Когда капитан де Тревиль отчитывал Арамиса, он из соображений дисциплины грозно хмурил брови. Но про себя он посмеивался и жалел юношу. Его мушкетерам не раз приходилось становиться объектами неумных шуток придворных и далеко не всегда они заканчивались так безобидно. Насколько понял капитан, мадам де Верней пожелала выставить в смешном виде герцогиню де Шеврез и, судя по всему, ей это удалось. Вдаваться в детали капитану не хотелось, ему было все равно, как дамы относятся друг к другу, лишь бы не трогали его мушкетеров. Главное, Арамис все понял и второй раз так не попадется.
Чтобы немного смягчить полученный удар, капитан решил пригласить Арамиса на обед. Правда, когда Тревиль узнал, кто еще изъявил желание быть у него гостем, он чуть было не отменил все. Второй раз ему хотели оказать честь своим посещением господа де Ла Тур. На этот раз только герцог де Буйон и мадемуазель де Ла Тур. Капитан был уверен, что девушка пришла бы и одна, если б то допускалось правилами приличия. Одолеваемый разного рода предчувствиями капитан ждал назначенного дня.
В последний момент он хотел просить Атоса не приходить, но потом передумал. Во-первых, его он пригласил намного раньше, во-вторых, не считал нужным лишать себя и остальных гостей приятного общества и, в-третьих, он не знал, что будет хуже – отдать Атоса на растерзание мадемуазель или выдержать ее гнев, когда она обнаружит его отсутствие. Он просто предупредил Атоса, что его ждет. Атос только пожал плечами:
- Капитан, мадемуазель прекрасно умеет держать себя в обществе, а оставаться с ней наедине я не намерен. Вы можете быть спокойны.
Арамис к обеду готовился особо тщательно. Решив порвать связь с герцогиней де Шеврез, он не придумал ничего лучше, как найти ей замену и приглашение капитана открывало ему широкое поле для деятельности. Он решил, что будет флиртовать со всеми дамами, независимо от их внешности, возраста и положения и поклялся себе, что ни разу за вечер не вспомнит имени изменницы. Он напомнил себе о поездке в Амьен, когда его окружали достаточно знатные особы, о том, что его всегда рады видеть в светских салонах и ступил на порог особняка де Тревиля с самоуверенной улыбкой на губах. Однако его запала хватило ненадолго. Здесь общество было иным – намного больше мужчин, чем у Рамбуйе, и более церемонная атмосфера. К тому же темы, на которые тут беседовали, ставили его в тупик – о многом он понятия не имел и мог только молча слушать.
Совершенно неожиданно ему на помощь пришла мадемуазель де Ла Тур. Словно опытная хозяйка, зорким глазом она заметила его смущение и направила разговор так, что Арамис смог принять в нем участие и даже пару раз блеснуть меткими замечаниями. Впрочем, она опекала не только Арамиса, хотя и отдавала ему едва заметное предпочтение.
Капитан не мог надивиться на девушку – лучше не справилась бы и хозяйка дома. Исключительно теплой и приятной атмосфере гости были обязаны именно ей. Арамис, чувствуя поддержку, очень скоро освоился. Может он и хуже разбирался в охоте и придворных обычаях, зато многих превосходил остроумием и тонкостью суждений.
Ему льстило внимание мадемуазель де Ла Тур, но в глубине души что-то смущало его. Он старался ей понравиться, но ее взгляд, хоть и доброжелательный, время от времени становился пустым, как будто она смотрела на него и не видела. Правда длилось это не более нескольких секунд и девушка снова улыбалась и кивала ему головой. После одной из особо удачных шуток окружавшие Арамиса гости просто покатились со смеху и он невольно оглянулся туда, где стоял Атос. Ему хотелось, чтоб друг оценил его успех.
Атос стоял неподалеку и вел серьезный разговор про особенности абейажа* в Бурбоннэ. На группу, в которой был Арамис и мадемуазель де Ла Тур, он не обращал никакого внимания: его собеседники были полностью поглощены беседой и только недовольно хмурились, когда громкий смех отвлекал их.
Арамис разочарованно вздохнул, и повернулся было к своей компании, но лицо мадемуазель де Ла Тур заставило его замереть. Она тоже не сводила взгляда с группы, где был Атос, и пустоты в этом взгляде не было. У Арамиса мурашки побежали по спине от этого мучительно откровенного взгляда. Он инстинктивно сделал шаг вперед, закрывая ее от посторонних, и слегка коснулся ее руки, пытаясь напомнить, что она здесь не одна.
Мадемуазель де Ла Тур слушала Арамиса, вежливо улыбаясь, и думала, что Атос должен оценить ее безупречное поведение сегодня.
