Служба шла своим чередом, и Арамис скоро убедился в правоте Портоса – теперь у него были время и силы для более интересных дел. Не было только самих дел. Салоны навевали на него тоску, внимание дам казалось утомительным, и он все чаще наведывался в семинарию, задаваясь вопросом, не поторопился ли он с выбором.
Герцогиня по-прежнему почти не покидала Лувра, но Арамис не искал ее. Он уверял себя, что покончил с этой губительной страстью, и только одно желание не давало ему покоя. Ему хотелось сказать ей в лицо, как она ему безразлична и как он презирает ее. Он тысячи раз представлял эту сцену и, наконец, желание увидеть ее стало настолько нестерпимым, что он отправился в особняк герцогини.
Слушая болтовню придворных, он узнал, что у нее будет небольшой прием. Королева отпустила ее на несколько дней, чтоб мадам могла уделить время своим личным делам.
Дворецкий узнал его, но не собирался пускать. У него был точный список гостей и имени Арамиса там не значилось. Арамис настоял. Ответа от герцогини пришлось ждать долго, но, в конце концов, его провели в небольшую приемную и сказали оставаться там – герцогиня была занята с гостями. На этот раз ожидание не затянулось, правда, вместо мадам де Шеврез явилась Жанна. Вид у нее был крайне недовольный и поздоровалась она весьма небрежно:
- Ах, это Вы, сударь. Что Вам угодно? Ее светлость освободится нескоро. Скажите мне, что Вы хотели – я передам.
- Ничего, я подожду. Мне необходимо говорить с ней самой.
Жанна вздернула брови и с откровенной издевкой спросила:
- А что, у Вас есть, что ей сказать?
У Арамиса от гнева мгновенно вспыхнули щеки. Он едва справился с неистовым желанием затопать ногами, запустить чем-нибудь в Жанну и отчаянно завопить: «Да! Я хочу сказать ей, что презираю ее! Что она не нужна мне и я не желаю ее больше видеть!»
Вместо этого он сжал кулаки и процедил сквозь зубы:
- Мне надо видеть ее саму. С тобой мне не о чем говорить.
Жанна уперла руки в бока и посмотрела на него в упор:
- Зато у меня есть, что Вам сказать. Про меня разное толкуют, но я госпожу люблю. Она гордая, ей положено, но я не герцогиня, благодарение небесам, потому могу сказать про то, о чем она молчит. Будь я на ее месте, я бы Вас на порог не пустила, после того, что Вы сделали.
- Я сделал? – Арамис не верил своим ушам. – Я сделал?!!!
Жанна не слушала его:
- Это же надо, явиться сюда, как ни в чем не бывало! Мало, что над ней из-за него весь двор потешался, так он еще строил из себя не пойми что!
Она подскочила к Арамису и зло бросила ему в лицо:
- Надо было оставить Вас самому разбираться с виконтом. Пусть бы проткнул Вас – и поделом! Она ради Вас на такое пошла, а Вы…
Арамис схватил ее за руку:
- Перестань кричать, объясни толком.
- Да что тут объяснять! Что с Вами было бы, если б Ее светлость не вмешалась? Подумайте!
- Ты хочешь сказать, она это нарочно?
Жанна с неодобрением покачала головой:
- Говорил Пютанж, что Вы туповаты. Да неужели непонятно? Защищала она Вас! Постойте, – девушка всплеснула руками, – Вы, что, подумали, она в самом деле с виконтом? И из-за этого обиделись? Вы ее ревновали?
Жанна захохотала. Она крутила головой, хлопала руками по коленям и никак не могла успокоиться:
- Матерь божья! Чтоб она… с виконтом! А этот ревновал! Ой, не могу! Бедная герцогиня, это же надо было увлечься таким безмозглым! Она… с виконтом! Ой, умру…
Арамис резко тряхнул камеристку за плечо:
- Что ты сказала?
Жанна перестала смеяться и вытерла лицо:
- Ничего я не сказала. Глупость, а Вы не слушайте, мало ли что я болтаю. Ждите, сейчас позову ее.
Она направилась к выходу и у самой двери обернулась:
- Позвать – позову, не знаю только, как извиняться будете.
Арамис не успел толком собраться с мыслями, как вошла герцогиня. Она была бледна, но спокойна, даже равнодушна. Он склонился в поклоне, но она остановилась на пороге и нетерпеливо кивнула ему:
- Сударь, Жанна сказала, что у Вас неотложное дело. Если это не так, прошу Вас прийти в другой день – у меня гости.
