроздова – недвижимость и счета в банках – Лерины драгоценности покрывали с лихвой в несколько раз.
Иваницкий совершенно искренне удивился и воскликнул:
– Вот это да, не может быть!
– Очень даже может, и сейчас я вам это докажу. Начну с самого начала, то есть издалека. Бабка Валерии Викторовны, Аделаида Ильинична Фомина, была из богатой семьи юриста, которая эмигрировала из России в 1917 году. Но сама Аделаида Ильинична с ними не поехала, осталась здесь. Дело в том, что она в семье была старшей и к тому времени уже вышла замуж, причём довольно удачно. Бури и потрясения благополучно минули эту молодую семью, у них было трое детей, все они впоследствии получили хорошее образование. Разумеется, жизнь не всегда складывалась гладко, но главное – их не преследовали за то, что они имели родственников за границей. Знаете ведь, в то время это было равносильно сотрудничеству с иностранной разведкой. Ну, а теперь, собственно, о самих родственниках.
Уехав в Париж, они, как это ни покажется удивительным, не нищенствовали. Отец сразу же нашёл работу, дети смогли учиться, получить образование – то есть всё сложилось просто отлично. В семье была младшая дочь, имя которой переделали на французский лад – Ивон, хотя при рождении она была названа Анной. Уж не знаю, из каких соображений это было сделано, возможно, чтобы не привлекать к себе лишнее внимание. Но вот как раз именно вниманием-то эта девушка с раннего детства обойдена не была. Она проявила необычайные способности в балетном искусстве и, окончив балетную школу при Гранд-опера, была принята в труппу этого всемирно известного театра. Довольно скоро стала известной танцовщицей в Париже, несколько раз танцевала даже с самим Лифарем. Ну и как полагается в таких случаях, успех, цветы, поклонники – в общем, богемная жизнь. К тому же она была красива и имела бессчётное количество поклонников и обожателей.
Нетерпеливо кашлянув, Иваницкий решил напомнить о главной цели их совещания:
– Николай, ты что, решил прочитать нам лекцию по балету? У нас времени в обрез, а ты тут сантименты разводишь – поклонники, почитатели. Нам-то это всё зачем? Нам нужна конкретика.
Слегка надувшись, что эти сухари не оценили по достоинству его рассказ, Николай вынужден был подчиниться.
– Хорошо, перехожу непосредственно к делу. Ивон, будучи в Гранд-опера премьершей и имея достаточно богатого мужа, не отказывала себе ни в чём. А поскольку главной страстью этой девушки были драгоценные камни, бриллианты и золотые украшения, она почти все свои гонорары тратила на них. Плюс подарки поклонников, почитателей, как вы правильно заметили. Со временем её коллекция драгоценностей встала в один ряд с коллекциями самых богатых дам в Париже. Да что там в Париже – во всей Европе. В семье Дроздовых рассказывали, как однажды после одного концерта ей передали подарок от члена королевской семьи, не уточняя только, какого именно королевства. Это была бриллиантовая диадема, и, заметьте, то был лишь один из многочисленных подарков, а сколько их было всего – и не сосчитать! Её поклонники и обожатели, зная страсть Ивон к драгоценностям, дарили ей их, стараясь превзойти один другого. Теперь понятно, надеюсь, куда я клоню.
История о драгоценностях – уже сама по себе детективная повесть – настолько захватила Иваницкого, что он, не скрывая интереса, внимательно её слушал. Появление драгоценностей в семье Дроздовых уже для всех было очевидным и не вызывало удивления, однако Иваницкому не терпелось узнать все мельчайшие подробности.
– Я понимаю, куда ты клонишь, только вот не могу взять в толк: как эта коллекция попала в Россию? Ты ведь именно это хочешь сказать – коллекция досталась Валерии Дроздовой. Почему, кстати, именно ей?
