Метр с пилоткой. Часть вторая

Семенов Владимир
Предупреждение.
В тексте есть описания нетрадиционных отношений.
Читать только после исполнения ВОСЕМНАДЦАТИ ЛЕТ.

* * *

ЧАСТЬ ВТОРАЯ "О ТАЙНОМ,  ЧТО СТАНОВИТСЯ ЯВНЫМ".



«А скажи-ка мне, милый друг Вася, это откуда ты о «пидорах» нахватался? Если сам говорил, что в деревне друга - собеседника у тебя не было. Кто же и где тебя о таком просветил?», - спросил я. «Так получилось, что не столько наслушался, но и сам видел. Нас, как в районе на сборном пункте по командам разделили, то выдали сухие пайки, но их ненадолго хватило. Вот и вынуждены мы были в областном центре запасаться новой жратвой. Видимо на эти цели у лейтенанта были средства отпущены. Вот и послал он сержанта старослужащего да нас двоих призывников с вещмешками в торговый центр, что недалеко от вокзала. Мы то, с напарником заспанные, да грязноватые, а сержант, прямо как герой плаката «Отличник боевой и политической подготовки Российской Армии!».

Высокий, русоволосый, опрятный, парфюмом благоухает. Форма в обтяжечку! Как спереди, так и сзади всё настолько подчёркивает, что он прямо как в балетном трико. И половинки попки округлой, при ходьбе напрягаются, и бугор так чётко разделяется на ствол и яйца. Я всё думал, если у него в спокойном состоянии такие конфигурации, что будет, когда встанет. Ну, ходим мы по первому этажу, где продуктовые отделы и складываем в тележки то, что сержант выбирает. Того я парня сразу заметил. Уж больно он на командира всё пялился. А глаза масляные такие и губы облизывает. Взгляд - то «на корме округлой», задерживается, то на соблазнительном возвышении между ног. Выбрали, оплатили, вышли. А этот за нами, а в руках четыре пачки мороженного, типа пломбир. Стоим, мешки увязываем. А юнец рядом, и так с улыбкой доброжелательной сладкое нам всем предлагает. Мол, сам недавно из армии, вот и решил браткам приятное удовольствие в жару сделать. А чего отказываться, если от чистого сердца? Ну, мы-то сразу бумагу сняли и давай облизывать «урча, как коты у миски со сметаной», а они вдвоём в метрах двух стоят и о чём - то тихо говорят. Потом подошли. Нам свои пачки отдали и вверх по эскалатору стали подниматься. Мне интересно стало, куда это они намылились? Передал приятелю свою порцию, да и двинул следом.

Держусь так, чтобы были в поле видимости, но и себя, чтобы не обнаружить. Смотрю, а они выше, аж до пятого этажа поднимаются. А потом через весь холл в дальний угол и в дверь вошли. Подхожу, смотрю на ней табличка: «Служебный туалет. Вход посторонним строго запрещён!» Я-то уже давно отлить хотел, вот и обрадовался, что есть причина, если что отмазаться от лишних вопросов, мало ли запалюсь. Осторожненько так дверь открываю и «на цыпочках» захожу. В тамбуре умывальник с сушилкой электрической, а дальше три кабинки с одной стороны и проход. Слышу в дальней, что выходит прямо к окну, еле слышимый шёпот. Ну, я тихо-тихо прошёл в соседнею и дверь на защёлку закрыл.

Смотрю, а в стеночке две дырки так аккуратно кем-то просверлены, одна повыше, а другая пониже. Припал я глазом. И всё как в кино видно. Стоят они рядом, и хлопец нашего сержанта руками оглаживает. При этом слышу, как говорит: «Я действительно служил в армии. Там с другом и попробовал. Как она сладка - любовь к парню! Вот с тех пор и не могу себя сдержать, как только увижу ладненького военного. Ты уж прости, но ты мне люб, разреши себе со мной кайфануть». А сам опускается на корточки и начинает расстегивать пуговицы на брюках. Сержантик молчит, и руками его волосы ворошит. Смотрю уже и штаны спущены вместе с трусами. И на свет божий такой аппетитный инструмент выскочил. Толстенький, залупястенький, а торчит так, что к животу льнёт. А шляпка, мало того что капелькой сока в центре украшена, но такая красно-ароматная, как ягода виктория, особый сорт размером с «райское яблочко».