- Я пришел засвидетельствовать Вам свое почтение.
Герцогиня холодно ответила:
- Благодарю Вас.
Жанна, подслушивавшая под дверью, с досадой закатила глаза:
- Ох уж эти благородные господа! Нет чтоб покричать, пару оплеух отвесить, глядишь и помирились. Так нет, будут теперь гордостью меряться.
Они стояли друг против друга и молчали. Молчание становилось неприличным, но герцогиня не собиралась приходить Арамису на помощь. Его выручила уже выработавшаяся светская привычка – он поклонился и попрощался. Герцогиня так и не сказала ни слова. Когда дверь за Арамисом закрылась, мадам опустилась в кресло и, кусая губы, стала о чем-то думать.
Жанна за дверью тихонько ругала «благородных господ». Досталось обоим – как Арамису, так и любимой госпоже.
К гостям герцогиня больше не вышла, перед ними извинились – хозяйке внезапно стало плохо. Гости не особо удивились. В последнее время мадам де Шеврез неважно выглядела. Она была задумчивой и очень нервной. Некоторые, особо одаренные развитым воображением, уверяли, что она забеременела от виконта де Юз и теперь боится родить урода. То, что «роману» с виконтом от силы неделя, никого не волновало. Нездоровый вид герцогини был замечен даже Ее Величеством, которая приписала это волнениям, которые они пережили после происшествия в Амьене. Только Жанна могла бы с точностью назвать причину, но Жанну никто не спрашивал.
***
Выйдя от герцогини, Арамис не пошел домой. Он просто не мог оставаться на одном месте и лихорадочно метался по темным улицам и переулкам.
«Я никогда ее не прощу! Жанна все выдумала, герцогиня просто хотела посмеяться надо мной. Но посмеялись над ней… Какой урод этот виконт! Она была такая бледная, бедняжка. Как она только выдержала – шла с ним через эту толпу и каждый показывал на них пальцем, смеялся ей в лицо. Жанна права, я просто ревнивый глупец, как мне извиняться? Я должен был в ногах у нее валяться! Она никогда меня не простит, а я умру; если она не простит меня – я просто умру».
Он не смотрел, куда шел, но ноги сами принесли его домой. Базен ждал его с ужином, но Арамис не мог есть. Он нервно ходил из комнаты в комнату, и в голове у него была одна мысль: «Я умру без нее».
В комнату вошел Базен и церемонно доложил, что его желает видеть камеристка Ее светлости герцогини де Шеврез.
- Прошу прощения за поздний визит. После Вашего ухода я нашла Вашу брошь. Я очень дорожу своей репутацией, да и мадам требует от слуг безукоризненной честности. Я решила сама вернуть Вам эту вещь, чтоб даже тени подозрения не было, будто в доме мадам могут позариться на чужое. Тем более, вещь очень дорогая, как мне кажется. Возьмите.
Арамис хмуро посмотрел на игру блесток на ладони Жанны:
- Это не мое. То есть, было мое… Но я больше не пользуюсь благосклонностью мадам, так что пусть это останется у Ее светлости – это принадлежит ей.
- Так сами ей об этом и скажите, – нахально заявила Жанна. – Вы после перемените мнение, а меня ославят как воровку? Вот уж не хватало!
При других обстоятельствах бесцеремонность Жанны разозлила бы Арамиса, но сейчас отказаться от такого повода вернуться к герцогине было выше его сил.
- Хорошо, я сам верну брошь. Ты в карете?
- Да. Мы духом доедем. Гости уже разошлись, но мадам еще не ложилась, сказала – не спится.
Они действительно доехали очень быстро, и через каких-то десять минут Арамис уже стоял в будуаре мадам де Шеврез. Спустя еще четверть часа герцогиня отпустила Жанну:
- Подай вина и фруктов и до утра ты мне уже не понадобишься.
- Значит, совсем убедились, мадам?
Герцогиня усмехнулась:
- Да, теперь уже никаких сомнений – он не шпион, и никем не подослан. Просто влюбленный…
- Дурак? Только поманили – помчался, как ошалелый.
- Это ты дура, а он очень мил и предан.
- Ага, и до утра я уже не нужна, да?