– Потому, Константин Яковлевич, что Ивон была бездетна, а у двух её братьев были сплошь сыновья, потому Лере и досталось всё это. А что касается того, как коллекцию удалось привезти в Россию, то это просто фортуна. Дроздов в прошлом дипломат, и пик его карьеры пришёлся как раз на период гласности. В то время началось возвращение российского гражданства многим нашим соотечественникам, уехавшим за границу. Ивон никогда не теряла связи с родиной и со своими родственниками, очень дорожила своей единственной племянницей, писала ей письма, передавала подарки. Правда, видела Леру только на фотографии, но всегда мечтала с ней встретиться – так же, впрочем, как и Лера с ней. И вот, когда это стало возможным, Роман Львович, используя все свои связи, помог Ивон получить российский паспорт и приехать в Россию. Разумеется, часть драгоценностей, зафиксированных и продекларированных, она привезла с собой, предъявив завещательный документ. Это всё осуществить как раз было не трудно, когда соблюдаются все буквы закона; тем более, ввозить капитал – это не вывозить, очень даже приветствуется, сами знаете. Потом Ивон приезжала ещё раз, и, думаю, вот таким образом основную часть драгоценностей она и передала Лере лично в руки. После своей смерти тётушка всё до последней булавки завещала племяннице. У неё осталась квартира в центре Парижа, которая, словно музей, увешана дорогими картинами и уставлена антиквариатом. Это тоже досталось Лере, а в конечном итоге – семье Дроздовых.
Старший отёр носовым платком пот со лба и ослабил на шее галстук.
– Ну ладно, это мы и без тебя догадались, а то, знаешь, я первый раз в жизни имею дело с драгоценностями и наследниками.
Не обращая внимания на эту подковырку, Николай отпарировал:
– Да-да, конечно, я понимаю, что это и без меня ясно, но из песни слов не выкинешь, обо всём нужно говорить по порядку.
Старший благодушно кивнул:
– Ладно, не обижайся. В принципе, теперь уже понятно; во всяком случае, то, что эти драгоценности приобретены законным путём, ни у кого, думаю, сомнений не вызывает. Ну, что там у тебя ещё есть интересного?
Понимая, что Иваницкому не терпится перейти к обсуждению плана самой операции, Николай ответил:
– Я уже закругляюсь. К этому добру нужно ещё добавить энное количество драгоценных камешков и золотых украшений, которые принадлежали самой Лере. Являясь женой успешного, часто выезжающего за границу дипломата, она в течение их совместной заграничной жизни собрала порядочную коллекцию драгоценностей. Многое дарил муж, но она и сама себе ни в чём не отказывала. Однажды, когда они с Дроздовым были в служебной командировке в Аргентине, даже купила мешочек алмазов. Мешочек, разумеется, крошечный, маленький, но самых настоящих алмазов. А что такое алмазы? Пока они не обработаны, у них одна цена, а обработанный искусным ювелиром камешек превращается в бесценный бриллиант! Когда её спрашивали: «Зачем ты всё это копишь?» – она смеялась и отвечала: «На чёрный день!»
В этом месте не обошлось без едкого комментария Антона:
– Да, вот он и настал, этот чёрный день…
Столь драматичный конец сказочной истории, конечно же, наводил на грустные размышления, и Иваницкий ворчливо сказал:
– Да, все эти игры с камушками хороши лишь до тех пор, пока на пути не встанет другая такая же любительница камушков. А уголовный розыск за всё это отдувается.
Виктор внёс уточнение:
– В данном случае любительница камушков оказалась самой настоящей мошенницей. Мы запросили данные об этих двух женщинах – они ведь не москвички, приехали из Му…
Антон не замедлил ввернуть очередную шуточку и немного разрядил обстановку:
– Из Мухосранска…
Иваницкий счастливо засмеялся, оценив по достоинству примитивный юмор своего подопечного, а Виктор досадливо махнул рукой:
– Господи, да ну тебя… из Мурманска! Так вот, вроде бы никаких правонарушений за ними не числилось и ни по каким статьям ни одна из них не привлекалась. Но вот лет пятнадцать назад Зинаида Крюкова проходила свидетелем по делу об ограблении ювелирного магазина, где она тогда работала продавщицей. Под подозрение она тогда не попала, и поскольку похитителей найти не удалось, то дело так и осталось нераскрытым.