Она так старалась показать себя, что он не мог не заметить этого. Он должен что-то сделать, сказать – она ждала похвалы и одобрения. Неужели он не видит, какой совершенной она может быть? Да, она допустила ошибку, но она исправилась и больше никогда не позволит себе подобной глупости. Она может быть достойна его уважения и он не может не оценить этого.
...Атос, вежливо поклонившись, оставил своих собеседников и направился к мадемуазель де Ла Тур. Ее сердце радостно забилось. Он смотрел на нее и улыбался, в глазах была не просто приязнь – симпатия. Девушка улыбнулась в ответ, готовая услышать что-то большее, чем просто комплимент. Он подошел к ней, взял за руку…
- Мадемуазель де Ла Тур, Вы слышите? – Арамис осторожно пожал тонкую руку, - мадемуазель, что-то случилось? На Вас смотрят, у Вас такое лицо…
Девушка вздрогнула и потерянно поглядела на озабоченного Арамиса.
- Ах, это Вы...
Атос по-прежнему внимательно слушал размахивавшего руками графа де Шалю в нескольких шагах от нее и не смотрел в ее сторону.
- Нет, - она закусила губу, - со мной все в порядке. Я просто задумалась… задумалась над тем, что Вы говорили. Продолжайте, прошу Вас, это очень интересно.
Усилием воли она заставила себя сосредоточиться на том, что говорил Арамис, и до конца вечера больше ни разу не посмотрела на Атоса.
Капитан де Тревиль никак не мог поверить, что все обошлось. Только когда гости стали расходиться и сердечно благодарить за превосходный вечер, он понял, что действительно все обошлось. Он был достаточно опытен и как мужчина и как светский человек, чтобы понимать, кому он обязан успехом сегодняшнего обеда, поэтому с мадемуазель де Ла Тур он попрощался особенно тепло и слова одобрения, которых она так жаждала от Атоса, она услышала от де Тревиля. Ее гордая сдержанность вызвала у капитана восхищение - он все понял и посочувствовал ей.
Прощаясь с Атосом, она была спокойна, по крайней мере, внешне, и никто бы не сказал, что этот человек значит для нее больше, чем любой из гостей. Никто, кроме Тревиля и Арамиса. Они не сводили взгляда с этих двоих, невольно ожидая какой-то вспышки.
Но ничего не произошло. Мадемуазель уехала, а Атос спокойно распрощался с капитаном.
Они шли с Арамисом домой, и молодой человек всю дорогу ждал, как ждала у Тревиля мадемуазель де Ла Тур – хоть какого-то слова, может поощрения, может неодобрения, хоть чего-то. Но Атос был молчалив и равнодушен. Арамис не выдержал и заговорил сам.
Атос все так же молча выслушал его восторги по поводу прекрасного вечера, сдержанные похвалы самому себе и неприкрытые комплименты той, кто была там королевой.
- Мадемуазель де Ла Тур могла бы даже не представляться - сразу видно, какого она рода.
Атос равнодушно пожал плечами:
- Не хуже и не лучше других. Такая, как все.
- Все? – Арамис горько усмехнулся. Воспоминания о герцогине де Шеврез, которые он успешно гнал весь вечер, нахлынули на него с новой силой. – Вы ошибаетесь, она лучше других.
Атос остановился и посмотрел на Арамиса странным взглядом:
- Милый мой, она – НЕ ЛУЧШЕ. Вы молоды, и в силу возраста судите по внешности. Мадемуазель выглядит такой чистой, невинной и открытой, но она такая, как все.
Он замолчал, давая понять, что разговор ему неприятен. Но мысль о герцогине сделала Арамиса нечувствительным к настроениям друга:
- Не лучше? О, нет! Вы не знаете! Вы даже не представляете, насколько она чище и честнее, чем… неважно.
Атос только презрительно усмехнулся и покачал головой.
Когда они распрощались, Атос еще некоторое время смотрел Арамису вслед и невольно обдумывал его слова: «Глупый, он еще способен очаровываться. Мадам де Нассау надо поскорее выдать дочь замуж. Двадцать лет, а ума нет совсем. Анна уже в шестнадцать…»
Мысль выскочила так быстро, что он не успел ее удержать. Он громко выругался, старательно вслушиваясь в грубые слова, чтоб не слышать своих мыслей, но сердце уже болезненно сжалось и захотелось выть от бессилия, от невозможности избавиться от нахлынувших боли и горечи.
Он выругался еще громче, снова и снова, зная, что это не поможет. Как не поможет ни вино, ни усталость, ни боль от ран. Только общество друзей пусть ненадолго, но давало видимость забытья.
Да, теперь это было все, что у него осталось – его друзья.
_________________________________________________________
* - одно из сеньориальных прав