- Именно, иди отсюда, – засмеялась герцогиня. – Утром придешь пораньше, надо будет незаметно его вывести. Про этого юношу никто не должен знать.
- Понимаю, мадам. Счастливой ночи!
- Ох, дождешься когда-нибудь!
Герцогиня, смеясь, удалилась в спальню, оставив Жанну, вполне довольную таким поворотом дел.
***
История с де Юзом не получила продолжения. Виконт был забыт, а герцогиня снова появлялась с графом де Шале и – небывалое дело! – собиралась хранить ему верность. Все, кто до этого пользовался благосклонностью герцогини, получили отставку. Болезненные состояния прошли бесследно, и мадам снова цвела как майская роза. Даже растущая неприязнь короля не могла стереть с ее лица довольной улыбки.
Арамис тоже ходил сияющий, но, к счастью для них, никому не приходило в голову связывать эти два обстоятельства. Спокойный, уверенный, он теперь был окружен неким ореолом, который неодолимо притягивал дам.
Но Арамис стал другим. У него больше не кружилась голова от одного благосклонного слова, любовь герцогини одела его в броню, и никакие пылкие взгляды не могли затронуть его сердца.
Сердца, но не тела.
Оно желало жить своей жизнью, и Арамис не раз сердился на себя за игривые мысли, с которыми порой не мог совладать. В такие моменты он хватался за перо и сочинял самые возвышенные и целомудренные стихи, в которых воспевал свою Мари – его мучило раскаяние.
Герцогиня знала все, Арамис не в силах был скрыть от нее хоть что-то. Он покрывал ее руки поцелуями и твердил, что недостоин ее, но Мари почему-то не сердилась. В ее глазах вспыхивали задорные искорки и она начинала расспрашивать о других дамах, об их достоинствах и недостатках, о тех мыслях и желаниях, которые они пробуждали в Арамисе. Он не понимал ее интереса и, заливаясь краской, твердил, что любит только ее.
Она единственная имела власть над ним, над другими он уже властвовал сам. Теперь, когда он мог быть спокойным в женском обществе, он обнаружил, что, оставаясь почти равнодушным, он возбуждает в женщинах горячее желание его завоевать. Раньше он пытался привлекать их внимание, теперь он снисходительно позволял себя опекать.
Капитан де Тревиль по достоинству оценил успехи своего мушкетера и приглашал его каждый раз, когда предполагал принимать за обедом дам. Мадемуазель де Ла Тур неукоснительно появлялась у капитана, но Атос там больше не показывался.
Арамис не понимал странной жестокости де Тревиля, который ставил Атоса в караул каждый раз, как давал обед, лишая мадемуазель де Ла Тур возможности общаться с дорогим ей человеком. То, что так происходило по просьбе самого Атоса, ни разу не пришло ему в голову.
Мадемуазель де Ла Тур очень нравилась Арамису, но он уже понял, что интересен ей, прежде всего, как друг Атоса.
Она сама ни разу не спросила о мушкетере, но Арамис видел, как вспыхивали ее глаза, и с каким волнением она слушала, когда он заговаривал про Атоса. Встретив Арамиса в салоне мадам Рамбуйе, она не скрывала своей радости, но все оживление сразу ушло, когда она поняла, что здесь Арамис бывает один, без Атоса.
Арамис без труда догадался, что с мадемуазель де Ла Тур. Он узнавал в ней себя, когда он мучился, не смея надеяться на взаимность, и жадно ловил хоть какую-то весть о той, кого любил без памяти. Все чаще ему приходила в голову мысль, что именно такая девушка – красивая, гордая, чистая – могла быть достойна Атоса. Они были бы прекрасной парой.
Предавшись такому увлекательному занятию, как изучение женской природы, Арамис несколько забросил своих друзей. Поэтому когда Атос пригласил его провести вечер, он с радостью согласился.
Они собрались втроем у Атоса и, увидев друзей, Арамис понял, как соскучился по ним. Атос к их приходу успел не только заказать ужин, но и выпить изрядное количество вина, а потому был очень мрачен и молчалив. Портос, напротив, был оживлен и доволен жизнью. Он попенял Арамису на то, что он их забросил, и стал рассказывать, как много Арамис потерял, пропуская их веселые пирушки.