Выслушав все детали дела, Иваницкий наконец подытожил:
– Ну, теперь-то сядет как миленькая. А коллегам из Мурманска пошлём копию дела, пусть пересматривают. Хотя, если нам удастся доказать, что убийство совершила она, и так получит срок на полную катушку. Теперь осталось самое главное. Будем брать Зинаиду на живца, уверен, что клюнет. Итак. Необходимо её спровоцировать похитить драгоценности, которые сейчас лежат в сейфе у Дроздовых. Позвоните горничной, скажите, что мы намерены произвести выемку драгоценностей. Дату не называйте, чтобы они ничего не заподозрили. Назначим операцию приблизительно через три-четыре дня. Разумеется, разговор должен происходить в их присутствии, когда обе кумушки будут дома или хотя бы одна из них. Надеюсь, на горничную мы можем положиться, как думаете, она справится?
В порядочности горничной Николай не сомневался:
– Думаю, да. Как ни странно, она была очень даже предана Лере.
– Почему это странно?
Пока Николай подбирал слова, как бы это лучше объяснить, Антон пришёл ему на помощь:
– Да, говорят, Лера женщина была холодная, без особых сантиментов, но при этом очень хорошо относилась к людям простым, не из своего круга. Пример тому и Татьяна, её подруга, и Екатерина – горничная. Лера хоть и обращалась с нею строго, но никогда и не обижала. Ещё Татьяна рассказывала: если что-нибудь нужно было передать Лере, она всегда передавала только через Катю, так у них было заведено. Зинаида с Еленой чувствовали, что у Кати и Леры есть какие-то свои дела, и терпеть не могли девушку. Она платила им тем же.
Такое положение дел Иваницкого вполне устроило.
– Ну что ж, раз на неё можно положиться, значит, будем действовать. Тем более что выбора-то у нас особенно и нет. Да, и хотелось бы сделать это во время отсутствия Дроздова. Он сейчас срочно улетел в командировку в Швецию и вернётся только через неделю. Как у нас говорится – для чистоты эксперимента. Итак, назовём эту операцию «Коттедж».


Глава двадцать первая

Была глубокая ночь, дом спал, хотя тишина не была полной. Дачный посёлок жил своей обычной ночной жизнью. Во дворах время от времени лаяли собаки, по дороге проезжали припозднившиеся машины. А когда шум на улице замирал, было слышно поскрипывание оконных ставней да шелест листвы.
Николай с Антоном вот уже третью ночь коротали на даче Дроздовых, ожидая визитёров, но пока безрезультатно. Они сидели в комнате Валерии при погашенном свете, и Антон, уютно расположившийся в кресле, потянулся и вполголоса проворчал:
– Странные какие-то преступницы. Вроде Екатерина всё сделала как надо: приняла от нас звонок, когда Елена была дома и даже находилась рядом, – но вот тебе, пожалуйста. Может, передумали?
Осторожно выглянув на улицу, еле заметно отодвинув тяжёлую, длинную штору, Николай ему поддакнул:
– И не говори, сколько можно ждать? Виктору хорошо: Иваницкий пригрёб его по своим делам, спит себе сейчас, наверное. А мы тут, на галерах…
Антон шикнул на него и поднёс палец к губам и прислушался.
– Тише...
Оба замолчали и замерли. Спустя некоторое время Антон вновь еле слышно подал голос:
– Показалось… А как там у нас группа поддержки? Не заснули? Может, свяжешься с ними?
– Да не волнуйся ты, всё в порядке.
В это время на улице послышался скрип гравия, и они оба застыли. Звук шагов медленно приближался, но из окна второго этажа ничего не было видно. Через некоторое время они услышали, как кто-то открыл входную дверь ключом и стал медленно подниматься по лестнице на второй этаж. Николай укрылся за длинной толстой портьерой, а Антон встал в узкий зазор между стеной и шкафом. Шаги медленно приближались, и у них уже не осталось сомнений, что ночной гость двигался точно по направлению к Лериной комнате. Ключ осторожно дважды повернулся в замочной скважине, дверь отворилась, и луч фонаря скользнул по стене. Что-то его насторожило, и он замер и выключил фонарь, но через минуту вновь включил и двинулся вперёд. Подойдя к сейфу, поставил на пол огромную спортивную сумку, достал из неё ключи и вставил их в сейф. Дверца легко и бесшумно открылась. Свет фонаря осветил содержимое в сейфе, и тысячи искр заиграли под его лучами. Руки преступника быстро и ловко стали опустошать сейф, вытаскивая украшения и кидая их в сумку. Азарт овладел им настолько, что он потерял бдительность и перестал замечать происходящее вокруг. В это время из своего укрытия вышли Николай и Антон и быстро включили свет. По световому сигналу в комнату вошли ещё двое оперативников и встали у открытой двери, перегородив путь к отступлению. От неожиданности преступник охнул и упал на пол. Капюшон длинного плаща полностью закрыл его лицо, и Антон с Николаем могли лишь догадываться, кто за ним скрывается. Наклонившись, Николай предупредил:
– Только прошу без глупостей.