«Ух, ты, какая прелесть!», - глазёнки парня загораются таким огнём похоти, что сверкают, как у волка в лесной пустоши ночью. Смотрю, он пару раз руками скользнул, как винтовку перезарядил. Своим курносым носом к яичкам припал, втягивая с наслаждением запах. И язычком по всему стволу до головки побежал. Да и заглотил! Навскидку не меньше девятнадцати – двадцати сантиметров. Итак, он это умело орудовал. Да так быстро, что залупа как буёк в волнах то появляется, то исчезает в ласковом захвате губ. Смотрю, командир наш голову от удовольствия запрокинул, щерится как мартовский котяра, а сам поглаживает светлые волосы парня и такие небольшие прижатые ушки. А тот вовсю старается: сосёт и сосёт. То быстро, то медленно. То достанет изо рта и яйца заглотит. То опять почти весь початок затягивает. Да так смачно, что у меня в штанах аж дымиться стало. Я, недолго думая, стал свою драгоценность через ткань оглаживать. С этими передрягами, вот уже третьи сутки не ублажал себя «до нирваны» состояния умиротворённости и высшего счастья.

А паренёк разошёлся не на шутку! Как к роднику, к перцу припал. А руками одновременно половинки ягодиц мнёт. Ещё и урчать успевает, как закипающий чайник. Такую скорость развил, что курьерский поезд. Вижу, мой сержант набычился, руками уже не гладит, а схватил за уши, и сам толкает со всей дури. Да так, что мошонка о подбородок хлопает. Потом выгнулся дугой и ухнул так звонко-звонко, как раненный олень. Кончил! Спермы видимо так много накопил, что она во рту не умещается. Хотя кадык нижнего прямо поршнем ходит, так старательно тот сглатывает. Двумя струйками она из краёв губ вытекать стала. Командир его поднимает и взасос целовать стал, и сам же свою спущёнку языком собирает.

Лица у обоих довольные, как будто торт на дне рождении вдвоём слопали. Потом руки его на задницу парня опустились, и мнёт он их так, что с одной стороны как будто ласкает, а с другой оторвать хочет. «Что, друган, хватит силёнок меня ещё и оттрахать? Или перевелись в армии жеребцы – экстремалы, а остались только те, у кого и хватает пороху на один только залп?», - услышал я шёпот юноши, который руками так эротично чуть поникшую колбаску сержанта мацает.

«Да я после армейского сексуального голода, готов тебя иметь во все дырки целые сутки. Жаль только, у меня нет презика. А то бы твоя попка была бы ублажена и парила, отделившись от тела в небесах! Как хоть зовут тебя, любовничек? Меня то Антоном родители нарекли!», - пробасил уже без всякой опаски воин. Гражданский уже вновь стоял на коленях и с чмоканьем обсасывал почти готовое орудие к новому бою «на тропе случайной любви»: «А я Димкой с детства зовусь. Держи резинку, да и крем. Не хочу ходить в развалку, как утка. Мечтаю летать как аэроплан после твоего могутного заводного стартового ключа!»

Антоха надорвал упаковку, вытянул ствол из жарких губ молодого минетчика и раскатал резину по своему клинку. Затем подняв с колен, стал расстегивать рубашку и стягивать шорты. Да, что ни говори, но Димкино тело не уступало в красоте. Обнажённое стройное юношеское! Кубики накаченного пресса, а чуть ниже торчащий увесистый огурец в обрамлении густой, но коротко остриженной поросли светлых кудряшек. А попка, как спелый персик, так и манит к себе.

«Избушка – избушка, встань ко мне задом, а к окну передом!», - с шутливостью сказочницы из фильма пропел тонким голосом похотливый армейский самец. Обхватив корень парня и слегка его подрачивая, Антоша стал второй рукой смазывать свою залупу и корму партнёра. Видно, как делал он это уверенно мастерски и не жалея крема. В сладенькую норку провалился один, а потом и второй палец. Димон от движения одной руки по стволу, а другой в попке начал постанывать. Вот этого я точно уже не мог вытерпеть. Мой дрын прямо разрывал брюки своей железобетонностью. В набалдашнике свербило и просило поласкать хотя бы рукой.

Как же я хотел оказаться третьим в той кабинке! Ведь к своим восемнадцати годкам даже порнуху не видел, а тут реальный секс двух таких симпатичных парней. Это я позже, когда неистово онанировал в казарме, вспоминая всю эту картину, понял, что наверняка в тот момент меня никто бы не оттолкнул. И уж точно бы Дима отсосал, пока его сношали в зад. Но сейчас, находился в каком-то ступоре. И единственное на что хватило меня, это закусив губы, мощно гонять своего лысого. Да так, что успел за это время кончить аж три раза.

Вот вижу, как после недолгих приготовлений Антон приставил раздувшийся «красный цветок» к сладкой вороночке. Как обхватив за бёдра, стал осторожно входить в нутро медленно до самого конца. Как упёршись яйцами, застыл и, хлопнув по крупу, стал массировать соски и дрочить партнёру штырь. Как спустя несколько минут, услышав удовлетворённый выдох: «Ах! Давай! Глубже и что есть мочи!», начал двигать одной лишь попкой, как поршнем двигателя внутреннего сгорания.