- Вот скажем, вчера, Арамис. Вы не представляете, как мы повеселились! К толстухе Марго явились два гвардейца, которые остались ей должны еще с прошлого раза. И, вообразите себе, они заявили, что ничего такого не помнят! Бедная Марго так рыдала! Мы не могли видеть этого безобразия.
Арамис улыбнулся. Он прекрасно знал, как умеет Марго «выжимать» своих клиентов. Просто немыслимо, чтоб она просто так отпустила кого-то, кто остался должен. Порой от нее уходили полураздетыми, а иногда даже без шпаги, потому как к должникам она была крайне сурова, и в оплату принимала все, вплоть до шпор и шляп.
- Может Марго и ошиблась немного, – хмыкнул Портос, – так что за беда? Все равно пришлось им платить второй раз, так чего было спорить?
Портос захохотал.
- Они клялись честью, что заплатили… – мрачно заметил Атос. – Дворянин не может лгать.
- Вы полагаете, Марго все выдумала?
Атос не ответил, но выражение его лица было красноречиво: «Не сомневаюсь».
Портос подергал себя за усы:
- Так Вы считаете, что тот гвардеец говорил правду?
Атос кивнул.
- Тогда зачем Вы его проткнули? – удивился Портос.
- Он был непочтителен.
- С Марго? Не заметил.
- Со мной, - холодно поправил Атос.
- Как видите, дорогой Арамис, - Портос повернулся к молодому человеку, - мы славно повеселились. Жаль, мне пришлось уйти пораньше.
Он многозначительно посмотрел на друга, ожидая вопроса. Арамис, улыбнувшись, послушно спросил:
- Важное дело?
- Еще какое! – Портос приосанился. – Вы знаете, некоторые мужья слишком ревнивы и приходится видеться тайком, во всяких церквях и монастырских садах. Но тем приятнее найти преданность и верность там, где не ожидаешь. Даже если это ммм… герцогиня.
- Вам очень повезло, – холодно заметил Атос.
- Вы сегодня уж очень мрачно настроены, дорогой мой.
- Да, Атос,- поддержал друга Арамис. – Я думаю, что ее положение тут ни при чем. Неужели титул обязательно предполагает неискренность? Конечно же, она расположена к Портосу, и не могла остаться равнодушной к его достоинствам. У него есть все основания рассчитывать на это.
- Безусловно, – важно подтвердил Портос.
Атос вместо ответа печально улыбнулся и налил всем вина.
- Даже герцогиня может влюбиться. Наш Портос тому доказательство. – Арамис не сводил глаз с Атоса. – Вы совсем этому не верите?
- Вам лучше знать. Давайте выпьем.
Портос не заставил себя просить дважды. Арамис почти не прикасался к стакану, но два его друга прекрасно управились без него. Портос заплетающимся языком продолжал рассказ про свою даму, которая совершенно потеряла голову и готова ради него на все. Атос больше не сказал ни слова.
На середине рассказа Портос неожиданно уронил голову на руки и захрапел. Арамис встревожено привстал, но Атос спокойно пояснил:
- Хозяин «Шишки» прислал новое вино. Сказал очень крепкое. Был прав. Пусть спит, нам его не перетащить. Вам налить?
Арамис отрицательно покачал головой.
- Как знаете. Я выпью.
- Атос, Вы, правда, не верите?
- О чем Вы?
- Вы знаете.
Атос помолчал, потом отрицательно покачал головой:
- Нет.
- Но почему?
- Потому что все заканчивается ложью.
- Всегда? – недоверчиво улыбнулся Арамис.
- Всегда, - твердо ответил Атос.
Арамис рассеянно передвигал стакан с места на место и на лице его появилось нежное выражение – он улыбался своим мыслям.
Атос отвернулся.
- Граф де Шалю спрашивал о Вас, – неожиданно сказал Арамис. – Он заметил, что Вы перестали бывать у де Тревиля.
И более выразительным тоном добавил:
- И не только он заметил.
Атос обернулся и в упор посмотрел на Арамиса:
- Нам лучше прекратить этот разговор.
- Но Атос, почему Вы не желаете меня выслушать?
- Я знаю, о чем Вы хотите говорить.
- Не о чем, а о…
- Я знаю. Потому и прошу – поговорим о другом. Как Ваши успехи в стрельбе? Портос говорил, что напрасно прождал Вас третьего дня. Это неразумно. Вы не настолько хорошо владеете мушкетом, чтоб пренебрегать этим. Вы теперь мушкетер, и это должно быть для Вас главным.