Достав пистолет, он осторожно дулом отвёл с лица капюшон, и все увидели насмерть перепуганную Зинаиду. Антон взял у неё сумку, попросил пригласить понятых и сказал:
– Ну что ж, добро пожаловать, Зинаида Крюкова, давненько мы вас дожидаемся.


Глава двадцать вторая

Не прошло и полчаса, как Николай с Антоном уже сидели в машине и на полной скорости мчались в Москву. Отправив Зинаиду с оперативной группой на Петровку, они пребывали теперь в отличном настроении. Груз ожидания свалился с их плеч, и можно было немного расслабиться. Николай вёл машину, Антон полулежал на переднем сиденье и безуспешно набирал номер телефона Виктора, который всё время был занят.
Не выдержав, Антон возмущённо проворчал:
– Господи, ну скажи ты мне, пожалуйста, с кем можно болтать в три часа ночи?
Николай, не поворачивая к нему головы, лениво отозвался:
– Ну, а ты чего хотел? Виктор человек холостой, должна же у него быть личная жизнь. Знаешь, есть такие службы… по телефону…
Антон раздражённо его оборвал:
– Очень остроумно, ничего не скажешь!
Довольный своей шуточкой, Николай весело хохотнул, но в это время в трубке послышался голос Анциферова.
В радостном возбуждении Антон начал отчитываться:
– Алло, Виктор! Мы уже отстрелялись – Зинаида едет на Петровку.
Затем, сделав паузу, вежливо извинился за поздний звонок и выразительно посмотрел на Николая. Николай навострил уши, стараясь ничего не упустить из их разговора, но, видимо, ответ Виктора настолько ошеломил Антона, что на какое-то время тот лишился дара речи.
Наконец, совладав с собой, он бодро отрапортовал:
– Так точно, немедленно едем.
Выключив телефон, он жалобно посмотрел на своего напарника, который уже несколько минут бросал на него вопросительные взгляды.
В конце концов нервы у Николая сдали, и он заорал:
– Да говори же ты, наконец, осёл слабоумный! Долго ты ещё будешь молчать?!
Придя в себя, Антон разразился ответной бранью:
– Сам ты осёл! А точнее – оба мы препорядочные кретины. Знаешь, где сейчас Виктор?
– Где?
– На квартире у Татьяны!
– И что он там делает?
– А ты что подумал?
– Слушай, может, хватит, а? Говори толком.
– Они с Иваницким только что задержали там Дроздова по подозрению в организации убийства…


Глава двадцать третья

Виктор, Николай и Антон сидели на балконе, пили кофе и делились последними впечатлениями. Виктор, надкусив круассан, торжествующе, почти с восхищением, произнёс:
– Ну что ж, теперь я, пожалуй, могу раскрыть перед вами все карты.
Его напарники сидели в креслах напротив, приготовившись слушать, и Антон не преминул выразить пожелание:
– Аудитория с нетерпением ждёт, можешь начинать. Особое внимание просим уделить тому моменту, когда Иваницкого осенило вести операцию одновременно в двух местах. То есть ты, значит, с самого начала знал, что в сейфе лежат ненастоящие бриллианты, но нам почему-то об этом ничего не сказал. Ведь мы-то старались, можно сказать, радели за эти камешки, как за свои собственные, а оказалось, там лежит фуфло.
Размешивая сливки, Виктор с довольной физиономией слушал его упрёки и затем изрёк:
– У меня был строжайший приказ – никому ни слова. Ведь речь шла о несметных сокровищах.
В разговор вступил Николай:
– То есть у вас уже тогда были подозрения, что преступник воспользуется моментом, когда бабы будут обчищать сейф?
Виктор согласно кивнул и принялся объяснять:
– Дело в том, что нельзя было исключить, что не только мы одни, такие умные, догадались, где лежат настоящие сокровища, а больше это никому не пришло в голову. Был человек, который не хуже нас об этом знал…
Не успел он закончить фразу, как Антон нетерпеливо его опередил:
– Дроздов!