Бог мой, какая удивительная панорама скачек. Какой великолепный прогиб! Два голых тела покрытые капельками пота не то от старания всё взять и всё отдать, не то от летней жары, скользили друг на друге. Темп то увеличивался до мощных стонов, то замирал до сладостного аханья. Ствол то влетал со скоростью стартующей ракеты, то заглублялся только на длину залупы. А какое разнообразие толчков. А вращение по кругу попки «ведущего старателя». А неистовое нанизывание сложенного буквой «г» тела парня. Всё это было настолько возбуждающе красиво! Я не замечал, как терзая своё богатство, кончаю на стену струя за струёй в который раз.

А уж когда они сменили позу, использовав широкий подоконник, как ложе. Нас, уже троих, но в разных кабинках, стало просто зашкаливать. Димка обхватил ногами попку Антона. Тем самым, раскрыл себя дальше некуда для проникновения. Но и помогал вогнать лом «по самое не могу», прижимая этим кольцом тело «нападающего» к себе. И, видимо, достигли пика удовольствия. По лицам обоих читалось, как всем своим существом они покинули это непрезентабельное место, когда парили в море чувств и ощущений. Сержант, продолжая трахать, стал надрачивать гордо смотрящий вверх член Димыча. «Да! Вот так! Не останавливайся, прошу! Ещё! Давай! А!», и вверх, под все эти стенания, полетел фонтан брызг. Вслед за этим сильный посыл попки, рык и бессильное падение на грудь распластанного под ним любовника.

Оба застыли, видимо, оценивая и впитывая шквал ощущений. Какая красота в этой скульптуре! Гимн ЛЮБВИ! Дуэт, воспевающий ЭРОСА! Оратория, восхваляющая саму ЖИЗНЬ! Понимая, что теперь уж точно третий лишний, я вытираю обконченную руку о туалетную бумагу, и тихо ухожу, по пути застёгивая пуговицы брюк.

Сержант появился на лестнице один, минут через пятнадцать после моего возвращения. Он светился как утреннее солнышко после ночного дождя. Улыбка, как флаги на площади, только ещё больше красило его симпатичное лицо. В руках он вертел листок бумаги. Надо думать с номером телефона. Ведь жизнь так не предсказуема! И кто знает, может быть эти двое ещё и встретятся».

Я слушал рассказ моего нового знакомца и удивлялся, насколько ярко и эротично он мне его поведал. Видимо этот эпизод чужой жизни настолько на него повлиял, что он, как новое пальто или костюм, не раз примеривал его к своему внутреннему «Я». И почему то мелькнула мысль, что при определённых обстоятельствах Васенька и сам не прочь стать участником чего-то похожего. Рассматривая одухотворённое лицо малыша-крепыша, глаза которого светились желанием изведать уже им увиденное и не раз пережитое в мыслях. Подумал, что и у меня есть надежды на отношения с ним. Тем более что росточком он до героя – любовника, на которого вешаются как девушки, так и парни - не вышел.

«Ну, что тебе сказать, мой юный друг. То, что ты мне рассказал – это ЖЕЛАНИЕ обоих достичь того, ради чего мы все существуем - ЛЮБВИ. Они оба были готовы к тому, чтобы быть вместе. И если бы не обстоятельства, обусловленные воинской службы, кто знает, как сложились их отношения. Ведь заметь, в твоём рассказе я не услышал ни слова о насилии или оскорблении. Они и к сексу пришли, только потому, что были друг другу приятны. Они возбуждали один другого своим простым наличием на земле. Так что, как тут не вспомнить строки святого писания: «Не судите других и сами не судимы будете»! Ты подумай Васенька обо всём этом. Поверь мне, не важно, кто какого пола. Значимо одно - то, что ты испытываешь к этому человеку. А путь в страну «Нирвана» не заказан ни кому. Мы созданы богом, что бы приносить радость и счастье другому человеку, а не горе и страдания. Вот так! Это мои мысли и убеждения. А ты сам спроси себя, что и как!», - подытожил я.

Внимательно выслушав, Вася взглянул на часы, попрощался и убежал. Что делать? Служба! И опять дни пролетали за днями. Забот у каждого хватает. Периодически солдатик росточком «метр с пилоткой» звонил мне и радостно щебетал о своих простых солдатских буднях. Ему, видимо, было жизненно необходимо общения со мной. Я ЭТО чувствовал по ноткам теплоты в голосе, да по постоянным звонкам, когда у него была такая возможность. В один из дней он, в очередной раз, позвонил. «А мне за хорошую службу дают увольнительную на два дня. Я сказал, что у меня дядя в городе. Это ничего, что я Вас родственником сделал? Можно к Вам на эти дни прийти? А Вы Москву мне покажите?» Слова валились, как горох из короба, перевернувшегося на дороге. А мне, от звучания его голоса, так было ХОРОШО!