- Атос, я помню и ценю эту честь, поверьте. Но это не все, что есть в жизни.
- Для Вас – быть может.
- А для Вас?
Атос бросил на Арамиса такой мрачный взгляд, что тот не решился продолжать.
Они сидели так довольно долго, слушая храп Портоса, и оба чувствовали неловкость. Атос молча пил.
Арамис не выдержал первым:
- Если Вы не возражаете, я пойду.
Атос кивнул.
Дверь за Арамисом закрылась и он не услышал, как Атос прошептал:
- Блажен, кто верует.
Мрачные пророчества Атоса нисколько не испортили Арамису настроения. Он твердо знал, что их с Мари любовь будет вечной и верной.
Его тревожила мысль про мадемуазель де Ла Тур. Он никак не мог понять, почему Атос так упорно отталкивает ее. Сам Арамис не видел в ней никаких изъянов и, если бы его сердце не было занято, пожалуй, сам бы влюбился. Как и де Тревиль он спрашивал себя: «Кого ему еще надо?»
Почему Атос так уверен, что все будет ложью? Мадемуазель де Ла Тур сама юность и невинность – разве такая может лгать?
Арамис не хотел в это верить и старательно гнал от себя опасение, что Атос прав. Ведь если сама невинность может оказаться пороком, то его Мари…
Нет, Атос ошибается. Мари любит его, а мадемуазель де Ла Тур любит Атоса. Если бы только она могла сама поговорить с ним, Атос изменил бы свое мнение. Он бы все понял и поверил в ее искренность.
Через несколько дней Арамис встретил мадемуазель де Ла Тур у мадам Рамбуйе. Девушка не так давно стала бывать в этом салоне и, еще не успев пресытиться, появлялась там часто. Арамиса она, как всегда, приветствовала очень тепло. Они заговорили о последнем обеде у капитана и Арамис решился:
- Жаль, что мой друг не был там.
- Он сожалел об этом?
Арамис не смог солгать:
- Нет, но я уверен, что Вы гораздо более подходящее для него общество, чем дуэлянты и драчуны.
Мадемуазель побледнела и резко встала:
- Прошу Вас, проводите меня в сад – здесь слишком душно.
В саду они оказались одни, поздний октябрь не располагал к долгим прогулкам. Но мадемуазель была рада их одиночеству. Убедившись, что чужих глаз здесь нет, она схватила Арамиса за руки:
- Шевалье, я могу рассчитывать на Ваше расположение, не так ли?
Арамис поцеловал ей руку:
- Я Ваш преданный друг, мадемуазель.
- И Вы не осудите мою откровенность?
Вместо ответа он снова склонился над ее рукой.
- Вы говорили ему обо мне? Признайтесь.
- Сударыня…
- Прошу Вас, будьте честны. Говорили?
- Да.
Она закусила губу:
- И Вы ничем не можете меня утешить? Так?
- Мадемуазель, у него есть основания не доверять женщинам, но уверен, это никак не относится к Вам. Если бы он мог узнать Вас ближе, он бы увидел не только Вашу красоту и знатность, Ваш ум и гордость, но также Вашу чистоту и сердечность, Вашу искренность…
Девушка стала бледна, как смерть:
- Замолчите! Мою чистоту и искренность… Значит, для меня нет никакой надежды…
Арамис смотрел на нее с недоумением:
- Почему?! Узнав Вас, он бы понял, что не все женщины одинаковы, а Вам можно довериться.
Она вздрогнула, словно эта фраза хлестнула ее наотмашь.
- Прошу Вас, замолчите, - прошептала она. – Вы ничего не знаете. Я была глупа и самонадеянна и полагала, что всего лишь обидела его. Но это не была обида, это было жестокое оскорбление, и я оскорбила его еще больше, думая, что он не придаст такому значения. Однако я ошиблась – такое не прощают.
- Неужели ошибку нельзя исправить?
- Желаю Вам, чтоб та, которую Вы полюбите, никогда не совершала ошибок, которых Вы не сможете простить. Прощайте.
Она развернулась и, не дав Арамису времени ответить, быстро ушла.
Через некоторое время стало известно, что мадемуазель де Ла Тур покинула Париж. Говорили, что не найдя для дочери достойных женихов во Франции, мадам де Нассау решила поискать их у себя на родине – в Нидерландах.