– Совершенно верно.
Однако Николаю таких объяснений было недостаточно.
– Но как вы догадались, где они находятся? К тому же сами говорили – Дроздов в Швеции.
– Так ведь самолёты летают каждый день туда и обратно, можно обернуться за один день. На самом деле за ним была установлена слежка. Как вы знаете, у нас существует договорённость с Интерполом. Всё шло нормально, он там вёл активный, даже очень активный, образ жизни, появлялся всюду в людных местах, где его могли видеть коллеги, знакомые. Дел у него там на самом деле было немного, как выяснилось, и в этот раз он мог сделать все свои пустяшные дела за один-два дня. Мы были в курсе этой сильно надуманной недельной командировки, поэтому и связались с Интерполом. Но в какой-то момент он исчез. Словно сквозь землю провалился. И вот тогда-то мы и решили разработать второй план. Вас не стали посвящать, чтобы не расслаблялись. А вдруг этот второй вариант оказался бы ложным? И тогда сорвались бы оба.
Всё это время Антон нетерпеливо ёрзал, не решаясь прервать Виктора, однако не выдержал:
– Но как он смог незаметно вернуться в Россию? Если объект исчез и его прохлопали, то уж на границе-то должны были обнаружить? В таких случаях молниеносно оповещаются все пропускные пункты – на вокзалах и в аэропортах. Слава богу, с помощью Интернета это можно сделать за пять секунд. Что-то тут Интерпол схалтурил. Ну, так как?
– О-о, вот тут-то и начинается главный спектакль. Дроздов над этим поработал основательно. Когда его задержали, при нём был найден иностранный паспорт на имя Роберта Линдта. Он, видимо, так отрепетировал процесс переодевания с помощью накладных волос и грима, что при пересечении границы никто ничего не заметил. В результате Интерпол его прошляпил, зато мы, как вы понимаете, взяли с поличным. Разумеется, до конца мы не были уверены, что за шахматами нагрянет именно Дроздов. Как знать, у Леры могли быть поклонники или даже любовники.
Напарники переглянулись, и Антон удивлённо спросил:
– За шахматами? Неужели сокровища были в шахматах? Да как же такое может быть! Кстати, ты нам так и не рассказал, чем закончилась твоя поездка к Татьяне. Что-то тебя тогда отвлекло. Ну, теперь давай колись, и со всеми подробностями, пожалуйста.
– Да, подробности знали только я и Иваницкий. Для той ловушки, которую мы приготовили Дроздову, а параллельно с ним Зинаиде и её дочери, для чистоты эксперимента, как я уже говорил, нужна была особая, повышенная секретность. Поэтому о том, что в сейфе лежали подделки, знали только я и Иваницкий. Тут уж простите – указание руководства. Это было его решение… Ну, не считая, конечно, экспертов, которые изымали и оценивали драгоценности. Так что, прежде чем прийти в отдел, я получил инструктаж и вынужден был молчать. А ведь меня прямо распирало!
Прищурив глаза, Николай насмешливо посмотрел на Виктора и сказал:
– Ещё бы не распирало! То-то я тогда ещё удивился, чего это ты такой возбуждённый был.
