Мою соседку зовут Елена, но не прекрасная, как хочется добавить, а скорее наглая.
Крепкая семидесятилетняя старуха, тело неимоверно полное консистенции студня. Когда летом она громоздится на приподъездную скамейку, та скрипит так, что слышно в моей квартире на первом этаже, а тело её колышется при любом движении.
Голова у Елены большая - лошадиная, как говорят в народе, с удлинённым "фэйсом", но сама она этот "фэйс" называет личиком.
Муж часто гонял её по квартире, пока был жив. Когда спрашивали:"За что?", она отвечала, пальцем обводя "фэйс":"Ну так личиком-то я вон какая", намекая на свою некрасивость и отсутствие к ней мужней любви из-за этого.
Умом Елена не блещет. Как-то у меня в квартире отключилась электроэнергия, и я по телефону решила справиться, как у неё по этой части обстоит дело. Последовал ответ:"А я, милушки, и не знаю есть ли, нет ли у меня свет. Я вон сижу в темноте, да телевизор смотрю".
Ходит Елена, припадая то на одну, то на другую ногу, как утица, под тяжестью своего грузного тела. При этом груди её дружно мотаются из стороны в сторону.
К Елене часто приезжают сыновья на собственных автомобилях, разгружая их от свежих и консервированных в "трёхлитровках" овощей, перенося доставленный провиант в квартиру.
По натуре она ленивая. Целыми днями лузгает семечки на скамейке, крутя влево и вправо своей большой головой, высматривая интерес выпуклыми глазами. По всем признакам аппетит у неё отменный, иначе чем объяснить каждый день две буханки белого хлеба в голой сетке, которую она проносит мимо моих окон.Каждая клеточка большого тела хочет есть, и Елена приспосабливается то на поминки сходить к совершенно незнакомым людям, то выпросить чего-нибудь у кого-нибудь, лишь бы внутрь.
В полисаднике перед нашей пятиэтажкой тонкой, стройной красавицей растёт красная черёмуха. Её веточки с кистями ягод цвета вишни приветливо заглядывают в моё окно. До чего же они красивы, особенно после дождя!
Однажды Елена, стукнув в окно спросила:"Можно ягоды попробовать?", сильно нажимая на все буквы "О". Я растерялась, почему она меня спросила,но потом вспомнила, что посадил это деревце мой муж. Сама я не додумалась пробовать ягоды, а только радовалась их красоте.
Получив положительный ответ, она исчезла в подъезде, появившись через несколько минут с бидоном, висящим на поясочке от её платья, наброшенном на шею. Она утицей подплыла к дереву и принялась обирать ягоды.
Пока были доступны ветки на высоте её роста я спокойно возилась по хозяйству, но прислушиваясь с тревогой к звуку падающих в бидон ягод. Звук этот становился всё глуше. На пробу ей видно этого показалось мало, и она начала с хрустом наклонять высоко расположенные ветки, а ноги её утрамбовывали вокруг черёмухи падающие листья и сушняк.
Сердце моё не выдержало, и я попросила её не трогать оставшиеся на вершине редкие кисти ягод, несмело пояснив, что деревце посажено не для желудка, а для глаз. в ответ она что-то пробурчала, изумляясь моей непрактичности и отошла к скамейке. Одинокие ягодки выглядели сиротками.
В нашей семье часто бывают гости. Недавно их было больше , чем обычно, и я, угостив Елену испечённым к столу тортом, попросила её одолжить пару табуреток. Она защебетала слащаво высоким, почти детским голосом, расставляя ловушку для меня. В квартире у неё пахло вкусно-мясным.
Табуретки были когда-то покрашены белой краской, но облупились и казались грязными. Я взялась их протереть и обнаружила торчащие гвозди в сиденьях. По этой причине они так и простояли в углу комнаты.
Когда гости разошлись, муж вернул их, а сам был чем-то обескуражен. Елена, напирая на него, как танк, потребовала не выбрасывать, что осталось от закусок, дескать, она давно сидит на картошке и хлебе.
Я положила на тарелки пару салатов, муж отнёс их. "Вот и хорошо, - запела она,- услуга за услугу".
Одним словом, при такой заботе о себе Елене умирать не скоро, а умрёт она, конечно, не от скромности.