– Когда я увидел эти шахматы, я, конечно же, был поражён! Шахматная доска, габаритами примерно тройного размера обычных шахмат, была упакована в небольшой чемодан; отделанная слоновой костью, инкрустированная золотом с драгоценными камнями, ну а сами шахматные фигуры – настоящее произведение искусства. Поначалу, увлёкшись видом этого волшебного зрелища, я подумал лишь о том, какая это дорогая игрушка – целое состояние. Во всяком случае, для такого человека, как я. Эксперты, которые были со мной, сразу же начали осматривать их, вертеть, крутить и так и сяк. Изучив внимательно, они неожиданно обнаружили в шахматах двойное дно. По-видимому, они сразу изготавливались с тайником, то есть на заказ. Вряд ли Дроздов о нём знал. Скорее всего, его осенило уже после убийства Леры, когда он узнал о том, что в сейфе лежит бижутерия. Да и записку, так же как и мы, расшифровал. Ну и, сопоставив всё, понял, где надо искать драгоценности. Тайник был закрыт намертво, у него был очень хитрый механизм – пришлось взламывать. Но, думаю, Дроздов не знал о тайнике, иначе что-нибудь придумал бы. Да об этом и действительно было трудно догадаться: с виду обыкновенные шахматы, только очень большие. В скрытом отсеке были вмонтированы отделения, ящички и цилиндрики, в которых и лежали украшения. Да, Николаша, скажу я тебе, когда всё это достали и сложили в одном месте… У меня было ощущение, что я попал в пещеру сорока разбойников. Но Лера-то какова?! Представляешь, насколько нужно было всем этим не дорожить, чтобы сложить сокровища в этот так называемый чемодан и отвезти к своей подруге? Лишь бы не досталось мужу и этим тварям. Теперь я нисколько не сомневаюсь, что она их подозревала. Видимо, не исключала кражу, но не думала, что они пойдут на преступление и что всё так изощрённо сделают. Думаю, и Дроздова она подозревала, хотя трудно сказать наверняка. Ведь фраза, которую она успела написать, прежде чем отключиться, – «Смерть короля», – означает лишь одно: шахматы, и совсем не обязательно самого короля.
Он помолчал, обдумывая эту последнюю фразу.
– Да-а, но мы-то не могли знать, кто за ними придёт. Это мог быть кто угодно, каким-то образом связанный с шахматами. А если Лера никому о них не говорила, то и совсем круг сужается. Да, наверное, никто и не знал, кроме Татьяны. После смерти Леры, когда у него появился безопасный доступ к сейфу, Дроздов наверняка сделал оценку драгоценностям. Взял пару колец или ожерелье, чтобы выяснить их стоимость. Вот тут-то он и узнал, что в сейфе лежат лишь копии, точнее, дешёвая бижутерия. Стал прикидывать, куда делись оригиналы, перерыл весь дом и обнаружил пропажу шахмат. Он сразу заподозрил, что шахматы с драгоценностями могут быть только у Татьяны, больше не у кого, и связался с ней. Татьяна немедленно нам сообщила, что ей звонил Дроздов, и мы установили за ним слежку. Звонок его был обычным, житейским, он умело разыграл убитого горем мужа – встретиться, пообщаться. Но мы поняли: карась заглотил наживку, и взяли ситуацию под контроль. Именно тогда по указанию Иваницкого следствие повелось по двум направлениям. Татьяну отправили «на конференцию в Германию», заменив её нашей сотрудницей, ну и дальнейшее общение Дроздова уже происходило с подставным лицом, о чём он, естественно, не догадывался. Поскольку Дроздов общался с ней лишь по телефону, то сложностей не было. Хотя, конечно же, он наверняка разыскал фотографии у Леры. Но они были очень старые, в жизни он никогда Татьяну не видел, так что дублёра подобрать нам было несложно. Дроздов периодически звонил, возможно, даже следил за квартирой, проверял, когда она бывает дома, а когда отсутствует, и вообще в Москве ли. Но смену главного действующего лица он упустил, так что тут мы сработали чётко. Информацию, что она уезжает на конференцию, тоже сумел раздобыть, и в этом ему могли помочь Зинаида с Еленой, да кто угодно. А мы со своей стороны постарались сделать так, чтобы и на работе всё было оформлено по правилам и чтобы и её сослуживцы тоже ничего не заподозрили. Думаю, если кто-то и звонил ей на работу, то любой мог ответить, что она в настоящее время в командировке в Германии. Координация действий у преступной группы была организована отменно, и потому Дроздов не мог не воспользоваться столь благоприятной ситуацией – выемкой драгоценностей из сейфа, о которой ему тоже доложили, и отъездом Татьяны. Он был твёрдо уверен, что сам он вне всяких подозрений. Тут мы ему подыграли, сами понимаете. Не стали препятствовать выезду за границу, то есть – полное доверие. Вот он и расслабился. Но спланировал он всё стопроцентно.
Виктор неторопливо отхлебнул из чашки и вдруг воскликнул:
– Нет, вы только вдумайтесь, каким профессиональным потенциалом обладала эта преступная группа и как всё трагически состыковалось! Один – дипломат, другая – юрист по образованию, а теперь – профессиональный продюсер; то есть закон, помноженный на актёрское дарование. И плюс ещё недалёкая и убогая, но крайне тщеславная мамаша, не желающая упускать подвернувшегося миллионера. Да… Единственное, чего они не учли и что не смогли просчитать, – это Лерину интуицию. Думаю, она серьёзно опасалась за свою жизнь и уже долгое время ожидала убийства, но поскольку не знала, как они его осуществят, а может быть, до конца всё-таки не верила, надеялась, что, возможно, это только её фантазии – авось обойдётся… Но они ведь и над этим поработали. Вдалбливали всем, какая Лера фантазёрка, какая эмоционально невыдержанная, ну просто – шизофреничка. И всё-таки Лера оказалась крепким орешком, сломить им её не удалось, и тогда они решились на убийство. А что она могла сделать? Доказательств у неё не было, только подозрения. К тому же, несмотря на свою железную волю, она, несомненно, была подавлена их натиском и уже сама себе не верила. Вдруг действительно это были только фантазии и ей никто не поверит? Поэтому всё, что она могла сделать в этой ситуации, – это ждать. И в результате поплатилась за свою нерешительность жизнью. Но если бы не информация, которую она успела оставить, мы бы никогда не докопались до истины. «Смерть короля» – это действительно гениальный код, который она смогла придумать, надеясь, скорее всего, на Татьяну. Может быть, как-нибудь да сообразит. Написала эту зашифрованную фразу в последний момент, но, уверен, придумала её давно. Почувствовала себя плохо и написала. И самое правильное, конечно, что доверилась, пусть и не до конца, своей старой верной подруге. Уж что-что, а в людях она, по-видимому, разбиралась.
Николай, до сих пор хранивший молчание, наконец подал голос:
– Настолько хорошо всё проделала, что весь МУР перемудрила.
Виктор хитро ему подмигнул, но Николай вновь вернулся к драгоценностям:
– Нет, ну кто бы смог догадаться, что сокровища, за которыми охотилось столько человек, преспокойно лежат в шахматной доске, а в сейфе, вокруг которого, облизываясь, ходили её убийцы, лежит бижутерия – копии драгоценностей. Да, расчёт был верен. Она периодически их надевала на семейные торжества, все видели, как она их доставала, убирала. Им и в голову не могло прийти, что эта блестящая аристократка не в первом поколении могла бы позволить себе надеть бижутерию! А она всё это время дразнила их, смеясь в душе над тем, как эти дуры восхищаются фальшивыми изумрудами и алмазами.
Живо представив себе эту картину, Антон грустно усмехнулся:
– А я вот всё думаю о Дроздове. С виду такой милый, обаятельный господин, ничего не подумаешь плохого… Вот оно, оказывается, какая у него была любовь – холодный расчёт и собственная выгода. Теперь я абсолютно уверен, что он действительно ей всю жизнь изменял, а скандалы и разборки, которые между ними были, имели под собой совершенно реальную почву. Но каким ягнёнком прикидывался! Артист! И ведь как сумел, как ты правильно сказал, ещё и этим дурам наобещать кучу всего!
Подумав, Виктор высказал свою гипотезу:
– Вообще, мне кажется, что если бы затея с шахматами удалась, то, сбежав в Швейцарию, он через некоторое время и себя бы прикончил.
Не поспевая за ходом его мыслей, Николай с Антоном ошеломлённо переглянулись, и Антон, как всегда, отреагировал первым:
– Как это? А зачем же тогда он заварил всю эту кашу? Думаешь, захотелось немного развлечься?
Устало вздохнув, Виктор принялся объяснять:
– А как ты думаешь, зачем ему был нужен паспорт, чужая внешность? Конечно, это только моё предположение, но, мне кажется, личность Роберта Линдта нужно как следует уточнить. Кто он такой, не был ли Дроздов с ним знаком? Ведь последние десять лет он очень часто ездил в Швецию. В России филиал фирмы, а главный офис – там. Возможно, что Роберт Линдт когда-то существовал, и вовсе не обязательно, что Дроздов его убил. Может, просто давно умерший товарищ, а Дроздов раздобыл его документы и «воскресил». У них там тоже, знаешь, криминал на высоте, такие проворачивают махинации с мёртвыми душами! Сначала бы жил «на два дома», а потом бы его двойник случайно погиб и остался бы только Роберт Линдт. И тогда все притязания новоиспечённых родственниц отпали бы сами собой. Во всяком случае, теперь «Робертом Линдтом» займётся Интерпол, а нам и своих завалов разгребать предостаточно.
Задумавшись, он машинально помешивал остывший кофе, но Николай не отставал:
– И это всё?
– Всё.
– И никакого завещания, никаких указаний, кому эти сокровища…
Виктор вдруг оживился:
– Ну да, как же никакого! Завещание лежало в отдельном ящичке, в запечатанном сургучом конверте. Мы вызвали нашего юриста и при свидетелях вскрыли.
– Ну, и?
– Там много было всяких пунктов, разные Лерины родственники перечислялись, но всем им какие-то чисто условные подарки в виде небольших колец, цепочек… Основные драгоценности были поделены, пятьдесят на пятьдесят, между Татьяной и Лериным внуком. Внуку по достижении двадцати лет, до этого они должны храниться в банковском сейфе.
Антон немедленно отреагировал:
– Но, помнится, ты говорил, что у Валерии было много драгоценностей, которые она покупала, будучи замужем. То есть это вполне может относиться к совместно нажитому?
Николай недоуменно пожал плечами, но Виктор разъяснил:
– Да-да, есть такой пункт, и он действительно может оспорить завещание. Но что касается стоимости, то эти два накопления – я имею в виду фамильные драгоценности двоюродной бабки и современные золотые украшения, – они несопоставимы по цене. Ну как бы понятнее объяснить? Это как одно кольцо и золотой слиток. Так что даже если он и отсудит себе половину совместно нажитого, это будет мизер. Главная часть её состояния, завещанного Ивон, лежала в шахматах, и к нему он не имеет никакого отношения. Всё до последнего колечка описано ею в её собственном завещании, в котором его имя не упоминается. Так что судиться будет не из-за чего.
Такой поворот дела вполне устраивал Антона, и он, ничего не говоря, лишь согласно кивнул; но Николай продолжал допытываться:
– Ну, а Татьяна-то как на это среагировала?
– Да-да, я тебя понимаю, это интересно… Заплакала. Тихонько так, жалобно. Не обрадовалась, не вскрикнула от удивления. Тихо, горько заплакала.
– Видимо, действительно по-настоящему её любила. Из всех родственников самая посторонняя – одна-единственная, кто был ей предан.
Они замолчали, думая об этом удивительном, не столько криминальном, сколько нравственном преступлении, и Виктор нравоучительным тоном изрёк:
– Нет, я уже давно убедился, что идеальных преступлений не бывает, обязательно что-то произойдёт и в конце концов спутает карты. Может быть, вмешиваются всевышние силы?
Николай хитро посмотрел на Анциферова и задал встречный вопрос:
– А почему бы тогда этим всевышним силам не помешать преступлению, когда оно ещё только затевается?
Анциферов обиженно ответил:
– Ну ты тоже – спросил! Это всё равно, что попытаться выяснить, с чего началась наша Вселенная. На такие вопросы ответов нет. И никогда не будет.
Антон задумчиво, не скрывая своего восхищения, посмотрел на него и спросил:
– Нет, Виктор, я всё-таки не понимаю, ну как ты до всего этого додумался? Ведь план Дроздова, что бы ты ни говорил, был совершенен. Ну или почти совершенен. Как же ты его вычислил?
Анциферов улыбнулся своей широкой, открытой улыбкой:
– Не догадываешься? Мы же с ним оба – шахматисты, часто используем одни и те же приёмы игры, комбинации. Так что всё очень просто – воображаешь, какой он сделает ход, и делаешь ответный.
Это объяснение совершенно не удовлетворило Николая.
– Ну да, конечно, объяснил. Всё – просто!
Немного помолчав, Анциферов раздумчиво проговорил:
– Да, удивительно, а ведь начиналось всё с самоубийства. И никаких зацепок, а оказалось вон что. Интерпол подключили и в Мурманск послали дело на пересмотр, так что в этом деле ещё может оказаться множество сюрпризов.
Он хотел ещё что-то сказать, но в это время из комнаты раздался телефонный звонок. Виктор многозначительно посмотрел сначала на Николая, потом на Антона, виновато им улыбнулся, затем встал и решительно направился к телефону.